Одеяло

  Нога из-под надгробия одеял в поисках воздуха. Подышала и нырк, обратно, в меж простынную западню. Ляг, отдохни. Накрутившись в жаровне страстей, поостынь под снежком одеяльного холофайбера. Втяни носом души аромат его с лёгкой отдушкой Ваниша. Чуешь, в чём счастьишко?
Вот он – храпящий, всегда в лёгком тонусе раздражения, вечно голодный кормилец, заложник зарплат, слуга закона, должник супружеского долга; безобидный и недолюбленный–единственный, которого выбрала Ты!
Ночью нет места вранью, обвинениям – конечно, если он  трезв и если он спит (в такой вот последовательности). Вот оно – место под солнцем: с пятачком прикроватной лампы, в постели, что рядом с ним (священней лишь место на кладбище), ведь тут похоронено все лучшее, что у него было.
Я о Тебе. Тебе – растрёпанной, не знающей тюннинга, естественной, а потому неприлично стареющей женщине!
   Тебе ли найти успокоение в этой постели, ставшей картой ночных баталий, где было так много вас, двоих, уставших от перетягивания одеяла? Два одеяла –  плохой фэн-шуй. Измятые в мучительном поиске знаков, ответов, простыни; исплаканные, изверченные, впитавшие тушь, подушки. Он привык спать в позе ложки; Ты – не спать с ним вообще, только рядом. Он – скрипеть зубами; ты–  ворочать извилинами. Он–сон, Ты–явь; он–слева, на запад; ты–справа, и на восток. Но есть одно совпадение –вы оба против пижам. Парит хамам бессонницы. С холода–в жар; не климакс, не торфяники, не лето вообще. Плавится мозг, мысли текут.
Он повернулся, пивной твой холмик. Раскинулся весь, пересёк границу у реки, (то есть, руки). Его рука обожгла твою. Смотрит морда глазами закрытыми так и храпит, и ищет потной ручищей грудь, (а снится, небось, мяч или скипетр, а может, яблоко)? А Ты-то как раскраснелась. Волнуешься? Давай, представься ему! И что, что во сне, в несознанке? Ведь в любви всё именно так и делается.
   То, есть как Ты неодета? И он тоже? Прям, Адам с Евой. Тебе интересно, кто я? Возьми яблочко, и узнаешь…