Мурзик

Ранним майским утром я прибыл на вокзал города N. Поезд неспешно подкатил к платформе, и самые нетерпеливые пассажиры (в числе которых был и я), незамедлительно начали покидать вагоны. Я ехал совсем налегке, поэтому очень быстро выскочил из поезда и энергичным шагом потопал к родному дому. Уже год как я жил в столице и не видел своих родных, и вот наконец сумел выбраться на выходные навестить отца и мать. Ноги сами несли меня домой по узенькой тропинке вдоль железнодорожных путей. Лязгнула стрелка, мимо важно проехал тепловоз, издав отрывистый высокий гудок. Пропустив его, я пересёк железнодорожное полотно и нырнул в неприметный проулок, скрытый от посторонних глаз зарослями кустов, ведущий в частный сектор. Через каких нибудь двадцать минут я буду дома пить горячий чай в кругу родных. Я шёл, а душа моя ликовала. Было замечательное ясное утро праздничного мая. И хоть воздух ещё был совсем холодным, а ветер пощипывал кожу, весна прочно вступила в свои права.

Но вот наконец и родительский дом! С трепетным сердцем я нажал кнопку звонка. Послышались шаги, мама открыла дверь и, увидев, кто приехал, бросилась обниматься. Мы зашли в дом. Я бросил вещи и поспешил поздороваться с отцом. И тут понял, что что-то не так. Батя сидел безучастно за столом. На лице его читалась такая скорбь, что даже утро, которым я восторгался всю дорогу, вдруг показалось мне серым и пасмурным. Что случилось? Все ли живы-здоровы? В ответ на мой немой вопрос мать сказала: «Мурзик пропал».

Отец очень любил кота. Тот платил отцу той же монетой. Трудно было отыскать более тесного симбиоза, чем мой папка и Мурзик. Кот преследовал отца всюду, где только мог. Улучив момент, всегда запрыгивал на коленки и очень обижался, если отец его сгонял (к слову, это случалось нечасто). Изначально, батя не очень хотел заводить кота, но, как это часто бывает, со временем так прикипел к нему душой, что, мне порой казалось, любил его больше чем всех нас вместе взятых. Баловал сосисками и пельменями. А когда жарил мясо, то уж непременно отрезал для кота самый лакомый кусочек. И вот Мурзик пропал. Отец вышел в огород, что-то там починить или полить или покрасить, а кот выскочил за ним. И, пока батька обделывал дела, просто исчез. Сначала думали погуляет и вернётся. Но прошёл день, потом ещё и ещё, а кот не возвращался. К тому моменту как я приехал в гости, Мурзика не было уже пять суток. Конечно родители ходили его искать, звали - всё безрезультатно. Кот исчез. Как сквозь землю провалился.

Мурзик был отчаянным котом. И безбашенным. Проще говоря - полным дурнем. Умел найти себе приключений на хвост на ровном месте. Чего только стоили его приключения с трубой, в которую он засунул свою любопытную морду! Основательно там застряв, чуть не довёл до инфаркта мать и добавил седины шевелюре отца. Орал благим матом пока его пытались всем миром вытащить. А потом сидел два дня дома, боясь показать на улицу свой бедовый хвост. В другой раз, он решил что заблудился в кустах смородины. Звал всю ночь на помощь, дождался отца с фонарём, и под конвоем проследовал к дому, где, как ни в чём не бывало, улёгся спать у бати в ногах. Однажды осенью, когда из частного дома Мурзика перевели на квартиру в многоэтажке, кот решил выйти погулять на балкон. Было не холодно, и окно на балконе было открыто. Мурзику очень захотелось подышать свежим воздухом, и он вышел на улицу. На высоте девятого этажа он продефилировал по узенькому карнизу за стеклом с внешней стороны! А когда захотел вернуться, понял, что у него проблемы. Заднего хода у Мурзика не было, а развернуться на столь узком парапете даже для него было нереально. Маму чуть кондратий не хватил, когда она увидела такую картину маслом. Благо, что с этого края балкона было ещё одно окошко. Мама открыла его и водворила эквилибриста обратно. Зная эти кошачьи особенности, я ни на минуту не сомневался, что в этот раз тоже произошло что-то не менее абсурдное.

Позавтракав в тишине и скорби, я вышел на улицу. Прошёлся по огороду, поискал в канавках и, на всякий случай, под всеми кустами. Заглянул в трубу. Нигде не было и следа присутствия Мурзика. Тогда я вышел на улицу и, на авось, громко позвал: «кис-кис-кис!»

Чу! Что это? Уж не послышалось ли мне? Не веря своим ушам, я повторил: «кис-кис-кис!» И точно! В ответ стало отчётливо слышаться кошачье мяукание. Но откуда? Улица пуста, где же он прячется? Я позвал в третий раз. Мяукание донеслось откуда-то сверху. Я задрал голову и понял. Совсем недалеко от нашего дома стояла высокая ель. Густая, разлапистая. Именно с неё и орал писклявым и жалобным голоском пропавший кот. Но какой чёрт занёс его туда? И почему он до сих пор не слез и не избавил себя и отца от страданий? Ответ на этот вопрос тоже не заставил себя долго ждать. Как я уже говорил, ёлка у нас стояла высокая и густая, за что была облюбована воронами, которые свили под самой макушкой гнездо. Вылупившиеся птенцы были слишком соблазнительной добычей, и Мурзик не устоял перед искушением. Однако с воронами шутки плохи. Эти птицы не очень то испугались обнаглевшего разорителя. И вместо того чтобы в страхе разлететься кто куда, они напали. Мурзик сражался как лев, но он был один. А ворон было две. Они заблокировали его на самой вершине и не давали не только спуститься, но и лишний раз шевельнуться. Вот и сейчас, как только кот заорал, одна ворона сорвалась с места и начала нарезать круги вокруг своей добычи. Я бросился в дом. Походя крикнул отцу: «Пошли спасать твою пропажу!»,а сам, на ходу переодеваясь, схватил свой рюкзак.

Мы собрались вокруг ёлки. Мама охала и причитала, отец был сосредоточен. Я надел рюкзак на себя так, чтобы отсек был не на спине, а на груди, подпрыгнул, ухватился за нижний сук, подтянулся и вскарабкался на него весь. Поначалу лезть было совсем не сложно. Я поднимался по сучьям ели как по винтовой лестнице. Однако вскоре стали попадаться мелкие сучки, которые загораживали дорогу, цеплялись за одежду и мешали лезть выше. Пришлось спуститься за пилой. Вместе с пилой, отец принёс мне веревку, которую я до поры спрятал в карман.

Опять началось моё восхождение. Медленно я пробирался сквозь заросли. Вот я уже и в зелёной гуще, и почти ничего не вижу по сторонам. Только внизу под собой иногда мелькает пятачок земли, и любопытные лица людей. Я был уже достаточно высоко, когда вороны вдруг вновь сорвались со своего гнезда и начали кружить вокруг меня. Тут мне стало не по себе. Я слышал, вороны иногда нападают на людей, проходящих рядом с их гнёздами. И тут даже находясь обеими ногами на земле сложно бывает от них не то что отбиться, а, хотя бы, прикрыть голову от мощных ударов клювом. Что же говорить когда ты находишься в воздухе, в вороньей стихии? Одной рукой держась за ствол, другой пропиливая себе дорогу, я молился чтобы вороны не стали меня атаковать. Но у них видимо действительно были другие планы. Немного полетав рядом, они куда-то пропали. Кот орал.

Я выдохнул и продолжил свой путь к вершине. Но расслабился я рано. Передо мной встала новая проблема. Внизу, у земли, моя ель была могучим деревом с мощным стволом. Я держался за него рукой ничуть не опасаясь упасть. Однако, чем выше я забирался, тем тоньше становился ствол. И вот уже под моей тяжестью он начал опасно гулять из стороны в сторону. И я вместе с ним. Усиливал эффект и невесть откуда поднявшийся ветер. Сквозь мохнатые лапы я видел как кружатся внизу крыши домов. Захватив ногами в замок очередной сучок, я посмотрел наверх. Лезть дальше было уже проблематично. Сучки находились слишком близко друг к другу, я уже не мог пролезать между ними как раньше. Пила положение не спасала. К тому же, они стали слишком тоненькими и вряд ли могли выдержать вес взрослого человека. Кроме того, любое моё движение всё сильнее раскачивало ёлку. Мурзик мяукал где-то совсем близко, но я его пока не видел. Тогда я привязал пилу к веревке и спустил её вниз. Кто-то, отец наверно, её отвязал. Я подтянул веревку обратно и стал звать кота. Такого жалобного мява я не слышал давненько. Я позвал ещё, и через мгновение увидел его. Бедолага, не веря своему счастью, торопливо спускался по тонким веточкам ко мне. Когда нас стало разделять не более полуметра, Мурзик прыгнул на меня, обнял лапками, замурлыкал и стал тереться головой о мой подбородок.

Полдела было сделано. Осталось засунуть кота в рюкзак и спуститься с небес (в смысле с ёлки) на грешную землю. Оказалось однако, что Мурзик никак не желает залезать в заранее открытый мною рюкзак. Уговоры не помогли. Когда я пытался применить силу, кот выскочил у меня из рук, пропрыгал по веткам вокруг ствола, после чего был вновь мною пойман. Тогда я пошёл на хитрость. Воспользовавшись тем, что кот по прежнему висит у меня на груди прямо над открытым рюкзаком, я, ухватившись посильнее ногами за сук на котором сидел, стал обеими руками сглаживать кота вниз. Мурзик к этому времени немного расслабился, и его попа легко съехала прямёхонько в  рюкзак. Когда он понял что произошло, было уже поздно. Накрыв кота одной рукой, другой я энергично застегнул молнию.

Осталось рассказать совсем немного. Благополучно спустившись до нижних ветвей, я снял рюкзак и, привязав его к верёвке, передал груз прямо в руки счастливого отца. Тот достал кота из рюкзака и потащил домой - кормить. А мама шла рядом и приговаривала: «Ох, Мурзик! Ты больше так не делай, слышишь?». Дома Мурзик долго пил. Потом долго ел. Потом улёгся пузом кверху на любимом кресле. И мы смогли его как следует рассмотреть. Он очень похудел за эти пять дней. Когда я видел его последний раз, он был мощным, слегка полноватым котом с лоснящейся шерстью. Сейчас же он больше походил на кошачий скелет с огромными круглыми глазами на глупой физиономии. Вся голова его была в кровоподтёках и шрамах, оставленных клювами птиц. Шерсти кое-где не хватало, а одно ухо было подрано. Ещё бы немного, и страшно даже подумать, что бы произошло! К счастью всё закончилось хорошо. Уже вечером, отдохнувший и сытый, Мурзик вышел на улицу, уселся на завалинку, и задумчиво принялся смотреть на ёлку. Несколько раз над ним пролетели вороны, но кот не обратил на них никакого внимания.