Пламя джунглей гл. 4 Нападение даяков

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

И в разъяренном океане,

Средь грозных волн и бурной тьмы…

А. Пушкин
.................
Оказалось, это прочное укрепление представляло одну из главных баз Умара. Прознав о нем через разведчиков, голландские власти замыслили захлопнуть в этот капкан неуловимого вождя – и убить его для устрашения других.

Лазутчик, смертельно раненный другом Али на площади, признался в этом перед кончиной священнослужителю в зеленом тюрбане, совершившему хождение в Мекку, святыню мусульман.

Оказывается, штурм последует вот-вот! Бастион скрыто окружается!

Эта весть взбудоражила, взвинтила-таки защитников укрепления. Ведь даяки,подкупленные голландскими ружьями и боеприпасами, готовили бешеное нападение – сравнять с землей, взорвать непокорный бастион и вовсю поживиться награбленным.

И, конечно же, умертвить Умара, как важное звено среди военных командиров султаната Ачех. Ибо голландские власти на о. Ява перешли к обширному плану. Уничтожить разными
способами, отравить ядами, сжечь в пламени пожаров главных вождей этого непокорного султаната.

В укреплении начались спешные, неотступные работы. До изнеможения, на пределе своих сил напрягались все, даже раненые и ковыляющие.

Об этом нам сказал Али, которого под конвоем начали выводить на короткие прогулки (или для встречи с кем-либо?!).

Может, Али специально готовил побег недалеко от этого бастиона, чтобы передать нас в руки Умара? – забеспокоились мы. Но тогда с какой целью?

В ближайшую ночь душный воздух пронзил резкий рокот барабанов из буйволовых шкур и крики караульных:

– Тревога!

– Враги!

– К оружию!

Мы втроем прильнули к щелям хижины. Под светом луны в зарослях слышалось бряцанье металла, виднелись фигуры вооруженных людей со щитами, доносились гул и непонятные звуки.

– Сейчас эти лесные выродки оравой бросятся в атаку, – хмыкнул Али. – А мы взаперти, как бараны…

И тут же раздалась громкая команда со стен укрепления.

– Огонь!

Амбразуры взорвались желтым пламенем пушек, выплавленных когда-то из медных обшивок кораблей с примесью свинца, так называемых «лили».

Мы с Адамом понимающе переглянулись. Ведь в частях голландцев мы освоили артиллерийскую стрельбу, знали в ней толк, и сейчас при ее звуках у нас зачесались руки. Да и во время службы в России нам приходилось иметь дело с пушками.

Выпущенные в зеленую чащу смертоносные заряды картечи раз за разом рвали кустарник и впивались в тела припавших к земле даяков. Видно было, как они кромсали их туловища. Одни дергались и с воем валились наземь, другие, изуродованные, жутко вопя, судорожно метнулись под прикрытие деревьев.

Разом вспыхнули кустарник-сушняк и трава, причиняя ожоги наступавшим, которые орали благим матом.

– Дорого им приходится отрабатывать «подарки» от своих хозяев! – ухмыльнулся мой земляк.

– Эге, не спеши! Эти обезьяньи ублюдки просто так не отступятся! Они страшно мстительны и коварны. Будет всем жарко, – хмуро отозвался Али.

В это время из лесу, судя по громкому звуку, вдарила в ответ по нашему укреплению одна, другая пушка. Первый выстрел разнес рядом стоящую сторожевую будку с караульными, второй попал в угол нашей хижины, разворотил ее, оглушил нас и разбросал по земле. Случайное или намеренное попадание, но кому это надо?

Голова моя наполнилась звоном и туго соображала. Понимал только одно – надо биться насмерть. Иначе нам крышка, гибель!

– О, милосердный Аллах! – просипел Али, стаскивая с кряхтящего Артура ствол расщепленного бамбука.

Нас расшвыряло в разные стороны. Я поднялся, в ушах звенело, дрожали ноги.

А взорвавшийся недалеко снаряд разорвал стоявшего рядом со мной бойца, да так, что его внутренности с силой обмотались вокруг меня. Очнувшись, я долго не мог понять, почему ещё жив, если сердце и кишки щупаю своей рукой. Вот как его разворотило!

Содрав с содроганием налипшее месиво, я глотнул побольше воздуха, глянул в пролом защитной стены – и остолбенел.

Даяки в багровых отсветах огня и под клич старейшин бесстрашно рванули к пролому в частоколе укрепления, прикрываемые сверху от выстрелов и стрел деревянными щитами других воинов.

– Адам! Сюда! Помогай! – мотая звенящей головой, кинулся я к пушке у амбразуры, возле которой корчились контуженные канониры.

Втроем с натугой выровняли и зарядили ее, навели на упрямо карабкающихся в проем нападающих с зажатыми в зубах острыми крисами. Видны были медные браслеты на руках и яркие перья в голове. Наш выстрел мгновенно смел их, как доброй метелкой, подчистую.

– Ага! Мы не апельсинами заряжаем нашу «подружку»! – воскликнул мой помощник. – Ловите еще гостинцы!

Канонада разыгралась не на шутку. Видно, враги сумели ночью подтащить пушки, вырезав перед этим наших часовых. В воинской сметке им было не отказать, и за этим чувствовалась опытная, умудренная рука. Чья? Голландская?!

Везде кипел бой в пороховом чаде, хрустели перебитые ветки и кости, палящее пламя охватило уже дальний кустарник.

Али подобрал с земли чью-то винтовку с подсумком патронов и в перерывах, пока мы заряжали “подружку”, ограждал нас, метко выщелкивая особо нетерпеливых.

– Вон туда вдарьте, по тем нечестивым! – махнул он в сторону высокого бамбукового ограждения.

Мы развернули пушку вдоль стены, буквально облепленной гроздьями штурмующих – и картечь с визгом заставила их десятками скатиться кубарем в ров, а многие в нем остались отдыхать навечно.

Как я упоминал, наш лагерь был обнесен высоким бамбуковым частоколом. С содроганием вспомнил, что знаком победы диких племен является большое количество отрубленных и высушенных голов врагов, водруженных на колья частокола. Чем больше их, тем они сильнее!

Господи, избавь наши неугомонные головы от такого варварского конца!

Защитники укрепления предусмотрели и следующее. Чтобы нападающие не могли перерубить частокол, бамбук заполнялся мелкими камнями, о которые при рубке мгновенно тупились самые острые клинки. Нередко кол заканчивался пустотелым бамбуком, заполненный вверху жгучей перченой водой. Она попадала в лицо и глаза влезающим через частокол, и, ослепленные, они с визгом сваливались, сталкивая нижних.

Тут подоспели наши защитники. Приставив сумпитаны ко рту и набрав полную грудь воздуха, они с силой выдували помещенные в них отравленные стрелы, которые мгновенно настигали прорвавшихся наверх стен даяков. Трубки смерти – эти пожиратели людей, бесшумно поражали свои жертвы, безвольно валившиеся.

На подмогу к нам спешили другие, неся на деревянных перекладинах ведра из полого бамбука – и плеснули «подарок» из них на карабкающихся вверх. Те, ошпаренные крутым кипятком, с душераздирающим криком падали вниз.

Раз за разом на головы штурмующих лились клокочущие паром струи подносимого чуть ли не бегом кипятка. Порою ведра при подносе раскачивались, вода плескалась и обжигала босые ноги защитников, от ожогов они мучились, но опасную ношу не бросали.

На обваренных лицах нападавших и их обнаженных туловищах кожа так сползала лоскутами, что страшно было глядеть.

Накал боя стихал, и даяки, понеся неожиданные потери, сгинули в спасительную темноту. Только пылающие кусты обугленный тростник напоминали о их присутствии.

Ачехи убирали тела убитых и раненых. Одобрительно поглядывали на нас, чумазых от пороховой копоти. Показали нам на одну из уцелевших хижин, не послав с нами никакой охраны.

– Стали доверять маленько? – улыбнулись мы сухими губами.
Наша троица хлебнула воды и забылась тревожным сном. – Не расслабляйтесь, – предостерег Али, – эти дьяволы наверняка готовятся к повторному штурму!

Наутро подумалось мне, коли жизнь наша в руках военачальника Умара, надо расспросить о нём Али. Может, он развеет тучи гибели над нашими головами. Да и самим можно проявить находчивость в этой бурлящей обстановке. Посвятил в свои мысли согласившегося со мной Адама.

Благо кормить нас не забывали, рис с перцем и зелень, всякие плоды давали вволю, и мы все уплетали, но...

– Эх, братцы, – вырвалось у меня по-русски, – сейчас бы в родном Царицыне хлебнуть волжского пивка с солененькой воблой, – взгрустнулось.

– Пся крев, – воскликнул на родном польском Адам, – да колбаской краковской с чесночком подзаправиться. Как она там, моя родная матка поживает в хатке своей?

Али недоуменно прислушался к чужой речи, но, глядя на наши погрустневшие, в неотмытой гари рожи, понял душой и приобнял нас.

– Вы мне стали как братья, и я сделаю все, чтобы кончилось для вас хорошо.

Но разве знал он, сколько невзгод, радостей и печалей придется пережить каждому из нас!

Усевшись на полу и скрестив ноги по местному обычаю, мы провели не один час, расспрашивая Али.

А рядом в грозу и ливень уходили в разведку малайцы, словно с отлитыми из бронзы лицами. Столько решимости и презрения к смерти было в их застывших, словно окаменевших чертах!

Али сначала неохотно отвечал на вопросы, но затем разговорился, поражая осведомленностью. Ведь он который год вращался в сей военной круговерти.

«Только почему он оказался на враждебной землякам, голландской стороне?» – мелькала у меня мысль. Но от ответов он ловко уклонялся. И чем дальше, тем больше у меня стала закрадываться о нем догадка! О, Господь на небесах, если бы я знал тогда, чем она закончится.

Поведал он немало любопытного и необычного.

Оказывается, вождь Умар вел за собой вооруженную бедноту, крестьян, горцев, а сам происходил из средней знати. Выделялся бойким характером и желанием командовать. Но баловнем судьбы Аллах его не сотворил. В 15 лет он стал наемным воином.
В войне 1873 года вступил на боевую тропу и возглавил сопротивление голландцам в своем округе. Его родители плакали и гордились, что сын поклялся посвятить себя изгнанию захватчиков, хотя бы для этого пришлось лечь костьми.

Тут Али примолк и сказал:

– Он призвал всю молодежь к защите родины и заявил, что это святая обязанность, указанная Всевышним. А кто не захочет биться за свою свободу, тому последует суровое наказание от Аллаха.

На подавление его войск голландцы двинули сухопутные и морские войска. У побережья наготове стояли десятки кораблей и десантных шлюпок. Топали тысячи вояк, грохотали колесами и лафетами двести пушек и мортир.

– И смог Умар добиться победы?

– Увы! К январю 1874 года голландские псы окружили нашу столицу. Воины, включая отряд Умара, защищались отчаянно, но отстоять ее не смогли. Удача не всегда приходит и к отважным. Тогда он с бойцами вернулся в свою деревню Дарат и превратил
ее в один из сильных центров сопротивления. Выиграл ряд схваток и призвал соседних вождей:

– Братья, надо объединить силы в один кулак, чтобы победить!

Его добровольцы показали себя решительными и храбрыми, умеющими биться с регулярными частями противника.

Тут Адам словно плеснул ушат холодной воды.

– Ну-ну!.. Насколько я знаю – до победы было еще далеко.
И некоторые его видные командиры погибли. А голландцы получали морем подкрепления с острова Ява, из Батавии. Они захватили почти всю территорию вашей страны и заставили султанский двор бежать в горы.

Али криво поморщился, но согласился:

– Да уж. В апреле 1881 году генерал-губернатор Голландской Ост-Индии провозгласил, что наш край якобы полностью покорен и переходит в распоряжение гражданского губернатора. Тогда многие местные феодалы поспешили переметнуться к колониальным
властям.

Он глянул на наши напряженные лица.

– О, то было сотрясение воздуха словами! На деле не все восставшие скрылись в горы и прекратили борьбу. Среди них был Теуку Умар – мастер партизанской борьбы. Его отряд действовал небольшими группами, скрывался из одной местности в другую, нападал на патрули, уничтожал полицейских и предателей, перерезал телефонные провода.

Тут на борьбу с «неверными» голландскими захватчиками поднялись и наши мусульманские священники, взявшие в руки оружие.

– Вот как! – воскликнули мы.

– Да, – кивнул головой Али. – Среди них выделялся проповедник Мохаммад Саман. Он стал в своих краях вождем восставших, как и Теуку Умар!

Весной 1882 года война залила кровью большую часть страны.
Особую ненависть у голландцев вызывал Умар, и они назначили за его голову большую награду – 25 тыс. малайских страхелларов.

– И что же? Продали люди его?

Али рассмеялся.

– Напрасно пыжились они со своей наградой! Предателей не нашлось.

– Умар понял, – пояснил Али, – что враги побеждают современными орудиями, скорострельными карабинами, гранатами. И против них не выстоять с копьями, стрелами и крисами. Хотя он был воитель горячий, но отличался осторожностью, да и лукавства
ему не занимать.

– Он схитрил? – догадливо прищурился я.

– Еще как! Он замыслил с вождями тайную стратегию. Только узкий круг знал об этом, ведь среди повстанцев находились шпионы, любители золота, а другие просто завидовали ему.

Чтобы заиметь больше оружия для войны, он рискнул – и пошёл якобы на мировую с голландскими властями. Те обрадовались и зачислили его на военную службу. Поручили заниматься укреплением оборонительных фортов. Выделили ему команду
из 120 солдат и 17 офицеров.

– Жители и бойцы султаната были сражены горькой вестью, – продолжал Али, – что Умар перешел на службу к врагам. В народе многие негодовали – его надо убить!

Но побитые Умаром голландские офицеры воротили от него нос и присутствия его не замечали. А за ним следовали бдительные агенты. Некоторые военные в Батавии утверждали, чуть ли не плюясь на паркет в залах дворцов:

– Верить перебежчику нельзя! Подождите, он такой фортель
выкинет, что вы все взвоете.

Однако опьяненные успехом получения грозного врага в свои ряды их почти не слушали.

Все прослышали, что военные власти в Батавии доверили переметнувшемуся Умару важную задачу – сокрушить сопротивление земляков. Ибо расходы на неудавшееся завоевание султаната перекрывали все допустимые правительством и тяжким бременем ложились на население Нидерландов и колониальную торговлю. Это вызывало крайнее недовольство, а также международную насмешку.

Вот Умару и поручили научить голландских солдат сражаться, как ачехи в джунглях, и преподнести уроки партизанской войны. Да, он эти обязанности выполнил. Но в сердце держался за тактику, которую выработал на тайных совещаниях со сподвижниками:
«Я привык подчинять свои принципы для победы, каким бы изощрённым путём это ни происходило!»

Доверяя ему, колониальные власти поручили Теуку острое задание:
разрешить конфликт с британским кораблём «Ницеро», команда которого взяла в заложники одного из ачехских правителей.

Умар согласился и отправился на корабль. А на борту его находились как голландские солдаты, так и его сторонники. Умар блестяще провел операцию, но в целях своего восстания. Во время плавания его люди перебили колониальных вояк и захватили
всё их оружие.

После Умар, вооружившись забранным оружием, воротился в свое ликовавшие воинство и продолжил борьбу против завоевателей.
Однако те не оставляли попыток уничтожить его силой, хитростью и деньгами.

И, сам взволнованный этим рассказом, Али замолчал.

А мы улеглись на сон грядущий, беспокойно ворочаясь, и невольно примеряли услышанное к своей завтрашней судьбе. Внутренне ожидая, а не пронзят ли душный воздух тревожный бой барабанов и крики караульных, возвещая о внезапной атаке лесного пронырливого врага.

 Продолжение следует... ГЛ.5  Штурм - даяки, слоны и тигры http://proza.ru/2023/03/25/1242