Глава 8. Олени и лани. Напарники

Иван попал прямиком к черту на рога, без преувеличения. Так бывает, война жестока, в окопах не отсидишься. Такуми и не обещал легких путей, материал для  золотой площадки, с помощью которой стартует корабль Акси, на дороге не валяется, он в таких местах, что и во сне не приснятся.

Выполняя очередное служебное задание, Филатов использовал событийный фон увольнения офицера воинской части Магаданской области. Увольнять того собирались давно, а тут он сам подсуетился, скандально влип в неприятную коммерческую историю. По легенде Иван на вертолете спасал ценный груз, компрометирующий арестованного - своего родственника, якобы. Упасть вертолет должен был примерно там, где требовалось.

Это было время второй воды, когда в диких бескрайних сопках высоко поднялась бесформенная влага. Речушки превратились в полноценные реки и с безудержным норовом устремились в сторону морских заливов, опасаясь не успеть и не влиться. Казалось бы, сверху в такой момент должна открываться картина, полная голубых оттенков, но куда там, вода несет на себе столько вывернутых деревьев, кустов и всего прочего, что ее желто-грязная поверхность напоминает спину бегущего динозавра. Все это можно только представить, потому что ливень, обычно сопровождающий процесс подъема, стоит сплошной стеной, выключая видимость. Неподготовленному человеку выжить в этой стихии невозможно, там, где тебя не смывает и не заливает, съедают комары, а их, таких голодных огромных и плодовитых, в других местах вряд ли встретишь.
Все эти радости по предназначению необитаемого края Иван испытал за несколько часов пребывания, и они оказались намного опаснее свободного падения вместе с летящим на уровне верхушек деревьев вертолетом.

Старая железная стрекоза с предусмотренным пулевым отверстием в баке падала медленно. Под тяжелым прямым потоком ливня лопасти успокоились незадолго до того, как увесистое брюхо начало пахать болотистую почву небольшого островка, образованного ожившим рукавом мелководной в обычное время реки. Это была несомненная удача. Место могло оказаться куда более неудобным, кто ж его выбирал в такой обстановке и при такой погоде.
 
Если бы не атрибуты кабины, то вид из окна вполне сошел бы за океанское погружение. Пожалуй, на этом удача на время и поставила жирную точку, исчезла. Выходить было некуда и незачем. Те, на кого рассчитывался этот безумный полет, услышали непривычный рокот, а возможно и разглядели птицу, которой здесь никогда не бывало, ведь воздушные коридоры проходили в других местах. Отыскать вертолет в северной тайге, выяснить, кого и зачем сюда занесло, им будет нужно, во что бы то ни стало. И примутся они за это сразу после ливня.

Ждать лучше было под крышей, благо, она существовала. Увы, существовала недолго. Иван очень скоро обнаружил, что вода наступает на островок, поднимается. Настоящее погружение длилось несколько часов, сначала машину просто трясло, затем медленно поволокло, перевернуло на бок и прочно воткнуло лопасть в податливое гладкое дно.
До берега, определить который можно было только по прямому углу к течению, вынырнувший из кабины вертолетчик добирался долго. Главными врагами на этом пути стали топляки и другие ветвистые пловцы, поддавшиеся воле и скорости потока. Они почти не оставили на спине и боках Ивана живого места. Силы в схватке были неравны, но берег все-таки открылся, нелепо и подло. Ну, как здесь обойтись без наречий, тем более, что они такие точные. Берег показал свое отвесное лицо, вцепиться в него было можно, но не более. Пришлось плыть вдоль вместе с круглой шершавой ящерицей, которая совсем недавно считала себя стволом лиственницы.
 
Наконец, ноги ощутили дно, и пловец, разгребая на мелководье завал, побрел к спасительному месту. Особой разницы в своем положении он не почувствовал, однако ливень показался значительно теплее, чем река, он согревал. Теперь главным было не увязнуть в болоте, оно прилипло к сопке и проложило свой извилистый путь замысловато, даже на самой верхушке этого колючего ежика, а сопка была именно такой формы, Иван обнаружил мягкую коварную трясину.

Измотанный окровавленный человек держал в голове главное: упасть и уснуть нельзя, такой сон может стать последним. И он двигался, практически бесцельно, если не считать целью сохранение жизни. Сколько длилось угрюмое путешествие, сказать сложно. Для кого-то оно показалось бы бесконечным, для Ивана долгим. Когда бредущий оказался перед покосившейся заросшей мхом землянкой, он даже не удивился, просто упал на колени, заполз внутрь, развернулся, не вставая, и притянул за собой дверь.

В углу громоздились полусгнившие рогожьи мешки, которые кто-то когда-то использовал под рыбу. Землянка была рыбацкой, но теперь кроме комаров в ней не ночевал никто. Мешки пригодились, во время непродолжительного тяжелого сна спасали от пискливой стаи...
Очнулся Иван от диких уколов боли, каждый разливался и трансформировался в другое ощущение, словно приятное тепло шаг за шагом окутывало, смазывало и заживляло раны, собирало по клеточкам и восстанавливало кожу. Удивительный процесс будоражил и убаюкивал одновременно. Вскоре Иван вновь погрузился в сон, и погружение это не было резким, его можно было назвать запланированным, как и последовавшее через какое-то время пробуждение.

Немыслимая тишина и полный мрак не предвещали ничего хорошего. «Как в могиле, - подумал лежащий на спине человек, - и комары исчезли, и ливень стих, все осталось там, наверху».  «Кваква, - ответила на темные мысли землянка, - кваква». Продвинувшись в сторону двери, Иван нащупал ее ногой и толкнул. Свет, проникший в узкий проем, коснулся огромной зеленой жабы, глаза ее замерли, мерзкое существо улыбалось.
- Ну что ж, царевна, давай знакомиться, комаров  для завтрака, надеюсь, тебе хватило. Спасибо большое, но ты же понимаешь, я не съедобный, - Филатов перевел взгляд на длинный плоский язык красавицы, который трепетал, готовясь к очередному прыжку из укрытия. Увернуться от освободившейся пружинки, вылетевшей  изо рта жабы, и прилипшей к саднящей ране у виска, не удалось. Мгновенный укол подтвердил мысль о том, что проснувшийся совершенно цел и здоров, что пока спал, заштопан и приведен в порядок.
- Кваква, - недовольным, совсем не женским голосом попрощалось чудовище, покидая убежище.
- Ладно, прости, если что не так.
- Все так, все так, - баском пробурчала жаба и скрылась из виду.
Между стекол единственного оконца криво стояла ссохшаяся буханка черного хлеба, вставленная чьими-то умелыми руками, в сундуке, изнутри обшитом тонким металлическим листом, обнаружилось несколько пачек соли крупного помола. Главной находкой стали спички. Длинные охотничьи, они долго не тухли, потому как предназначались для таких вот особых случаев. Дым от костра теперь мог спасти от вновь осмелевших комаров, он мог сослужить и еще одну службу, указать место тем, кто уже, наверняка, приступил к поиску вертолетчика.
 
Сон, в котором растревоженная матушка уговаривала спуститься к воде, прервался по причине вполне понятной. На фоне высокого кострового огня сидела огромная черная собака, она была неподвижна, оскаленная пасть и лохматая морда застыли в ожидании. Иван осторожно, стараясь не шевелиться, перевел взгляд и остановил его на сапогах стоящего рядом человека.
- Эй, соколик, как спалось, - сказали ноги, и одна из них водрузилась на шею пса, приготовившегося к прыжку. - Спокойно Альбинос, свои.
- Решил поджариться, раскочегарил до неба, сопку спалить задумал? - хриплый голос второго пришельца прозвучал за спиной лежащего. Иван сел, не сводя глаз с собаки, которая тут же улеглась напротив, давая понять, что команду «свои» она выполняет с удовольствием.
- Курево есть?
- Ага, вчера придешь - мукой получишь, - улыбка острослова перекосила обезображенное шрамами лицо. - Молодец, не поленился, надыбал сушняка, развел большой огонь, а то нам бы пришлось долго тебя шукать. Бери табак, я пошутил, - он протянул вставшему Ивану пачку «Примы» и поднял тлеющую ветку. - А чего в крови-то весь? Ран вроде не видно, посторонней измазался? Ты, мож, медведя завалил, признавайся, - он толкнул в бок поменявшего дислокацию второго шукальщика, который оказался низкорослым крепким мужиком, с бритой головой.
- С какой колокольни тебя сюда занесло? - просипел лысый. - На идиота вроде не похож, но другие здесь не летают. Ведь это ж твоя железка торчит там внизу?
- Моя, кажется.
- Ладно, не до разговоров, - прервал допрос первый, - расскажешь в другом месте, а сейчас надо двигаться, тушим в темпе костер и вперед по малой. Дорога не гладкая, а ночи темные. 
Альбинос радостно завилял куцым хвостом и помчался вперед, подавая голосовой сигнал своего приближения. Иван сначала не понял, кого пес вынюхал, но напряженно всматриваясь в пустынный склон, он кое-что обнаружил. Люди выходили из замаскированных сооружений, и благодаря изношенной зеленой одежде, тут же сливались с пейзажем. Все было рассчитано на то, чтобы взгляд сверху скользил не задерживаясь, задерживаться ему здесь не обязательно, и кому смотреть-то, но осторожность у местных отшельников - обостренное качество.
 
Иван был готов к повороту событий, и поворот предстоял не самый приятный, он подумал о том, что допущенный в царство несуществующих, поселяется в нем навсегда. Сырость и сумрак гасили слабое само по себе любопытство обитателей, никто из них не произнес ни слова.
- Живи пока, там, - лысый расставил акценты на смысле, указывая на дверь в отдалении, куда новичок и отправился без лишних вопросов. - Распогодится - прибудет человек.
 
Человек не спешил, хоть погода давно похорошела, лучше такой на севере не бывает, дни стояли теплые, обласканные чудесным свежим ветерком. Иван, которому выдали удочку и специальный крюк для ловли горбуши, убивал время на рыбалке, ходил в сопки за грибами и черникой. Свою добычу он отдавал повару, а тот не без удовольствия ставил ему еду в любой светлый час. Лагерь пустовал от зари  до позднего вечера. Обитатели уходили и приходили без лишних звуков, где и чем они занимались, можно было только догадываться. Гость сознательно не проявлял ни малейшего интереса к происходящему, и это положительно оценил каждый, кто сталкивался с ним случайно или намеренно.
- Гнаська, а ты проверь сомнения. Хочешь, подскажу, как это сделать. Иль ты и сам догадался? - повар подсел к задумчивому долговязому мужику, который не спешил покидать опустевшее общее место, предназначенное для приема пищи. - Зенки убери, сколько раз тебе говорил, не смотри в лицо, не выношу я твоего бессмысленного взора, просто слушай и отвечай, - повар говорил тихо, он целил слова в ухо сидящего, боялся кого-то потревожить. Слушать его кроме Игната было некому, и он это знал, но привычку не спрячешь. - Слышь, расскажи пришлому о нашей тайне. Намекни, мол, есть у нас, где поразвлечься, кино посмотреть, то да се. Покажи место. После поймешь по взгляду, если он и промолчит, видел он тебя в своем кино или нет. Дело говорю. Ты как мне открылся вчера, я всю ночь думал. Запутано все беспредельно. Ножом-то вроде ты его, а почему это было началом твоего конца, причиной смерти?
- Сам в толк не возьму. У наших покойных все было просто, а у меня с заковыркой. Я как увидел его лицо, обомлел. Узнал без промедления, веришь, до сих пор хожу как в тумане, будто включился в ужастик, роль получил. Думаешь, купится?
- Клюнет. Ему скучно, ходит, мается без дела. Сам знаешь, ждать да догонять хуже всего, а ты ему кое-какие подробности подкинь, без имен, конечно, но с чувством, заинтригуешь, факт.
- Хитрый ты мужик, Гарсоныч. Сам ту сторону обходишь, в другую бегаешь, и правильно. Я зря сперва не подумал, устроил себе сеанс, теперь покоя лишился. Навсегда. Как говорит Остряк, хорошая-то мысля приходит опосля.
Можно было повернуться и посмотреть в глаза странной фигуре, осторожно нарезающей круги, которые постепенно сужались. Любопытство проявлялось впервые за прошедшую здесь неделю. Долговязый чего-то хотел, но не решался, и стоило ли ему помогать. Сидя на пеньке у обрыва, Иван ждал, когда появится голова пробирающегося внизу Игната. Она появилась прямо перед сидящим и резко откинулась назад, столкнуться лицом к лицу тот не хотел.
- Привет. Садись, покури, - новичок кивнул на соседний пенек, на который бросил коробок спичек. - Или торопишься?
- Нет, не спешу. Хочу тебе место одно показать, интересное, сам убедишься, такого ты больше нигде не встретишь.
- Рыбалка? Охота? Нет? Неужто сокровища? - улыбка взбодрила прикуривающего мужика, в его странных глазах мелькнуло нечто, похожее на мысль.
- Не то. Сначала послушай, - сказал Игнат и надолго замолчал.
Иван не мешал, он смотрел на обветренные, покрытые полузасохшими царапинами мускулистые руки и пытался понять, что держит на плаву этого отшельника. Дать добровольно завезти себя в бескрайнюю глушь, где никогда не ступала нога нормального человека, можно, но только в особых случаях. Оставаться здесь долго, годами, наверное, тоже можно, но каким при этом должен быть якорь.
- А ты разговорчивый, - прервал, наконец, молчание Иван и хотел было встать, но, услышав первую ноту рассказа, просто сменил позу, сел так, чтобы были видны большие выпуклые и совершенно бесцветные глаза говорящего.

- Вон, видишь две гладкие вершины? Между ними что-то наподобие каньона, только тянется он не вдоль, а поперек этих близнецов. Воды там почти не бывает. Кругом болото, а там сухо. Если посмотреть внимательно, овраг этот, каньон, в общем, внешне напоминает след от огромного колеса. Задувает там всегда с одной и той же стороны, а выдувает с другой, ветер гоняет с постоянной скоростью. Приметили и проследили это давно, нам, кто здесь теперь, передалось все по сарафанному радио, из уст в уста, как говорится. Есть там место удобное, в самом низу, такое небольшое прямоугольное плато, попросту камень. Он ровный и теплый в любое время года. Притягивает всегда, как увидишь, полежать хочется. Колесо обозрения помнишь? Так вот это то же, примерно. Только катает тебя в нем по твоей жизни. Ляжешь головой на север - улетишь в прошлое, на юг - в будущее. Засыпаешь мгновенно, если принял горизонтальное положение.  Кстати, поднимает невесть как, но просыпаешься не лежа.
- Похоже на сказку, сам придумал?
- У тебя же есть возможность проверить, если, конечно, не сдрейфишь. Скажу еще. Были здесь люди, которые увидели свою смертушку, рассказали нам всем, а после мы стали свидетелями повтора, и хоронили. Историй много, не каждый поведал то, что увидел, а то было бы, наверное, больше. Кое-кто ходит туда, чтобы побывать в прошлой жизни, сны настолько реальны, что можно вспомнить то, что позабылось за годы. Знаешь, если бы не это «кино», мы б здесь все давно перегрызли друг друга. А так вот очередь установили, расписание составили. Ну, как, желаешь? Могу попросить, чтоб тебе денек выделили.
- Да я пока не оторвался от жизни, чтобы искать возможность в нее нырнуть, тем более таким способом. Если только ради интереса, да в твоей правдивости удостовериться, - Иван говорил серьезным тоном, сохраняя душевное состояние рассказчика.
- Заметано. 
Игнат и Гарсоныч застыли в позе памятника Минину и Пожарскому, они считали минуты, торопили их, с высоты глядя на лежащего в «просмотровом зале». Тишину украшали привычные звуки птичьих песен, в которые без предупреждений вторглось настойчивое «ку-ку».
- Ку-ку, - полушепотом повторил Иван строку, льющуюся из прозрачного эфира, - да не пугайтесь вы так, - он давно стоял рядом с наблюдателями, которые теперь смотрели на него, как на живое привидение. - Не бойтесь, говорю. Там не я. Я не раздвоился. Просто, место занято было, пришлось смириться.
- Как это? - Гарсоныч, наконец, вытолкнул из своего горла застрявший ком. - Наши люди правила знают, нарушать их никто не станет.
- Не ваши, не суетись, - Иван отвел взгляд в сторону предмета наблюдения и прикрыл глаза, сдерживая напор солнечного луча. - Паренек это, тот которого привез ваш начальник.
- И что? С какого рожна сходу ему дорогу показывать? Шеф что ли привел? 
На вопрос опомнившегося Игната Иван равнодушно пожал плечами, протирая кулаком поймавшие «зайчика» глаза. Знали бы эти люди, какие чувства испытал он сам, когда увидел сына Кобы - Виктора в компании человека, чье доверие ему нужно было завоевывать. Филатов мог только предположить, что это место, одно из трех, обозначенных на шаре Такуми, Виктор использует по назначению.
- Нет, ты глянь, что там творится. Горит он что ли, - повар  гремел, как крышка кастрюли с закипающей водой. - Искры, о, молния, еще одна, видали? Айда, спасать его надо, сгорит ведь.
Но спасать оказалось некого. Камень был теплым, обычным, на его поверхности  никаких видимых следов спустившиеся с сопки не обнаружили.

Младшего Кобу искали недолго, но участвовали в поиске все, исключений не было. Даже главный здесь человек, который после дороги не успел отоспаться, услышав сообщение о пропаже, потерял сон и бродил по сопкам с другими. К вечеру поступила его команда, «прекращать и возвращаться». Он мог и не объяснять этим людям, зачем привез постороннего, но решил все-таки сделать это.

- В аэропорту прилип ко мне, как плющ. Ехал специально, говорит, искал по рекомендации. Вы даже представить себе не можете, кто ему меня рекомендовал. Там такие имена наших людей, о которых не каждый смеет подумать, не только произнести вслух. Ну, я и купился. Нужно-то ему было здесь всего-навсего собрать какие-то образцы почвы и мха. Молодой ученый, сынок одного из больших людей, повторяю, наших людей. Шеф не сказал только об одном, основной довод этого парня оказался увесистым и щедрым. Правда, вторую половину теперь не получить, но это, может, и к лучшему. Хорошо, что звонить никому не стал, а то пришлось бы долго теперь объясняться.
- Советую забыть о том, что вы его вообще видели. Утоп он, болото любит молодых и свежих, - последние слова были обращены к Ивану, который стоял поодаль напротив.

Как долго Филатов лежал на матах небольшого спортзала в здании школы, опустевшей на время зимних каникул, известно было только мужчине лет сорока, с крепким телосложением и военной выправкой. В этом городе связного знали немногие, а его гостя не видел и не знал никто, и это было важно.
Неделю назад, оставив Варвару в автобусе, Иван помчался по контрольному адресу с единственной целью, отправить информацию и выйти из этой сюжетной линии, передав свою роль другому. Он экономил минуты, поэтому важные подробности излагал уже на обратной дороге в машине человека, который встретил его и возвращался вместе, чтобы помочь сократить путь и подстраховать, если потребуется. Страховка потребовалась.
Взрыв прогремел в тот момент, когда Иван показывал, где удобнее будет остановиться. Автобус, к которому он безумно спешил, вмиг превратился  в большой черно-красный костер. Оценив обстановку, водитель быстро развернулся и, защелкнув замки, жал на газ и держал руль, не обращая внимания на разъяренного тигра, метавшегося по салону и раздирающего его в клочья. Он спасал Филатова, не подозревая, что в этот злосчастный момент тот получил, самую что ни на есть, опасную рану. Боль, к концу дороги поборола не только душу, она сковала тело, небрежно подчеркнув последние шаги пленника, попавшего в ее необъятные владения. В этом походе сопровождал звук, рвущийся из глубины. Молоток стучал по вискам, искажая кровавые картины, грубо перемешивая их в огромной металлической мясорубке.
- Болит? - выдохнул Такуми и, не ожидая ответа, продолжил. - Это хорошо. Столько не поместится ни в одну душу, и твоя скоро затрещит по швам, может, хватит ее растягивать. Замес на самой прочной закваске, на боли, ничего не испарится. Помнишь мое обещание, всегда находиться за твоей спиной?

Ивану пора было покидать спортивный зал школы по многим причинам. Завтра здесь зазвенят голоса тех, кто будет тренироваться и подрастать, а его торопила дорога. Он знал, что должен идти долго, не ехать, не лететь, а идти, чувствовать землю. Такуми схитрил, он намеренно затаил один важный факт, решив, что душевному вареву стоит немного потомиться.
- Мне показалось, ты беседовал с кем-то, когда я входил, ну, привет. Пришел в себя? Обездвижил, медведь в берлоге, так можно и пролежни заработать, - военный в штатской одежде разложил на скамье свежие фрукты, пододвинул бутылку с минеральной водой и сигареты. Из кармана широких брюк он достал небольшой планшет и развернул карту. - Сюда, в Томмот стягиваются все обозы. Груз и людей, которых нашел у черта на куличках, ты довел до нужного места. Мы их приняли, пока не трогаем, операция продолжается по плану. Добро перекочевало в общий котел, а машины вернулись. Сопровождающие остались и последуют дальше, значит, показываться тебе опасно. На протяжении автодороги, в лесах и дальше в тайге укрепились наши группы. Дорога одна. Часть груза, возможно, уйдет по железке и по воде, но старый способ здесь до сих пор считается самым надежным.
- Хорошо, я готов. От группы к группе, все проверить, отладить связь, донести устные инструкции, - Иван остановился на полуслове, поймав удивленный взгляд оторопевшего слушателя.
- Все верно, - выдавил тот из себя, и без вопросов продолжил излагать подробности предстоящей работы. Было заметно, делалось это машинально, зачем стараться, если все известно. - Карту можешь взять.
- Спасибо, я запомнил. От охотничьего снаряжения не откажусь, и лыжи не помешают.
- Напарник догонит тебя только в Тынде, раньше никак, так что спину прикрывать придется самостоятельно.
- Все понял. В ночь уйду.

Образ японца наполнил Филатова необъятным простором, но разбега не получалось, путь в любом направлении обрывался на единственной остро скребущей мысли. Он постоянно думал о том, как нелепо и глупо погубил Варвару, о том, что должен был пойти вместе с ней или задержаться и оградить. Тяжелый скрип снега скреб по свежей ране. Смог бы он отказаться от встречи, зная о таком финале? Однозначного ответа не получалось. «Вава», - выдохнув слово, лыжник покинул гребень снежной глыбы, который отправил его в полет с высочайшей точки перевала.
Никто и не ждал удачного приземления, но Иван готов был его повторить, ведь перед тем, как прийти в себя, он находился далеко, в маленьком домике на обочине колымской трассы. Вокруг не оказалось ни одного камня, сухая трава облепила лицо и руки, распластанные в стороны, тело, пробороздившее склон, лежало на голой земле, которая казалась теплой и дышащей. Ее дыхание сменилось другим, звериным и частым, оно окружало со всех сторон и иногда прерывалось недовольным и нервным рыком.

Волчья стая расположилась плотным кольцом, от него поднимался и тут же таял в морозном воздухе едва видимый пар. Иван потеснил добровольную службу охраны, поднялся, и перед тем как шагнуть в освобожденный для него коридор, взглянул в узкие глаза вожака и благодарно улыбнулся знакомому взгляду.

Через месяц Алдан покидал человек, возраст которого с первого взгляда определить было трудно. Натянутая до бровей ушанка, усы и борода почти полностью прикрывали его лицо. Ослабевший после дружного набега снег, забивался в складки одежды, сглаживал очертания фигуры. Основной причиной, которая задержала Филатова в первом пункте маршрута, была непогода, привычные в это время снегопады и дикие морозы придавили и обездвижили все живое, пластинка на этом старом граммофоне снова перестала крутиться и ждала свежего завода. Не успел слушатель прикоснуться к ручке, управляющей пружиной, а лыжник уже почувствовал взмах его руки и с готовностью поддался не уловимому другими толчку.
 
Иван не торопился набирать темп, шел плавно, словно не хотел расплескать притаившееся в нем чувство, которое он держал все эти дни, наполненные шквалистым ревом вырывающегося неизвестно из какого плена ветра. Каждое утро, взяв в руки лопату, он повторял одно и то же, до земли расчищал заваленные у пристанища дороги, лавировал на маленьком отрезке прошлого, когда хотелось быстрее закончить расчистку, вернуться и разбудить Варвару.

Оживление на трассе настигло лыжника только после того, как тот сделал все, что должен был сделать в пункте под названием Большой Нимныр. До Нерюнгри он шел параллельно с парой бульдозеров, они пробивали дорогу тянущимся сзади машинам. Можно было оторваться от этих медлительных и лязгающих гусеничных коробок, но звуки царапали не только уши, они тянули подробности последнего дня, проведенного с Варварой под крышей дома. Тогда эта музыка также рвалась во все щели….

Зима отступала по четкому календарному предписанию, и автомобильные путешественники использовали ее последние морозы, торопились вовсю, надеясь проскочить опасные места до наступления половодья. За плечами Ивана остались добрых пять сотен километров, наверное, трудных, кто может оценить. По следу, который он проложил, никто не пойдет, а обгонять тем более было некого. Странно, но у финала указанного картой пути, лыжнику хотелось снова услышать слова незабываемого школьного учителя физкультуры, хотелось четко и уверенно ответить себе на заданный им вопрос: «Ты с лыжни не сходил». 
Шурка встретил напарника на проселочной дороге, ведущей к избе лесника. Он несколько суток высматривал его появление, почти не покидая самое высокое место в округе. В Томмоте они с Иваном разминулись на пару месяцев, которые Беккер, выполняя приказ, потратил на ожидание машин курильских гидрогеологов. Он смог вылететь к напарнику только после того, как оба грузовика с ящиками золота переместились вплотную к станции, и стало понятно, что дождавшись подходящего момента, нынешние владельцы поставят их на платформу товарняка, и тот покатит по единственно возможному направлению - на запад.
Из дальнейшего плана сопровождения Беккер постарался себя вывести, однако, свой живой «маячок» на всякий случай оставил. Это был Илья, который истомился в ожидании его возвращения с двухнедельного отпуска, но никуда не исчез и радовался, как ребенок, когда, прощаясь на время, Шурка дал ему самое настоящее поручение и снабдил предметом связи.
 
Приказ, ехать не в Тынду, а в Томмот имел свои основания. Там на месте, он должен был увидеть большегруз, на котором могли пойти по второму кругу раскрытые Иваном люди невидимого колымского мира. И Шурка их встретил, проследил и запомнил, он убедился, что владельцы КамАЗа и джипа сдавать привезенное не стали, что основательно загрузившись топливом и продуктами, водители влились в общий караван и последовали к большой земле. Только после этого военный вертолет доставил Беккера к узловой станции.

- Ну, здравствуй, дорогой, думаешь, так замаскировался, что я тебя не узнаю? – Шурка обхватил удивленного внезапной встречей Ивана, поднял его вместе с лыжами, потряс и поставил. - На бороду не наступаешь? Сколько ж такую метлу растят, надо когда-нибудь попробовать. 
- Привет, наконец-то. Ты, наверное, и о баньке позаботился, покатили, где тут изба лесника? Мне лучше расслабиться уже на месте, - Иван встряхнулся, и впервые за долгое время обветренное лицо осветилось радостью, рядом стоял человек, который, ну точно, стал частью его самого.
 
Тайга собрала тишину со всего своего колючего тела и укутала спящий город, уставший от собственных насмешек над собой. Его давно утомил навязанный статус столицы отдельно взятой железной дороги. И чего было мудрить? Хороший ровный перевал, высокий террасовый берег, любой тунгус знает простую истину: Тында это место, где распрягают и выпускают оленей. Поэтому именно здесь и сейчас можно было, если очень постараться, услышать глухой стук посоха того кусчилэна, того почтеннейшего пастуха, который в этот момент снимал последнее ограждение, освобождая дорогу Беккеру и Филатову.

Поздний ужин в лесной избе затянулся надолго, рассказы хотелось посмаковать и усвоить, каждый отрывок имел свой вкус, был важен и интересен. Отказываться от обилия подробностей никто не хотел, все имело значение, и потому момент насыщения уступал и отодвигался. На десерт Шурка оставил изумительный напиток под условным названием - новогодняя встреча с Мартой, свой праздник, который не покидал его с того времени ни на секунду.
- Счастливым быть легко и приятно, главное не заблудиться, однажды я это уже сделал, ты помнишь, но теперь не поддамся, - Шурка сиял неудержимым внутренним светом до тех пор, пока не включил пристальное внимание и не обнаружил в изменившемся лице друга неприкрытые черты боли. - Что стряслось? Выкладывай, вижу, чем-то тебя здорово царапнуло.

- Так и есть. Я рассказывал о том, как выбирался из колымского ада, как долго ждал пули и, наконец, дождался. Хочешь - верь, хочешь нет, но это был не последний выстрел в упор. Последним оказался следующий....
- Не понял.
- Сейчас поймешь. Из-под снега вытащила меня случайная попутчица - девушка с небезызвестным тебе именем. Варвара, - Иван замолчал, но Шурке не требовалось продолжение, он догадался даже о том, о чем напарник его раньше не думал. Другой Варвары, которая могла бы появиться на зимней северной дороге и, рискуя, спасать раненного человека, просто быть не могло. Этот последний для Филатова выстрел раньше непременно бы рикошетом сбил и его, но теперь он ощущал на себе бронежилет.
- И где теперь твоя Варвара? - Беккер повторил заданный ему когда-то Иваном вопрос с той же интонацией, и тут же понял, что старался напрасно.
- Я не успел, автобус выследили в городе, она погибла. Врубаешься? Подставил ее.
- Теперь слушай меня внимательно, - Шурка сдавил ладонями голову, его лоб и пальцы побелели. - Приготовился? - черные глаза горели у самого лица Ивана. - С чего ты взял, что Варвара погибла? Я просмотрел дело по взрыву той машины, она была пустой. Да, слышишь ты меня, не было в ней никого! 
Идущие по тайге с наслаждением наполняли свои легкие свежим мартовским воздухом. Вдвоем, след в след, путники без особого труда пробирались сквозь плотный валежник. Да, тайга - не сосновый бор, но по снегу на широких лыжах там скорость передвижения еще можно держать, нет высокой и густой травы, скрывающей от глаз поваленные деревья, нет комарья и прочей летучей и жалящей твари - ничего такого, сплошное удовольствие.
 
Ближе к полуночи, когда и снег совсем потерял свою белизну, друзья устроили короткий отдых. Расчистили небольшую поляну под спальники и костер, приготовили горячий ужин и ненадолго расслабились. До местонахождения очередной группы можно было добраться поездом, риск небольшой, но Шурка поддержал стремление Ивана, которого утомляло даже короткое ожидание, его несло вперед.
- Напрасно улыбаешься, поэзия - сложное мужское дело, достойное, - Иван продолжал разговор, раздвигая затухающие угли. Он сидел напротив Шурки, который застегнул молнию спальника, и был готов к тому, чтобы закрыть глаза и заснуть.
- Совсем не по этому поводу улыбаюсь, охотно послушал бы, я не против колыбельной.
- Темный человек, такое не усыпляет, а будит. Представь: «На песчаном белом берегу острова в далеком океане, я, не осушая влажных глаз, с маленьким играю крабом»…
- О, танки поехали. Сила - убойная, не спорю, читал этого японца, после первой нашей с тобой встречи, в том же переводе. Завидую, на его языке омут, наверное, еще глубже. Это же надо так подобрать и сложить всего несколько строк, которые притянут к себе столько эмоций и мыслей, они могут перевернуть, да что там, могут взорвать, - Шурка расстегнул спальник, который мешал ему придвинуться к сосне и облокотиться на ее корявый ствол.
- Могут,  - Иван смотрел с нескрываемым интересом, он радовался тому, что напарник открывал до сих пор не обозначенные грани характера.
- Отвечу: «…она была в злофейном крепе, в ее глазах грустили степи. Когда она из церкви вышла и вздрогнула - я застонал»….
- «…Я голоса ее не слышал, я имени ее не знал», - Иван завершил, не дождавшись окончания. - Прекрасные слова, хоть и из другой оперы. Вижу, хочешь о чем-то спросить.
- Глаза -  Варвары? - вопрос прозвучал так, что Иван тут же ощутил тонкий и точный укол. Тишина отодвинулась под напором негромкого хлопка и последней искры догоревшего костра. - Не грузись, ее ангел знает, что делает, я его чем-то не устраивал, - Шурка вытянул из мешка свои босые ноги и прошел к висящему на сосне огромному рюкзаку, он достал сигареты, закурил и протянул пачку Ивану, который не мог отвернуться от парящей земли на местах его свежих следов.
Хмелевское чудо.

Следующая глава:   "Яшка и другие"