ТЕ П ЛО 3

2018

С того дня прошло несколько дней и на всех календарях дома было отмечено 17 июля. И если моё окружение, состоящее только из Элизабет, Митчелла, Агаты и пары уборщиц да прислуги, вело себя как раньше, не давая повода заподозрить, что они всё знают, то я стала более скрытной. Выходила из комнаты только по чрезвычайной ситуации, будь то ванная или кухня, где я брала тарелку с едой и сразу же скрывалась на чердаке, игнорируя упрёки Элизабет, что есть нужно за семейным столом.
— Мисс Ричардсон, — донёсся из-за двери неуверенный голос Джейд в один из вечеров.
Джейд два года работала служанкой в доме. Я считала её единственным человеком, который мог претендовать на звание подруги, поэтому в то время как Элизабет с Митчеллем обращались к ней исключительно, как к безымянной женщине и очередной прислуге в доме, я звала её по имени. Иногда мне казалось, что каждый раз, замечая это, на её лице появлялась лёгкая улыбка и она становилась чуть увереннее в речи и жестах.
Я со вздохом поднялась с кровати, на которой с самого утра бессильно валялась, словно бревно, изредка прерываясь на косяки и лапшу быстрого приготовления, пачки от которой я припрятала у себя, чтобы лишний раз не выходить из комнаты. Впервые за восемь лет я ощущала себя настолько чужой в собственном доме, если представить, что он хоть бы раз был таковым.
Тёмно-вишнёвое одеяло я скинула на пол и оно легло на пустые пачки из-под энергетических батончиков. Послышались звуки фольги. Я ощущала как на голые ступни цепляются крошки еды и невольно морщилась.
Наконец, добравшись до двери, я провернула замок в правую сторону и открыла её лишь на несколько сантиметров, чтобы в щели виднелась только мои глаза:
— Да, Джейд?
На этот раз женщина не улыбнулась, услышав своё имя и ещё сильнее засуетилась. Вероятнее всего, ей было непривычно не видеть меня в других комнатах, помимо своей, и я ещё больше засмущала её, когда полуоткрыла дверь, давая понять, что ничьего присуствие внутри я не жду.
— Там… Там ваша матушка позвала Вас к ужину, и сказала, что больше не стерпит, если Вы не явитесь на семейный ужин… Цитирую: как полагается семье, — В конце Джейд издала нечто похожее на смешок, но увидев моё хмурое лицо и столкнувшись взглядом с моим прищуренным, тут же себя прервала.
Я, конечно, понимала, что Элизабет не нравится моё отсутствие за столом, без которого она не могла идеализировать гармоничную семейную жизнь. Жизнь, где все счастливы, но не до конца. Также мне казалось, что она забывала про это сразу же, как глотала кусочек своего фирменного жареного цыплёнка.
— Почему именно сейчас?
— Ну. . Сегодня отмечается день Семьи…
— Спасибо, Джейд, я скоро подойду к столу.
Бедная женщина хотела ещё что-то добавить и я не сомневалась, что это касалось моей комнаты. Она беспокоилась о чистоте, догадываясь, что внутри был абсолютный хаос. Я быстро закрыла дверь обратно на ключ, чувствуя что-то похожее на угрызение совести. Джейд оставалась славным человеком, даже я это понимала. Она не заслуживала такого отношения.
Ещё несколько секунд я слушала шорохи одежды Джейд, а затем её быстрые шаги по лестнице вниз, словно она спешила покинуть территорию чердака, в котором моя комната располагалась вплоть до того времени, как я покинула дом.

С тринадцатого июля я не присутствовала за столом в кругу членов своей семьи. Поэтому меня не покидало ощущение, что я собираюсь на важное мероприятие, а не обычный семейный ужин. Первым делом я критически осмотрела своё лицо, покрытое бесчисленными маленькими веснушками. Моя умершая бабушка называла их поцелуями солнца. На глаза навернулись слёзы от воспоминаний. Если сейчас она была бы жива, то ни за что не позволила своей дочери выйти за Митчелла, который был как… Как…
Слова не лезли в голову и я быстро перестала находить синонимы к слову баран.
Я заплела волосы в небрежный пучок, наплевав на пряди, выпавшие из него. Когда-то бесчисленно окрашеные во всевозможные цвета: от красного до синего, которые Элизабет почти не замечала, я пыталась вновь сделать блондинистыми. Но вместо этого всего лишь несколько прядей стали светлыми. Остальные волосы, по текстуре похожие на солому, приобрели жёлтый цвет. Этакое неудачное мелирование от очередной неудачницы.
Надела голубое платье, притворившись, что в нём и была весь день, хотя на деле я лежала исключительно в нижнем белье. Собравшись с духом, приоткрыла дверь. Медленно, сантиметр за сантиметром, будто давала себе шанс передумать и забраться в постель опять, скинув одежду и заснув, убаюканной травкой. Но я лишь мучала себя, ведь никакого шанса не было. Нельзя вечность прятаться в своей комнате или, хотя бы, четыре года до своего совершеннолетия, чтобы после свалить из этой грёбанной семьи.
— Привет, милая, — буднично проговорила Элизабет.
Словно я не впервые за несколько дней присоединилась к ужину. Словно она привыкла обращаться ко мне, как к дочери.
— Сэм! — Заверещала Агата, прежде чем я успела что-то ответить.
Встав из-за стола, она подбежала ко мне, обнимая за ноги, как привыкла. Внутри меня всё напряглось и я с опозданием погладила сестру по спине, ощущая пристальные взгляды взрослых. Знают ли они? Хотя, знай они, скорее всего, Элизабет бы не улыбалась сейчас, спокойно сидя за столом. Наверное, Агата ей ничего не рассказала. Впрочем, эту женщину я давно не понимала.
Митчелл излучал спокойствие и уверенность. Бородатый, с пышными волосами, массивными и острыми скулами и ясным взглядом — ничто в нём не выдавало его возраста. Не желая, я до сих пор удивлялась, как его волосы полностью не поседели, оставаясь тёмными. Именно таких мужчин за пятьдесят снимают в рекламе брендовых духов и костюмов от известных кутюр. А может, его и снимали, просто я об этом не знала.
— Агата, не напрягай свою сестру! — Ласково, хоть и высоким тоном, обратилась к ней Элизабет, складывая в руках салфетку в треугольник, которую позже положила на свои колени.
Только сейчас я отметила, что она подняла светлое каре крабиком для волос и надела чёрное длинное платье с небольшим вырезом вместе с белыми бусинами, словно День Семьи и правда был праздником. Праздновали ли мы его раньше? Или это был просто повод выгнать меня к столу, словно я бездомная кошка, которую пытаются приручить с помощью колбасы и молока?
На языке так и вертелся этот вопрос, но в эту секунду Агата побежала к своему месту, так что мне пришлось сесть на единственый свободный стул. Передо мной уже лежала тарелка с идеально отваренным картофелем, горошком и свинными рёбрами.
Как только я взглянула на еду, то поняла, насколько была голодна. Я сьела за день всего лишь пару батончиков с колой, но не ощущала голода до этого момента. Мне мешало наброситься на еду только потребность показывать свою сдержанность и молитва.
Элизабет глубоко вздохнула, как-будто собираясь с силами и положила локти на стол, сложив руки в замок у губ. Она закрыла глаза, показывая веки, накрашенные нежно-голубыми тенями с блёстками. Также поступили и все остальные. Мне пришлось присоединиться, пусть и с опозданием, но глаз я не закрыла. Эдакая маленькая шалость, которую никто не увидел.
— Отче наш, сущий на небесах! — Прозвучал нежный и высокий голос Элизабет, бывший только в эти моменты настолько ясным и мелодичным, что мне хотелось прислушиваться к каждому изученном уже на зубок слову молитвы — Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое…
Я ощущала медленное течение времени, словно оно вдруг стало материальным. Несмотря на голос Элизабет, мне казалось, что вокруг стоит гнетущая тишина, разбавляемая только моим стуком сердца и шумом в ушах. Казалось, что вокруг меня столпились призраки, уставившись прямиком мне в затылок, отчего становилось дурно.
— Да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день…

Осторожно, боясь, что они почувствуют мой взгляд, я посмотрела на этих людей. Таких родных и таких далёких. Они трое сидели с закрытыми глазами и с руками возле губ, сцепленных в замок и внимательно слушали. У Митчелла проявилась линия между бровей, так как он немного хмурился. У Агаты оставалось то же выражение детской наивности, которую я в ней никогда не ощущала. Возможно, ей казалось, что это всего лишь игра. Детей забавляет регулярные действия взрослых.
Только Элизабет выглядела напряжённой и расслабленной одновременно. Это была её стихия, в которой она чувствовала себя собой. Для неё это была не просто Молитва, не просто Вера.
— И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим… И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь.
— Аминь, — проговорили мы хором, хоть я едва не упустила этот момент.
Элизабет со светлым выражением лица опустила руки и слегка улыбнулась, словно молитва пробудила в ней лёгкое опьяняющее чувство. В следующую секунду мы все выбрали из трёх вилок среднюю, специально предназначавшуюся для столовых блюд. В моей голове прозучал голос Элизабет с того времени, когда она учила меня столовому этикету. Благодаря этому я до сих пор помнила, что для вилок и ножей существует основные три категории: для рыбы, для закусок и столовые. Дальше шли десертные, вилка для фруктов, нож для масла и несколько десятков разных бокалов — от пунша и вина до бокала с водой.

Всё ещё с некоторой озадаченностью, я поднесла вилку к картофелю, разделив его на две неравные части, от которых исходил лёгкий пар. Если до молитвы я была готова наброситься на еду, то сейчас глотать кусочки картофеля на вилке мне приходилось из-за взгляда Элизабет. Она то и дело поднимала голову и смотрела на меня. Я не смотрела в ответ, но прекрасно знала, какое у неё выражение лица. Меланхоличное, но излучающее возбуждение, вызванное не сексуальным желанием. Элизабет походила на подростка, на маленькую проказницу, только начавшую постигать азы взрослого мира.
— Мм… Дорогая, рёбрышки просто обьедение… — почти томно проговорил Митчелл, отрезая маленький кусочек мяча с помощью ножа, придерживая косточку вилкой.
Даже за семейным столом мы должны были продолжать этикет, на который и указывало бесчисленное число столовых приборов возле тарелки. Я ни разу не видела, чтобы Митчелл брал рёбрышки руками или доедал мясо, находившиеся непосредственно на косточке. Начнём с того, что я ни разу не видела, чтобы он попросту пил пиво из банки, смотря футбол, как делают это все нормальные отцы в городе. Или просил двойной бургер в местной забегаловке, чтобы насытиться им за столом со своими друзьями, которые были бы обязательно свои в доску. Нет, еда вне дома только в ресторане, а в кругу друзей вертелись только бизнесмены и олигархи, которые ели рёбрышки так же, отрезая мясо и оставляя его на косточках.
— Благодарю, любимый. — Улыбнулась Элизабет, а затем неожиданно обратилась ко мне — Саманта, ты общаешься с Тристаном?
Меня бросило в жар, рука дрогнула и с вилки тотчас упал горошек, приземлившись на придавленную, благодаря моему копанию в ней, картошку. Если кто-то и заметил мою нервозность, то не показал виду.
В голове усердно заработали шестерёнки, в надежде отыскать выход из сложившейся безвыходной ситуации. Если Агата рассказала Элизабет, то почему она меня пригласила за стол, а не взбежала по лестнице на чердак, проговаривая все синонимы к словам неблагодарная и противная? Когда она узнала обо всём? Долго ли копит злость и разочарование?
Теперь понятно, почему она потребовала чтобы я пришла на ужин. Чтобы меня при всех морально затоптать и выгнать за порог. Возможно, этот горошек с рёбрышками были моим последним ужином. Интересно, на небесах души едят что-то?
— Ты только не сердись, — продолжила тем временем Элизабет, словно не замечая моего молчания, беря в руку вилку, чтобы приступить к рёбрышкам. — Агата мне сказала, что видела как ты разговаривала с Тристаном на прошлой неделе.
Моё сердце слегка ожило, всё ещё ожидая подвоха. Я почувствовала румянец на щеках, пришедший на замену бледности. Неужели Агата всего лишь сказала про разговор, которого как такового и не было?
— Д-да, — мой голос предательски дрогнул и я поспешила отломить кусочек от хлеба, лежавшего в тонкой маленькой корзинке по центру стола.
Возможно, это всего лишь моё разыгравшееся воображение, возникшее от внезапного вопроса Элизабет.
— Я, конечно, не вправе решать с кем тебе общаться…
Серьёзно? Она всегда решала с кем мне общаться и это привело к тому, что сейчас я абсолютно одна. Её мнения насчёт всех моих давних подруг, не совсем подходящих для подобного определения, портили с ними отношения. Возникшее от этого одиночество, мешало мне дальше заводить знакомых, не то, что настоящих близких друзей. Может, сейчас ничего такого мне и не нужно, но тогда я этого жаждала. Иметь рядом кого-то, не принадлежавшего к детям элиты города.
— Но тебе не кажется, что Тристан уж слишком неопрятный. Да и вообще, выглядит мальчик не особо.
«Как и его член» — внезапно пришедшая мысль заставила уголок губ дёрнуться, приподнимая его, несмотря на попытку сдержать улыбку.
— Я думаю, что она не будет с ним больше общаться, мамочка, — вдруг раздался писклявый голос Агаты, по-щенячьи смотревшей на Элизабет. — Вроде как, она говорила ему, что больше не хочет продолжать иметь с ним дело…
— Вот как. — Элизабет улыбнулась, заметно расслабившись от удовольствия, что мы пришли к компромиссу.
Потому, как Агата обернулась на меня с присущей для детей улыбкой, заставив своё неаккуратно подстриженное каре дрогнуть, я поняла, что она не рассказала историю целиком не из-за большой любви ко мне.
Это было предупреждение.