Мы были коммунистами

Из чего складывается собственное мнение? И есть ли оно вообще, как таковое, личное и собственное? На чём оно зиждется? Понятно, что первоначальную мораль вкладывают родители, затем среда обитания. Положим, что вы в детском саду, вокруг вас такие же карапузы, и среди них есть кто-то, кто своей невоспитанностью и грубой силой начинает подавлять под себя всю группу малышей. В жизни ребёнка появляется первый тиран и диктатор, вокруг которого уже находится кучка малолетних прихвостней. Хоть и неосознанно, но они уже создают всю необходимую ауру для своего драчливого забияки.
- Ты с Павликом не дружи, - говорят они.
- Почему? – спрашиваешь ты.
- Потому что он дурак. Его Мишка победил. Как дал ему по башке, он и заплакал.
И первое, что приходит на ум после таких слов, это то, что Мишка – опасный мальчик, он может побить всех. С «дураком» Павликом никто не дружит, значит, и я дружить не буду, а то Мишка побьёт, и со мной тоже играть не будут. Не хочется быть дураком, с которым никто не дружит, и не играет. Но почему Мишка такой? И почему он всех бьёт – ты не знаешь.
- Потому что он сильный, - ответит кто-то. – У него папка в тюрьме сидел.
- Тюрьма? А что это?
- Туда сажают плохих дяденек, их пытают и бьют каждый день. Их так исправляют, а потом отпускают.
- А у меня папа - токарь. Он из железяки вытачивает детальки.
- Ну и что? Мишкин папка твоего папку победит. Он в тюрьме был, а твой папка не был. У него папка злой, и твой с ним не сладит. Потому что он убил сто человек!
И тут всё переворачивается. Начинает складываться собственное мнение. Мишка сильный потому, что отец у него уголовник, а Павлик дурак, из-за того Мишка его побил. А кто ты тогда? В каком промежутке ты находишься? С кем тебе можно дружить и водиться, а с кем нельзя? Но Павлика было невыносимо жалко.
- Павлик, - сказал тогда я. – Давай убежим из садика в Москву.
- В Москву? – удивился он. – Туда далеко, мне мама рассказывала.
- Зато там живёт Клёпа и Ириска из «АБВГДейки». Они будут с нами дружить.
- Ух, ты! Здорова! А как же туда идти? – логично заметил Павлик.
- По рельсам, - ответил я. – Ведь все поезда туда едут.
- Да! И самолёты туда летают! – обрадовался Павлик. – Только мы их номер квартиры не знаем. Мы читать ещё не умеем.
- Нам покажут, - воскликнул я. – Ведь их все знают! А ещё я запомнил, где они живут! Улица академика Королёва 12.
- Ой! Я тоже это помнил, - сказал Павлик. – Только забыл.
- Ну, что? Пойдём?
- Пошли.
И мы пошли в Москву.

Сначала надо было зайти домой и взять в дорогу пропитание и спички. Мы перелезли через забор детского сада «Ласточка», и даже не поцарапались. Потом весело побежали домой за провиантом. С Павликом я жил в одном подъезде, в одной коммуналке, и дружить начали ещё будучи находясь в утробах матерей. Прибежали, а дверь в коммунальное общежитие закрыта. Все ушли на работу.
- Никого нету, - вздохнул Павлик.
- Подождём, - ответил я. – Пойдём на наше место.
- Пошли.
Посреди двора стояло жирное дерево, мы его вчетвером даже обхватить не могли, но зато на нём был наш штаб. Прибили к стволу дощечки и лазили на ветки. На помойке было много чего, и мы всем двором затаскивали на это дерево всё, что может пригодиться для будущей войны с фашистами. Мы знали, что война будет, поэтому запасались гранатами от старых ходиков в виде еловых шишек и стульями, которые прилаживали на могучих ветвях. Мы даже столик соорудили, и играли в запрещённые карты, то есть в «Пьяницу». Иногда ветер и зима всё разрушали, но мы каждый год восстанавливали своё укрытие. Родители знали про штаб, ругали, но не сильно. Но больше всего мы любили ходить на помойку и искать там невероятные сокровища. Павлик как-то нашёл импортную банку с импортными буквами, она была такая красивая, что все захотели её выменять. Но Павлику она самому была нужна, потому что она американская. Почему американская? Потому что так сказал Витька – заика, а он был уже в третьем классе. А я нашёл золотое колечко, и мы тогда с Павликом купили на него целых четыре мороженого по двадцать копеек у тёти Люси. И никто не заболел. Ребята даже сказали, что мы вруны, и мы все вместе пошли к тёте Люсе за доказательствами.
- Тётя Люся! Скажи, что мы и вправду купили четыре мороженого за одно колечко, - потребовал Павлик.
Живая очередь прислушалась.
- Какое ещё колечко? Что ты, милый? С дуба рухнул? – ответила тётя Люся.
- Которое Ромка нашёл! – не отставал Павлик.
- Не было никакого колечка! И мороженое я вам не продавала! Вот же болтун! И чему вас только учат?! Врать не хорошо.
- Это правда! – закричал я. – Я его сам на помойке нашёл!
- Кто же вас надоумил мороженое покупать за кольца, ха-ха! – засмеялся какой-то дядя в шляпе.
- Так в кино показывали, - ответил Павлик. – В «Острове сокровищ»! Вот!
- Дожили! – встряла толстая тётенька. – В кино убивают и насилуют, так и вы тоже будете насиловать?
- Не-е-ет, - испугался Павлик. – Мы хорошие коммунисты, да…
И он заплакал.
- Ишь, ты! Коммунисты! – сказала шляпа. – Коммунисты никогда по помойкам не лазают, они сами строят и зарабатывают.
- И не врут, - добавила тётя.
- Мы не врём, - сказал я. – Честное слово.
- А ну, марш домой! – закричала тётя Люся. – Вот я всё родителям расскажу, как вы обижаете честную женщину. Это ж надо ж! Такой поклёп, уму непостижимо!
- Пираты, ха-ха-ха! – засмеялся дядя в шляпе. – Ну, чистые пираты, ха-ха!
- Вот я вас в милицию сдам, негодников! – буйствовала тётя Люся. – Будете в тюрьме сидеть за своё враньё!
- Не надо тётя Люся, - плакал Павлик. – Мы больше не будем.
- Идите отсюда, пока я не передумала.
И мы убежали.

За нами неслась детвора, и кричала, тыкая пальцами, что мы вруны. Было чертовски стыдно и страшно, что мы с Павликом насилу оторвались. Спрятались в кустах и замерли.
- Нам крышка, Ромка, - сказал он. – Если тётя Люся расскажет всё маме, меня выпорют.
- Меня тоже, - ответил я. – Тебя, чем порют?
- Тапочком.
- Фигня, - махнул рукой я. – Меня ремнём били.
- Да? – Павлик даже обиделся. – А меня! А меня розгами лупили, и ещё кнутом, и шомполами, вот!
- Когда это? – удивился я.
- Давно, - ответил Павлик.
- А что такое «шомполами»? – спросил я.
- Не знаю, - ответил Павлик – Но это такая штука, от которой в тысячу раз больнее, чем от тапочков. Дядя Коля рассказывал. Меня когда пороли, я сразу понял, что это они, шомполы.
- А-а!
- Да. А ещё один раз, мне папка, как даст ложкой по лбу, у меня даже огромная шишка получилась. Наверное, пять лет не проходила. Вот, можешь пощупать вот тут. Там ещё осталось немного.
Я пощупал, но ничего кроме родинки не нашёл. Когда я сказал об этом, Павлик, без тени смущения, просто ответил:
- После шишки она и образовалась.
- Это не считается. Всех ложками бьют, чтобы не вертелись за столом, - сказал я.
- Ага! Зато знаешь, как больно?
- Знаю.
Так мы и утешали друг друга ещё какое-то время. А потом пошли сдаваться. Но, слава богу, тётя Люся ничего не рассказала родителям. Мы радостно выдохнули, и стали дальше жить.

Между тем, Москва не получилась. За нами с работы прибежал мой отец, которому позвонила на завод воспитательница. Он стоял с ремнём под деревом и жутко ругался.
- А, ну слезайте оттуда! Живо!
- Не слезем, - ответил Павлик.
- Это почему же? – спросил отец.
- Вы злой, как тюремщик, - ответил Павлик.
- Кто? – не понял отец.
- Тюремщик. Они в тюрьме сидят, - объяснил Павлик.
- Тюремщики не сидят, они охраняют. Сидят преступники, - сказал отец.
- А зачем тогда ты с ремнём? – спросил я.
- Это не ремень. Это биостимулятор.
- Чего?
- Это то, что будет побуждать вас на хорошие поступки, и отвращать от плохих. То есть, стимулировать.
- А мы ничего плохого не сделали, - сказал Павлик. – Мы убежали из концлагеря. Не надо нас «симулировать».
- Вот я вам! Разве детский сад это концлагерь? – сказал отец. – Разве над вами устраивают опыты? Не кормят, спать не дают? Да я бы охотно с вами, паршивцами, поменялся бы местами.
- Нет, - ответил я. – Просто там с Павликом никто не дружит. Обзывают и дразнятся.
- И поэтому вы сбежали?
- Да, - ответили вместе.
- И куда же вы намылились?
- В Москву! – выпалил Павлик.
- В Москву?!
- Да! – не унимался Павлик. – Мы пойдём к Клёпе и Ириске. Мы будем с ними дружить.
- Зачем вам они? – спросил отец. – Они живут далеко, а у вас и тут есть с кем дружить. Всё рядом.
- С кем это? – не понял я.
- У тебя, Ромка, есть Павлик, а у Павлика есть ты, Ромка. Разве вашей дружбы мало?
Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. И как это мы сами не догадались, что мы друзья? Вот ведь оказия вышла.
- Слезайте! – сказал отец. – Из-за вас мне с работы пришлось отпрашиваться.
- А симулировать не будете? – спросил Павлик.
- Не буду.
- Честное протолерьятское?
- Честное «протолерьятское», - улыбнулся отец.
И мы слезли. Но на следующий день, на прогулке, Мишка со своей ватагой схватили меня за руки и за ноги, оттащили к клумбе и стали бить всем скопом. Я вырывался, но ребетня догнала и уже держала крепко. Тогда я закричал:
- Гады! Отпустите! - но без толку.
Били по очереди и сразу. Я только увидел, как Павлик вцепился беззубым ртом в мишкину ногу и царапался. И когда я захотел закричать ещё сильнее, кто-то стал бить меня по голове лейкой несколько раз. Я отключился. Очнулся на кушетке и с перебинтованной головой. Рядом сидела мама, и хмуро стоял отец.
- Живой? – спросил он меня, когда увидел, что я очнулся.
- Живой, - ответил я.
- Вот и молодец, - он взял меня на руки, и понёс домой.
Оказалось, что голову не проломили, только рассекли в трёх местах, и даже пришлось зашивать. Мама где-то рядом плакалась отцу, и на что-то жаловалась, а потом постучали в дверь.
- А Рома дома? – услышал я голос Павлика.
- Дома, - ответил отец. – Заходи, богатырь.
И Павлик подошёл ко мне. У него был здоровый фингал, как он потом рассказал, это ему сандалией кто-то стукнул, когда он кусал Мишку. И теперь он на больничном.
- Привет, - сказал он.
- Привет, - ответил я.
- Мы теперь, как Чапаевы. Раненые.
- Ага.
- Ты тоже на больничном?
- Наверно.
- Вот повезло! Будем теперь дома сидеть, и нам купят конфеты, за то, что мы смелые. Я тебе принёс.
Павлик сунул руку в карман шортиков, вытащил три шоколадные конфетки, и сунул их под подушку.
- Только ты их секретно ешь, а то больше не дадут.
- Ладно, - ответил я.
- Ты, когда гулять будешь?
- Не знаю.
- Лучше завтра. Там, у груши, вот такие груши, - Павлик, как рыбак показал размер. – Надо побыстрей, а то нам ничего не останется. Я в окошко видел, как к ней бездельники ходят и охламоны.
- Кто? – спросил я.
- Димка Козелков и Вовка Ужов. Проверяют.
- Блин, - заволновался я. – Они же и зелепутики сожрут. Они и яблокам созреть не дают.
- Яблоков полно. Их не жалко. А вот груша всего одна, - заметил Павлик. – Надо уже держать оборону.
- Против школьников не устоим, - сказал я.
- Фигня, - махнул рукой Павлик. – Мы теперь известность! Так дядя Коля сказал.
- Не известность, а знаменитость, - поправила Павлика моя появившееся из ниоткуда мама. – А груши я вам и так куплю.
- Наши груши лучшие в мире, - не согласился Павлик. – Потому что они наши.
- Мелкий ты частный собственник, Пашка, - улыбнувшись, сказала мама.
- Кто? – не понял Павлик.
- Капиталист, - пошебуршила его волосами мать, и достала нам по банану.
- Ух, ты! – сказал я.
- Ни фига себе! – вытаращил глаза Павлик.
- Ешьте, герои, - сказала мать.
Когда же в последний раз мы ели бананы? Года два назад, где-то. Такие штуки фиг достанешь в нашем городе. Павлик и я съели их за пару минут, потом облизывали шкурки.
- Да-а, - протянул Павлик. – Везёт же неграм в Африке. Ходят всю жизнь без штанов и едят бананы…
- И апельсины, - согласился я.
- И мандарины. А нам их только на Новый год дарят. Обидно. Почему так, а?
- Потому что они у нас не умеют расти, - ответил я. – Им жара нужна.
- Ага. Зато у них нет снеговиков, и они никогда не катаются на санках.
- Ага. У них и ёлок нет на Новый год, и деда Мороза нет, - сказал я.
- Да. Жалко негров.
- Да. У них и карманов нет, потому что они без штанов.
- Ага. Ничего не спрячешь. Даже конфеты.
- Я бы там жить не стал.
- Я бы тоже. Но мне бананы нравятся. Я бы туда в отпуск поехал бы, а потом домой, - сказал Павлик.
- И тебя там съест крокодил, - вставил я.
- Не-а, я с пулемётом буду.
- Кто тебе даст пулемёт?
- В армии дадут, - сказал Павлик. – Вот буду солдатом, привезу пулемёт и ещё одну гранату, на всякий случай, и поеду в Африку за бананами.
- Эх, - вздохнул я. – Надо ещё вырасти.
- Да, - согласился Павлик. – Почему всё так медленно растёт? Груши, огурцы, и даже зубы! У меня молочные выпали, а настоящих нету. Не хорошо.
- Да, долго ждать придётся.
- Слишком долго. Дать бы поджопник, чтобы побыстрее, а то бананов хочется.
- Так, - сказала мама. – Смотрите «Спокойной ночи», и спать. Завтра ещё наговоритесь.
Мама включила телевизор и мы стали ждать Хрюшу со Степашкой. А спустя час, домой пришёл в изорванной рубашке отец. Был он в крови, но бодрый. Выяснилось, что он ходил к мишкиному отцу – уголовнику, и избил его. Тот, вроде за скандалом выхватил нож, и отец, взяв с плиты его чугунную сковородку с лапшой, начал ей отбиваться. Отцу порезали плечо, а он в ответ выбил зубы, разбил лицо и нос. А уходя, ещё и пригрозил. Ведь коммунальный район, в котором мы жили, назывался «Рабочий». Тут все, так или иначе, пересекались и в основном жили дружно. Большим коллективом. Вот тогда у меня и сложилось собственное мнение, что мы одна большая и здоровая страна. Где все люди друг за друга заступаются. Мы были коммунистами. Да и сейчас тоже.
- Ромка! – сказал Павлик. – Айда гулять!
- Айда, - ответил я.