Шерлокохолмовщина пародия

     Дождь слезливо струился по стеклу окна мочась на Харьков. Совещание в кабинете следователя ХУРа Иванова продолжалось уже седьмой день. Хозяин кабинета в форме капитана милиции сидел верхом на стуле, пил жиденький кофе из столовки и напряжённо делал вид, что думает о преступлении. На самом же деле он уже давно (два последних дня) размышлял о смысле жизни. Он любил вот так ни с того не с сего отключиться в самый ответственный момент следствия и задуматься, о чём-то отвлечённом, никак не относящимся к делу. Лейтенант Королёв, высокий стройный юноша с уже побелевшими висками, подошёл к ведру стоявшему в углу кабинета и зачерпнул чашкой чёрный кофе. В его, крупной по размеру голове, картина преступления, никак не складывалась. Эксперт группы Иванова лейтенант Лизочкина сидела на ковре заложив ноги за голову (упражнение йоги) и пристально всматривалась  синими глазами в дождь за окном. «Звонил полковник Чекистов» - изрёк Иванов и непроизвольно подтянул галстук. Капитан не снимал одежду и обувь уже восьмые сутки, но они были свежие, как будто только, что одетые. Капитан был пытлив и не потлив. «Шеф сказал, что у нас осталось два дня» - продолжил Иванов: «А, мы ещё не знаем, кто нарушители». На бледном лице юного Королёва проступили красные пятна – он всё принимал на свой счёт и непозволительно близко к сердцу. Он всё ещё переживал смерть начальника ЖЭКа №7 Луцкого района товарища Домработникова, умершего на девяносто четвёртом году жизни. Королёв не знал этого человека, но прочитав некролог в газете Вечерний Харьков сильно расстроился. Эксперт Лизочкина молчала вот уже пятый день, сопостовляя в памяти отпечатки пальцев двух преступников с дактилоскопической картотекой, которую знала наизусть.

     Иванов встал со стула и зашагал по кабинету из угла в угол, обходя при этом Валю Лизочкину, которая сидела на  ковре, но теперь в позе «Лотос». Капитал машинально подсчитывал число ударов пульса в анусе – опять начинается приступ гемороя, как всегда некстати. Настроение его резко ухудшилось, но боль в заднем проходе отвлекла от посторонних мыслей и мозг заработал чётко и быстро. По почерку воры были не похожи ни на кого из местных - значит это были заезжие гастролёры!!! Вот это была мысль!!! Глаза его просветлели – геморой отошёл на второй план. Он так обрадовался, что схватил Валю за ладыжки ног, приподнял и поцеловал её красивый зажатый коленями лоб в обрамленьи каштановых волос. Она, смущённо покраснев, отвела взгляд за колени. По роду своей деятельности и по мере необходимости её частенько подкладывали в постель к уголовникам, что приносило свои плоды: ей было всего двадцать пять, но она имела уже шестерых детей. Несмотря на это она оставалась девушкой чистой и целомудренной. Но вот сейчас Валя смутилась, она любила Ювенария Иванова уже три года, но он об этом не догадывался. Его любовью была охота на воров и рецедивистов. Любви почти матери-героини капитан не замечал.

     Поставив на место лейтенанта Лизочкину, Иванов подошёл к окну. Мысль чётко рисовала картину преступления. Двое неизвестных под покровом ночи вошли в подъезд нового многоэтажного дома и в лифте поднялись на восьмой этаж. Оглядевшись они спустились этажом ниже. Часы показывали полночь... безшумно открыть дверь одной из квартир было делом техники, которой бандиты владели в совершенстве. По длинному коридору они прошли в глубь квартиры и приступили к операции. Глядя на их отточенные до автоматизма движения, при этом никак не нарушающие тишину, любой домушник самой высокой квалификации, позавидовал бы им. В мозгу сыщика картинки преступления сменяли одна другую, как в диафильме. Работали долго... Спина, никогда не потеющего капитана, покрылась испариной, как будто он сам совершал эту кражу. Через сорок две минуты напряжённой работы воры, с двумя нагруженными под завязку рюкзаками, так же безшумно, как и вошли, покинули мирно спящую квартиру полковника Чекистова. Спустившись вниз, вышли из подъезда и скрылись в сумраке ночи, покрывавшей Харьков...

     «Есть!» - воскликнула Валя, сбрасывая ноги из-за ушей. Она стояла перед капитаном стройная и высокая и он непроизвольно залюбовался её натренированным телом. На второй план выплыло неясное чувство любви, оттеснив геморой на третий. «Нашла» - повторила Лизочкина улыбаясь (сама скромность и невинность) и она рассказала коллегам, что не так давно просматривала дело об аналогичной по технике краже совершённой парой воров в Ростове на Дону в тысяча девятьсот тринадцатом году. Преступники тогда пойманы не были и до сих пор разгуливают на свободе. И вот теперь то же самое! «Кстати» - добавила она: «Тогда была ограблена квартира шефа жандармского управления Ростова полковника Ужасаева. Лейтенант Королёв быстро произвёл в уме сложные математические вычисления и оказалось, что преступникам совершившим кражу ныне примерно по девяносто лет.

     Остальное, как говорится было делом техники. Сопоставив обе кражи, группа капитана Ювенария Иванова доказала, что матёрые рецедивисты, совершившие такое наглое ограбление - это Рабинович и Сидоров, известные в царские времена под кликухами Сёмка Лапоть и Ваня Кантор. Через сутки, получив ордер на арест, хуровцы задержали преступников с краденным имуществом в номере гостиницы центрального колхозного рынка города Харькова.

     В следующее воскресенье Ювенарий, Валя и лейтенант Королёв были приглашены на обед в дом полковника. В столовой со стены на них смотрел портрет Феликса Дзержинского – первого учителя Никиты Иосифовича Чекистова.

     После обильного угощения полковник провёл своих гостей в конец коридора и открыл ту самую дверь, на которой оставила отпечатки пальцев интернациональная пара преступников. На полу туалета у стены призывно мерцал, возвращённый на своё законное место, голубой в белый горошек унитаз фирмы Кохлер.