Военная труженица

     Скромные они люди – молодёжь сороковых. Не торопятся душу раскрыть собеседнику, даже если обещает тот рассказать о них в книге. Говорят о себе немного, а трудности военной поры считают чем-то обыденным. Им, великим труженикам, не  пришлось вкусить прелестей жизни. Хотя, приближая Победу, связывали с ней самое лучшее впереди. Так и Мария Фёдоровна Семёнова (в девичестве Елисеева), почти всю войну отслужив в армии, как и многие её сверстники, трудилась, вырастила сына и дочь, рано похоронила мужа-фронтовика. И все свои лучшие надежды связывала с внуками и правнуками.
   
     Она родилась в Иркутской области в деревне Икей, что в шестидесяти километрах от Тулуна. Подрастала без сестёр с пятью братьями. Когда мать работала в поле, а отец – в кузнице, была за хозяйку в доме, присматривала за младшими. Бегала в начальную школу, доучивалась в средней школе в соседней деревне. До войны еще успела поучиться в Тулуне в торговом техникуме, а затем – в Иркутске на курсах метеорологов.
 
     «Когда в сквере метеоуправления услышали по радио, что началась война, все, кто там был, так и застыли, будто в шоке. Многие  бросились записываться добровольцами на войну, даже нисколько не сомневаясь в быстрой победе над врагом. Помнили Хасан, Халхин-Гол, знали, что «Красная Армия всех сильней», и были уверены, что и на этот раз она быстро справится с немцами. Парней сразу же взяли в армию, а в 42-м по комсомольскому набору вместе с другими девчонками призвали и меня». Так, по военной надобности, и оказалась Маша Елисеева в Забайкалье.

     В Чите, запомнившейся своими непролазными песками, все лето 1942 года занималась на военных курсах связистов, а осенью уже была на Забайкальском фронте в военной части, что стояла в нескольких километрах от Борзи. Пришлось служить в ставке командующего фронтом, вначале у генерал-полковника М.П. Ковалёва, затем у Маршала Советского Союза   Р.Я. Малиновского.

     Шло укрепление линии фронта, и она вместе с такими же юными девчонками работала на связи в штабе. Ставка была оборудована в  шахтах Шерловой Горы, и они по целым суткам, задыхаясь от недостатка воздуха, мучаясь от жажды, несли там дежурство. Туда на глубину лишь раз за сутки подкачивали воздух дизелем; чтобы напиться, с ведром они карабкались вверх по лестнице ближе к поверхности к подземному ручью, набирали воду и спускались, вода плескалась – в ведре оставалась на донышке…

     После смены в штабе – смена на рытье землянок. Пока готовили их к зимним холодам, человек по двадцать жили кто в палатках, кто в юртах. Уже стоял декабрь, и утром нечем было умыться, потому что, если даже вода запасалась с вечера, она все равно замерзала. Так что чуть-чуть подтопленная баня кое-какими дровишками девушкам казалась раем. Лишь на исходе декабря перебрались в теплые землянки.

     Смену работали, а после – учения, построения, политзанятия. Во время зимних, приближенных к боевым условиям учений днем ли, ночью ли, в строю или на машине совершали марш-броски. И однажды Маша чуть не оказалась под опрокинутой машиной. У девчонок – переломы, она  отделалась вывихом. И какой бы лютый холод ни застигал на марше, как бы сильно ветер не пробирал до костей, простуды девчонки не знали. Однако сильные физические и нервные перегрузки давали о себе знать. Кое-кто из них уже после войны, выйдя замуж, так и не смог познать радость материнства.

     Удивлялась Мария Фёдоровна, заслышав о дедовщине в армии. Вспоминала свою службу и говорила, что в армии тогда не дедовщина, а детовщина, то есть забота о слабых и малых, была. «К концу войны пришло к нам пополнение из совсем молоденьких ребят. Мы девчонки были для них как старшие сёстры, опекали их, помогали в трудной службе. От неважного питания они, казалось, становились еще меньше. Так мы от своей крохотной хлебной пайки еще и им давали… Мы не знали слова «национализм». В нашей части служили таджики, грузины, туркмены… И все мы считали друг друга своими. Но вот военную дисциплину блюли – за расстегнутый ремень, грязный подворотничок отвечали перед командиром и русские, и таджики, и грузины…».
 
     Как-то уж очень ярко отпечаталась в памяти встреча нового 1945-го года. Сослуживцы раздобыли где-то сосёнку, украсили ее самодельными бумажными игрушками, в казарме сдвинули нары, накрыли их сосновыми ветками. «А я тогда дневалила: разрывалась между праздником и дежурством. Подходит старшина: «Иди, подмети казарму». Дает новую метлу, а я удивлена, ведь праздничный вечер в разгаре… Мету, а все вдоль стен стоят, внимательно за мной наблюдают. Закончила и только мусор в ведро собрала, все как закричали: «Ура!». Подскочили ко мне и стали подбрасывать вверх. Оказывается, задумали, если чисто подмету, то война быстро закончится. Так что и я приблизила Победу».

     После войны Мария отслужила в армии еще два года, встретила своего суженого Володю Семёнова. И оказалось, что в войну служили в соседних частях, но тогда ни разу не встретились. Потом вместе работали цинкографами в газете «На боевом посту», продолжали традицию газетных тружеников Семёновых (дед мужа был наборщиком в  «Забайкальском рабочем», а отец работал в газете «На боевом посту»). И, когда внуки спрашивали, брала ли «языка» в разведке, ходила ли в бою в атаку, отвечала: «Война – это, прежде всего, тяжкий труд. Не дай вам Бог испытать такое».