Матан и его семья 6. Второй сын

Мой авторский сайт: https://www.danberg.net/


Матан и его семья

6.  Второй сын 

Начнем главу с одного банального утверждения: если соединились браком мужчина и женщина, то, скорее всего, потомства им не миновать. Чем дети полнят сердца отца с матерью? Известно, чем – бедами и радостями, не скупясь ни на то, ни на другое. О бедах сказано: “Малые детки – малые бедки, а большие детки – большие бедки”. Другая народная мудрость касается родительских радостей, столь очевидно зависящих от возраста чад: “Мал золотник – да дорог, а велик пень – да дупляст”.

У Матана и Эфрат народятся сыновья и дочери. Далее мы проследим, как работают обе поговорки. Пока отметим, что примерно через год после появления на свет первенца (напомним, Шуваль его имя) жена вновь порадовала мужа значительной новостью. Отец хотел второго сына, о чем заявил недвусмысленно. Мать, выражаясь ученым сленгом сегодняшнего дня, не имела гендерных предпочтений и сказала, что порадуется любому созданию, лишь бы второе дитя было здоровее первого.

На радость отца появился на свет мальчик. А на радость матери младенец оказался крупным, крепким, с хорошим аппетитом и здоровеньким, не сглазить бы. Внутрисемейных дискуссий по поводу имени новорожденного на сей раз удалось избежать. Карми – так назвали младшего брата.

Как известно, отцы не торопятся жаловать вниманием младенцев, дожидаясь достижения оными возраста разумения. Сопричастие Матана к сыновьям в целом не являло собою исключения, хотя, по непонятной причине, (да разве для чувств нужна причина?) он питал слабость к маленькому Карми, рискуя вызвать ревность Шуваля. Через много лет, когда в семью пришло непоправимое горе, Эфрат сказала беспамятному Матану: “Ты не просто любил, ты обожал Карми”.

***

Расчет покойного Гедальи был точен: унаследованное Матаном богатство совершенно освободило его от забот о содержании семейства, и посему он с самого начала карьеры целиком посвятил себя главному делу жизни. Матан назначил толкового управляющего над наследными земельными угодьями.

Раз в неделю Матан выслушивал отчет о работах, вникал в дела и даже брал на себя смелость давать указания, хотя область его интересов лежала далеко от управления хозяйством. Исполнение своих распоряжений он дипломатично не проверял. Во-первых, не был уверен в их разумности, во-вторых, остерегался  выказывать недоверие управляющему, и, в-третьих, не хотел стеснять его инициативу. К закабаленным в рабство должникам Матан относился снисходительно и освобождал их раньше срока.   

Важная черта характера Матана – скромность. Круг его добрых друзей, близких врагов, учеников и просто знакомых рос с каждым месяцем. Далеко не все из них имели наделы земли, большой дом, наемных работников или рабов. Никогда Матан не поддавался соблазну тщеславия и не упоминал о своем достатке. За это его уважали, меньше завидовали, больше любили.

***

Счастливо одаренный провидческим талантом, Матан с первых лет своей карьеры наперед знал, что предстоит ему слава в веках не только как знатока Писания, но и как мудрого лидера иудейской общины. Поэтому не случайно он загорелся желанием выразить словесно и письменно правила поведения народа, живущего в чужой и, зачастую, враждебной среде. 

Матан отлично помнил, что Раби рекомендовал назначить его верховным судьей Нагардеи. Полагая мнение бывшего учителя абсолютно обоснованным, Матан систематически готовил себя к этой роли. Он справедливо умозаключил, мол, для яркого вступления в должность следует иметь багаж новых идей в сфере законов и суда.

Как иудею ужиться и уберечься в чужой стране, не растворяясь при этом в море большинства? Казалось бы, ответ очевиден: принимай власть местного повелителя и не бунтуй. А как сохранить лица необщее выраженье? Ведь сие для избранника Господа критически важно! И на это есть немудреный ответ: молись своему Богу и, не будь рядом помянуто, держи фигу в кармане.

Идею, которую просто понять умом, не всегда легко принять сердцем и тем более воплотить в жизнь. Требуется твердое и авторитетное повеление. Не уповая на внешнюю доступность осознания проблемы, Матан подошел к делу основательно, и ему удалось сформулировать правило лаконичное, но исчерпывающее: “Закон государства – закон”. Дополнительный вес постановлению придало его торжественное звучание на арамейском языке. Прогрессу идей нужны хорошие формулировки.

Вот, говорят, сытый голодного не разумеет. Верно, конечно, но Матан – исключение. Он не оставался глух к человеческому горю, к чужой нищете бывал участлив. Поскольку престиж его в городе стоял высоко, то он весьма результативно использовал свое влияние на власть имущих и стремился законодательным образом облегчить участь слабых мира сего.

Подтвердим примерами заслуги Матана. Он разрешил отдавать в рост деньги, принадлежавшие сиротам, если было у тех хоть сколько-нибудь за душой. Пусть небольшая, а прибавка. Он решительно укоротил аппетиты алчных до наживы торговцев, готовых разорять обездоленных соплеменников непомерными ценами на самые насущные товары. Так постановил Матан: прибыль продающего беднякам в розницу не превысит одной шестой цены, которую тот уплатил оптовику.

Теперь кинем взор на плоды законотворческой деятельности нашего героя. Матан потребовал установить в иудейском судопроизводстве принцип, согласно которому подозреваемый в преступлении считается безгрешным, покуда не будет доказана его вина, причем бремя доказательства лежит на истце. Более того, если доводы обвинения не выглядят достаточно убедительно, то, ввиду сомнения, обвинительный приговор не выносится. Матан утверждал, что оставить без последствий преступление, когда в уликах нет уверенности, есть меньшее зло, нежели наказать безвинного. Иными словами, большой риск малого греха предпочтительнее малого риска большого греха. А разумный риск есть похвальная сторона благоразумия.

Заметим, что подобные идеи высказывались словесно, вписывались в кодексы законов и применялись на практике не только иудеями, но и другими народами тоже.  Естественно, может возникнуть докучливый вопрос о приоритете. Но стоит ли решать проблему пионерства, если предположить, что именитые и безымянные авторы руководствовались исключительно благими намерениями – справедливостью и здравым смыслом?

Свободный от соблазнов прекраснодушия, в высшей степени милосердный и человечный Матан никогда не упускал из виду возможности клеветы на доброту. Посему держался он непреклонного мнения: чем выше человек стоит в общественной иерархии, тем безупречнее должно быть его поведение. Применительно к себе он говорил: “Иудейский судья – вне подозрений”. Современники рассказывали, как однажды Матан не согласился рассматривать некое судебное дело, ибо имелись свидетели давнего рукопожатия между ним и подозреваемым – мало ли что люди могут подумать и сказать?

***

Основная цель нашего рассказа – представить события семейной жизни Матана. Тем не менее, для полноты образа и ради соблюдения хронологии, мы кратко показали его общественные деяния, пришедшиеся на то время, когда дети были малы, и отец мог не отвлекаться на домашнюю педагогику. Разумеется, дипломатические и государственные начинания Матана важны сами по себе и заслуживают внимания читателя.

Сыновья Матана немного подросли, и у него появился воспитательный интерес под управлением долга и любви. Воспоминания юных лет были для Матана не слишком радужными. Отец его, Гедалья, желал во что бы то ни стало добиться раннего превосходства сына над сверстниками. Шелкоторговец стремился доказать себе и людям, что в доме его растет будущий мудрец.

Вне всякого сомнения, Гедалья, во-первых, оказался прав в отношении исключительных дарований дитяти, а, во-вторых, сумел убедить всю Нагардею в безусловном умственном первенстве Матана. Беспощадная целеустремленность отца, увы, убавляла от ребячьих радостей. “В детстве у меня не было детства” – вздыхая, говорил себе Матан. Но ни за что на свете он не произнес бы эти слова вслух. Даже Эфрат не полагалось слышать их – ведь в них содержался смутный намек на непозволительные претензии к покойному родителю. 

Еще до рождения сыновей, Матан мысленно поклялся растить детей так, чтобы долг не затемнял любовь. Но вот чудо: предрассудки Гедальи мистическим образом передались Матану, и юные годы Шуваля и Карми отчасти походили на детство их отца, хоть тот и не замечал этого. Педагог был уверен, что исполняет данное себе слово, и только через много лет обнаружил, как сильно он заблуждался.

Матан спешил поселить в головах малышей гуманитарные ценности – пусть бы опережали сверстников! Это была не слишком трудная задача, ведь другие отцы не торопились нагружать головы своих чад. Матан собирал вокруг себя семейство в полном составе и читал из Святых Книг страницы, казавшиеся ему доступными для детского и женского понимания. Затем задавал мальцам настойчивые вопросы: “Кто? Что? Когда? Сколько? Почему?” Если Эфрат замечала слезы на детских глазах, то старалась незаметно подсказать ответы малолеткам.

Обучал Матан сыновей и счету тоже. Он помнил задачи, которые ему задавал Гедалья. Торгашеское содержание их Матан решительно неприемлел и выдумывал примеры благородного свойства, что-нибудь из Писания. Вот образец урока.

 - Скажи мне, Шуваль, сколько тучных коров видел во сне царь египетский? – спросил Матан.

 - Семь, - с готовностью ответил Шуваль, довольный простотой вопроса.

 - Верно, малыш, - похвалил отец, - а сейчас ты, Карми, вспомни-ка, сколько тощих коров приснилось фараону?

 - Тоже семь! – бойко отрапортовал бутуз.

 - Отлично, Карми! Пусть теперь твой старший брат скажет нам, сколько всего коров явилось во сне язычнику?

 - Четырнадцать, кажется, - пролепетал Шуваль, глядя на мать, которая делала ему знаки из-за спины отца.

 - Молодец, Шуваль, - порадовалась Эфрат и победительно взглянула на мужа.
 
 - Напомни нам, Карми, - усложнил задачу Матан, - что сделали тощие коровы с тучными?

 - Тощие съели тучных! – выпалил малец.

 - И сколько же коров осталось, Шуваль?

 - Это просто, отец, - небрежно бросил Шуваль, - осталось семь!

 - Результат верный, но как ты пришел к нему, сын?

 - Я из четырнадцати вычел семь! – гордо заявил Шуваль.

 - Неплохо, - поощрил Матан, - а ты, Карми, как бы ты стал рассуждать?

 - Я думаю, - по-взрослому глубокомысленно заметил Карми, - что коли тучные коровы съедены, то остались только тощие, а их с самого начала было семь!

 - Молодец, сынок! – воскликнул Матан и обнял и расцеловал Карми.

 - Вот и неверно! – ревниво и упрямо закричал Шуваль, - осталось не семь тощих коров, а семь тучных коров!

 - Почему? – удивилась Эфрат.

 - Тощие коровы съели так много, что сами стали тучными! – ответил Шуваль.

 - Очень интересная мысль, - сказал Матан, погладив Шуваля по голове, - я вынесу ее на суд своих учеников!

***

Разумеется, никому не приходило в голову упрекать Матана в недостатке отцовских чувств. Наоборот! Отец любил старшего и обожал младшего.

В молодые годы Матан частенько совершал вояжи в столичные города Бишапур, Истахар, Шираз. Он стремился завязать полезные знакомства с высокими чинами и с самим персидским царем. Ниже мы расскажем об успехах его искательства. Здесь же заметим, что из каждой поездки он обязательно привозил подарки сыновьям – нечто такое, чего не сыскать в иудейской Нагардее.

Чем порадовать мальчишек от двух до пяти? Конечно, игрушечными военными атрибутами! Пусть мечтают о героизме, думают о победах, приучают глаза и руки к оружию. Как-то привез Матан деревянных боевых коней на колесиках, другой раз – детские мечи и щиты, в точности как у римских легионеров, но жемчужиной отцовской щедрости стали луки и полные стрел колчаны.

“У войны не детское лицо!” – говаривала Эфрат, глядя на подарки детям. “Пусть так, - отвечал Матан, - зато погляди, как радуются наши отпрыски! В игре детей смысл глубокий, а отнять игру у ребенка – не пустяк!” И вправду, играли малыши увлеченно: покоряли целые легионы римлян, громили персов, осаждали и завоевывали города, освобождали Иерусалим. Маленький Карми во всем следовал за старшим братом Шувалем. Излишне говорить, что все без исключения подарки делались непременно в двух экземплярах.       


Целиком повесть опубликована здесь:  ЛИТРЕС