И дал Он им новое небо и новую землю

          … Ветер, ветер …  Опять ветер. Сильные боковые порывы сносили тело в сторону и требовалось большое усилие, чтобы удержать равновесие. Это было самое опасное место, которое ему еще ни разу не удалось преодолеть. Ущелье было узким и длинным, как будто кто-то гигантским ножом разрезал скалы и слегка раздвинул половинки. Прошлый раз попытка перелететь через горный хребет успехом не увенчалась. Бороться с ветром не хватало сил. На высоте ощущался недостаток кислорода и было очень холодно.
          Сегодня он решил опуститься ниже, почти к самому дну ущелья. Сбавив скорость, осторожно, чтобы не пораниться об острые камни, он медленно заскользил почти у самого дна.  Здесь было тихо и темно. Где-то высоко над головой, между скалами, едва пробивалась узкая полоска серого неба. Пахло плесенью. Ощущение было не из приятных, как будто ты попал в ловушку, и она вот, вот захлопнется. Чувство собственной незащищенности подстегивало и заставляло двигаться быстрей. Но разогнаться в таком ограниченном пространстве было невозможно. Надо набраться терпения, где-то же должен быть конец этого ущелья.
          Неожиданно резкий порыв ветра опрокинул его, он потерял равновесие и ударился о плоскую плиту, выступавшую из отвесной скалы. Острая ноющая боль сковала левое плечо. Боль отвлекала, не позволяла сосредоточиться и сконцентрировать волю на полете. «Ну, еще немного! Терпи, терпи…», - мысленно подбадривал он себя. Как вдруг яркая вспышка света ослепила его. Он уже ничего не видел кроме струящегося впереди солнечного света. Последним усилием воли он вытолкнул себя из расщелины и буквально упал в море света.
         Свет струился отовсюду, ласкал, согревал, давал силы. Тревога ушла и на душе снова стало спокойно и радостно. Широко распластав руки, он легко заскользил на восходящем потоке. Теперь можно было расслабиться и отдохнуть. Полет не требовал усилий и боль в плече утихла.  Медленно, описывая круг за кругом, он поднимался все выше и выше. Внизу раскинулось зеленое море соснового леса, с синими пятнами озер, между которыми узкой змейкой струилась небольшая речка. В зеркале озер отражалось небо и облака. Облака были и сверху, и снизу, казалось, что ты не летишь, а плывешь в безбрежном синем океане. Лес простирался почти до самого горизонта. А там, у горизонта полоска неба сливалась с настоящим морем. Да, да, там должно быть море. Он это знал. И еще узкая песчаная коса вдоль берега и терпкий запах водорослей. Ну, наконец-то он нашел. Это были его горы, и лес, и речка с озерами, и море. И уже не ветер посвистывал в развивавшихся волосах, а кто-то напевал ему чудесную песню. Сначала тихо, не смело, затем все громче и громче он запел во весь голос ….
          - Панкратов ты что обалдел? Что с тобой? Да, очнитесь же! – прямо перед ним стояла Надежда Савельевна с кипой бумаг и трясла за больное плечо.
          - Ну, вы посмотрите, что делается! – возмущалась она.  – Совсем с ума сошел. Это надо же, вместо того чтобы работать, сидит за столом и орет во весь голос. Да что с тобой происходит? Ты меня слышишь? Панкратов! - кричала она и продолжала трясти его.
          Он очнулся. От неожиданности весь съежился, сжался, как будто хотел исчезнуть или провалиться сквозь пол. Ему показалось, что она видела его там. Почему-то ему было стыдно, стыдно как ребенку, которого поймали за неприличным занятием. Он покраснел, затем поспешно вскочил со стула, зацепил со стола папку с бумагами, которые веером рассыпались по полу и, бормоча что-то нечленораздельное, вытянулся как провинившийся школьник перед учителем. На полу лежали листы с таблицами цифр, опрокинутый стул, а прямо перед ним возвышалась громадная фигура Надежды Савельевны.  Он ее боялся. Боялся не потому, что она была заместителем Главного бухгалтера и его непосредственным начальником. Нет, он боялся ее комплекции. Она была выше его на голову, с огромным бюстом, который сейчас от возмущения колыхался у самого его носа.
         - Выписка по ноль первому счету? Где выписка? Вы подготовили выписку? - кричала она ему в ухо и даже, как ему показалось, топала ногами.
         - Сейчас, сейчас, простите меня, сейчас, - пробормотал он и пополз по полу, собирая бумаги. – Она должна быть где-то здесь. Я еще вчера вечером все сделал.
          Надежда Савельевна отшвырнула ногой стул, пробормотала – Идиот, - и повернулась к столу, напротив. - Юленька, помогите ему найти выписку и занесите ко мне в кабинет.
         Сергей Петрович сидел на полу и перебирал листы бумаги. За соседним столом Клавдия Ивановна что-то шептала Юленьке на ухо. Затем обе засмеялись. Юленька по-детски звонко залилась колокольчиком, а Клавдия Ивановна захрюкала как поросенок. «Надо же так противно смеяться - подумал Сергей Петрович, — это она специально так смеется, чтобы досадить мне».
         - Ну, что? Нашли? – улыбнулась Юленька, вставая из-за стола и одергивая короткую юбочку.
         - Да, вот она, - Сергей Петрович передавал ей листок с таблицами цифр. Юленька не глядя, взяла выписку и вышла, покачивая бедрами, как манекенщица на подиуме.
          Сергей Петрович тяжело вздохнул, сел за стол, достал папку с текущими делами и стал раскладывать бумаги, делая вид, что читает. Клавдия Ивановна продолжала ехидно хихикать.
          - Как же это вас угораздило, Сергей Петрович? Вы бы рассказали нам, что с вами случилось. Все мечтаете и мечтаете. Уж не влюбились ли вы или может, заболели? Нет, вам надо жениться. В ваши годы люди уже взрослых детей имеют.
          - Не ваше дело, - огрызнулся он.
Она закинула  руки за голову, потянулась, так что где-то хрустнуло и запела:
          -Весна, весна … а молодость пропала …, - затем закашлялась, давясь от смеха. Сергей Петрович сидел молча и терпел. До конца рабочего дня оставалось пятнадцать минут.
          Ну, наконец-то он дома. Стоя в ванной перед зеркалом, он рассматривал большущий синяк на левом плече. Боль в плече не утихала. Пришлось достать тюбик со «спасателем» и помазать ушибленное место. Действительно, и как это его сегодня угораздило. Если бы порыв ветра оказался сильнее и удар пришелся повыше, то он мог бы и разбиться. Странно, что это приключилось с ним днем, да еще на работе. До сих пор это всегда происходило ночью. А тут вдруг днем и, причем, так явственно реально как никогда раньше. Инцидент с Надеждой Савельевной, конечно, подпортил настроение. Да и сам он был хорош. Завтра придется объясняться у Главного, а уж Клавдия Ивановна постарается растрезвонить новость по всей бухгалтерии.
          И все-таки чувство тихой потаенной радости не покидало его. Сергей Петрович улыбнулся. Песня ветра продолжала звучать даже сейчас, где-то внутри, в каждой клеточке его тела. Мелодия была удивительно приятная, завораживающая, но слова, которые напевал ветер, вспомнить он не мог. 
          Сегодня ему наконец-то удалось попасть в долину. Уверенность в том, что за горным перевалом должен быть выход к морю, пришла несколько дней назад как-то сама собой. В существовании долины он не сомневался и упорно искал проход между скалами, пока не наткнулся на это ущелье.  Жалко, что до моря долететь не успел. Ах, Надежда Савельевна, Надежда Савельевна, ведь должно же быть в нашей жизни что-то кроме цифр, отчетов и выписок. Он не обижался на нее, даже когда она кричала на него, топала ногами и обозвала идиотом. По большому счету ему было немного жалко ее. Жалко эту нескладную уже не молодую женщину с фигурой, напоминавшей гиппопотама в юбке, вся жизнь которой проходила между квартальными отчетами, балансами, дебиторами, кредиторами. По слухам, она была одинока, ни мужа, ни семьи, только работа. Сотрудники за глаза посмеивались над ней, а некоторые отпускали в ее адрес непристойные шуточки. Он не одобрял таких шутников и один раз вступился за нее, а его подняли на смех. Подумать только, уличили в нежных чувствах к Надежде Савельевне и потом еще долго посмеивались над ним.
          Слепцы! Он то знал, что на самом деле она была несчастным человеком.  Несчастным вдвойне. Во-первых потому, что сама понимала, что жизнь проходит попусту, как-то нескладно, а во-вторых, потому что ничего не могла изменить, да уже и не пыталась как-то наладить свою личную жизнь.  Разве что племянники, о которых она рассказывала при каждом удобном случае. В них она души не чаяла и любила как своих родных детей. Да и то, надолго ли? Дети подрастут и забудут свою любимую тетю. Надежда Савельевна, Надежда Савельевна … Видела бы она красоту, которая открылась ему сегодня с высоты полета. И это неописуемое чувство восторга от легкости свободного парения на восходящих потоках. Какие еще там выписки, по какому счету? А сейчас быстрее, быстрее проглотить бутерброд с холодным чаем, свернуться калачиком на стареньком диване, укрыться теплым пледом и туда, где море и солнце, где волны ласково плещутся, набегая на песок, где крики чаек и шум прибоя. Он будет сидеть на остове старой разбитой лодки, опустив ноги в воду, и смотреть как волны пенятся у ног, оставляя на песке копошащихся рачков и обрывки водорослей. Будет любоваться закатом и наслаждаться свободой… 
         Следующий день начался обманчиво тихо. Никто его не вызывал, ни Главный, ни Надежда Савельевна, никто не требовал объяснений, никто не посмеивался над ним, даже Клавдия Ивановна больше не хихикала. Все были заняты работой и готовились к аудиторской проверке. Настроение было скверное. Он никак не мог сосредоточиться. Итог не совпадал с результатом предыдущего квартала, где-то закралась ошибка, и он раз за разом пересчитывал таблицы, складывая на калькуляторе столбцы шестизначных цифр. От напряжения рябило в глазах и болела голова. Его торопили, отвлекали и он постоянно ошибался. Подходили люди в спецовках с бумагами, которые он должен был визировать, как будто от его подписи что-то зависело. Клавдии Ивановне вдруг срочно потребовались архивные выписки за прошлый год, и он вынужден был забраться под самый потолок и, балансирую на шаткой лестнице, рыться в папках с бумагами. А тут еще Юленька со своей молнией на куртке.  Надежда Савельевна опять кричала и грозила уволить его. Мысли путались. Он не понимал, зачем он здесь находится и что здесь делает. И эта комната с грязными, давно не мытыми стеклами окон, со стенами, оклеенными потертыми, засаленными обоями, и эта до тошноты надоевшая канцелярская мебель, и люди, которые мелькали перед ним, все время кричали и что-то требовали от него, все это - всего лишь сон. Какой-то длинный, нудный и абсурдный сон. Сон, из которого он никак не может вырваться, проснуться. А так хотелось сбросить с себя это наваждение и снова оказаться далеко, далеко, где никто не будет надоедать ему, где он будет предоставлен сам себе.
          … Он стоял неподвижно, по колено в воде, высоко подняв острогу. У самого дна, усеянного мелкими ракушками, скользила тень крупной рыбы. Сквозь чистую, прозрачную воду было хорошо видно ее длинное чешуйчатое тело с веером плавников, покрытых красноватыми прожилками. На мгновение рыба неподвижно зависала над песчаным дном, затем тупым носом разрывала песок и поднимала со дна тучи мелких ракушек и рачков. Он терпеливо ждал, выбирая удобный момент для удара. От напряжения рука затекла, но он не шевелился, опасаясь спугнуть рыбу. Наконец рыба зависла совсем близко от него. Удар был быстрым и точным. На конце остроги, поблескивая чешуей, билась серебристая тушка. Пожалуй, одной рыбешки на сегодня хватит, чтобы перекусить.
          Он научился запекать рыбу в золе, предварительно заворачивая ее в большие жилистые листья похожие на листья лопуха, которые придавали рыбе особый аромат и вкус. На берегу было достаточно сухого плавника, так, что проблем с дровами для костра не было.
          Костер почти догорел. Быстро разделав тушку, он обернул ее листьями и присыпал горячей золой. Чтобы скоротать время, пока тушится рыба, решил пройти вдоль берега в сторону песчаной косы, вдававшейся далеко в море. Пожалуй, пока он дойдет до косы и вернется обратно, ужин будет готов.
          Солнце клонилось к горизонту и тени деревьев расчертили песчаный берег длинными темными полосами. Был отлив. У самой воды обнажилась полоска песка, усеянная водорослями, ракушками, маленькими морскими звездами. Он шел медленно, внимательно глядя под ноги, стараясь не наступить на острые осколки ракушек, местами торчащие из песка.  Иногда наклонялся и поднимал рыбешку или краба, выброшенных на берег, и закидывал их далеко в море.  Мокрый песок приятно охлаждал ступни ног. Было удивительно тихо, только шум набегавших на песок волн нарушал тишину. На душе было легко и спокойно.
          Ничто не предвещало беды, пока он не поднял этот камешек. С виду обычная галька, каких много на берегу. Он хотел уже забросить его в море, но увидел, что за него зацепился тонкий шнурок из нитей водорослей. Нет, шнурок не зацепился. В камушке была просверлена маленькая аккуратная дырочка, через которую шнурок был продет. Он с любопытством рассматривал находку. Одна из сторон была отполирована и ней выгравирован незатейливый узор с завитушками, напоминавшими заглавную букву «А».  И тут молнией сверкнула мысль, от которой все похолодело внутри. Он здесь не один. Камешек со шнурком мог принадлежать только человеку. Мысль о том, что где-то здесь находятся люди, была настолько неожиданна, что повергла его в отчаяние и страх. Он стал внимательно осматривать песок и вскоре обнаружил следы. Следы были едва заметны, вряд ли он обратил на них внимание, если бы не эта находка. Следы шли цепочкой от моря через песчаный берег в лес. Они были меньше, чем отпечатки его ног, по-видимому, человек вышедший из моря был ниже его ростом. Теперь сомнений не оставалось, он здесь не один! 
          Чувство беспокойства и тревоги охватило его. Он пристально всматривался в чащу леса, и ему казалось, что в том месте, куда вели следы, подозрительно шевелились ветки. Возможно, кто-то прячется в кустах и наблюдает за ним. Ему не хотелось никого видеть, а тем более с кем-либо встречаться. Надо быстрей вернуться к своему шалашу. С места, без разбега, он прыгнул, вытянув вперед руки, и легко заскользил вдоль берега почти у самой кромки воды. Подняться выше не решался, боясь, что его обнаружат. Через несколько минут полета он опустился у костра. Присыпав песком тлеющие угли, чтобы не дымили, взял острогу и осторожно, с опаской углубился в лес.
          Солнце уже почти спряталось за горизонтом. В лесу было сумеречно темно. Он долго стоял в кустах, прислушиваясь к шелесту листьев и редкому щебетанию птиц. Затем, стараясь не шуметь, двинулся вперед. Сразу за кустами, на полянке под большими раскидистыми соснами, виднелся шалаш. Сейчас он пожалел, что так опрометчиво на самом виду соорудил себе укрытие от дождя.  Надо было бы спрятать его в зарослях кустарника. Он обошел поляну и спустился к роднику, из которого брал питьевую воду. Не найдя ничего подозрительного, успокоился и вернулся назад. В конце концов, всегда можно улететь отсюда и найти другое уединенное место. Вряд ли его кто-нибудь сможет достать высоко в небе. Однако ночевать в шалаше все же не решился, а устроился прямо на земле под соснами. Так было безопасней.
          Ночи здесь были темные и теплые. Толстый слой хвои мягко пружинил, как матрас. Пахло смолой. Где-то далеко тревожно прокричала ночная птица. Иногда падала звезда, оставляя за собой длинный светящийся след. Эту ночь он решил не спать, но как ни боролся со сном, все же не заметил, как уснул. Спал он беспокойно. Ему опять снился все тот же нудный сон, как будто бы он и не просыпался.
          … Прямо перед ним, за столом сидел пожилой мужчина в белом халате и смотрел на него сквозь толстые стекла очков. Глаза у мужчины казались неестественно большими, с припухшими красными веками, как у рыбы.
          - Так, так, - вздохнул он, - на что жалуемся?
Сергей Петрович недоуменно молчал.
          - Жалуемся на что? - громче повторил мужчина.
          - На сон, – ответил Сергей Петрович.
          Мужчина достал маленький молоточек и стал водить им у самого носа Сергея Петровича, заглядывая ему в глаза. Затем попросил встать и закрыв глаза, дотронуться поочередно сначала левой, потом правой рукой до кончика носа. Сергей Петрович молча выполнял просьбы, пытаясь сообразить, что же такое могло случиться или что он тут такого натворил, что вызвали доктора. Ничего не придумав, он послушно сел, как просил доктор, положив ногу на ногу. Доктор тем же самым молоточком с каким-то садистским упорством долго и настойчиво бил его по коленке, пока нога не стала подпрыгивать при каждом ударе. Наконец доктор удовлетворенно вздохнул, отложил в сторону молоток и вытер вспотевший лоб большим клетчатым платком.  Сергей Петрович решил, что пора бы и возмутиться.
          - Может быть, вы мне все-таки объясните, что все это значит, что происходит? –
          - У нас профосмотр, - тут же скороговоркой выпалила Надежда Савельевна. – Вот Клавочку уже обследовали, теперь ваша очередь. Ведь, правда, Клава? 
          Клавдия Ивановна испугано стала трясти головой в подтверждение ее слов. Затем открыла рот, чтобы что-то сказать, но ее тут же осадила Надежда Савельевна. Обе они сидели рядышком за спиной доктора и напряженно следили за происходящим в комнате.
          - А что у вас с кожей? – продолжал любопытствовать доктор. – Где вы так загорели?
          - Да нигде он не мог загореть, - ответила за него Надежда Савельевна, - Он все время был на работе, никуда не уезжал. Может быть у него это аллергическое?
         - Съел чего-нибудь, - многозначительно вставила Клавочка. – Я тут вчера так наелась халвы, так что чуть было…- Она недоговорила и замолчала, поймав на себе испепеляющий взгляд доктора.  Вдобавок еще получила тычок в бок от Надежды Савельевны.
          - Может быть в солярии? – продолжал доктор, повернувшись к Сергею Петровичу.
         Сергей Петрович устал. Ему уже начали надоедать назойливость доктора и его дребезжащий старческий голос. Он обреченно вздохнул, обвел взглядом постылую комнату, женщин, сидящих у стены, и пробурчал: - Да, конечно, в солярии, в самом лучшем солярии.
         Доктор достал чистый лист бумаги, поправил очки и что-то долго писал крупным размашистым почерком. Затем встал, передал листок Надежде Савельевне, повернулся к Сергею Петровичу и сказал:
          – А вам молодой человек, я бы настоятельно рекомендовал показаться дерматологу. И не увлекайтесь, пожалуйста, солярием.
          Надежда Савельевна с доктором отошли в угол комнаты. Жестикулируя руками, она что-то шептала доктору, а тот все кивал головой и посматривал в его сторону. Наконец они вышли, и он остался в комнате наедине с Клавдией Ивановной. Оба молчали. Сергей Петрович посмотрел на Клавочку. Та, чувствуя его взгляд, вся сжалась, как-то неловко заерзала и отодвинулась на край стула. Затем пересела на стул Надежды Савельевны, который стоял подальше от него. Сергей Петрович злорадно ухмыльнулся, - «Она меня боится», - подумал он.
Наконец дверь в комнату с шумом распахнулась и в нее буквально влетела Надежда Савельевна.
          - Панкратов, ты здесь? Не волнуйся голубчик, все в порядке, — прокричала она на ходу. -  Доктор сказал, что ничего страшного. Такое может с каждым случиться. Просто ты устал и тебе необходимо отдохнуть.
          Сергей Петрович был совершенно спокоен и не волновался. Он даже с некоторым любопытством наблюдал, чем все это кончится. 
          - Завтра у нас что, пятница? Вот, на пятницу можешь взять отгул и не выходить на работу. Отдохни, отоспись, хотя бы несколько деньков. Я бы больше дней тебе предоставила, да сам понимаешь, эта проверка уже всех достала. Я сама все дни на нервах — говорила Надежда Савельевна, застегивая плащ и поправляя на голове новую соломенную шляпку с несуразным бантиком малинового цвета.
          - Одевайся, а мы с Клавочкой проведем тебя домой. Мы же с тобой почти соседи. Панкратов, ты меня слышишь? 
          Такого оборота он совсем не ожидал. Не хватало того, чтобы эти две сумасшедшие дамочки взяли его под руки и отвели домой.
          - Ну, что вы. Не стоит беспокоиться, я уж сам как-нибудь доберусь, - стал возражать Сергей Петрович. - Тем более что Клавочка чувствует себя неважно. Посмотрите, как она побледнела.
          Действительно, перспектива оказаться в компании с Надеждой Савельевной и провожать Панкратова домой совершено ее не радовала. Она как-то робко, что совсем на нее не похоже, стала просить Надежду Савельевну отпустить ее домой.
          - Что-то у меня голова кружится, - вздохнула она, - и потом мне совсем не по пути. Я ведь живу в другой стороне. Да, и муж будет волноваться. –
          - Какой еще муж? Ты чего несешь, ты же с ним развелась? - удивилась Надежда Савельевна.
          - Он вернулся ко мне, - покраснев, ответила она.
          – Клава, - уже строгим, командным голосом прикрикнула Надежда Савельевна, - ты уж, пожалуйста, не путай общественные дела с личными. Всё, никаких возражений. Мы с тобой ведем Панкратова домой!
          Дорога шла через парк. Вдоль аллеи стояли высокие раскидистые тополя, усеянные гроздями пуха. Все вокруг было покрыто белоснежным ковром, и трава под деревьями, и дорожка, по которой они шли, и кусты сирени, заросли которой обступили аллею. От шагов пух поднимался вверх, кружился у самых ног и снова оседал на дорожке. Казалось, что ты не идешь, а медленно плывешь над облаками. Надежда Савельевна шла впереди и что-то громко рассказывала о парке, о старых тополях, вспоминала свои школьные годы. Представить Надежду Савельевну в короткой юбочке с пионерским галстуком и барабаном на шее Панкратов, как ни старался, не мог.  Он медленно понуро плелся вслед за ней, изредка поддакивая и кивая головой.  Клавочка шла немного в стороне от них, как бы всем своим видом показывая, что она не имеет к этим двум никакого отношения. Наконец, за оградой парка показались серые унылые дома-пятиэтажки.
          - Ну и который из них ваш? - повернулась к нему Надежда Савельевна.
          -  Второй справа, - ответил Сергей Петрович.
Они подошли к дому. Старушки у подъезда при виде Сергея Петровича стали с ним приветливо раскланиваться.
          - Ну, вот мы и пришли, - облегченно вздохнул Сергей Петрович. – Большое вам спасибо. Дальше я, уж, как-нибудь сам доберусь.
          - Панкратов вы, что же такой невнимательный. Нет, чтобы пригласить дам к себе в гости, угостить чаем, – не отставала от него Надежда Савельевна.
          От неожиданности Сергей Петрович растерялся, смутился и никак не мог придумать предлог, под которым можно было бы отказать непрошенным гостям.
          - Какой этаж? – подступила к нему Надежда Савельевна.
          - Второй, - машинально ответил он.
          - Клавочка, за мной, не отставай, - скомандовала Надежда Савельевна, подхватила ее под руку и решительно двинулась в подъезд. Старушки смотрели на него раскрыв рты и не скрывали своего удивления.
          В прихожей было темно. Лампочка перегорела еще на прошлой неделе, и он всё забывал заменить ее.  Надежда Савельевна прошла в комнату и зажгла свет.
          - Панкратов, а квартира точно такая же, как у меня, - констатировала Надежда Савельевна. – Не стесняйся Клавочка, заходи, заходи, - командовала она.
          – Это надо же, и обои такие же, как и у меня.
          - Чего тут удивляться, - вставила Клавочка, осматривая комнату. – Их в прошлом году к нам в хозяйственный завозили, вот вся бухгалтерия и накупила.
          Сергей Петрович чувствовал себя очень неловко. В его квартиру еще никто так бесцеремонно не вторгался. Он стоял у входа и не знал, что ему делать.
          - Да ты проходи Панкратов, проходи, - продолжала командовать Надежда Савельевна. – Плащ то сними. Вот так. А теперь садись в кресло укройся пледом, а мы с Клавочкой тут немножко похозяйничаем, с твоего разрешения. Сопротивляться было бесполезно. Сергей Петрович послушно сел в кресло и стал ждать.
          - А посуды, посуды сколько не мытой, - раздавался из кухни голос Надежды Савельевны. – Так, а в холодильнике, конечно, пусто. Ох уж эти мне мужчины, ни к чему они не приспособлены и как вы живете, - вздыхала она. - Клавочка сбегай-ка в магазин, тут за углом должна быть «Копейка», купи батон, две бутылки кефира и что-нибудь к чаю. Да, еще заскочи в аптечный киоск. Он там же рядом и купи таблетки, которые ему выписал доктор. А, я пока помою посуду и поставлю чайник. – Она передала Клаве деньги и рецепт, та была рада поскорей исчезнуть из квартиры.
          Чайник вскоре закипел. Вернулась Клавдия Ивановна с покупками, они седели на кухне и пили чай со сдобным печеньем. Разговор не получался. Как ни старалась Надежда Савельевна расшевелить его, он тупо молчал, изредка отхлебывая из чашки горячую безвкусную жидкость. То ли от усталости и впечатлений дня, то ли от лекарства, которое его заставили выпить, ему хотелось спать. Надежда Савельевна уже собиралась наливать очередную чашку, как Клавочка намекнула, что им пора бы уходить. «Ведь может иногда сказать что-то умное», - подумал Сергей Петрович. Надежда Савельевна тоже заторопилась. Стала благодарить его за гостеприимство и уверять, что все было очень мило и что не мешало бы им почаще собираться, вот так просто, в не рабочей обстановке.  Перед самым уходом пообещала завтра после работы заглянуть и проведать его.
          Женщины ушли и в квартире стало привычно тихо. Он сидел в кресле, укрывшись пледом, и смотрел сквозь окно на серое вечернее небо. Он привык к одиночеству и никогда им не тяготился, но сейчас на душе почему-то было немного грустно и тревожно. Было ощущение, что он что-то потерял, или чего-то лишился, но не мог понять, чего именно. От выпитого лекарства голова была тяжелой, и мысли путались - где сон, а где реальность. Да, и вообще существует ли между ними какая-нибудь разница.
          Уснуть он не мог. Он метался в четырех стенах комнаты и не мог вырваться на свободу. На окнах и на входной двери квартиры были решетки с толстыми ржавыми металлическими прутьями. На решетках висели большие кованые замки. Он искал ключ. Он знал, что ключ должен быть где-то здесь в комнате. Он уже очень долго ищет ключ и не может найти. От чувства безысходности и собственной беспомощности становилось невыносимо тоскливо и к самому горлу подступал комок страха. Страх, который сковывал все тело. На стуле в углу комнаты сидел пожилой мужчина в очках и белом халате. В руках он держал заветный ключ. Мужчина сидел с закрытыми глазами, раскачивался из стороны в сторону и тихо нашептывал:
          - Зачем тебе ключ? Тебе и здесь хорошо. Ты никогда отсюда не выйдешь, ты никогда отсюда не выйдешь … .
         Мысль о том, что весь тот чудесный мир, в котором ему было так легко и свободно, в котором, может быть, и заключалась его настоящая жизнь, мир с сосновым лесом, озерами, с шалашом на берегу моря безвозвратно для него потерян, была мучительна и ужасна. Он снова и снова подходил к решеткам, до боли в руках сжимал толстые прутья, дергал холодное железо замков, а мужчина в углу комнаты лишь хихикал как Клавдия Ивановна и иногда голосом Надежды Савельевны строго покрикивал:
         - Панкратов сейчас же в постель!
         Наконец зазвенел будильник. Он снова был один. Слабый солнечный луч робко пробивался сквозь неплотно задернутую штору.  От бессонной ночи и принятого накануне лекарства болела голова и слегка подташнивало. Он стал собираться на работу. Выпил чашку пустого чая, надел плащ, старомодную шляпу, которую покупала еще мама, когда была жива, взял свой старенький потертый портфель и вышел на лестничную клетку. Навстречу ему поднималась девочка из соседней квартиры с собакой на поводке. Пес был рыжий с длинными лохматыми ушами, вилял хвостом и ластился к нему. Он погладил его по загривку и встретился с ним взглядом. Тот вдруг совсем по-человечески улыбнулся в ответ и подмигнул ему. То ли эта неожиданная улыбка пса, то ли светлое солнечное утро зажгли где-то в глубине души слабую искорку надежды:
          - А может быть еще не все потеряно.
          Улица встретила его ревом машин, перезвоном трамваев, суетой и разноголосым городским шумом. Яркое, синее, по-весеннему чистое небо обещало теплый солнечный день. Одет он был явно не по погоде, но возвращаться домой и переодеваться было лень. Мимо мелькали лица мужчин и женщин, все куда-то спешили. Его обгоняли, слегка подталкивали, извинялись, снова подталкивали, как бы приглашая принять участие в этом коллективном сумасшедшем забеге. Он с трудом пробирался через толпу по направлению к парку.
         В парке было тихо и безлюдно, совсем как там, в лесу на берегу моря. Только вместо вековых сосен стояли старые раскидистые тополя. Сергей Петрович снял плащ и присел на зеленой солнечной лужайке. Ни на какую работу он сегодня не пойдет. Он будет сидеть здесь и просто смотреть, смотреть на редких прохожих, спешащих по аллее, на голубое небо, на весенний снегопад летящего с тополей пуха. Вот так просто будет сидеть и греться на солнышке.
         - Молодой человек, земля еще холодная, можете простудиться. – Рядом с ним стоял аккуратный старичок с седой бородкой и собакой на поводке. Пес был такой же рыжий с длинными лохматыми ушами и хвостом колечком. Он ему улыбался как старому знакомому, и радостно лаял. Сергей Петрович встал, отряхнул брюки и медленно пошел по аллее вглубь парка.
          - А, плащ? Молодой человек плащ забыли, - кричал ему вдогонку старичок. Сергей Петрович махнул рукой и ничего не ответил. Даже здесь в парке его не могут оставить в покое.
          Мысль пришла совершенно неожиданно. Он даже удивился, как не догадался раньше. Почему бы ему не попробовать прямо сейчас, здесь в парке, тем более что его никто не видит. Он вышел на тенистую аллею, придерживая одной рукой шляпу, а другой, прижимая к груди портфель, разбежался и прыгнул. По прошлому опыту он знал, что нужно прыгнуть как можно выше и в тот момент, когда достигнешь высшей точки, поймать мгновение, когда только, только начинается падение.  Именно в это мгновение нужно сжаться, сконцентрироваться всю свою волю, и слегка поджав в коленках ноги, попытаться, как можно дольше сохранить это удивительное чувство потери веса.
         Первая попытка оказалась неудачной, после прыжка он просто упал на колени. Встал, потирая ушибленные места, и снова повторил попытку. И снова неудача. Он знал, что сегодня обязательно должен взлететь, иначе он никогда не вырвется из этого абсурдного сна и весь тот мир будет для него потерян. Он бежал вдоль аллеи, размахивал руками, прыгал, падал, затем снова поднимался, прыгал и снова падал. Шляпу он потерял, длинные волосы были взъерошены, рубашка расстегнулась и выбилась из брюк, галстук съехал на бок, а он все бежал и прыгал. Он уже никого не замечал. Прохожие испугано шарахались от него в сторону, не понимая, каким видом спорта занимается этот необычной внешности, уже не молодой человек с портфелем подмышкой. А он, не обращая ни них внимания, продолжал бежать и прыгать. И вот наконец-то, ему удалось.
          Он, вдруг, легко оторвался от земли и стал медленно набирать высоту. О, это удивительное, необъяснимое чувство потери веса, пьянящее чувство легкости, как будто вместе с собственным весом ты сбросил весь тот груз проблем, мирских забот, который тяжелыми гирями тянул вниз и удерживал тебя у земли. Усилием воли он снова контролировал полет, заставляя себя подниматься выше и выше. Земля уходила из-под ног, а прямо над ним сияло голубое небо, мимо, как облака, проплывали верхушки деревьев, покрытые белоснежным пухом. И, снова песня. Да, да, та самая песня ветра, снова звучала победными аккордами в развивавшихся волосах.
          Громкий женский крик вернул его к реальности.  Внизу на траве сидела женщина, как-то неуклюже раскинув ноги, запрокинув вверх голову, и громко кричала, показывая на него руками. К женщине спешили две девушки, то ли старшеклассницы, то ли студентки. Они попытались поднять ее с земли, но та не обращала на них внимания и продолжала кричать, показывая руками в небо. И тут к крику женщины присоединилось визжание девчонок. На их визг с соседней лавочки сорвались трое ребят с бутылками пива в руках. Стали подходить любопытные прохожие.
         Все кончено, его обнаружили. От неожиданности он растерялся, как вдруг почувствовал, что теряет высоту и почти падает на ревущую под ним толпу. Он отчаянно барахтался, перебирал ногами, размахивал руками, стараясь замедлить падение. От этого рев внизу только усилился. Люди стали разбегаться в стороны, некоторые инстинктивно наклонялись, прикрывая руками голову. Наконец с большим трудом ему удалось совладать с собой и сконцентрировать волю на полете. Почти над самыми головами он остановился и завис, покачиваясь из стороны в сторону.
          Толпа ахнула и замерла. Отсюда с небольшой высоты он видел их испуганные лица, широко раскрытые глаза, в которых застыли страх и любопытство. Ему стало как-то неловко, даже немного стыдно, что он устроил такой переполох и напугал их. Он откашлялся и стал извиняться:
          - Право я не хотел … Я сам не знаю, как это у меня вдруг, вот так … -
Договорить ему не дали. Здоровенный парень, подпрыгнул, схватил его за брюки и заорал во все горло:
          - Я его поймал! Держите его, держите!!! -
Видя, что перед ними обыкновенный человек, толпа оправилась от испуга, взревела, и несколько рук потянулись к нему, пытаясь схватить. Он отбивался и при этом бормотал:
          - Ну, зачем же так, прекратите, прекратите! Ведь, нельзя же так! 
          Наконец ему удалось вырваться, и он стал медленно подниматься вверх, придерживая одной рукой брюки, а другой прижимая к себе портфель. Внизу улюлюкали и прыгали, пытаясь его достать. Поднявшись над кронами деревьев, он осмотрелся, заметил большой раскидистый тополь и устремился к нему. Он чувствовал, что устал, и ему нужно отдохнуть.
          Воспользовавшись тем, что его потеряли из виду Сергей Петрович осторожно, чтобы не зацепиться за ветки, влетел под крону дерева и устроился поудобней на развилке из двух толстых сучьев. Ветер раскачивал верхушку дерева, он сидел, крепко прижавшись к стволу. От волнения сердце бешено билось, руки дрожали от напряжения. Он никак не мог успокоиться и негромко повторял: «Ну, зачем они так, зачем…». Внизу под деревом сновали какие-то люди, что-то кричали друг другу. Его искали. Здесь наверху он чувствовал себя в безопасности. Здесь было даже не плохо, если бы не пух, который летел с дерева. Пух был везде. Он слепил глаза, забивался в уши и нос, путался в волосах, облепил пиджак и брюки. Он сидел тихо и терпел. На самой верхушке его вряд ли найдут, побегают, побегают по парку и разойдутся. Ему нужно незаметно отсидеться, а потом… Что делать потом, он не знал.
          Совсем близко от него, на соседний сук села ворона. Наклонив голову, она с любопытством рассматривала Сергея Петровича. Затем потопталась на ветке и вытянув шею, громко, во все горло, каркнула. Сергей Петрович вздрогнул и, неожиданно для самого себя, каркнул ей в ответ. Ворона удивленно посмотрела на него и презрительно отвернулась.  Так они и сидели рядышком, пока звонкий собачий лай не спугнул ворону.
          Внизу прыгал и громко лаял тот самый рыжий пес, который улыбался ему утром.  «Эх, предатель ты, предатель», подумал Сергей Петрович. Вокруг дерева стали собираться люди. Их становилось все больше и больше.
          - Вижу его, вижу! Вон сидит на самой верхушке. Ишь ты, спрятался как, весь в пуху, сразу и не заметишь. 
          - Где? Где?
          - Да вон, за толстой веткой, шевелится! 
          - Сейчас мы его достанем! 
Двое парней попытались влезть на дерево. У самой земли ствол был толстый, без сучьев, и после нескольких неудачных попыток они отказались от этой затеи.
          - Ребята! Сшибай его! - не унималась разгоряченная пивом молодежь. Снизу полетели палки, бутылки. Одна из них ударилась рядом, в сук и разлетелась на мелкие осколки. Кто-то из толпы пытался утихомирить не в меру разошедшихся подростков.
          - Вы поаккуратней ребята, все-таки человек, а вдруг упадет с дерева и разобьется.
          - Эй ты, летун! Спускайся вниз! -
Вой сирены заглушил голоса. Прямо по газону к дереву подъехала милицейская машина. Из нее вышли двое блюстителей порядка с длинными дубинками наперевес. 
          - В чем дело? По какому поводу собрание? - обратился к толпе старший по званию. Несколько человек наперебой пытались объяснить молоденькому сержанту, что, дескать по парку, среди бела дня, летает мужчина подозрительной наружности. Не поняв, сержант призвал на помощь своего напарника, тот учился в заочном институте и считался самым умным в отделении. Напарник тоже ничего не понял из сумбурного рассказа очевидцев, но ему удалось рассмотреть сидящего высоко на дереве человека. Он взял громкоговоритель, и толпа затихла.
          - Гражданин на дереве! Гражданин на дереве! Сейчас же спускайтесь вниз! Вы нарушаете правила распорядка пользования парком. В парке лазить по деревьям запрещается. Сейчас же спускайтесь вниз! -
          Сергей Петрович сидел молча и раздумывал, что ему может грозить за лазание по деревьям.
          - Да он, наверное, не может слезть, - сказал старичок с собачкой на поводке.
          - Прямо уж, как летать так может, а слезть с дерева не может, - ответил ему кто-то.
          - Дядь, полетай еще! - радостно кричали и прыгали, размахивая руками, детишки.
          - Да хватит вам ахинею нести, - разозлился сержант. - Вызывай МЧС или пожарных, пусть приезжают и снимут этого придурка с дерева, - обратился он к напарнику.
          Толпа в предвкушении необычного зрелища одобрительно загудела. Перспектива пообщаться с пожарными не очень обрадовала Сергея Петровича. В конце концов, ну что же тут такого, что он залез на дерево. Мало ли на свете людей, которые лазают в парках по деревьям. Ну, отвезут его в отделение, составят протокол, может быть, оштрафуют, по крайней мере он избавиться от этой разгоряченной недружелюбной толпы.
          - Не надо МЧС и пожарных! Я сейчас слезу сам, — прокричал сверху Сергей Петрович. Он стал медленно спускаться, придерживаясь одной рукой за ствол дерева. Внизу недовольно загудели, видимо такая развязка зрителей не устраивала.
          - Панкратов, это ты что ли! - раздался громкий голос Надежды Савельевны. Среди толпящихся у дерева людей Сергей Петрович рассмотрел знакомую фигуру, в черном плаще и соломенной шляпке с бантиками. «Нет уж, лучше пожарные, МЧС, МПС или кто еще там, но только не Надежда Савельевна» - подумал Сергей Петрович и стал быстро карабкаться вверх. 
          - Панкратов, стой! Ты куда? - закричала Надежда Савельевна. - Зачем залез на дерево? Что ты там делаешь? - не унималась она. — Это же Панкратов - обращалась она к окружающим, как будто все его должны были знать, - работает у нас в бухгалтерии. Больной он, больной! Я ему вчера отгул предоставила, а он вон - на дерево влез. Панкратов сейчас же спускайся вниз! Я кому сказала, вниз! - кричала она громким командным голосом. Из толпы посыпались шуточки и смех по поводу его болезни.
          - Так может быть вызвать скорую помощь, - серьезно предложила какая-то сердобольная старушка.
          - Всё, хватит! Всем разойтись! Не мешайте работать! - кричал зло сержант. - Я, сказал тебе вызывай МЧС и скорую, - наорал он на напарника.
          Сергей Петрович понял, что отсидеться на верхушке дерева ему не удастся. Нужно было менять дислокацию. Он оттолкнулся от ствола и медленно выплыл из густой кроны на свободное пространство. Затем, сделав в воздухе изящный пируэт, плавно заскользил в сторону подальше от дерева. С криками и воплями толпа бросилась вслед за ним. Впереди всех бежала Надежда Савельевна. Одной рукой она придерживала шляпку, другой то ли грозила, то ли махала ему и кричала:
          - Панкратов, Панкратов! Что ты делаешь?! Ты же упадешь! - 
          - Летит! Летит! Смотрите человек в небе! Летит! - раздавались крики, свист и гогот толпы. Сержант несколько секунд стоял в оцепенении, тупо уставившись в небо, затем зачем-то выхватил пистолет и, размахивая им, устремился вслед за толпой.
          Сергей Петрович почти оторвался от преследователей, как вдруг понял, что допустил ошибку, он летел не в том направлении.  Вместо того чтобы углубиться в парк, где легко было спрятаться среди деревьев, он выскочил на городской проспект. Внизу под ним шумел и ревел поток машин, звенели трамваи, как муравьи, цепочкой друг за другом сновали пешеходы. Он чуть было не зацепился за провода, проскочил под ними, пробежал по крыше, припаркованной у тротуара фуры, оттолкнулся и снова поднялся вверх. Завизжали тормоза, с секундным интервалом раздались три глухих удара и звон разбитых стекол. Затем последовал резкий милицейский свисток. Грузовик, следовавший за столкнувшимися автомобилями, развернулся поперек дороги и выскочил на встречную полосу. В него взрезалась новенькая Хонда. Движение было парализовано. Из машин выходили водители, ругались, кричали друг на друга.
          - Летит! Летит! Человек в небе! - раздавались отовсюду крики.
          - Где? Где? -
          - Да вон он, смотрите, вон! Прямо над троллейбусом! -
На перекрестке стоял, ничего не понимая, окаменевший постовой с жезлом в руке, свисток прилип к нижней губе, рядом валялась фуражка. Он стоял, закинув вверх голову, широко раскрыв рот и выпучив маленькие красные глазки. Затем достал рацию и стал, что-то невнятно бормотать в нее. В рации шипело, щелкало, а постовой все кричал:
         - Да, не пил я сегодня! Не пил! -
         Сергей Петрович продолжал летать над проспектом, не зная, куда бы спрятаться. Повернуть в сторону парка он не мог. Из ворот показался знакомый сержант, который бежал, размахивая пистолетом. За ним, не отставая, тяжело дыша, следовала Надежда Савельевна, заглушая сержанта своим громоподобным голосом:
         - Панкратов! Панкратов, вернись сейчас же!
А за ними, на некотором расстоянии, показалась остальная толпа. Не обращая внимания на постового и транспорт, толпа стала заполнять проезжую часть. Сергей Петрович метался из стороны в сторону, ища место, где можно было бы укрыться. Наконец, собрав остаток сил и набравшись смелости, он взмыл высоко вверх и приземлился на козырьке крыши многоэтажного дома. Толпа ахнула, потом, оправившись от неожиданного маневра Сергея Петровича, устремилась к дому.
          - Машенька, Машенька! Чудо то какое, чудо! - кричала своей глуховатой подружке опрятная старушка в беленьком платочке. - Смотри ангел божий, весь беленький пушистый. Вон на крышу дома сел.
Старушки, не обращая внимания на толкавших прохожих, стали рядышком и вдохновенно на два голоса запели «Богородице Дева радуйся ...»
          Сергей Петрович сидел на краю крыши, свесив ноги, и смотрел вниз на проспект. Он много раз проходил по нему, но вот так сверху видел его впервые. С включенными сиренами и мигалками подъехали несколько милицейских машин. С воем через образовавшийся затор пробивалась скорая помощь и большая, с несколькими рядами блестящих лестниц, пожарная машина. Между машин копошились маленькие люди. Милиционеры образовывали живую цепь и пытались оттеснить людей с проезжей части. Прямо под домом остановился яркий микроавтобус с аббревиатурой известной телекомпании. Сергей Петрович смотрел вниз и ему казалось всё каким-то маленьким, игрушечным, не настоящим. Он понимал, что для него этот мир внизу потерян. Хочет он или нет, но вернуться туда, после аварии и переполоха, которые устроил, не сможет. Он встал, отряхнул с брюк пух и пошел по крыше к противоположному краю дома. 
          Переулок за домом был пуст. На тротуарах плотными рядами стояли припаркованные автомобили. Ни милиции, ни прохожих внизу не было. Осмотревшись по сторонам, он разбежался, прыгнул и мягко спланировал на крышу соседнего дома. Походил по ней и перелетел на крышу другого дома, подальше от проспекта.  «Так будет, пожалуй, лучше. Здесь на крышах его не смогут найти». Почувствовав себя в безопасности, Сергей Петрович присел на солнышке с подветренной стороны невысокой будки, возвышавшейся над лифтовой шахтой. Сидел тихо и смотрел на голубое небо, на облака причудливой формы, проплывающие над ним, на тонкие струйки пара, поднимающиеся с нагретого битума. Иногда внутри будки что-то гудело и тихонько поскрипывало, но он не обращал внимания. О том, что делать дальше не хотелось думать. Все должно разрешиться само собой.
          - В крайнем случае, буду жить на крыше как Карлсон», - грустно ухмыльнулся он и задремал.   
          Солнце клонилось к горизонту. Вечерело. Подул принизывающий северный ветер и стало холодно. Сергей Петрович ходил по крыше, энергично размахивал руками и пытался согреться. Наконец он все же решился перелететь в парк. Там, между деревьями нет такого ветра и, наверное, будет потеплей, чем на крыше. 
В парке было тихо и безлюдно. Рабочий день давно закончился и основной поток пешеходов схлынул. Он летел, прячась за вершинами деревьев, и выбирал место поукромней, где можно было бы приземлиться, как неожиданно внизу увидел фигуру одинокой женщины, медленно бредущей по аллее. Даже сверху спутать ее с кем-либо было нельзя. Такая шляпка могла быть только у Надежды Савельевны. Видимо задержалась на работе и теперь возвращалась домой.
          Он завис, пропустил ее вперед и полетел вслед за ней. Она шла медленно, устало переставляя полные, отекшие ноги. В одной руке была сумка, набитая папками с бумагами, в другой пакет, из которого выглядывал батон и бутылка кефира. Сейчас она придет в свою маленькую однокомнатную квартиру, со стареньким чешским гарнитуром, чистенькую, вылизанную до последней пылинки, но почему-то не уютную и холодную. Бросит в угол прихожей сумку с бумагами, выпьет бутылку кефира, включит телевизор и будет дремать у экрана. Затем ляжет спать, но заснуть не сможет. Будет перебирать в уме события прошедшего дня, спорить с аудиторами, с налоговым инспектором, будет находить все новые и новые аргументы в подтверждение своей правоты. Затем выпьет две таблетки снотворного и забудется тяжелым тревожным сном. А утром, с больной головой, не отдохнув, снова пойдет на работу. Он на нее совсем не обижался, ему было даже немного жалко ее. Он мягко опустился на землю и пошел за ней. Услышав шаги, она обернулась и от неожиданности вскрикнула.
          - Не бойтесь, Надежда Савельевна, это я, Панкратов.
          - Панкратов, - обрадовалась она, — это ты? Знаешь, я чувствовала, что встречу тебя в парке. Что с тобой случилось, голубчик, ты болен? - ласково заговорила она.
          - Сам не знаю, Надежда Савельевна, - ответил он. — Это всё так не обычно, ведь я умею летать…
          -  Да нет же Панкратов, ты все выдумал, ты просто болен, болен.
          - Но ведь вы сами видели сегодня утром, и все остальные тоже, и милиция видела.
          - Ох, Панкратов, Панкратов, о чем ты? Да тут такое творилось утром. Одних скорых понаехало, чуть ли не десяток, увозили всех видевших. По радио и телевидению объявили о массовом психозе, вызванном отравлением токсичным газом неустановленной природы. Я еле, еле вырвалась, чуть тоже не угодила в психушку. Спасибо нашему Генеральному, позвонил куда следует и меня отпустили. Кстати, домой не ходи, к тебе на квартиру приезжала милиция. Давай присядем вот здесь на скамейке, и ты мне все расскажешь. Все, что с тобой происходит. Смотри, какой сегодня чудесный теплый вечер. Чувствуешь, пахнет весной? 
          - Да я бы не сказал, что теплый, - ответил, поеживаясь, Сергей Петрович.
          - Ты что замерз, Панкратов? Подвигайся ко мне поближе, еще ближе, - с дрожью в голосе говорила она.
          Сергей Петрович пододвинулся поближе к Надежде Савельевна.  И тут она, бросив сумки, с криком «Попался!», в каком-то неуклюжем прыжке попыталась вцепиться в полу его пиджака. На какие-то доли секунды Сергей Петрович опередил ее и успел вспорхнуть. Надежда Савельевна промахнулась и упала с лавки.
          - А, вы коварная женщина, - обиделся Сергей Петрович и поднялся повыше, чтобы она не могла его достать. - Я думал о вас лучше. 
          - Панкратов, сейчас же прекрати! - В ее голосе зазвучали знакомые нотки. - Мало ли кто что может. Если каждый вздумает делать, то что может представляешь, что начнется? - ворчала она, поднимаясь с земли и потирая ушибленное колено.
          - Но ведь я летаю! Это так просто! Нужно только захотеть. Надо глубоко вдохнуть, набрать полные легкие воздуха, затем, задержать дыхание, разбежаться и прыгнуть. И всё! Ты летишь! Ведь это так чудесно!
          - Чушь! Ты болен, Панкратов!
          - Но, вы же сами видите!
          - Ничего я не вижу, - отвернулась Надежда Савельевна.
          - Нет, это вы больны, безнадежно больны! Мне вас не жалко! Прощайте Надежда Савельевна! - прокричал Сергей Петрович и взмыл высоко вверх.
          - Панкратов, голубчик, ну, прости меня, прости, я больше не буду! - раздавался снизу ее жалобный голос.
          Сергей Петрович поднимался все выше и выше. Горечь обиды жгла, и он не мог успокоиться. «Это надо же, - думал он, - такой дай волю, она не то, что поймает, но еще и в клетку посадит». Он долго летал над парком, делая круг за кругом, пока не успокоился.
          Смеркалось, на сером небе зажглись редкие звездочки. Окрестные дома засветились рекламными огнями и светом уличных фонарей. В парке стало темно. Сюда с трудом пробивался свет городских улиц. Он приметил огромное раскидистое дерево и влетел под его крону. Почти на ощупь Сергей Петрович выбрал ветку потолще и уселся на ней, прижавшись спиной к стволу. После продолжительного полета слегка покалывали мышцы рук и ног. Он сидел тихо, откинувшись на ветки, и отдыхал. Спать на дереве он не решался, так как боялся упасть во сне.
          Вскоре взошла луна и как прожектор осветила дерево, на котором он сидел, пустынную аллею и лужайку между деревьями. Он почти задремал, размышляя, над событиями прошедшего дня. Глаза слипались, как вдруг рядом затрещали ветки и, по-видимому, какая-то очень большая птица уселась недалеко от него. Птицу он не видел, но чувствовал, что на дереве не один. От этого становилось тревожно и как-то немного не по себе. Он уцепился рукой за ветку и стал с силой трясти ее.
          - Кыш! Кыш отсюда! — кричал он, но птица не реагировала. Тогда набрав полные легкие воздуха, он каркнул во все горло.
          - Ну, Сергей Петрович, вы даете! – вдруг ответила птица мальчишеским голосом. – Вы что совсем тут одичали? – Из темноты к нему по ветке подвинулся мальчик, лет семи, восьми. В свете луны он рассмотрел его вихрастую голову, вздернутый носик и озорные черные глазки. На нем были старые потертые джинсы и кроссовки с белыми полосками, которые поблескивали в лунном свете. В общем, мальчик как мальчик, какие бегают во дворах домов.
          - Ты кто? - удивленно спросил Сергей Петрович.
          - Костя, - ответил мальчик.
          - Как ты сюда попал? Что ты здесь делаешь, ночью, на дереве? Держись 
          - Не ... – протяжно ответил мальчик, - Не упаду! – Затем озорно засмеялся, - а я за вами.
          - Что значит за мной? – переспросил Сергей Петрович.
          - Меня прислал Старый Гунн. Он сказал, что вас пора забирать, пока вы не натворили тут разных дел. Мы нашли на берегу ваш шалаш. Вернее, Алька нашла. Она потеряла свой талисман, пошла искать его и нашла.
          - Вот этот? – спросил Сергей Петрович и снял с шеи шнурок из водорослей с камешком.
          - Он самый, - ответил Костя. – То-то Алька обрадуется. Старый Гунн сказал, что вы один из нас.
          - Старый Гунн? Он кто? – недоумевал Сергей Петрович.
          - Он первым прилетел к морю, а потом к нему прилетели и остальные.
          - И, много вас? - поинтересовался Сергей Петрович.
          - Нас, - мальчик задумался, - пятнадцать человек, не считаю Улю, но Гунн сказал, что скоро нас будет очень много.
          - А Уля, это кто?
          - Девчонка, еще совсем маленькая, но уже вредная, - ответил Костя.
          - А, Аля? – 
          - Алька тоже девчонка, но только старая, ей уже целых двадцать лет.
          - А тебе сколько?
          - Мне скоро будет семь, - доложил Костя. – Раньше Гунн посылал Альку, но она большая и ее легко заметить. Да и озорничать она стала. Теперь Гунн посылает меня, - с гордостью сообщил Костя. - Я маленький и меня не видно.
Сергей Петрович сидел молча, удивленно посматривая на мальчика.
          - Нам пора. Ну, что летим? – спросил Костя.
          - Летим, - ответил Сергей Петрович.
          Костя осторожно вылетел из кроны дерева, завис над поляной, подождал Сергея Петровича и свечой взмыл вверх. Сергей Петрович устремился за ним.
          - А портфель? Сергей Петрович, портфель бросьте, что вы его таскаете за собой? Зачем он вам? — прокричал, обернувшись к нему, Костя.
          Сергей Петрович рассмеялся в ответ. Действительно, зачем он ему теперь. Он расстегнул портфель и из него, как маленькие птицы, выпорхнули листы бумаги, исписанные столбцами цифр, а вслед за ними и сам портфель, обгоняя их, устремился вниз. За портфелем отправился пиджак с документами, галстук, кошелек, ключи от квартиры, записная книжка с телефонами.  Сергей Петрович смеялся и выбрасывал все, что теперь ему было не нужно все, что связывало его с тем миром, который оставался внизу. 
          - Не отставайте! - прокричал Костя, - Держитесь за мной след в след.
Они летели почти рядом, впереди Костя, Сергей Петрович слегка позади. А внизу, под ними сверкало море огней ночного города. Стеклянное море с домами-утесами, узкими ущельями, по которым струились огненные потоки лавы из стремительно мчащихся машин. Вверху над городом-монстром, необъятным черным куполом раскинулось звездное небо. Такого чистого звездного неба он еще никогда не видел. Они поднимались, все выше и выше, к самым звездам. Костя летел, вытянувшись стрункой и сложив руки вдоль тела. Сергей Петрович старался не отставать. Холодный ветер обжигал лицо, свистел в волосах. А город внизу все рос и рос, вширь и в высоту. Дома утесы наползали друг на друга, громоздясь высокими скалами, образуя ущелья и обрывы. И, вот уже не город, а высокие горы раскинулись внизу под ними. Он их узнал. Здесь, среди них он летал в поисках прохода в долину. 
          - Я покажу вам другой путь, - прокричал Костя. - Он безопасный. Не отставайте Сергей Петрович!
          Они летели в узком ущелье среди отвесных скал. Ущелье извивалось, петляя змейкой. Высокие, почти отвесные стены были гладко отполированы и в них, как в зеркале, отражался свет далеких звезд. Видимо это было русло высохшей горной реки.  Костя ловко, не сбавляя скорости, лавировал между стен ущелья. Сергей Петрович следовал за ним, стараясь повторять его маневры. Наконец показался свет, сначала слабый, едва заметный по проблескам на отвесных стенах, затем свет становился все ярче и ярче и, наконец, из-за поворота целое море настоящего солнечного света захлестнуло их. От неожиданности у Сергея Петровича перехватило дыхание, и он радостно вскрикнул.
           - Вот мы и дома!  Узнаете? - старался перекричать свист ветра Костя. – Теперь можно не спешить.
           Он сбавил скорость, перевернулся на спину, и широко раскинув руки, легко заскользил, ловя воздушные потоки. Сергей Петрович последовал за ним. Они медленно снижались, описывая круг за кругом. Иногда Сергей Петрович вырывался вперед, и тогда Костя, смеясь, обгонял его, выделывая на лету акробатические кульбиты.
          - Костя, смотри! Смотри! Там какая-то птица летит к нам, – прокричал Сергей Петрович.
          Костя неподвижно завис, всматриваясь вдаль. Яркий солнечный свет слепил глаза, и Костя щурился, прикрывая их ладонью. Затем засмеялся.
          - Это не птица, это Алька! Она встречает нас. Летим к ней! – прокричал Костя и они устремились навстречу солнечному свету. Ветер снова свистел в волосах и где-то, в самой груди Сергея Петровича, в унисон с ветром звучала знакомая песня. Он снова слышал слова, которые так безуспешно пытался вспомнить
           - … И дал он им  новое небо и новую землю …

          Наступила осень. Деревья в парке стояли голые, лишь кое-где на ветках висели желтые пожухлые листья. Весь день моросил мелкий нудный дождь и лишь сейчас, ближе к вечеру прекратился.  По аллее, устланной желтым ковром листьев, шла женщина. На ней был плащ черного цвета и соломенная шляпка с выцветшим лиловым бантиком. Женщина шла медленно, устало волоча ноги, в одной руке была сумка, набитая папками с бумагами в другой пакет, из которого выглядывал батон и бутылка кефира. Она подошла к пункту охраны общественного порядка и остановилась у стенда «Их разыскивает милиция». Долго стояла и смотрела на объявление, напечатанное на пожелтевшем клочке бумаги. От солнечных лучей и дождя текст объявления выцвел, фотография, отпечатанная на ксероксе, потускнела и расплылась серым пятном. Но она знала текст наизусть. «Ушел из дома и не вернулся мужчина около сорока лет. Рост средний, волосы длинные, русые, глаза серые, нос прямой, особых примет нет. Был одет в синий костюм, клетчатую рубашку и коричневый галстук. При себе имел старый потертый портфель желтого цвета. Последний раз его видели в районе парка. Просьба ко всем, кто видел или знает его местонахождение сообщить по телефону ...»
          Постояв у доски, она тяжело вздохнула и пошла дальше вглубь парка. Иногда она останавливалась и, закинув голову, всматривалась в верхушки деревьев, как будто что-то высматривала. Наконец вышла на дальнюю пустынную аллею и с опаской огляделась по сторонам. Убедившись, что поблизости никого нет, положила сумки на скамейку, вышла на поляну и, одной рукой придерживая шляпку, а другой свою полную грудь, как-то неуклюже потопталась на месте, разбежалась и подпрыгнула. Однако прыжок не получился. Ноги так и остались прикованными к земле, лишь грудь, придерживаемая рукой, подскочила вверх и опустилась. Женщина упала на колени. Встала, отряхнула с плаща прилипшие листья, разбежалась и снова попыталась подпрыгнуть. И, снова падение. Попрыгав так некоторое время, она села на лавку, отдышалась. Потом как-то совсем по-детски всхлипнула, вытерла нос рукавом плаща, отломила горбушку батона, и стала жевать ее, запивая кефиром.