Как я не стал писателем

            

                В школу я пошел, когда мне ещё не было семи, потому что уже сносно умел читать, хотя меня никто не учил. Вернее, мой папа дополнительно занимался с моей старшей сестрой, очень старался, всё ей растолковывал, да так доходчиво, что даже я тогда смог всё уразуметь. В начальных классах с первого по четвёртый, учительницей у нас была Анна Прокофьевна, но она часто болела и её на это время замещала Элеонора Фёдоровна. В отличии от учительницы Анны Прокофьевны она была «педагогом», то есть очень принципиальной и очень строгой. Ей видимо сразу не понравился вихрастый с облупленным носом, в видавших видах сандаликах и поношенных штанишках, настырный малец.
                Как-то на одном из внеклассных занятий она решила устроить состязание на глазомер. Нужно было на доске мелом, по большой линейке без делений, провести отрезки заданной длины. Надо было видеть, как я, чуть ли не выпрыгивая из-за парты, тянул свою ручонку, а то и обе сразу – так хотелось отличиться. Но Элеонора меня, казалось, совсем не замечала. Не думаю, что она специально хотела меня опозорить, но я сам этого очень добивался. В конце концов справедливость восторжествовала и она, как она думала, поставила выскочку на место. Из пяти попыток удачной получилась всего одна. 
                И что вы думаете, нет - я был неисправим. Меня этот урок так ничему и не научил. Скажете к чему я об этом? – Дело в том, что через несколько лет, уже в шестом классе я предоставил ей ещё один шанс, ещё одну попытку. На уроке литературы (а она преподавала русский и литературу) нужно было написать сочинение по открытке. И вот Элеонора Фёдоровна прошла по рядам и положила перед каждым по открытке. Передо мной легла прекрасная, красочная открытка со сценами из счастливой жизни советских школьников в замечательном пионерском лагере «Артек». Куда уж лучше, пиши - не хочу!
                Конечно, я не мог писать, как какие-то примерные детки заслуженно отдыхают в Крыму. Не мог врать, да врать! – Так сидел в позе идиота, с точки зрения Элеоноры. К тому же у меня с пионерией с самого начала как-то не заладилось. Когда однажды всю школу привели на площадь Ленина и под грандиозным памятником вождю всему нашему классу повязали галстуки, мне при всех объявили, что я не достоин такой чести, из-за моего плохого поведения. Жестоко. А мне было просто непонятно – зачем меня тогда тащили на это торжество? Что бы публично унизить? Из педагогических побуждений и принципов? Цели этой они не достигли. Я уже никогда не относился с уважением к этой красной повязке.
                Ну вот, значит, сижу я как истукан и не знаю, что же делать. Наконец Элеонора это замечает, подходит ко мне и спрашивает: - В чем дело? Я ей честно говорю, что не могу писать на эту тему. Она сначала стала меня переубеждать, но потом в ней опять заговорил «педагог» и она сказала: - Хорошо, вот тебе другая открытка и если опять ничего не напишешь, пеняй на себя.
                Открытка представляла собой репродукцию картины Ярошенко «Всюду жизнь». Я закусил губу, подумал – вот подстава! Но потом вдумался в сюжет – ребёнок кормит голубей сквозь решётку тюремного вагона. Не знаю, как я проникся этой каторжной тематикой, нет я не стал писать о тяготах жизни в неволе… Я по своей обыкновенной наглости забабахал что-то в стиле Гоголя – «Эх тройка, птица тройка!»  И так вошёл в раж что уже прозвенел звонок, а я всё никак не мог остановиться. Элеонора с трудом отобрала у меня тетрадку.
                На следующий день Элеонора Фёдоровна приходит в класс с каким-то торжественным видом и начинает урок с такой реплики: - Ребята вы знаете среди вас есть один ученик о котором я никогда не думала, что он способен на такое! Ну всё думаю, опять я влип!  А Элеонора Фёдоровна продолжает: - Я хочу вам сейчас прочитать его сочинение – и называет мою фамилию! Точно думаю, влип!  И тут она начинает его читать, да с таким выражением как будто самого Николая Васильевича цитирует.
                Помню Нинка Иванова несколько раз оборачивалась ко мне и глядя на меня своими расширенными кошачьими глазами, (у неё были необычные, вертикально вытянутые зрачки) спрашивала: - Это ты что ли написал, - правда?  На что я делал невразумительную мину на лице и утвердительно кивал. После уроков с победоносным видом прихожу домой и с важностью демонстрирую пятёрку в тетрадке.
                Да…  Видимо тогда был не мой день, вернее вечер. На родителей, которые всегда упрекали меня за неудовлетворительные оценки, это не произвело никакого впечатления. А я не унимаюсь ну вот же смотрите –  пя-тёр-ка! А мне в ответ: - Да отстань, не до тебя! Да, видно, и правда было не до меня и моего триумфа. Со временем это всё забылось, но писателем я так и не стал, даже и в мыслях не было…               
                Единственная кто ещё очень долго помнила и следила за моей судьбой, даже когда я перешел в другую школу это была учительница литературы Элеонора Фёдоровна.