Теорема крысы, часть 8-я, последняя

Рисунки Глеба Никольского

(Окончание, начало см. «Теорема крысы», части 1-7)


                Явление девятое

               Будильник  выходит на сцену в традиционном костюме Пьеро, весь осыпанный пудрой.

     Б у д и л ь н и к (трагическим голосом). Злой автор вывел меня на потеху публики, а ведь человек. У меня есть прототип. Даже их много  – тысячи.

               Хохот из английского фильма для идиотов.

Я, как и все они, был в детстве хорошим мальчиком и хотел учиться.

               Смех, крики: «Ну и козел!» и проч. Из глубины сцены вылетает первый сапог и летит в Будильника.


В институте мы учились изо всех сил. Но были и такие, кто смеялся над нами и пролезал в бюро, а затем –  в партком.

               Смех становится громче. Поток сапог усиливается.

Затем коммунистов прогнали.  Боже,  как мы радовались наступающим переменам!
             
               В Будильника градом летят сапоги, но он мужественно продолжает свой монолог.

Мне казалось,  что жизнь как-то особенно преобразится, и всем сразу станет хорошо.

               Гомерический хохот. Кажется, что смеются идиоты всей вселенной. Градом летят сапоги.

И что, наконец, меня полюбит Коломбина…



                Явление десятое

               Из кабинета, размахивая крыльями, выбегает Изумрудов.

     И з у м р у д о в. Ксаверий Борисович, голубчик, уходите. Мы вас выслушаем в другой раз. Пойдемте набивать текст, а то у меня (машет крыльями) плохо получается.
      Б у д и л ь н и к (почтительно). У Вас, Владимир Алексеевич, не получается потому, что крылья из ж...   растут. Вот сейчас закончу монолог и приду.

               Изумрудов подбирает себе пару сапог и уходит.

     Б у д и л ь н и к (продолжает с того места, где его прервали). Жизнь посмеялась над нами и в этот раз. Большинство из нас так и  не научилось ни торговать, ни воровать. Мы остались нищими доцентами и научными сотрудниками. Кое-кто уехал навсегда, кто-то не выдержал унижений и умер. А самые хитрые бросили комсомол и партию, занялись коммерцией и теперь разъезжают на «Мерседесах».

               Громовой хохот. Сразу несколько особенно удачно пущенных сапог попадает в Будильника. Однако он, хотя уже и сильно побитый, продолжает говорить.

А завтра, если коммунисты вернуться, они вынут из-под матрасов спрятанные партбилеты, и…

              Смех переходит в истерику.


                Явление одиннадцатое

              На сцене появляется Ленечка-крыс. Его корчит от смеха и он никак не может остановиться.

     Л е н е ч к а - к р ы с (прошмыгивая по сцене и хохоча). Это уже утомительно. Ксаверий, запомни: коммунисты не вернутся никогда!

             Перестает смеяться.

Вон со сцены! Ты так всю пьесу испортишь! Семен Семеныч! Дай, попробую я!

     Ф у ф а е в. Да, это не годится.  Пробуй. Выдай монолог Мерзавца. Может быть, публике понравится. Хотя кто знает, что ей нравится сейчас.  Но сначала надо прогнать Будильника.
 
               Фуфаев  вместе с Ленечкой-крысом волокут Будильника  со сцены, он не хочет уходить и сопротивляется. Сапоги продолжают лететь, и один из них случайно попадает в Фуфаева.

     Ф у ф а е в (раздраженно). Откуда, черт  побери, столько сапог?
     Голос  сэра  Джона  из-за сцены: Я позволил себе на прощанье маленькую шутку. В стиле Варьете. А то вас все тянет на пафос!

               Сатанинский хохот. Невесть откуда возникает последний сапог и снова летит в  Фуфаева, но он ловко  уворачивается.

     Б у д и л ь н и к (озабоченно). А эти сапоги не исчезнут?
     Голос  с э р а  Д ж о н а. Не бойся, Ксаверий! Этих сапог тебе не сносить!
   
               Дьявол продолжает хохотать. Будильника тащат со сцены, а он, совершенно обезумев, хватает сапоги.

     Б у д и л ь н и к. Сапожки, сапожки! А вот это – жене, а вот это – деткам! Всякий отец семейства, господа, должен уметь заработать хотя бы на сапоги! А иначе… иначе… о моя Коломбина!

               Падает и застывает в неестественной кукольной позе.

     Л е н е ч к а - к р ы с (раздельно выговаривая слова). Ха! Ха! Ха-ха!

               Заливается смехом.

 Вот и настал конец театру Карабаса!
     Ф у ф а е в (наклоняется над Будильником). Что с ним?
     Л е н е ч к а - к р ы с (хохочет). Понимаешь, Семен, каждый Пьеро должен умереть с криком  о Коломбине… Браво, старина! Ты честно сыграл роль до конца!

               Внимательно глядит на Фуфаева.

А тебя, похоже, подобная участь не страшит…

               С неожиданной злобой.

Еще бы! Сам Сатана нуждается в твоих услугах!
     Ф у ф а е в. Да и ты, похоже, не торопишься исчезнуть...
     Л е н е ч к а - к р ы с. Ты, дурачок, так и не понял, что я и есть Зло. А Зло неистребимо и может только увеличиваться. Я это доказал. Строго. Математически. Хочешь, я заполню собой всю сцену?

               Увеличивается в размерах.
               
     Ф у ф а е в.  Я давно хотел тебя спросить, Мерзавец. Только честно. Тебе хоть раз в жизни было жалко людей?
     Л е н е ч к а - к р ы с (злобно смеется). Что ты, милый! Опомнись! Какие люди? Мне и крыс-то порой не жалко...

               Фуфаев, сжав кулаки, приближается к Ленечке-крысу. Тот, ни капли не испугавшись, ждет его на месте. В тот момент, когда их схватка начинает казаться неизбежной, неожиданно раздается стон. Будильник начинает шевелиться и приходит в себя.

     Ф у ф а е в (стремглав бежит к  Будильнику. Старина Пьеро! Ты ожил?
     Б у д и л ь н и к. Совсем ненадолго…

               Приподнимается при помощи Фуфаева.

Мне дали только минутку – попрощаться с публикой. (Смущенно). Было бы неприлично уйти не попрощавшись…

               Неловко кланяется.

 Арлекин! Мне плохо! Я расклеился! Проводи меня! Я сейчас выйду и умру насовсем…


               Фуфаев бережно уводит Будильника со сцены. Ленечка-крыс собирается с мыслями, чтобы завершить пьесу. Неожиданно на сцену выходит Наталья Прокофьевна.


                Явление двенадцатое


               Прокофьевна смотрит на улицу через щель в занавеске. Ленечка-крыс стоит посреди сцены в позе вождя. Звонит телефон.

          Л е н е ч к а - к р ы с (разговаривает по телефону). Триста убитых? Ну, вечный покой им. А крысы? Ни одна не пострадала? Так я и думал! 

               Кладет трубку. Торжествующе – к публике.

Вот видите – среди  убитых одни люди. Ни одна крыса не пострадала! Ни седая, ни усатая… и народ безмолвствует! Этому народу нужно только вовремя подвозить водку и колбасу, и он будет безмолвствовать всегда! (Наталье). И тебе нечего сказать, старая дура! Ты, поди, ничего и не читала. На кой черт тогда вышла? За сапогами?
     П р о к о ф ь е в н а (мстительно). Елисеев горит, батюшка Крыс Пи....ич. А тебе пора бриллианты в сундуки прятать. (*) Проваливай со сцены. И мне пора. У меня гадюки недоены. Хм… сапожки!

               Наталья  берет себе пару сапог. Темнота. В луче прожектора становится видна юная красавица ведьма, в одних сапогах, со свистом и хохотом летящая на метле. В руках у нее кастрюля с длинной ручкой, которой она бьет Ленечку по голове и гонит в шею со сцены.

     Л е н е ч к а - к р ы с (ошарашенно). Ведьма! Ей-богу, ведьма! Черт знает, что такое!

               Особенно удачный удар кастрюли. Ленечка-крыс неожиданно для всех крестится и убегает со сцены, не забыв, однако, прихватить себе пару сапог. Наталья  с торжествующим хохотом, точь-в-точь, как это умеют делать все ведьмы, вылетает из квартиры.

(*) См. реплики из пьесы Максудова «Черный снег». М.А.Булгаков, «Театральный роман» (авт.)

                Явление тринадцатое
 
              На сцену возвращается  Фуфаев.

     Г о л о с  с э р а  Д ж о н а. Ну, что, Семен Семеныч? Довольны ли вы финалом?
     Ф у ф а е в. Это не финал…
     Г о л о с  с э р а  Д ж о н а. Да уж. Все вокруг да около. А главное еще не сказано...

              Пауза.

     Ф у ф а е в. А, по-моему, уже и так все ясно. Кроме одного. Представьте себе, что завтра на Землю прилетят марсиане… и начнется война миров. На чьей стороне будет  Сатана?
     Г о л о с  с э р а  Д ж о н а. (раздражительно из-за сцены). Разумеется, на стороне людей. Разве не ясно? Что мне делать без людей?
     Ф у ф а е в. Это как раз понятно. Неясно только, на чьей стороне будет Бог… Вот он, смотрите!

              В комнате ненадолго светлеет, но затем становится, как было раньше.
 
Неужели Он и вправду оставил нас?


                Явление четырнадцатое, последнее

              Молчание. Фуфаев  выбегает и вскоре выводит на сцену Ольгу. Она то ли уже успела совершенно превратиться в куклу, то ли насмерть пьяна.
 
     О л ь г а (еле держась на ногах, кукольным голосом). Ну, зачем вы меня потревожили! Мне так сладко дремалось. Я вспоминала о прошлых днях. Мой Пьеро улыбался мне. Мне снился наш добрый доктор, синьор Карабас. Друг мой, Арлекин! Вы помните? Он был добрый и беззащитный старик. Его убили на наших глазах, а потом оклеветали и смешали с грязью. Всю жизнь мы боялись сказать правду о нашем синьоре. Так нас запугали! Если бы вы знали, господа, как умеет мучить совесть! Почему совесть выбирает в жертвы тех, кто просто слаб, и обходит стороной матерых негодяев? Боже, какая тоска! Зачем вы меня разбудили!
     Ф у ф а е в. Простите, Коломбина, но заканчивать пьесу некому. Машу унес черт. Наталья улетела на метле. Мужчины работают.
     О л ь г а (с тревогой). А Пьеро?
     Ф у ф а е в  (отворачивается). Будильник…  Будильник провалился! Его закидали сапогами.
     О л ь г а (с интересом). Мужскими или женскими?
     Ф у ф а е в.  Всякими… (Задумчиво). Может, это вовсе и не провал?
     О л ь г а. Везет же некоторым! Надо подобрать себе пару… мои текут, а на новые нет денег. И это – у жены профессора!

               Подбирает себе пару.

Как много ему накидали!
     Ф у ф а е в.  Было больше. Уже растащили!
     О л ь г а. В самом деле?
     Ф у ф а е в.  Так ведь плохо лежало! Все растащат!

               Пауза.

 Ну, насчет пьесы. Пробовал еще выступать наш Мерзавец Ленечка…
     О л ь г а.  Он, наверное, имел успех…
     Ф у ф а е в. Да, было эффектно! Каждый удар кастрюли по его голове вызывал аплодисменты! Но пьеса не закончена, и я Вас прошу это сделать.
     О л ь г а. Разве я сумею? Старая романтическая дура, которая напрасно прожила жизнь!
     Ф у ф а е в.  (в отчаянии). Ольга! Вы – актриса! И вовсе вы не старая. Эту пьесу нужно закончить Вам…

              Отворачивается.

Сыграйте так, словно это Ваша главная и последняя роль... та роль, о которой Вы мечтали всю жизнь.  Пусть нет своих слов, найдите подходящие чужие! Все просто! Надо подойти к окну, отдернуть занавеску, и сказать два слова...
     О л ь г а (кукольным голосом). А Машу, значит, черт унес? Ну и ладно… Ей будет хорошо с чертом…

              Пауза.

А черту с ней будет плохо, и он ее выгонит. Я слышала, как она тут орала. Какую я вырастила дуру и дрянь… бедная девочка! Как тяжело ей придется!

     Ф у ф а е в (с тревогой). Ольга – время! Стрелка уже бежит по последнему кругу...


             Долгая пауза.

     О л ь г а. А насчет роли я все поняла. Не надо меня учить. Выходит, я все-таки успела! Знаете, когда все будет кончено, положите нас с Пьеро вместе… в одну картонную коробку.

             Спотыкается.

    Ф у ф а е в  (отчаянно). Ольга – время!
    О л ь г а. Сейчас, господа... Сейчас!

             С трудом подходит к окну и, чтобы не упасть, хватается за занавеску. Занавеска обрывается. Становится виден горящий парламент и стреляющие по нему танки. Протягивает руки к окну. 

Вот. Смотрите – зарево…  Смотрите – зарево… (*)

см. комментарий выше (авт.)


                З А Н А В Е С