Беглый каторжник

Город рассыхался под раскаленным солнцем. Жестко шелестели темной пыльной листвой деревья, ветер даже легким дуновением царапал кожу, сухо хрустели камешки под ногами. Казалось, что даже дома, наглухо закрытые в этот час, вот-вот рассыпятся песком и золой, которые ветер подхватит и развеет вместе с горячей серой пылью.
"Немудрено начать видеть миражи или получить солнечный удар, - подумал дон Хорхе. - Может, лучше не выходить?"
Дон Хорхе оказался в городе проездом. Он оставил лошадь и слугу в гостинице - старом тесном домике, где все скрипело и грозило обрушиться - и вышел оглядеться. Все небольшие южные городки, стоявшие при дорогах, были похожи друг на друга, но дон Хорхе и не гнался за туристическими достопримечательностями.

Он окинул взглядом пустую площадь: ряд чахлых деревьев, голая клумба, сухой фонтан в виде стоящей на хвосте рыбы.
Дон Хорхе вошел в маленькую церквушку. Здесь никого не было, но жара с улицы пробралась даже сюда. Перед образом Пречистой Девы дон Хорхе остановился и задумчиво рассматривал его некоторое время. Образ этот, старательно выписанный каким-нибудь местным художником, вызвал у дона Хорхе смешанные чувства: будто не Богородица в сонме ангелов смотрела с него, а печальная, усталая и уже не молодая земная женщина в окружении детей.
Дон Хорхе вышел на горячий дрожащий воздух, свернул на одну из улочек, прошел пару кварталов и безошибочно вышел к местной забегаловке.
Хозяин таверны обрадовался, увидев дона Хорхе. Он любил приезжих: помимо возможности узнать столичные сплетни, можно было заломить тройную цену. Дон Хорхе тоже любил такие места: где еще узнаешь все и обо всех, как не в таверне?
- Едете в столицу, вижу? - весело спросил хозяин, предвкушая добрую выручку. - А сами откуда?
- С Эль Росарио.
- Ууу! Далеко! - присвистнул хозяин.
Дон Хорхе кивнул. Хозяин подал ему кусок вчерашнего мяса, холодный рис и заветреный соус. На недоуменный взгляд дона Хорхе, он ответил:
- Мы в такое пекло не разогреваем. Да горячая еда сейчас и в горло не полезет, уж вы мне поверьте!
Дон Хорхе не ответил.
- А здесь вы надолго? - не унимался хозяин.
- Как получится, - неопределенно ответил дон Хорхе. - Могу, наверное, и остаться на пару дней, если у вас есть что-то интересное.
- Ууу! - рассмеялся хозяин, - За чудесами - это не к нам. У нас тут ни колдуна, ни святого, ни красивых девчонок. Люди бедные, за исключением нескольких семей.
- Что ж они, торгуют? - спросил дон Хорхе, не выказывая особой заинтересованности.
- Да кто как, - пожал плечами хозяин кабака, и вдруг хлопнул дона Хорхе по плечу, - Ну, коли уж вам подавай знаменитостей, так вот одна из них сама сюда идет!
Дон Хорхе обернулся к окну и взглянул туда, куда указывал хозяин. На улице напротив таверны остановился невысокий худой человек. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Голову его покрывал черный платок, надвинутый на глаза и завязанный сзади, что делало его похожим на пирата. За плечами человек нес связку корзин, плетеных сандалий, сомбреро, соломенных кукол и прочей мелочи. Он постоял немного, озираясь по сторонам, сел на тротуар и стал раскладывать свой товар перед собой.
- Кто? Этот торговец? - спросил дон Хорхе.
- Это не торговец! - понизив голос ответил хозяин, - Это беглый каторжник!
Дон Хорхе пожал плечами и равнодушно отвернулся. Он не понимал, что может быть необыкновенного в уличном торговце корзинами, хоть и будь он беглым каторжником.
Хозяин кабака заметил разочарование гостя:
- А вот я его сейчас позову, сами и увидите!
И прежде, чем дон Хорхе успел ответить, хозяин шагнул к двери и окликнул торговца:
- Эй! Зайди-ка!
Торговец молча кивнул, поднялся и вошел в таверну. Шел он медленными тяжелыми шагами, ссутулившись, опустив голову и хмуро глядя снизу вверх. Дон Хорхе был разочарован. Лицо торговца, несмотря на взгляд исподлобья, было простоватым и даже добродушным, и никак не вязалось с образом беглого каторжника.
Хозяин таверны подмигнул дону Хорхе, и бросил на прилавок две монеты - в один и пять сентаво.
- Какая монета больше? - с прищуром спросил он.
Торговец вдруг улыбнулся, сверкнув зубами, и ткнул пальцем в монету в один сентаво.
- Видали? - рассмеялся хозяин, - Точно, эта?
Торговец хмыкнул что-то нечленораздельное, и снова с глупой улыбкой указал на монету в один сентаво. В его мычании дону Хорхе вдруг послышалась скрытая насмешка.
- Ну, держи! - пуще прежнего засмеялся хозяин, - Заработал!
Торговец схватил монету и снова замычал, прикладывая руки к груди в знак благодарности.
Пока длилось это представление, дон Хорхе внимательно приглядывался к торговцу, и чем дольше смотрел на него, тем больше убеждался, что человек этот не глуп и не безумен.
- Проси, вон, сеньора, чтобы угостил тебя пивом! - подмигнул хозяин теперь уже торговцу. Тот повернулся к дону Хорхе, продолжая изображать глупую улыбку.
Дон Хорхе пристально взглянул ему в глаза, и быстро опустил взгляд.
- Налей ему пива. - сказал он хозяину.

- Видали? - хохотнул хозяин, когда торговец вышел и снова уселся на тротуаре. - На каторге разум потерял. Видит монету б;льшего размера, вот и думает, что она больше. Совсем как дитя стал. Безобидный.
- Местный он? - спросил дон Хорхе.
- Где там! - воскликнул хозяин, - Мы и не знаем, откуда он! Живет один в хижине возле леса, никто к нему не суется, а сюда приходит со своими корзинами. Да и приходит-то, ладно бы в ярмарочный день, или в воскресенье, а то в самую сиесту! А корзины свои, поговаривают, он по окрестным деревням скупает за полцены, а кто не продает ему, у тех и так возьмет.
- Вы же сказали, он безобидный?
- Ну... - развел руками хозяин, - Так-то оно, так, а все ж - преступник. Почитай, всю жизнь по каторгам и размотал. Видали, взгляд у него какой? А силища такая, что быка за рога повалит!
- А за что он был на каторге? И с чего вы решили, что он сбежал?
- Разное болтают... - бросил хозяин тоном человека, который знает больше, чем говорит, и тут же добавил, - А только мне верные люди всю правду рассказали! Вы вот послушайте. Зовут его Хуан Мартинез. Был он на каторге за убийство брата. По молодости не поделили чего-то, может, наследство, а может, невесту. Ну, так вот, осудили его, и отправили не то на каменоломни, не то на солончаки. Уж каково там, можете себе представить, а только он и там не раскаялся. И вот как-то ночью явилась ему сама Божья Матерь. Глянула на него и спрашивает: за что, мол, ты, Каин, брата своего Авеля убил? И такой тут страх его за душу взял, что и язык отнялся, и разум помутился. Видали вы образ в церкви? Он его писал! Без малого год возился... А что сбежал, так и дураку ясно! Людей сторонится, живет отшельником, держится ближе к лесу. С чего бы простому человеку жить, как волку?
Дон Хорхе задумчиво смотрел на торговца, к которому, несмотря на жаркий час, уже вышли несколько покупательниц.
- Кажется, дела у него идут, и сиеста им не помеха. - заметил он.

Дон Хорхе посидел еще немного, и не узнав от хозяина больше ничего интересного, вернулся в гостиницу.
Рано утром, пока солнце еще не жгло так беспощадно, он и его слуга уже выехали, чтобы к полудню успеть добраться до следующего городка. Отъехав совсем немного, дон Хорхе заметил впереди вчерашнего беглого каторжника.
Шел он, уже не тяжело ступая, как вчера, а широким и вольным шагом человека, привыкшего много и свободно ходить, а не таскать кандалы. За спиной его болтались несколько нераспроданых корзин, пиратский платок был повязан теперь вокруг шеи, и ветер свободно трепал густые и довольно красивые волосы.
Дон Хорхе поравнялся с ним и спешился.

Беглый каторжник обернулся, несколько секунд пристально смотрел на дона Хорхе, и наконец, узнал его. На лице его появилась широкая радостная улыбка, а потом он, не в силах сдерживаться, громко расхохотался.
Смеялся он так легко и заразительно, что его веселье передалось и дону Хорхе. Они смеялись, как два заговорщика, только что провернувшие хитрое дело.
Дон Хорхе мог теперь спокойно рассмотреть беглого каторжника. Сейчас перед ним стоял не вчерашний нахмуренный человек, тяжело глядящий исподлобья. Напротив, взгдял его был ясным и открытым, а лицо выражало добродушие и спокойствие.
- Часто вы устраиваете такие спектакли для посетителей таверны? - спросил дон Хорхе вместо приветствия.
- Да, почитай, раза три в неделю. Я уж примерно знаю, в какое время в таверне полно зевак, вот и подгадываю. - беглый каторжник лукаво прищурился, - И свой сентаво имею, и угостят, да и торговля идет бойко. Люди здесь добрые, жалостливые, да и торгую я почти что даром.
Дон Хорхе кивнул, и несколько минут они шли молча.
- Знаете, - начал, наконец, дон Хорхе, - я проездом в ваших краях, и вряд ли когда-нибудь еще здесь окажусь. Расскажите мне, что же все это значит? Вас, на самом деле, зовут Хуан Мартинез, и вы бежали с каторги?
Беглый каторжник усмехнулся и весело тряхнул головой:
- Зовут меня Эрнан Уррутиа, сеньор, и на каторге я никогда не был. Так, пару раз задерживали за бродяжничество, да тут же и выгоняли, вот и все мои нелады с законом.
- Я так и думал, - кивнул дон Хорхе.
Эрнан Уррутиа тоже кивнул, давая понять, что он в этом и не сомневался. Он еще какое-то время шел молча, глядя себе под ноги, как-будто прикидывая, с чего начать. Дон Хорхе не торопил его. Наконец, Уррутиа заговорил:
- Рассказывать-то особо нечего... Сам я с Кампестре, может, слыхали. Нас с братом у отца всего двое, мать умерла рано, а отец не захотел жениться второй раз. Да мы и втроем жили, дай Бог каждому! Отец мой был каменщик, и нас с братом сделал каменщиками. Так вот и шло, пока нас было трое. Работали мы - за троих каждый, деньги у нас были, вот отец и решил, что Мигелю пора жениться - уж у того и девушка была на примете... - Уррутиа замолчал.
- А потом? - тихо спросил дон Хорхе, почувствовав, что в рассказе наступает самый главный момент.
- Вам наплели, небось, что мы с братом не поделили невесту?.. - невесело усмехнулся Уррутиа, - Ну, все верно, можно и так сказать. Лупита была такой девушкой, что хоть весь мир обойди, а второй равной не сыщешь! Мигель давно за ней увивался, да только вот со свадьбой не спешил, морочил ей голову. Пошли разговоры... Раз как-то я не выдержал да и наговорил ему всякого, а он засмеялся, и сказал, что ежели она мне так по нраву, то могу и сам на ней жениться.
- Вы и женились. - не спросил, а подытожил дон Хорхе.
- Женился, - вздохнул Уррутиа, - Год мы прожили. Отца не стало вскоре после моей свадьбы. Все, что было у отца, все досталось Мигелю - я сам так захотел, и Лупита меня поддержала. Мигель - старший, а я - что я, мне силы было не занимать, знал, что заработаю!.. Вот и вернулся я раз с работы, ну и... узнал про Лупиту с Мигелем. Не поверите, Мигель, как увидал меня, за нож схватился!.. А я развернулся да и пошел. Так вот и хожу уже лет двадцать.
Уррутиа умолк, а когда заговорил, голос его звучал уже спокойно и ровно:
- Это все прошлое дело, я уж давно о нем не вспоминаю. Значит, так было нужно. Я ведь тоже не бедствовал. Много где побывал, всякую работу освоил, а теперь вот решил осесть.
- За этим и пришли сюда?
Уррутиа рассмеялся легко и весело, будто и не было только что горьких воспоминаний:
- Да тут такая история, что хоть плачь, хоть смейся! Поначалу-то думал я просто работу найти. Вышло так, что пробродил я без толку довольно долго, все невезло мне. Ходил я с одного места в другое, добрался сюда. Пришел в самую жару, а во рту второй день маковой росинки не было. Стал я, как сейчас помню, перед той таверной, а там людно, хохот, крики. Ну, думаю, это хорошо, раз люди веселятся, глядишь, не прогонят сразу. Вхожу. Увидали меня, еще пуще загалдели, подзывают. Подхожу я, а этот, хозяин, кинул на прилавок две монеты, как вчера, и спрашивает, какая, мол, больше. Смекнул я, что вопрос с подвохом, а в голове у меня все мутится с голоду, стою, как дурак. Тут чувствую - рядом со мной сеньора. Не глазами ее вижу, а вот как бы образ передо мной. Может, мать моя, покойница, а может, и сама Божья Матерь. Берет она меня за руку и тычет моим пальцем в 1 сентаво. Ну, тут все уж так развеселилсь, захохотали, по плечу меня хлопают. Пива налили, тарелку подали. А я и слова сказать не могу, будто ком в горле застрял, мычу, как телок, сам себя не понимаю.
- Ты, - спрашивают, - немой, что ли?
А я, знаете, так на еду накинулся, что ни до чего мне. Головой киваю, мычу, а вижу - в окошке будто снова та сеньора мелькнула. Кивнула мне и пропала. Ну, решил я, что это знак, так тому и быть, значит.
- Так это ее вы написали в церкви? - спросил дон Хорхе.
- Ее! - просиял Уррутиа. - Зашел я раз, смотрю, образ там совсем уже старый, стертый, не видать ничего. Я головой так покачал, а падре заметил это, да видать, обидно ему показалось. Матерь Божья, говорит, нами не брезгует, а тебе, значит, лик ее не угодил? Или ты, может, живописец? Ну, так и расписал бы храм Божий! Так и написал я тот образ. Пока писал, все та сеньора у меня перед глазами стояла, и рукой моей словно водил кто-то. Ну, людям понравилось, падре нашему тоже. Спросил меня, где я письму учился... А я и не художник вовсе, первый раз в жизни писал.
Ну, вот. Сложил я себе потом домишко на окраине. Там раньше, говорят, когда-то конюшни стояли, я походил, прикинул, натаскал камней, что попригоднее - работа-то знакомая. Стал думать, чем заработать. Сперва игрушки из дерева вырезал, ребятишкам, потом нашел старую корзину, поглядел на нее, попробовал плести - оказалось, легче легкого! Так вот и пошло. Люди здесь добрые, городишко тихий - чем мне не место?
Уррутиа весело посмотрел на дона Хорхе, будто не свою жизнь рассказал ему, а поведал о забавном приключении, произошедшим с кем-то другим.

- Что же, - спросил дон Хорхе, - не хотите перебраться в другое место?
- А зачем мне? - пожал плечами Уррутиа. - Да и устал я дороги топтать.
- Одному да на отшибе - мало ли что. - возразил дон Хорхе.
Уррутиа прищурился на солнце, которое уже начинало припекать все жарче, и засмеялся с беззаботной удалью:
- Мне бояться некого! Да и народ про меня такие байки плетет, что ко мне даже медведь из лесу не сунется! Ну, а коли кто сунется - так я тоже не вчера родился!
- А не одиноко? Или вот не боитесь... - дон Хорхе осекся на полуслове, но Уррутиа понял сразу.
- Умереть в одиночестве? Все одно, каждому самому за себя умирать придется, попутчиков не будет.

Уррутиа остановился. От дороги в сторону леса вела еле приметная тропинка.
- Мне туда, - кивнул он, и вдруг как-то по-детски нерешительно спросил, - А вы, сеньор, будете в столице?
- Да, - кивнул дон Хорхе, садясь на лошадь
- Может, случится, что зайдете в базилику Святой Девы?.. - Уррутиа порывисто вытащил из висящей на поясе сумки горсть монет - всю свою вчерашнюю выручку - и протянул дону Хорхе, - Оставьте там это, тут немного, но...
Он заметно волновался, на его добродушном простом лице проступило выражение смущения и робости.
- Помолитесь там о... - он запнулся.
- Хорошо, я обязательно помолюсь о вас. - пообещал дон Хорхе.
- Обо мне? - переспросил Уррутиа, словно потеряв нить разговора. - Нет-нет! О моем брате, Мигеле Уррутиа, и о... Лупите, Гуадалупе Мендез. Больше у меня никого нет. Понимаете?
Он растерянно улыбнулся, и словно устыдившись своего порыва, повернулся и быстро зашагал по тропинке.