Тонкая грань
Посвящается моей дорогой незабвенной маме
Человеческая душа непостижима, душа взрослого человека. Чего не скажешь о детской. Она чиста и прозрачна, как родниковая вода. Дети не умеют притворяться, лгать и изворачиваться. Они такие, какие есть. Конечно, среди них тоже есть добрые и не очень, есть вспыльчивые и, наоборот, спокойные, есть игривые и задумчивые, но нет лживых, бессовестных и притворщиков. Некоторые дети могут показаться вам жестокими, но это совсем не так. Они не понимают, что такое жестокость. Они- сотворение природы, и будучи детьми, просто подчиняются зову природы, инстинкту. Они могут просто не понимать чего-то, не почувствовать истинный смысл происходящего, не смогут вовремя посочувствовать. Детской жестокости не бывает в природе: это противоестественно.
Это понимание приходит со временем, а в детстве все воспринимается иначе.
Нас в семье было семеро. Я была шестым ребенком. Мать овдовела в тридцать два года и одна воспитывала нас семерых (отец был инвалидом войны, поэтому умер рано). Мой младший брат был для меня объектом постоянного беспокойства. Не знаю почему, но я все время переживала за него. Мне казалось, что с ним непременно должно что- то случится нехорошее, что его могут обидеть. Мне часто снились сны, где я пытаюсь уберечь его от кого- то или от чего-то. Один из них я помню и сейчас.
Стоят взрослые ребята кругом и о чем-то беседуют. Мне кажется, у них какой-то замысел против моего братишки. Они подходят к нему и показывают на узкую глубокую яму и говорят, что там есть золото, только нужно туда заглянуть. Я понимаю, что это обман, что они хотят его туда столкнуть, хочу спасти моего беспомощного наивного маленького братика и не знаю, как это сделать. Ищу глазами старшего брата и вижу его среди толпы пацанов. «Ну почему он не помогает нам, почему?»,- думаю я в отчаянии. Подбегаю к братишке, обнимаю и тащу его подальше от этой страшной черной ямы. Просыпаюсь с ощущением боли и безысходности.
На самом деле в жизни с ним всегда что- то происходило.
То он попал под машину и чудом выжил, пролежал в больнице несколько недель и вернулся домой живым и невредимым. То однажды упал с горы и ударился головой об острый валун, несколько раз тонул в реке, и всегда выкарабкивался, но не в этот раз.
Мы с братиком стояли возле больших двух сумок, забитых разными гостинцами и подарками. На сумках еще лежали две сетки- катомки с банками квашеной капусты и вареньем. «Стойте здесь и смотрите за сумками»,- сказала мама и пошла к кассе за билетами.
Мой пятилетний братик был младше меня на два года. Я уже училась в первом классе, и это были мои первые весенние каникулы. Мама умудрялась помогать своим родным, несмотря на трудности, выпавшие на ее долю. В соседнем поселке жили ее мать (наша бабушка), сестра и братья: старший и младший. У маминого младшего брата было девять детей. Нам нравилось ездить к ним в гости: мы там играли с оравой ребятни, веселились, бегали без устали на улице до самого вечера.
После работы в конце недели мама стала собираться к ним в гости. Все подарки и гостинцы были приготовлены заранее. Она собственноручно сшила моему братику костюм- двойку и кепку из бордового вельвета, мне смастерила яркий сарафанчик. Щеголяя друг перед другом в красивой обновке, в новых сапогах, мы предвкушали предстоящие события: развлечения, угощения, поездка в автобусе. У мамы было хорошее настроение, в глазах- блеск, блуждающая улыбка на лице.
Приехали мы в Петропавловку поздно. В маленьком саманом доме с земляным полом было тепло и уютно. Две низенькие тесные комнатки легко и быстро отапливались самодельной глиняной печью с каном (продолговатая лежанка, идущая от печи). Тетя Купан приготовила вкусный бешбармак, и мы, поужинав, быстро уснули. В ста метрах от приземистого дома тетки стоял большой кирпичный дом с высоким фундаментом, шиферной крышей и красивым деревянным крыльцом с периллами, где жили бабушка и мамин младший брат с семьей.
С утра, наскоро попив чай с горячими баурсаками, домашними лепешками и домашним же сливочным маслом, мы направились в «улькен уй». Так называли дом, в котором жила бабушка со своим младшим сыном. Здесь было намного просторнее: большой зал, огромная кухня, и еще одна комната- спальня для бабушки.
Когда мы вошли, бабушка, сидевшая на кошме перед круглым низеньким столом, встала с места, приговаривая: «Мои дорогие верблюжата, мои душеньки»,- медленно, с передышкой, но как-то суетливо, подошла к нам и стала целовать в лоб, щеки. Ее грузное тело истощало тепло и вкус свежего молока. У меня в памяти остался этот приятный, приторно- сладковатый запах, олицетворяющий домашний уют.
Мама прошла в комнату, открыла сумки и начала доставать угощения: конфеты, бублики, пряники. Затем вытащила подарки: скатерть, плед; детям- кофты, вязаные носки и варежки. Наши двоюродные братья и сестра прыгали и визжали от радости. Все были довольны.
Потом взрослые стали готовить праздничный стол, а мы отправились в зал. Старшая сестра фыркала, смотрела на всех надменно, выказывая свое превосходство. Но нам было все равно. Братишки боролись, толкались, мерились силами. Мы весело подбадривали их.
Часа через два обед был готов. Нам постелили на пол клеенку в центре комнаты и положили угощение. Такого веселого обеда давно не было.
С улицы зашел соседский мальчик и сказал, что на реке трактор копает ямы, берег трескается и обваливается пластами, и что все дети собрались там.
Этого было достаточно- мы все с шумом оделись и побежали в сторону реки.
К трескающейся земле подбегали дети и, толкнув ногой в воду, успевали отскакивать обратно. Огромные пласты сырой земли медленно сползали в бурлящую полноводную реку. Это была ранняя весна, Лепсинка, налившись вешними горными водами, перекатывала страшными черными волнами и неслась прямо к огромной плотине. От шума дребезжащего железного трактора- великана не было слышно ничего. Трактор своим огромным ковшом что- то черпал прямо посреди реки, как будто копал яму.
Я стояла в нерешительности, но затем, поборов страх, толкнула небольшой узковатый треснувший пласт, он тихонько качнулся и медленно пополз в воду. Моя нога повисла в воздухе. Еще немного, и я оказалась бы в черной бездне. В это время ко мне подлетел братик, он отбросил меня в сторону, а сам, не удержавшись, бухнулся прямо в реку. Все произошло очень быстро. Сильная река мгновенно подхватила его маленькое тело и с неистовой силой понесла прямо к плотине. Я бежала по берегу и кричала, но меня никто не слышал. Грохот трактора, гул реки заглушали все мои призывные выкрики. Я видела все как в замедленной съемке, как волны перекатывают его со спины на живот, а затем с живота на спину.
К счастью, тракторист заметил его, выскочил из кабины и поймал, вынес на берег, поставил на ноги и вернулся к своей ревущей машине.
Я скинула с себя пальто, накрыла его мокрое туловище и обняла. Я плакала во весь голос, никак не могла унять свои чувства, тряслась, но меня никто не поддерживал. За нами шли все ребята, среди них и наши братья и сестра, они все смеялись, им было все нипочем, для них это было всего лишь веселое приключение. Они смеялись надо мной, над моим братиком, они смеялись над моим горем, над моим страхом потери.
Этот, на самом деле, короткий путь от берега до дома мне показался таким долгим. Мне было невыносимо равнодушие и безучастность других, было боязно за то, что мой братик простудится. Я шла быстро, увлекая его за собой, обнимая и прижимая к себе, чтобы согреть своим телом.
Я знала, что там, в доме тети, находится мама, она-то меня поймет. Но обиднее всего для детского сознания было то, что мама тоже смеялась. Она быстро раздела его, и укутав одеялом, посадила на теплый кан.
Братик мой не плакал, ничего не говорил, он молча сидел и смотрел на всех, потом, попив горячего чая, согревшись, уснул.
Когда к вечеру он проснулся, мама засобиралась домой. Я сидела в углу на стуле, ничего не ела, ни с кем не разговаривала. Мама быстро одела на братика высохшую одежду, взяла пустые сумки и, подтолкнув нас к выходу, молча вышла из дому.
Больше мы никогда не ездили с мамой в этот поселок. Лишь когда я подросла, была там несколько раз со старшими сестрами, но братишка больше там не появлялся.
Свидетельство о публикации №223032401589