Юбилеи

Октябрь 2016 г.               

ЮБИЛЕИ.               

  Ох, война проклятая, что ты натворила! У нас традиция – каждые пять лет отмечать юбилей окончания института. Прошлый раз, в 2011 году, на пятидесятилетии уже стояли на столе 8 стопок с водкой, накрытые коркой хлеба. В этом году, если бы могли собраться в Донецке, нас было бы пятеро, а стопок уже 10. Последним ушел Витя Зеленый. Однако Майдан зарубил нам возможность пообщаться, помянуть дорогих нам друзей, окунуться воспоминаниями в студенческую пору. А встретились мы впервые 1-го сентября 1956 года в означенной для нас на доске объявлений аудитории нашего ДИИ – Донецкого индустриального института. Пришли с толстыми общими тетрадями по 96 листов, завернутыми в газеты (целлофановых кульков еще не изобрели) и наливными ручками (шариковые еще не проникли на территорию СССР). Наш классная дама Пономаренко пересчитал поголовье подопечных, поздравил будущих шахтостроителей с началом уборочной кампании и приказал прибыть в институт  в понедельник без тетрадок, но с телогрейкой (куда «ватнику» без нее?) и сапогами, кирзовыми или резиновыми. Бывалые из наших расшифровали остальным – колхоз и надолго. Погрузили нас в понедельник (думаете в автобусы с кондиционерами? Как бы не так!) в грузовики и понеслась колонна в Тельмановский район. В нашем ЗИС-5 выделялся крупный пацан длиной выше 190 см., расположившийся у кабины и запевший альпинистские песни. Он сразу получил пароль «Дылда» не с оттенком уничижения, но с чувством восхищения. Вопреки кинематографическим штампам он не смотрел вперед в грядущую коммунистическую даль, а был повернутый лицом к нам, явно высматривая для себя девушку,  и высмотрел-таки Веру, с которой прожил 53 года. Она ушла от нас предпоследней в текущей пятилетке. Дылдинские песни перемежались хоровым пением популярных мелодий и солированием из разных мест кузова. Кузовной настрой передался водителю и он лихо стал обгонять другие ЗИСы-ГАЗы. Обгон сопровождался победными возгласами: «Ура!», «Вперед!», «Догони!» и просьбой «Скажите нашим, что мы пашем!».

  По прибытии в колхоз нас встретил бригадир, развел всех по деревне и указал места в домах селян, где нам предстояло ночевать. Нам с Генной Некипелым (позже, когда проявилась его пристрастие к немецкому языку, он получил лейбл «Курт») досталась под навесом широкая кровать, на которой мы укладывались на ночь «валетом». Под конец «курортного» сезона пошли дожди, срывался снежок, но мы не роптали, потому как при возвращении ночью нам не надо было проходить через хозяйские «хоромы». Кормокухня наша располагалась в амбаре близ клуба. Печь, уголь, дрова, посуда, а также продукты на каждый день, поступили в распоряжение девчат – Валюши, Любаши, Верули и Надюши под руководством Старушки. Анна Николаевна была старше нас на 12 лет, у нее было двое детей, которых обихаживали ее мать и свекровь пока она училась на стационаре. Муж погиб в шахте. Эта тридцатилетняя женщина (по современным понятиям – девушка) была для всех нас примером порядочности и упорства, она была матерью Терезой нашей группы и гордилась присвоенным высоким званием – «Старушка». Она выписывала в конторе без проблем продукты и ее поварской коллектив нас сытно кормил. Каждый день нам завозили несколько бидонов молока, и мы устраивали соревнование по питию. Я одолел 12 алюминиевых кружек, а Дылда – 16 и без напряга! Он был сиротой послевоенной, жил только на одну стипендию, однажды завалил сессию и мы весь семестр сбрасывались ему на жизнь.

  Но вернемся в первый день семестра колхозного. Пока поварихи куховарили мы решили сыграть в футбол, благо Витя Данилевский прихватил с собой мяч. Поделились на «зеленных» и «стариков». В первую команду вошли выпускники школ, во вторую – техникумов, ремесленных училищ и один отслуживший в армии, который и стал капитаном  команды. Он сам себе придумал кликуху – рассказы армейских баек предварял присказкой: «Та шо я? Я – теля!». У нас капитаном стал самый молодой, да к тому же в невиданных зеленых тренчиках – Зеленый. Чтоб придать игре перцу, было решено играть на приз – на кухне среди продуктов заприметили 3-х литровый бутылек меду. Зеленные победили, получили приз и мы стали его вылизывать. Опустошив полбутыля, мы великодушно пригласили соперников прикончить сосудосодержимое. Но последовал приказ сержанта Теляти: «Зеленые победили и должны испить радость победы до дна!». Старики нас окружили и строго следили, чтобы ни одна капля меда не была пронесена мимо рта. К этому времени дамское отделение группы приготовило борщ со свининой и картошку с гусем. Мы с неприязнью смотрели посоловевшими глазами на расставленные тарелки и были не в силах к ним притронуться, а изверги, потирая руки, приступили к трапезе. Расправившись  со своими порциями, они попытались выйти из-за стола, но тут Старушка, увидев невостребованную половину своего труда на столе, пресекла бегство слабаков и потребовала от них употребить приготовленную пищу в полном объеме. Нас она расставила позади скамеек и приказала следить, чтоб ни крохи мимо рта. После расправы с едой соперники посовещались и решили, что состязание завершилось вничью. Капитаны команд уговорили Анну Николаевну на сегодня ужин для нас не готовить – перед сном напузыримся молоком. Перенасыщенные снедью, поплелись мы в ближайший стог сена-соломы, чтобы там потравить анекдоты, попеть в полголоса песни, послушать армейскую бывальщину. Ближе к полуночи разошлись по лежбищам, ведь завтра с утра на работу.
 
  Привезли нас в поле на бричках. Бригадир инструктирует: «Это кукуруза. Ломаем кочаны, ошкуриваем их, собираем в кучки. Каждый ведет два рядка. Доходим  до конца и возвращаемся сюда». – «Пустыми?». – «С двумя рядками! И так 5 раз». У нас законный вопрос: «Дылда! А где конец поля?». Длинномерный стал на цыпочки: «За горизонтом. Километра два!». Бригадир посмотрел на придурков, сплюнул, но пообещал прислать водовозку. Выстроились мы в цепь, как это делается при поимке беглецов из тюрьмы, и начался гон. Гон с музыкой. Транзисторов, естественно, еще не существовало, но появилась уже радиостанция «Маяк», которая транслировала много разной музыки и даже недавно реабилитированные танго и фокстрот. Прошли, шурша листвой и с хрустом кочанов, метров пятьдесят и вдруг слышим позывные «Маяка». Озираемся, черт! Что это было? Проходим еще метров 20. Опять позывные. Посматриваем друг на друга с вопросом: «Галюники только у меня или еще у кого-нибудь?». На третий раз засекли – это Толик Арих. У него выявился необычайный дар имитатора – Толик мог изобразить оркестр, исполняющий танго-фокстрот, ласкающий слух юных душ. Заявка передавалась по цепочке, и по просьбе тружеников колхозных полей лились чарующие звуки. Когда оркестр уставал, ему на смену приходил бравурный бас Дылды, пересвист Юрца известных оперных арий и увертюр. В репертуар включались и песни Михаила Александровича, мною сымитированные. Дома была редкостная пластинка популярного певца, и я ее заиграл на патефоне до полного отупения. Патефонной иглы. В классе восьмом мама повела меня в филармонию на концерт Александровича, невысокого росточка, с несуразной фигурой. Примостившись к роялю, с закрытыми глазами, естественно, без микрофона он наполнял зал божественными звуками. Мне пришлось подражать кумиру с открытыми глазами в полевых условиях при отсутствии рояля. В моем повествовании постепенно появляются новые герои, но, поверьте,  рука устала держать перо-мышку, и о них, и о других персонажах я поведаю как-нибудь позднее. А сейчас завершаю описание первого общения, сцементировавшего нашу группу на долгие годы. Угрюмый бригадир нам ничего не сказал на прощание, но шепнул Старушке: «Ты закажи на последний день побольше продуктов и раздай своим. Работали они хорошо». Я привез домой 3 бутылки добротного подсолнечного масла, чему мама весьма обрадовалась. От меда я отказался.
  Вот, ребята, такое чувство, что пообщался со всеми своими. Только не слышал их голоса: «А ты помнишь…?»,  «Расскажи, как…», «Правда, что…?», «Напомни нам …»… Надеюсь, что через 5 лет, когда Украина отцепится от Донецка, на нашей встрече на площади Ленина будут слышны эти голоса.               

  Январь 2017 года. Взгрустнулось мне под Новый Год. Позвонил на Родину, в Донецк, поздравить с праздником, а Дылда не откликнулся. Неужели нас осталось только четверо из группы? В октябре я писал на своей страничке о срыве нашей встречи по случаю 55-ти летнего юбилея окончания института в связи с попыткой уничтожить в Донецке террористов, которых я уже перечислял раньше и перечислю ниже. Тогда поводом для грусти послужила весть о смерти Вити Зеленого-Данилевского, что навеяло мне воспоминания о нашей предучебной, еще не студенческой,  колхозной сессии. Дима Горохов (Дылда), за спиной у которого инсульты-инфаркты, уже два года без Веры, живет на Петровке, на четвертом этаже, с которого при обстреле никак не спуститься в подвал. Да, да это та самая Петровка, которую приучает славная украинская армия родину любить. Валюша (она живет на Путиловке, в стах метрах от мест проучения – школы №57, шахты Засядько, Путиловского завода и т.д. – список еще не закрыт), сообщила мне, что договорилась с Аршинчиком, проживающем  в тылу донецкой обороны, на Абакумова, прояснить ситуацию на прифронтовой Петровке. Ну, не посылать же на опасную операцию Любашу Милованову из не менее опасной Макеевки! Толик Аршинов был женат еще до института. Живут они уже 61 год, была у них страшная трагедия – погиб их первенец, горноспасатель при ликвидации аварии на шахте Скочинского. Аршинчик в колхозе был в команде стариков именно в силу своего семейного положения. Его жена, второкурсница, «колхозничала» в соседнем селе, и он бегал к ней на свидание.
  После возвращения  из сельской ссылки нам было дано два дня на помыться-постричься-поселиться. Наш староста Кривой, в быту Валентин Кривошеев, умело подсуетился и выбил рядом (!) 3 комнаты на 5-6 чел. Кривой был для нас праведником, Святым, Патриархов Всея ГруппИ! Он был инициатором всевозможных розыгрышей, подстав, сюрпризов, подвохов, шуток. Поощрял подобные проявления со стороны своей паствы. Короче, колхозно-трудовая атмосфера в коллективе плавно переместилась в студенческую среду. Наши комнаты в ДПС (дом приезжих студентов) располагались на 4-м этаже, а кровати завезли, разумеется, на первый, причем железные спинки свалены в одном конце стометрового коридора, а сетки решетчатые (даже среднему  поколению, что это такое, не объяснишь, легче нарисовать при встрече) – на другом. Таскали-таскали детали не по ГОСТу изготовленные, составляли-составляли кровати разномастные, чертыхались-матерились: «Кому моча в голову ударила…?» и тут комендантша Алексеевна: «Не моча! Не моча!». – «А что же?». – «Не морочьте мою голову!». – «А мою можно?». С тех пор выражение «немоча» означало у нас в группе бестолковую работу. По завершению обустройства, в палате №6 у Кривого устроили сабантуй с использованием колхозно-бригадирских сельхозпродуктов и добавлением городских деликатесов. Выяснились предпочтения: если гонцом за провиантом был Толик, значит, у нас рыбный стол – бычки в томатном соусе, килька маринованная. Доставщик Борисовна (по паспорту Борис Причина) был колбасником и снабжал компанию «кобатькой». Я считался сырником – плавленые сырки «Городской», 30%, 11 копеек и «Новый», 40% жирности,14 коп. – были моим вкладом. Снабженца выбирали жеребком из фуражки Теляти. «Что касается вина, то он пил воду» – это правило не про нас, но пристрастия к спиртному никто не испытывал. Вот если к нам пристраивались бэшники из параллельной группы «б», то приходилось их потом утихомиривать. Когда вскладчину собиралась достаточная сумма, покупался торт в хлебном  магазине. Кривой разрезал его сначала пополам, а потом одну половину кромсал на неравные дольки по количеству участников пиршества. Другая половина доставалась одному, медовоколхозная традиция соблюдалась, и отвертеться от «приза» было практически невозможно. Распределялась нарезка следующим образом. Одного из нас, чаще всего это был Чудо (потому, что Генка в деканате числился Чугуновым и был отличником) ставили в угол, а Кривой указывал на куски торта и спрашивал: «Кому?». Из угла оглашался приговор. В проигрыше были двое – те, кому доставался малипусенький кусочек и кому – полторта. Как- то на курсе втором-третьем мне выпала половина ненавистного торта, и я решил выкупить право распорядиться призом самому под благовидным предлогом: «Я хочу свою долю распределить между присутствующими, коллеги!». За нарушение выстраданного закона коллеги потребовали жестокого наказания. Изуверскую казнь, сидя на подоконнике, предложил Теляти. Глянув вниз за окно, сержант скомандовал: «Стоять на моем месте голым одну минуту!». Комната наша была (уже в ДПС-3) на 4-м этаже, как раз над входом в общежитие, и дверь внизу громыхала под действием пружины по сто раз в минуту. Благотворительность наказуема, назад ходу нет, мышеловка вот-вот захлопнется. Кривой сразу ухватился за прикол и созвал совещание, меня отправил на дальнюю койку. Толик тотчас включил, приложив руки рупором ко рту, глушилку для «Голоса Америки», но я все равно слышал урывками. Юрец-молодец: «Может не надо?». Дылда давился от смеха. Кривой басил: «Будет жрать весь кусок, как пить дать!». Толик сирену заглушил, Кривой огласил вердикт: «Согласны с решением трибунала!». Участь моя решена.Я отдал Чуду свои часы «Москва» с секундной стрелкой (редкость в то время), разделся и вскочил на подоконник: «Засекай!». – «Э, нет! Поворачивайся лицом к стеклу!». – Кривой не был бы Кривым, если бы не придумал каверзу. Ору благим матом: «Мы договаривались не так! Теля сидел спиной к окну». Отвечает непреклонно: «Будешь лопать торт сам! Уже прошло полминуты. Не моча!». Делать нечего, поворачиваюсь лицом к народу, а изуверы начали хором отсчет времени. Там, внизу студенты и студентки, слава богу, понуро снуют туда-сюда и хоть бы один/одна поднял/а взор на окно над входом на 4-м этаже! На это, собственно, была у меня надежда, понимая, чем может закончиться моя выходка. Незадолго до этого меня чуть было не вытурили из института за то, что я с другом во время антракта в Оперном театре играл в футбол коробкой из-под монпансье на верхнем репетиционном этаже, где не было в то время ни одного театрала. До сих пор не могу предположить, кто нас заложил. Ну, а злополучный кусок торта все-таки был разрезан мною на равные дольки к всеобщему удовольствию.
 
  Позвонил Валюше, чтоб поздравить со Старым Новым Годом. До Аршинчика она не достукалась. Неужели нас осталось только трое? Пишу это я не для того, чтобы у кого-то вызвать жалость к себе. Скажут: «Ты че, старичье?». Или вспомнят поговорку «Прыгадала баба, як дивкою була». Пишу для себя. Не всех из нашей гоп-компании я упомянул, хотя всех вспоминаю, когда раскладываю перед сном по ячейкам таблетки на завтра. От головы, от живота, от спины, от коленок… Вот когда не будет сил (или желания?) заполнять ячейки, я загляну в свой компьютер и пообщаюсь с ребятами. О не упоминавшихся подельниках из нашей группы напишу как-нибудь, когда прояснится ситуация с Аршинчиком и Дылдой. Удачи всем!               

  Февраль 2017 года. Уф! Отлегло! После сообщений об утюжке Путиловки славным воинством Порошенко я дозвонился до Валюши и сразу услышал: «Не попали! Не попали!». Ну, слава богу! Зато порушили мой кооператив «Мир-75». Знакомые контуры дома промелькнули по российскому телевидению 30-го января. На сей раз угодило во второй подъезд. А до этого, 06.11.14, гвоздем экрана был 4-й подъезд моего дома. Тогда после попадания шоколадного подарунка выгорело 5 квартир. Пристрелялись. Жду, когда влучат (попадут - рус.) в мой, третий подъезд. Выбитые и восстановленные окна и фрамуги уже никто из выживших жильцов не считает. А еще, в очередной, 6 раз грохнули подстанцию «Засядько-110». Под землей остались 203 горняка. Когда-то, 55 лет назад, мне, молодому и крепкому, пришлось вылезать по лестничному отделению ствола с глубины 438 м. Склизко-скользкие ступени с наростами грязевых сталагмитов-сталактитов, сплошной поток щелочного дождя, струя воздуха со скоростью 18 м/сек. Когда мы вылезли на поверхность, то попадали на траву, благо была летняя теплынь, и часок еще унимали дрожь в ногах. Но сейчас глубина моей шахты 1,5 км и для вызволения из западни не помогут даже очень молодые и крепкие ноги. Надо ждать ремонта подстанции или переключения на резервную линию. Но это все за упокой.
 
  А во здравие нашей спаянной  группы – получил от Валюши сообщение, что и Аршинчик, и Дылда в здравии. Нас все-таки пятеро! Значит, будет с кем поддержать атмосферу веселья, розыгрыша, подначек, самоиронии, сердечности, как это было на протяжении семестров учебы. Интересно, что банальные студенческие байки и побасенки не всплывают в памяти, а вот характер взаимоотношений в неординарных ситуациях вызывает всхлипы ностальгического умиления или смеха. Когда у нас занятия проходили во 2-м корпусе, окна наклонной аудитории смотрели на ресторан «Москва». Были в городе еще ресторан при гостинице «Донбасс» и старый, осколок НЭПмановского шика,  ресторан с кабинетами «Металлург». Ко второй паре студенческий люд уже проголодался и в это же время у входа в ресторан появлялись лотошницы с пирожками – с горохом по 4 коп. и мясом по 5 коп. Тут же пускалась по кругу шапка Теляти и снаряжалась продэкспедиция – чаще всего Кривой указывал на меня с Юрцом или Толиком. Мы вдвоем быстренько перебегали через улицу Артема (в народе – Первая линия), платили за весь лоток с 80-ью пирожками, забирали его и бегом к голодающим. Попервах один из нас оставался в качества залога точить лясы с девушками, пока второй не возвратит пустой поднос, но со временем, когда мы окончательно втерлись в доверие, надобность в заложнике отпала. Каждый поглотитель пирожков забирал свое, а если были излишки, то их разыгрывали по установленному ранее ритуалу, как это было при застольях в общежитии. Приходит на ум еще один аспект этой ситуации. Можно ли представить себе, чтобы какая-нибудь современная ОПГ смогла бы с помощью утюга (пистолета) заставить владельца элитного ресторана печь для народа пирожки по 4-5 копеек и в 10 часов утра раздавать их голодным студентам? А в дни нашей молодости ОПГ под названием КПСС могла предложить директору ресторана высшей категории обеспечивать с утра население горячими пирожками по установленной цене, изготовленными в соответствии с ГОСТом. При этом не требовался утюг (пистолет), а всего лишь звонок из горкома: «Положишь партбилет на стол». А пирожки впоследствии стали обязательным блюдом при наших встречах после окончания института.

   Тогда же, в дни юбилеев, часто вспоминали мою выходку. После лекций в 1-м и 2-ом корпусе института мы добирались в студгородок троллейбусом. Народу полно, но подобие очереди соблюдается. Подходит троллейбус, большинство наших втискиваются вовнутрь, а я приготовился брать штурмом брать уже следующую машину. Вижу сквозь окна, что они с издевкой машут мне рукой прощальное гуд бай, в ответ я надеваю на себя кислую рожу досады. Троллейбус  отправляется, но когда проезжает мимо меня, я умудрился зацепиться за недозакрытую половинку задней двери. Притаился, вперед по салону не протискиваюсь, а когда приехали на студгородок, выскочил через заднюю дверь, подбежал к дереву неподалеку, обхватил его, изображая полное изнеможение и глубокое-глубокое прерывистое дыхание со свистом человека при смерти. Наши, как порядочная публика, вышли через переднюю дверь и наткнулись на почти бездыханное тело своего товарища. Опешили. Любаша всплеснула руками: «И ты все это пробежал?» (а там было 7 остановок). Я, не раскрывая глаз, выдавил из себя: «Да-а-а!» и стал сползать по дереву вниз. Бережные руки подхватили меня и поволокли в общежитие. Метров через тридцать я стал давиться от смеха и пока они очухивались от розыгрыша,  убежал вперед с прощальным взмахом гуд бай. Вовремя, а то бы побили. Еще много чего можно навспоминать, но завтра рано вставать, идти кровь свою негодную сдавать. Не нуждающимся. На анализ. И если результат не будет устрашающий, то вспомню и доложу еще чёй-то.               

  Март 2017 года. В последней своей заметке на прошлой неделе я анонсировал предстоящий мне тогда кровавый анализ. Мои читатели-почитатели всполошились и потребовали опубликовать результаты. Докладываю прилюдно: последний поворот пройден, вышел на финишную прямую и не устремился, а, упираясь, плетусь к траурной финишной ленте. Спешить теперь некуда и в голову лезут воспоминания, покрытые дымкой ностальгии, о приключениях с момента принятия низкого старта на дистанции. Ну, например, что мы еще отчебучили в своей развеселой компании.
 
  Как-то курсе на втором мы с Юркой решили проигнорировать первую пару и сбегать в кино. В то время в городе было три кинотеатра – «Шевченко», «Комсомолец» и недавно открывшийся «Победа», куда мы и рванули. Желающих вкусить важнейшее из искусств в городе было всегда полно, предварительная продажа билетов не практиковалась, и часто очередь, прерванная закрывшимся окошком кассы, терпеливо ждала, когда начнется продажа билетов на следующий сеанс. С утра людей на культуру не особо тянет, и мы сходу уже сидим в зале. Согласно рекламе нам предстоит общаться с Пуговкиным, Меркурьевым и другими знаменитостями. Фильм назывался  не то «Тихая пристань», не то «Тихая заводь». Сейчас в вездесущей Википедии я не нашел следов этого шедевра. Это была такая лажа, выражаясь современным языком, что мы не досидели до конца сеанса. Возвращаемся в институт злыми и по дороге строим планы, как мокнуть своих, чтоб они тоже приобщились к этому самому. Высокому искусству. Кривой сразу: «Ну, что, пацаны, проспали?». Мы громогласно всем: «В «Победу» ходили! Читали в «Комсомольце Донбасса»? Кино – что надо! Пуговкин, Орлова и одна еще девка, чудо как красивая, только фамилию не запомнили. Придется идти второй раз». Возгласы: «Люди! Пошли все на «Пристань»! После третьей пары!». Решили, что мы с Юрцом поедем в «Победу» сразу после занятий, чтоб купить наверняка билеты на всех, деньги собирать сейчас не надо – все равно не у всех они есть с собой, а культпоходовцы приедут после обеда в столовой. Билеты мы купим за свои – получили за разгрузку картошки на прошлой неделе. Так и сделали. После занятий мы с Юркой на виду у всех демонстративно пошли на троллейбусную остановку, а любители кино – в столовую общежития. Потом мы вернулись в корпус и из окна библиотеки следили за обстановкой. Когда возбужденная нами толпа зашла в троллейбус (а ехать надо было с пересадкой), мы с чувством исполненного долга вошли в общежитие и встретили там Ваню Патыка. Он был из стариков и относился к соплякам снисходительно. «А чего ты не поехал со всеми?», – «Так я же видел ваши лукавые рожи! Часа через 4 здесь будет интересно. Вы, недоумки, смывайтесь отсюда, иначе Макака вас замордует». Этот вариант  мы не просчитывали. Действительно, Толик Мозговой был шебутной, непоседливый кривляка, да еще и очкарик. Он точно не дал бы нам спать всю ночь. Пришлось нам с Юриком поехать внепланово по домам, а на завтра пропустить первую пару, на всякий случай. Группа  восприняла наш розыгрыш как все-таки удачную шутку. Макака уже перегорел и не проявлял желания нас третировать. Зато Бандерушка восторженно хлопал нас по плечам: «Ну, учудили! Ну, молодцы!». От него мы узнали, как протекал процесс розыгрыша в динамике. Когда почитатели Пуговкина и др. прибыли в «Победу», они не обнаружили там засланцев, забеспокоились, не случилось ли что-нибудь серьезное с этими двумя шалопаями, но делать нечего, купили билеты (какое счастье – билеты в кассе еще были) и отправились вкушать киноискусство. Минут через 15 они поняли, что вляпались по полной, и уже всерьез забеспокоились, выдержат ли эти оба прохвоста изощренные приемы экзекуции в общежитии. Спасибо Ване за предупреждение! Теперь о Бандерушке. Он был из украинской глубинки, но говорил чисто по-русски. На Украине полно русских сел и даже районов. Все остальные были из Донбасса и Володя Ткаченко чувствовал себя поначалу отчужденным. Он притянул из дому кусмяру сала и вывесил сетку с провиантом через форточку за окном. Мы, местные, каждую неделю разъезжались по домам и нам такие заоконные запасы были ни к чему. Кривой филигранно намекал Володьке, что надо бы поделиться сальцем с коллективом, но тот поначалу воспринимал этот шантаж  по-серьезному, сопел и отмалчивался. Ну, староста и прилепил ему ласковый и добродушный позывной – Бандерушка. Постепенно парень принюхался к атмосфере веселья и легкости, раскрепостился, вошел во вкус и стал активным участником наших феерий. Он даже сотворил пророческий (об этом – позже) стишок.
Ой, Изюм, Изюм, Изюм!
В Толи серенький костюм,
А у Юрки не такой,
У нас староста – Кривой!
Бандерушка первым в группе открыл брачный сезон. Он женился на педичке и все «наши» вместе с группой из Пединститута организовали студенческую свадьбу в общежитии. Я завершил свадебный сезон в нашем содружестве последним значительно позже – женился в 29.               

  Перед тем, как нам разъехаться по местам распределения, Кривой огласил свое постановление: «Встречаемся каждые 5 лет, в последние субботу-воскресенье мая. Сначала ресторан, на следующий день – футбол на природе». Мы не могли ослушаться патриарха, исправно выполняли его предписание «свистать всех  на сбор» каждые пять лет с женами-мужьями, детьми и достарились до 55-ти летнего юбилея, только вот собраться в прошлом году не смогли из-за противодействия Порошенко. Ну, не жалует он сепаратных ватников.
 
  Возвращаюсь к стихотворению. Все упомянутые в нем, равно как и автор, ушли первыми. Толик был женат на майорской дочери. Она как-то возвращалась из командировки, встретила в купейном вагоне майора и проехала со служивым мимо дома своего, оставив одних Толика с сыном. Юрец (мы были с ним перекрестными кумовьями) разбился на «Волге», купленной после командировки во Вьетнам. Кривой поскользнулся на берегу речушки по колено и не выплыл, как и предсказала в детстве цыганка. Бандерушка – скоротечный рак. Чудо и Борисовна – сердце. Тяжко мне перечислять диагнозы остальных. Короче, нас осталось только пятеро. Трепетное отношение друг к другу сохранилось у нас до сих пор. Сможем ли мы выполнить завещание Кривого и встретиться на 60-ти летний юбилей через 4 года? Сможем ли мы устроить какую-нибудь каверзу, чтоб было всем нам смешно? Или займемся самоиронией, объявив соревнование – кто придет последним к финишной ленте с надписью «Каюк»  и закроет проект Ш16а?

  P.S. 24 марта 2023 года. Оч. коротко. От нас ушли Валюша Пархоменко и Толик Аршинов. Держим круговую оборону втроем – Любаша Милованова, Надюша Козик и я. В 21-м году наш юбилей-60 провалил чудило Зеленский. Уверены, на 65-тилетие встретимся в 6 часов вечера после войны. И тогда вспомним всех нас молодыми. И тогда помянем всех покинувших нас.