Возвращение. Роман. Гл. 6

     VI. – Но что же происходило двадцать с лишним лет назад в пределах передвижного цирка, а точнее, у клетки с удавом, где мы и оставили нашего героя – и моего доброго приятеля – рядом с дядей Петром и лысым фокусником? Пока последний свою думу думал, а дядя Петр курил, кролик, кубарем влетевший в клетку из мешковины, на секунду замер. Скакнул в одну сторону. Скакнул в другую. И тут только приметил он расправлявшего в углу пестрые кольца удава. Тот осторожными движениями, точно допуская, что добыча еще может ускользнуть от него, пополз навстречу кролику. Кролик бодро и как будто играясь отскочил в дальний угол, нахохлился... и вдруг задрожал мелкой дрожью. Так дрожал он до последнего мгновенья – пока удав не рванулся к нему и, отведя назад скуластую страшную голову, не обхватил нижней третю плотоядно вспученного туловища нежное кроличье тельце под воздушной шерсткой. Потом голова питона ввернулась вовнутрь, в эпицентр мудрено закрученных колец и по тому, как скулы ее разошлись и сама она словно стала протискиваться в тесное отверстие, Д.П. понял, что удав начал заглатывать кролика.
     Он горько зарыдал и побрел прочь. «Я же тебе говорил, что не для детских глаз это зрелище», – нехотя процедил ему вслед подсобный цирковой рабочий по имени Петр, не выпуская изо рта сигареты. «Ничего подобного ты не говорил, – поправил его очнувшись лысый человечек, –  поди и верни мальчика». – «Сию минуту, не извольте беспокоиться», – и дядя Петр побежал отыскивать Д.П.
     А тот шел не разбирая дороги мимо атлетов. Мимо силача в шароварах. Мимо чернобрового старика, выпускавшего огонь изо рта... пока не споткнулся о вытянутую ногу сидевшего на ящике клоуна. Д.П. с удивлением воззрился было на взрослого человека с приклеенным помидорным носом, лицом, обсыпанным белой пудрой, и очень грустными серьезными глазами. Но дядя Петр, поймав его руку, уже тащил его в обратном направлении.
     Между тем зевак у клетки с питоном заметно поубавилось. Сквозь слезы разглядел Д.П. пятилетнего мальчугана в коротеньких штанишках на помочах. Его сопровождали молодая женщина в старомодном воскресном платьи : должно быть, его мать, и тощий старик с красными глазами и больщущим ртом : не иначе как дед. Они стояли ближе всех к клетке. И когда после минутного шока стало ясно, что происшедшее не шутка и не трюк, что удав на самом деле проглотил кролика, мальчишка, оторвавшись от рук матери и деда, подскочил к фокуснику и принялся сосредоточенно и молча колотить его по сбитным плечам под декоративным камзолом, а девочка, стоявшая по другую сторону, безмолвно уткнулась, наоборот, в якорную пряжку его ремня, точно ища у него утешения.
     Маленький диковинный мужчина, казалось, не удивился поведению детей. Он не рассердился на колотившего его мальчишку, но и не обрадовался прильнувшей к нему девочке, он лишь с приветливым равнодушием погладил обоих по голове. «Не пройдет и часа, как вы обо всем забудете, – произнес он странные слова, – это я могу вам обещать». Мальчик на секунду прекратил свое монотонное занятие, заглянул с надеждой в женственно-кукольное лицо лилипута, но, не поверив ему, принялся за прежнее. Заметно было, что, стоит его отвлечь на мгновенье от барабонного стучания кулаками, как он тотчас ударится в истерику. Девочка, напротив, еще крепче прижалась к фокуснику и начала даже его гладить : бережно и неумело, как дети обычно ласкают животных. Мать дотошного мальчугана, решившись наконец, тоже подошла к лилипуту и, почему-то поцеловав его крохотную пухлую руку, попросила несмело : «Сделайте так, чтобы кролик опять появился в клетке. Умоляю вас, это вам ничего не стоит. Разве вы не видите, как дети расстроены?»
     Человечек в камзоле с любопытством изучал ее, не отвечая. Женщина, однако, не отступала. К своей просьбе она присовокупила красноречивый материнский взгляд : просящий и требовательный одновременно. Обратился к фокуснику и дед-старик : «Исполни дочкину просьбу, мил-человек. Она у меня славная бабенка. Она за мной ухаживает. Вот, погляди, как я давеча ушибся, – старик ни к селу, ни к городу задрал грязную майку, ткнул пальцем в зарубцевавшиеся ссадины под ребрами, – это все она, моя Машка, промыла травным раствором и смазала, как полагается. Если бы ты знал, мил-человек, как скоро моим страданиям конец пришел. А я ведь, шутка ли, на колючую изгородь упал. Теперь вот детишки мучаются. Не по душе им, видно, пришелся сей натуральнейший спектакль матери-природы. Вы тут ни при чем, мил-человек, понимаю. А все же... нельзя ли что-нибудь этакое хорошее сделать... чтобы все довольны остались?» – старик испуганно огляделся, как будто боясь, что найдутся дополнительные слушатели столь необычной речи.
     Никто, однако, не обратил на его слова должного внимания. Дети по-прежнему не спускали загипнотизированных глаз с лысого фокусника. Дядя Петр, по лености не удосужившийся выплюнуть давно докуренный окурок, с интересом наблюдал за происходящим. Его забавляло, очевидно, как выйдет хозяин из затруднительного положения.
     «Так, так, прекрасно. Все или почти все присутствующие соизволили обратиться ко мне с просьбой, которую я считаю достойной и даже необходимой для каждого человека с добрым сердцем, – задумчиво произнес тот, приласкав, наконец, одной рукой прикорнувшую на его гетровой колени девочку, а другой довольно бесцеремонно отлепив от себя, точно жука, не перестававшего колотить его мальчугана, – вот только он (последовал кивок в сторону Д.П.) почему-то ничего не просит, точно в рот воды набрал. Нешто кролика ему не жалко?» – лилипут озадаченно почесал шишковидный затылок. Все как по команде обернулись к молодому Д.П. Тот мучительно покраснел и опустил глаза.
     «Тебя как зовут-то?» – обратилась к нему женщина. Д.П. не отвечал. Смущение его усилилось, как почти у всех детей, оказавшихся в центре внимания. Он интуитивно чувствовал, что фокусник-лысяк над ним смеется, но не понимал почему. Он по-прежнему ощущал необъяснимую симпатию к маленькому человечку, но самое главное, он мог бы поклясться, что и тот, несмотря на провокационное поведение, в глубине души искал с ним контакта. Более того, все, что тот делал, как бы относилось только к нему, молодому Д.П., однако смысл происходящего он постичь не мог. И в этот самый момент произошло совсем уже из ряда вон выходящее. Д.П. слезливым взглядом – слезы были вызваны сознанием свершавшейся над ним несправедливости – машинально обвел всех присутствующих и, не вдаваясь в детали, бессознательно отметил в них обычное и главное : все они, застыв в разных позах, образовывали позади себя едва заметные – вследствие летней жары – тени.
     Последние, точно самостоятельные существа, бесшумно жестикулировали между собой на пыльной и горячей земле. И только позади лысого фокусника была не тень, а световой силуэт. Такого Д.П. никогда еще в жизни не видел. Это противоречило всем физикальным законам. Он даже подошел ближе к источнику нарушения законов физики : да, все было именно так. Световой силуэт не только приютился за спиной камзольного человечка, но и умудрился не до конца ему соответствовать. Очертаниями он порядочно от него отличался : был и стройней, и пропорциональней его. Мало того, светлая тень позади плотного тела двигалась как бы сама по себе, не желая в точности повторять движения собственного первоисточника.
     Фокусник, заметив, что Д.П. обнаружил его маленькую тайну, испытывающе смотрел на него. И странное дело : там, где любому на его месте захотелось бы раскрыть рот от удивления, закричать, указать присутствующим на космическое недоразумение, потребовать разъяснений от его виновника, – так вот, вместо всего этого сложного, путаного, но в общем-то вполне предсказуемого узла естественных реакций на увиденное, Д.П. хотелось лишь одного : подойти к фокуснику и стать перед ним на колени. Но он стеснялся зрителей. Впрочем, догадываясь, что его визави читает в его глазах, как в открытой книге, он понял, что это и не нужно. И тогда он поднял лицо к слепящему полуденному солнцу, как слепые люди оборачиваются на внезапный и тихий  звук, значение которого им еще предстоит определить.