Школьные годы чудесные

               
Единственный человек, с которым вы должны сравнивать себя, это вы в прошлом.
(З. Фрейд)
      
     После шумной, суетной Москвы с ее бешеным ритмом жизни, на моей малой родине, где прошли школьные годы, беззаботное детство, ранняя юность,  словно остановилось время. Тот же неторопливый ритм жизни, что и 40 лет назад, когда я навсегда покинула свой родной город Первомайск ради неодолимо влекущей меня Москвы.
     Но было бы неправдой сказать, что вообще ничего не изменилось. Изменился, причем в лучшую сторону, центр города. Украшением городка является бульвар по улице Ким, весь выложенный цветной узорчатой плиткой, обсаженный по бокам голубыми елями и цветами посередине. В начале бульвара установили столб в ознаменование 240-летия Первомайска с изображением герба города, электронным табло наверху, где показывается время, дата, температура воздуха. А в конце бульвара находится пилон, также в ознаменование этой даты, поставленный по инициативе городского головы В. Мозалева и выполненный по проекту архитектора В. Каркачева. Появился сквер им. Небесского в районе Спартака, рядом с бывшим Дворцом пионеров (сейчас в этом отремонтированном здании открыли наконец-то детскую поликлинику). Здесь же находится и памятник Борису Горбатову, установленный в 1988 г. к столетию со дня рождения писателя, прозванного певцом Донбасса, на открытии которого приезжали, в частности, вдова писателя народная артистка России Нина Николаевна Архипова в месте с сыном Михаилом, а также  известный поэт, друг Горбатова Е. Долматовский (автор текста песни «Школьные годы»).
     Сам же «Спартак», бывший кинотеатр, напоминает своим полуразрушенным видом развалины какого-нибудь античного греческого храма. А когда-то «Спартак» был одним из излюбленных мест отдыха шахтерской (и не только) молодежи. Сюда ходили смотреть и фильмы, и на танцы. Напротив «Спартака», ближе к Павловску, в 2010 году появилось еще один памятное место: установлена часовня Чернобыльской Божьей Матери, а также памятный знак в честь чернобыльцев.
     Украшением города можно считать баптистскую церковь «Возрождение», выстроенную в неоготическом стиле из красного кирпича в середине бульвара Ким. Заодно снесены все одноэтажные домики, кроме одного рядом с церковью, разбит сквер на месте снесенных домов и построена детская площадка.
      Как примета недавнего советского прошлого, в центре города по-прежнему стоит памятник Ленину на фоне бывшего кинотеатра «Заря», теперь – это городской Дом культуры. Там проходили встречи и с известными актерами. Так, я была на одной из таких встреч в начале 70-х гг. с Михаилом Пуговкиным. Между памятником – с одной стороны, здание городского совета и городской администрации, с другой –  школа искусств.
     Но если отойти на несколько десятков, а то и всего несколько метров от центра города в разные стороны, всё осталось почти по-прежнему: и плохо заасфальтрированные дороги, а то и вообще бездорожье, хватает мусора, много разрушенных или полуразрушенных домов. Особенно жалко Дом культуры им. Коваленко. Он стоял, можно сказать, почти на отшибе в районе так называемой Первомайки, недалеко от  железнодорожного вокзала, хотя раньше там был центр города. Помню, как в детстве туда ездили на базар. ДК им. Коваленко был лучшим Домом культуры в Первомайске. Там проходили смотры художественной самодеятельности, и я там выступала в школьном хоре. Там же проходили встречи с известными актерами, например, мне довелось побывать на одной из них с актрисой Кларой Лучко. А однажды приехал Киевский русский театр, показывал один спектакль, в котором играла Ада Роговцева. С ней даже удалось пообщаться после спектакля. Теперь от этого ДК почти ничего не осталось, разобрали, что называется, по кирпичикам. Как такое могло случиться, почему не уберегли от вандалов? Ответ, видимо, в том, что некому было его содержать, не было денег. А, может быть, не было и особого желания.
      К сожалению,  от клуба, находившегося рядом с восьмилетней школой № 3 в районе Альберта (раньше она так и называлась официально – Альбертовская), куда мы ходили в кино, не осталось почти ничего. Сама школа уже несколько лет как закрыта из-за отсутствия учеников. Клуб им. Менжинского передан церкви, теперь там храм св. Петра и Павла (впрочем, в свое время церковь была отдана под клуб, так что восторжестовала так сказать историческая справедливость).
      Но по-прежнему тянет в родные места. Здесь я родилась, выросла, здесь прошли лучшие годы, как мы тогда считали, началась моя трудовая биография: после окончания средней трудвой политехнической  школы № 2 им. Б. Горбатова, год проработала на заводе им. Карла Маркса, где выпускались электродвигатели, а продукция завода в советское время поставлялась в 34 страны мира. Так что я могу гордиться тем, что мое трудовое крещение начиналось именно на этом заводе. И хотя я проработала всего год, и всегда стремилась получить высшее образование, тем не менее мне нравился запах цеха, в котором я работала, особый такой запах с примесью машинного масла, токарные станки, на одном из которых я обтачивала детали к электродвигателям, простые, добродушные и искренние лица работников.
     Здесь остались те, с которыми я училась, с некоторыми общаюсь теперь на сайте «одноклассники», например, с Лидой Момот, Валерием Рединым, Людой Реуцкой. Здесь осталось «родовое гнездо» –  дом с большим садом, – правда, его пришлось продать, так как некому стало после смерти бабушки и дяди за ним следить. Если бы вовремя не продали, дом разобрали бы по кирпичику, да и уже стали разбирать, а что было железного в доме, утащили воры на металлолом. Дом на окраине Первомайска, недалеко от села Калиново, был построен после войны немцами-военнопленными. Но не так жалко было дома, как сада, в котором произрастали яблони, груши, абрикосы. Под одной из абрикос любила отдыхать, сколько книг было прочитано в ее тени!
     Прошло уже более сорока лет, как отзвенел последний школьный звонок. Судьба разбросала одноклассников по разным краям. Большинство всё же остались в Первомайске. Кто-то покинул родной город навсегда, а кого-то, увы, уже нет в живых. Умерла Тома Рузиева от рака. Рано ушел Толик Корников, который был женат на моей двоюродной сестре Любе Антоновой. Его смерть вообще нелепа, если смерть таковой можно считать: умер совсем молодым от столбняка в результате того, что поранил палец, работая на заводе им. К. Маркса, я с ним работала рядом, но в разных цехах. Но остался сын, и это уже хорошо. Нет в живых также Васенко Володи, Рогова Леши, Сапунова Толика, Решетняка Валеры, с которым сидела за одной партой в 3-ей школе, Ларюшкиной Нины.
     С Валей Дмитриченко переписываюсь до сих пор. Она живет в Одесской области со времени окончания Одесского института. В школе была заводилой, комсоргом, за лидерские качества у нее было прозвище – «Индирочка», она и в профессиональной жизни реализовалась, работая на разных руководящих постах, в частности, работала главой администрации поселка городского типа Великая Михайловка, где сейчас проживает.
     Света Плющева, учитель по профессии, живет в Луганске. Лебедев Олег, Кулешов Владимир, Скубко Галя, Мозуль Валентина, Панина Люба, Овчинникова Валя, Шепель Галя, Озолина Галя и др. живут в Первомайске. Нет, к сожалению, сведений о Ларкине Валере, Планидине Владимире, Сердюк Люде и др.
       Летом 2012 г. встретилась со своей школьной подругой Саней Жуковой по 3-й школе. Она с семьей проживает в Сверловске Луганской области. В настоящее время ухаживает за больной мамой, перенесшей инсульт, и почти постоянно живет в Первомайске. Об этом узнала случайно от своей невестки, вдовы моего брата : они ехали в маршрутке, разговорились, знакомы до этого не были.  Не видела ее много лет, одно время переписывались, звонила ей из Первомайска, когда летом приезжала туда, несколько раз назначали встречу, но так и не встретились. Потом я уже начинала думать, что быть может, и хорошо, что не встретились: время неумолимо, оно меняет нас и физически, к сожалению, и не в лучшую сторону, и иногда, меняет в духовном отношении. Но, к счастью, с Саней этого не случилось. Конечно, внешне она изменилась, как и все мы, я даже не сразу ее узнала. Но меня приятно поразила ее одухотворенность, смирение, с каким она выполняет нелегкий долг дочернего послушания. Не все, чего греха таить, способны с такой любовью, нежностью и заботой ухаживать долгое время за тяжелобольным человеком. Я не услышала от нее ни единой жалобы, хотя, конечно, нелегко дается этот труд, и сама она не обладает крепким здоровьем. Мать же ее, напротив, всегда была живой, подвижной, не ходила, а бегала, но годы и болезнь взяли свое.
     Саня была одной из моих близких школьных подруг. Кроме нее, близкой подругой была уже упоминаемая мной Валя Дмитриченко, с ней я познакомилась еще до школы, она была моей первой школьной подругой. Лучшей подругой одно время считала Галю Озолину, дружила с Люсей Шехаревой, она была старше меня на два года, но мы жили на одной улице –  1-го мая. На эту улицу мы переехали с Семафорной 17 марта 1962 г., я училась тогда в 5-м классе.  На этой квартире на улице 1-го мая жил до нас то ли директор шахты, то ли главный инженер. По этой причине стены в комнатах (а их было три) не были побелены, вместо этого использовался метод так называемого наката, а каждая комната имела свой цвет, но не сплошной, а с рисунком (тогда обоями еще стены не обклеивали). Мне досталась розовая комната. Я до сих пор помню небывалое ощущение радости, с которым я проснулась на следующий день переезда, ведь на Семафорной наша семья жила в небольшой квартирке со всего одной комнатой и кухней, а нас тогда было четверо: мама, отец, я и младший брат. Как мы там только помещались? Впрочем, помню, что и в кухне стояла кровать, значит там кто-то спал. Квартиру эту отцу дали, так как он работал тогда на Альбертовской шахте начальником планового отдела. Даже люстра нам осталась от прежних хозяев, видимо, была казенная.
         На Семафорной остались мои подружки. С ними впоследствии я редко виделась, кроме Лиды Ломановой. Ее отец был крестным моего брата, поэтому мы дружили семьями. Кроме того, они все ходили в 11-ю школу, а меня записали в 3-ю по адресу моей бабушки, которая жила на улице Матросова. Зато на улице 1-го Мая я приобрела новых подруг и друзей, среди них: Волковы – Лариса и Тамара, Тоня Скрипка, Люба Краснощекова, Паша Ненько. Особенно сдружилась с Галей Озолиной, мы с ней учились в параллельных классах и с Люсей Шехаревой, она была старше меня на два года. Серьезная, интересный собеседник, – именно этим она мне нравилась. И хотя с Люсей жили через дом, мы с ней переписывались. Я зачем-то эти письма носила в школьном портфеле вместе с какими-то записками и однажды мальчишки из моего класса их вытащили, стали читать, показывать мальчишкам из другого класса. Потом они мне их отдали. А Нина Сергеевна, классная, попросила меня больше не приносить их в школу.
    Еще своей подругой считала одноклассницу Лену Шестакову. Где-то, начиная с 7-го класса, сдружилась с троюродной сестрой Гали Озолиной – Любой Чередниченко (она училась годом младше нас), после того, как наша дружба с Галей начала сходить на нет, одна стала моей лучшей подругой, с ней мы общаемся до сих пор, хотя тоже бывали размолвки, ссоры, но она меня не предавала так, как делала это ее сестра.
       Я начала вести дневник с 6-го класса, и как это пригодилось! Перечитывая дневник, удивляюсь тому, что многое забылось и теперь воскрешаю в памяти некоторые события, но не всегда это удается. Поэтому получается отстраненное такое чтение, словно это было не со мной, не с нами. Да и то, что помнится, словно покрыто каким-то покрывом, проходишь через воспоминая, как через туман, иногда такой густой, что лица, события почти неразличимы.
     В подростковом возрасте, который называют еще переходным, трудным, начинаешь впервые задумываться о смысле жизни, выделять себя из окружения, происходит рождение личности. И это потом отразится на всей последующей жизни. Здесь играет роль не только семья, но и общая атмосфера. Мы пошли в школу в 1957 г. После смерти Сталина прошло четыре года. Атмосфера в обществе начала меняться. Но мы тогда были слишком малы, чтобы понимать и ощущать изменения. Это уже потом в годы перестройки мы узнали, что жили в тоталитарном государстве. Все нормы и правила социалистического общества, которое вскоре должно превратиться в коммунистическое, нами воспринимались как должное. Если нам что-то и не нравилось и тогда мы протестовали из-за излишней строгости некоторых учителей, но и они старались не перегибать палку.  Даже директор школы Виктор Дмитриевич Добровольский, который прошел войну, был властным, строгим, и то иногда пасовал перед школьными хулиганами и даже заигрывал с ними. Был такой в школе Вовка Азаров, учившийся на класс старше. Он не был отпетым хулиганом, но достаточно своевольным. Его директор называл «Вовик» и говорил, что сильно его уважает. Он приказал комсоргу школы, чтобы его приняли в комсомол. Я лично к нему неплохо вначале относилась, но все же была против этого. Но раз приказал директор, значит нужно исполнять. Конечно, директора мы побаивались, но не настолько, чтобы трепетать перед ним. Вот один смешной случай. Из дневника. «На переменке Люда Сердюк показала нам свой ноготь на мизинце. Он был очень большой и мы удивились. Она говорит, что ноготь отпустила по примеру директора. Он зачем-то завел себе очень длинные ногти на мизинцах обеих рук». Потом уже спустя много лет я узнала, что длинные ногти на мизинцах заводили масоны? Может быть, и наш директор был масон? Во всяком случае в годы войны он был в составе легендарной «Нормандия-Неман» – французского истребительного авиационного полка, в составе которого находились и советские воины. А может быть, просто у кого-то подсмотрел и решил завести себе такие.
       Класс, в котором я училась, считался самым плохим в школе по дисциплине и по успеваемости. К тому же было много второгодников. Вначале  было: 31 мальчик и 11 девочек. В 7-м классе нас расформировали: несколько мальчишек перевели в параллельные классы, а в наш добавили девчонок. Не знаю, насколько это положительно сказалось на успеваемости и дисциплине класса. Видимо, просто решили уравновесить численность учеников чисто по гендерному признаку. А похулиганить мы любили, но, впрочем, в меру, исключая некоторых отъявленных проказников. Одним из таких был Мицюков. Он и котел грозить взорвать, приходил пьяным на уроки, а когда его однажды выгнали из класса, взял стакан воды, открыл дверь и начал нас, учеников, брызгать водой (вот этот эпизод мне хорошо запомнился). Учителю мог сказать: «заткнитесь». Он из дому убегал, В общем, был еще тот типчик, хотя вполне симпатичный мальчишка. Видимо, были проблемы в семье и на нем это сказывалось.
     В 7-м классе был исключен из школы Валерка Сморчков. Он даже одно время был старостой класса после Валеры Ларкина. Старостой Сморчкова предложили назначить родители, так как думали, что раз он является авторитетом у мальчишек, улучшится дисциплина в классе и он сам станет вести себя лучше. Надежды не оправдались. Однажды Нина Сергеевна его и Железнова выгнала с урока, так как они совершенно не давали его вести. А до исключения из школы Сморчкову сделали выговор с предупреждением. После этого видели, как он курил. И за это его исключили. Мне было его очень жаль его как товарища, так как в сущности он был неплохим парнем, хотя многое мне в нем и не нравилось, и я даже заплакала при этом известии, но так, что бы никто не видел.
     Примерно за три недели до его исключения в нашем классе состоялось собрание с участием учителей и завуча школы. На этом собрании шла речь о дисциплине в классе. Слово дали и Сморчкову.  Из дневника. «6 декабря 1963 г. Сморчков вел себя прямо-таки свободно и нахально. Размахивал руками так, будто находился в театре, на сцене. Он утверждал, что не курит, не балуется, не сквернословит. По его словам, вышло так, что все на него наговаривают, а он на самом деле примерный, скромный ученик. Выступили с самокритикой Кулешов и Калашников. Потом выступали учителя. Это собрание запомнится многим».
     Честно говоря, мне это собрание никак не запомнилось. Но спустя неделю Сморчков снова был замечен в мелком хулиганстве. Из дневника. «13 декабря 1963 г. У нас был нулевой урок. Пришли мы в школу в пол-восьмого. Еще было темно. Сморчков выключил свет в классе и тут зашла Марта Максимовна. Она спросила у меня, кто выключил свет. Я сказала, что не знаю, хотя отлично знала, кто это сделал. Потом включили лампу и все успокоились. Только Марта Максимовна отвернулась, Лисниченко пересел на другую парту. Она опять у меня спросила, где он сидит. Этого я действительно не знала и сказала, что сидит на третьем ряду, а точно где, не знаю. Все засмеялись. Кто-то сказал, кажется, Ларкин: «Молодец!» А я покраснела. Потом Марта Максимовна попросила ножик. Лисниченко сказал, что у него есть нож, но он ей его не даст. А Марта Максимовна ответила, что у него еще и не возьмет». Вот так мы доводили учителей, впрочем, в основном тех, кого не любили. 
     Был у нас в классе Олег Чуб. Вполне такой нормальный, на уроках вел себя спокойно. Но однажды принес в школу кролика, как раз изучали по зоологии класс млекопитающих. На уроке химии кролик бегал по классу, и мы все наблюдали за ним,  а урок прослушали (а эта история совершенно стерлась из памяти!). А однажды в дневник Лоры Нежновой Олег поставил единицу и написал: «Прошу родителей прийти в школу».
     Об изобретательности учеников приведу еще один случай. Из дневника. «26 февраля 1964 г. Сегодня на уроке алгебры Ольга Андреевна сообщила, что Огиря вместо контрольной написал в тетради следующее. «Ах, зачем решать примеры, все равно будет двойка. Нет надежды на то, чтобы когда-нибудь было три».
       Читая дневник, лишний раз убеждаешься, какая память избирательная. Одно время была у нас классным руководителем Людмила Григорьевна, которую мы звали «куколкой». Однажды она серьезно заболела и вместо нее классным стал Виктор Михайлович. Хоть убей, как говорится, а его не помню. Но записи в дневнике остались и из них следует, что у него было прозвище – Кутузов. Однажды у нас должен быть оргчас – мы учились тогда в 7-м классе – но Виктор Михайлович уехал в гороно и мы попросили его, чтобы самим провести  этот оргчас. Он разрешил. Вместо оргчаса мы устроили танцы. Принесли радиолу, пластинки, закрыли дверь в класс, сдвинули парты. С нами были старшая пионервожатая Нина и лаборантка Яна. Но слишком громкой была музыка. Не прошло и несколько минут, как в класс пришел наш завуч Николай Васильевич. Но он не запретил нам так проводить оргчас, а всего лишь предложил перейти в спортзал, так как мы мешали другим классам заниматься. Танцевали до упаду, причем входивший тогда в моду – чарльзтон. Особенно отличились Калашников и Кулешов, но  не все мальчишки танцевали, а вот девочки – все. Потом стали приходить к нам из других классов. Пришла даже заведующая клубом (того самого, которого сейчас не существует), она только улыбалась, глядя на нас. Причем, как написано у меня в дневнике, мы воспользовались тем, что директор лежал в больнице, а то мог бы и не разрешить нам подобное «сборище». 
     С Виктором Михайловичем связана еще одна интересная история, которая характеризует отношения учеников и учителей. Галя Озолина мне как-то рассказала: она однажды заходила в школу и навстречу ей шел Виктор Михайлович. Он уступил ей дорогу и открыл дверь. Галя на него посмотрела удивленно, как на дурачка. А Люба Чередниченко тоже рассказала мне похожую историю. Девочка из ее класса почти столкнулась с Виктором Михайловичем. Он ей сделал замечание, что учителям надо уступать дорогу. Школьница не растерялась и ответила ему, что девочкам тоже надо уступать дорогу. Учитель ответил, что не знал этого и поблагодарил. Что тут скажешь? Нам трудно было тогда угодить. Да мы и не ждали этого от учителей и учителя обращались с нами в зависимости от степени своего воспитания и характера. Короче, на нас сильно не давили и за это мы им должны быть благодарны.
     Бывало, что доводили учителей до слез своим баловством, но потом раскаивались и просили прощения. Всё это делали не из желания отомстить, насолить, а просто из-за обыкновенного озорства.  Нам нравились Ольга Андреевна, учитель математики, она была моей любимой учительницей, я ее любила за то, что у нее не было любимчиков и за остроумие: небольшого роста, симпатичная, спокойная, ровно ко всем относилась, могла что-нибудь сказать так, что мы ухахатывались. Людмила Григорьевна, учитель истории, которую мы называли куколкой за ее милую внешность и малый рост. Уважали Марию Потаповну, учителя украинского языка и литературы, она еще учила мою маму; а также Нину Сергеевну, нашу классную, учителя английского языка. Любили первую учительницу Веру Николаевну Штельмах. Она умерла, когда мы учились в пятом классе, это известие некоторые девочки встретили настоящим рыданием.
     Учителя в основном были строгие, не то, что во 2-й школе, где мы учились с 9-го по 10-й класс, там царила как раз демократичная атмосфера, хотя вольностей тоже не позволялось. Директор 3-й школы мог отругать за слишком длинную челку: так было с Галей Шепель, которая как раз выделялась таковой: челка была почти на пол-головы; мальчишкам тоже доставалось. Запись из дневника. «25 февраля 1963 г. На уроке русского языка директор проверял домашнее задание. Кто не выполнил, того директор ставил к доске. Железнов тоже не выполнил. Директор ему говорит, что он каждый день меняет чуб: «Кавалерчик! Парубча! Только о чубе думает!» Потом обратился к Сморчкову: «А что это ты в семь часов в школу приходишь? Ишь ты, лунатик!» Железнову велел,чтобы тот снял чуб и поставил ему в дневник двойку. А на последнем уроке литературы Железнов тоже не выполнил задание. Директор сказал, чтобы тот подал дневник. В дневнике был вырван лист с двойкой. Директор тогда написал записку отцу Железнова и поставил вторую двойку».
     В школе устраивали тематические вечера, а также музыкальные. Но 6-классникам на вечера танцев вход был запрещен, могли ходить только восьмиклассники. Но однажды мы нарушили запрет. Из дневника. «26 марта 1963 г. Сегодня будет школьный вечер. Я раздумывала: идти или нет? Вскоре за мной пришли девочки. Я быстро собралась и мы пошли. По дороге встретили Марту Максимовну, учителя физики, она была моей соседкой. «Уже и 6-классники ходят на вечер, ведь он для 8-классников», – строго заметила она. (Ее вообще ученики не любили за излишнюю строгость и ехидство, и она тоже не жаловала учеников, что не мешало ей получить  медаль за педагогический труд).  Люся Шехарева ей ответила: «Пусть привыкают (она имела в виду меня и Галю Озолину). Люся с ней разговаривала слегка насмешливым тоном, мы даже удивились. Пришли на вечер. Там и 7-классники были. Играл духовой оркестр. Мы стали танцевать. Потом оркестр ушел и стали играть в игры. Принесли радиолу с пластинками. Опять стали танцевать. Музыка была однообразной. Мальчики из 8 «Б» стали танцевать по-стильному. Валентина Ивановна, классный руководитель этого класса, сказала, чтобы прекратили танцевать, но они не слушались. А Ольга Андреевна всё время сидела на стуле в углу. Наконец последний танец. В раздевалке Ольга Андреевна сказала, чтобы 6-ти и 7-ми классники в последний раз ходили на вечера».
     Но на тематические вечера нам ходить разрешалось. Так, когда учились в 7-м классе, в школе был вечер на тему: «Электричество на службе человека», организованный учителем физики Мартой Максимовной. Этот вечер мне понравился, как следует из записи в дневнике, хотя я его и не помню. Родоман (не помню, из какого он был класса) пел песню «Восемнадцать лет», его даже вызывали на «бис». Почти два часа были доклады, которые нам показались скучноватыми. Но были и смешные моменты. Так, Люда Богатырь из 8 «В» сказала, что холодильники используются для стирки белья, что вызвало гомерический хохот. А председатель совета дружины тоже перепутала известное выражение из одной басни: вместо «лебедь, щука и рак» сказала «лебедь, щук и рака». Когда начались танцы, Марте Максимовне не понравилась одна пластинка и она завела вальс. Его почти никто не умел танцевать. Тогда мальчишки начали дурачиться.  А Леонов с Турчанниковым из 8 «В» изобразили балетную пару: Турчанников держал Леонова, а тот кружился на одной ноге.   
     В те годы событием было вступление в комсомол. Вот запись из дневника по этому поводу. «20 апреля 1964 г. Было комсомольское собрание. Мне с Леной Шестаковой повезло: не задали ни одного вопроса. Только Нина Александровна (пионервожатая) рассказала обо мне и всё. Из нашего класса в члены ВЛКСМ вступало 10 человек. Сердюк Люду не приняли, хотя 25 человек было «за», а 15 – «против». Сказали, что она не принесла макулатуру, а Лена Шестакова сказала про нее, что она на уроках разговаривает с Калашниковым. Все остальные девочки  из нашего класса защищали Сердюк. Лена тоже не принесла макулатуру, а Нина Сергеевна сказала, что она принесла. Лене тогда надо было встать и сказать, что она не приносила, а она этого не сделала. Лена –  справедливая, но малодушная. После школьного собрания девочки в классе устроили истерику. Плакали Сердюк, Шепель, Валя, особенно Саня Жукова. Ругали Ленку, грозились ее даже побить. Тоже еще, комсомольцы!»
    С вхождением Интернета в нашу жизнь многие стали проводить время в социальных сетях. С одной стороны, это хорошо: можно общаться с теми, с кто живет в другом месте, найти тех, с кем давно потеряна связь и т.д. Но с другой стороны, виртуальное общение нельзя сравнить с реальным.  В социальных сетях есть такое правило: можно предлагать дружбу знакомым и незнакомым людям, общаться по интересам. Иногда таких «друзей» набирается множество, с частью из них мы никогда не были знакомы ранее и, собственно говоря, они нам малоинтересны. В школе все было по-серьезному. Дружили, кого-то любили, кого-то ненавидели. Мальчишки предлагали дружбу девочкам и бывало так, что угрожали, если кто-то отказывался дружить. Как правило, таких угроз не боялись, но иногда принимали меры предосторожности, если чувствовали настоящую угрозу.
     Несколько записей из дневника на эту тему. «12 апреля 1963 г. Зеков написал Сане Жуковой записку, в которой предлагал дружбу. Лисниченко, передававший эту записку, сказал Сане, чтобы она никому о ней не говорила, особенно мне. А она мне сказала. Я сильно возмутилась. Этот Зеков многим девочкам предлагал дружбу, со многими дружил. Он предлагал дружбу и мне, но я отказалась. Поэтому он не хотел, чтобы Саня узнала это. Однажды я с Валей Дмитриченко сидела на парте. Сзади сидела Саня. Возле нее стоял Лисниченко. Он требовал, чтобы Саня дала ответ. Я вмешалась в их разговор: «Зек какой-то десятиличный. Какая у него по счету Саня?» Лисниченко передал этот разговор Зеку. Теперь он меня ругает на чем свет стоит. А я сказала Лисниченко, что у Зека отталкивающая физиономия». «25 мая 1964 года. Саня ходит сама не своя. Азаров сказал ей, что Женьку Гурьянова будут бить до тех пор, пока он не перестанет с ней дружить. А если он будет дружить с Валей Дмитриченко, то его не тронут. Запутанная история. Они хотели и меня туда замешать, но я отказалась». «12 апреля 1964 г. Звонил из клуба Азаров. Спрашивал, пойдем ли мы с Галей в кино. А потом сказал, что они нам понабивают «шишки». Я ему спокойно ответила: «Спасибо» и положила трубку. В кино придется идти, чтобы доказать, что мы его не боимся».
      «16 апреля 1964 г. Вечером на улицу 1-го Мая приходили Сморчков, Азаров и Кузнецов Валерка. Не знаю, зачем они приходили. Сказали, что завтра я и Галя Озолина будем плакать. Ну, это мы еще посмотрим. Слез наших они не увидят. Пусть бы даже поубивали».
     С девочками дружба была, понятное дело, другая. Но и она часто сопровождалась ревностью, разрывом отношений. В дневнике у меня по этому поводу записано. «Я читала в газете, что девчонки часто клянутся в дружбе «до гроба», а потом ссорятся из-за пустяков». Такая дружба была у меня с Галей Озолиной. С другими подружками я  тоже иногда ссорилась из-за пустяков, но потом быстро мирились. С Галей была другая ситуация. Мы могли поссориться, что называется на пустом месте. Потом, как правило, она первая предлагала помириться. Писала мне письма, даже потом, когда уже были совсем взрослыми, в этих письмах называла себя «дурой», писала, что не может без меня. Все эти перемены в ее настроении, а также случай, когда она пыталась рассорить меня с Валей Дмитриченко и на какое-то время ей это удалось, привели к тому, что я к ней охладела и сблизилась с Любой Чередниченко. Это случилось уже в 7-м классе через два года нашей с Галей дружбы. И хотя она была мне еще дорога, но уже таких доверительных, близких отношений уже не было. А в 9-м классе, когда мы учились уже в другой школе, и вовсе она для меня перестала быть  хорошей подругой. Мы продолжали общаться с перерывами, но что-то во мне сломалось.  А она по-прежнему писала мне душещипательные письма. Вот выдержки из одного. «Ты, конечно, уже выбросила меня из своей жизни, уж, во всяком случае, письма от меня не ждешь. Я вот пишу тебе потому, что не могу не писать. Уже год, как мы в ссоре, но я думаю о тебе постоянно. Поверь, если только можешь, что я не могу без тебя. Я работаю в школе, у меня много подруг и среди учителей тоже. Они доверяют мне свои тайны, хожу с ними в кино. Но что мне все это дает? Ведь ни одной из них я не могу открыть свою душу, свои мысли, как могла открыть их тебе. Ни с одной мне не бывает так просто и легко, как было с тобой. У меня есть Юра. Я люблю его! А все равно мне не хватает тебя. Нина, поверь, что это не порыв, не каприз. На все свои поступки я старалась смотреть твоими глазами! Сколько раз я мысленно разговаривала с тобой, советовалась, думала, как бы ты поступила бы на моем месте. Мне постонно тебя не хватает. Ну почему, почему мы с тобой расстались? Ведь мы нужны друг другу? Нина, вернись, вернись ко мне, прости меня, прости, прости! Я не могу без тебя жить!»
     Я «возвращалась», но прежней теплоты в наших отношениях уже не было. Окончательно разрыв в наших отношениях произошел в 2003 году и снова на пустом месте. Но писем, слава Богу, она мне уже не пишет. Да, я скучаю иногда по ней, как скучаем мы по детству, по школьным годам, но не более того. 
     Школьная жизнь в 3-й школе была насыщенной, в целом интересной. Некоторые внеучебные поручения мы воспринимали нормально. Обязательным был сбор макулатуры. Между классами в этой связи устраивались соревнования. Запись из дневника. «13 мая 1963 г. Собирали макулатуру. В классе говорили о том, чтобы собрать больше всех бумаги. Ответственным у мальчиков за сбор макулатуры был Сморчков, у девочек – я. После уроков я, Валя Дмитриченко, Валя Каркан, Саня Жукова, Лора Нежнова пошли собирать бумагу. Ходили в магазины, на почту, в аптеку, но нигде бумаги не было. Тогда мы пошли в овраг за магазин. Там было очень много  прелой и грязной бумаги. Мы выбрали самую чистую. Вдруг пришел сторож с ящиком и что-то высыпал оттуда. Мы подошли поближе и увидели кофе в пачечках. Его списали, но оно оказалось еще пригодным для употребления. Мы все пачки собрали и пошли домой. Отнесли кофе и снова стали собирать бумагу. Потом пошли к Гале Шепель. Она повела нас на речку Луганку. Возвращаясь домой, встретили Имарова и Чуба. Пришли домой в пол-восьмого». Нам было очень обидно, что 5 «Б» занял третье место по сбору макулатуры, хотя у нас ее было больше по весу, а судили по объему.
     Но в 8-м классе нас наградили поездкой в Краснодон за активное участие в сборе металлома. Из дневника. «16 мая 1965 г. Вчера наш класс, 8 «В» и 6 «А» ездили в Краснодон. Проезжали мимо Луганска. Этот город мне очень понравился. За последнее время он еще больше расстроился и вырос. Я всё время сидела с Кулешовым, а Валя с Калашниковым. В Краснодон мы приехали в 12 часов дня. В общем город ничего. Сначала мы пошли в музей «Молодая гвардия». В этом музее хранятся личные вещи молодогвардейцев, подарки музею от делегаций других стран. Сначала рассказывается о жизни г. Краснодон до революции и заканчивается ее настоящей жизнью. Затем мы ходили к шурфу шахты № 5, куда немцы сбросили молодогвардейцев. Возле этого шурфа стоит памятник героям «Молодой гвардии». Ходили в парк, где закопали шахтеров живыми. На том месте сейчас братская могила. Были возле памятника молодогвардейцам на их могиле. Могила представляет собой отполированные плиты, на которых написаны имена похороненных здесь героев. Возле могилы лежит большой камень, на котором образ скорбящей матери и слова, которые были написаны на стенах гестаповских застенков. Когда я ходила по городу, вспоминала строки из стихотворения Павла Беспощадного:
Здесь всё дышит ими, ими всё живет,
Здесь детьми твоими славится народ.
Когда я прогуливалась в парке с Галей и Ириной (видимо, наша пионервожатая), решили сходить в школу № 1 имени Горького, где учились молодогвардейцы. Затем туда пришли педагоги, которые ездили с нами. Ходили в те классы,  где учились Кошевой, Третьякевич и Земнухов. На тех партах, где они сидели, есть таблички с их именами. Теперь за этими партами сидят лучшие ученики и каждый понедельник, когда идет перекличка учеников, называются фамилия героя. Сидящий на парте ученик встает и говорит: «пал смертью храбрых». Фамилии молодогвардейцев занесены в журнал, имеются дневники, куда им ставятся оценки. Каждый второй ученик отвечает за себя и за того героя, который учился в их классе (это повторяется не каждый день). Затем мы пошли в парк, покатались на каруселях, взвешивались. Я вешу 53 кг 800 гр. Домой ехали без остановок».
      Интересными внешкольными мероприятиями были такие, как пионерский костер. Запись из дневника. «18 мая 1963 г. Сегодня вечером был пионерский костер. Пригласили Зою Авередную, ученицу 6-й школы, которая хорошо поет. Она нам спела неаполитанскую песню «Солнце». Потом мы танцевали, играли в игры. Было очень весело. А костер разгорался всё сильнее и сильнее. Становилось жарко. Вот рухнули и догорели дрова, и мы пошли домой».   
     Ходили мы в поход после окончания 7-го класса. Из дневника. «13 июня 1964 г. Утром доехали до Горска автобусом. Потом из Горска доехали до Переездной, а затем  шли пешком 10 км до Донца. Остановились возле лагеря. Страшно кусают комары. От них нет спасения. Купались в Донце. Вода теплая, но быстрое течение. Потом ходили на открытие лагеря. Нас попросили спеть две песни. В эту ночь никто почти не спал. В три часа ночи я ходила по лесу. Смотрела туман над водой. Потом ходила вместе с девчонками. Встретили мальчишек. Познакомились с ними. Они из Горска. Иы их пригласили к себе. Они согласились. Наши хлопцы нам ничего не сказали, но видно было, что недовольны. Ночью наши мальчишки курили в палатках, пили вино. Вообще, поход мне понравился».
     Учеба в 3-й школе подходила к концу. Готовились к этому, видимо, постепенно. Запись из дневника. «18 июня 1964 г. Поспорила с Каркан Валей. Она говорит, что через год, как получит свидетельство об окончании школы, побьет окна Зинаиде Андреевне. Если проспорит она, отдает мне свою фотографию, если я – отдам свою». 
     Такие записи сейчас читать смешно. А тогда, я думаю, было не до смеха. Почему Каркан Валя взъелась на Зинаиду Андреевну, не знаю. К слову сказать, эта учительница по биологии и географии была одно время женой моего дяди. И меня в школе так и называли ее племянницей. Внешне привлекательная, спокойная, всегда держала себя с чувством собственного достоинства. Помню одну безобразную сцену, это было, по моему, уже через несколько лет после окончания школы, я работала тогда в 3-й школе 2 года лаборантом перед моим отъездом в Москву. Директор школы Добровольский на линейке перед всеми учениками кричал на Зинаиду Андреевну: «Как с Вами живет муж»? Не знаю, за что он на нее рассердился? Так что, наш директор был еще тот диктатор, но и Зинаида Андреевна была не подарок. Не хочу никого судить, но в разводе с моим дядей была виновата не только моя бабушка, как утверждала Зинаида Андреевна, но и она сама да и мой дядя, думаю, который был очень вспыльчивым. Я лично к ней относилась хорошо, и мне было жаль, что мой дядя и она расстались. Когда я пришла работать в 3-ю школу, она поинтересовалась: «на наших отношениях не скажется то, что я в разводе с твоим дядей?» Я ответила, что, конечно же, нет.
     Но я отвлеклась.  Итак, я остановилась на том, что неумолимо приближалось время окончания школы. 15 июня 1965 года состоялся выпускной вечер. Сначала в клубе нам вручали свидетельства об окончании школы. У меня были одни пятерки. И я почему-то очень волновалась, когда мне директор вручал свидетельство, сказав при этом: «Наша Нина – лучшая ученица школы». И что-то еще говорил в этом роде. Потом мы пошли в спортзал. Родители приготовили нам сладкий стол: торт, конфеты, зефир и мороженое. Сначала было неорганизованно. Когда приехал эстрадный оркестр с завода им. К. Маркса, стало как-то веселее. Нам разрешили танцевать всё, что мы хотели. Учителя только посмеивались, глядя на нас. Вечер продолжался до 11 часов вечера. Потом мы пошли провожать домой нашу классную Тамару Федоровну. Я еле шла, у меня очень болели ноги. Тамара Федоровна предложила поменяться обувью. Возле ее дома мы поиграли в «ручеек», в «кота и мышек». Я, правда, не играла, а сидела на лавочке. Рядом со мной сидел Кулешов. Мне сказал, что собирается поступать или в Донецкий техникум или в Ленинградский судостроительный. Я же окончательно решила идти в 9-й класс.
         Прежде чем принять такое решение, я колебалась. Мне хотелось стать химиком одно время, поступить в Северодонецкий техникум. Казалось, что это так романтично: Северодонецк – молодой город. У него был имидж города химиков, а еще настольного тенниса, который я очень любила. Были даже мысли стать врачом, историком-археологом. И к своему немалому удивлению, я обнаружила в дневнике запись, из которой следовало, что я хотела стать философом. А я-то всё время думала, что пошла на философский факультет МГУ совершенно случайно! Оказывается, нет.
     Еще учась в 7-м классе, я, Валя Дмитриченко и Лена Шестакова поклялись, что будем приходить на слет выпускников, который проходил каждый год 31 января, где бы мы ни были. Но свое обещание мы не сдержали. Семья Шестаковых уехала из города вскоре после окончания нами школы.   Я Лену Шестакову больше никогда не видела. В семье случилась трагедия, для нас это было полным шоком.
     А на следующий день после выпускного вечера было как-то особенно грустно. Только тогда впервые осознала, что расстались, быть может, навсегда. Если и будем встречаться, то только случайно. Но еще 10 июля Галя собрала теперь уже выпускников на свой день рождения. Но пришло всего 6 человек. Так и стало распадаться наше школьное «братство». В новой школе, в новом классе, который состоял почти сплошь из выпускников 3-й школы, уже не было той атмосферы, каковая была раньше. Мы стали отдаляться друг от друга. Зато учителя там были в основном молодые, многие после окончания  института. Директор Пепескул Владимир Николаевич, хоть и был с виду строгий, но совершенно не похож на нашего прежнего: демократичный, он, к примеру, не только разрешал на вечерах танцевать нам то, что нам хотелось, но, напротив, чуть ли не заставлял танцевать твист. Как это было непохоже на 3-ю школу! Но всё равно, лучшие школьные годы прошли именно там. Может быть, потому, что мы начали взрослеть и уже не так нуждались друг в друге, как раньше. Блаженное время! Жаль, что нельзя вернуться в детство, хотя бы на миг!