Гугеноты 3. Губернатор Перигора. Пролог

10 Июля 1565 года. Замок Монтобер. Перигор.

Шевалье Анри-Эсташу де Вогез. Бидаж. Гасконь.
«Дорогой друг, надеюсь, я имею право называть Вас так после всего, что мы пережили вместе. Я пишу, потому что не все успела сказать лично. А еще потому, что в разговоре с Вами мне порой изменяет привычное красноречие. Впрочем, не считайте это упреком.
Прежде всего, я бы хотела сказать, что бесконечно Вам благодарна за советы, защиту и помощь, которую Вы мне оказали в эти тяжелые дни. Возможно, брак размягчил меня – я многого начала бояться, но рядом с Вами я чувствовала себя в безопасности как нигде. Полагаю, что причиной тому стала Ваша уверенность в себе, внутренняя сила и истинное благородство.
Я не хотела, что бы Вы влезали в различные драки не потому, что не была в Вас уверена, а потому, что боялась Вас потерять и остаться без такого надежного защитника. Каюсь, это было крайне эгоистично, как и вмешательство в ваши с де Ланнелем дела, которые, по сути, не слишком меня касались. Дело в том, что услышав о столь благородном и верном молодом человеке, я безумно захотела с ним познакомиться. После замковых интриг и полного разочарования в людях для меня это стало как глоток свежего воздуха. Меня обрадовало, что не только мне не чужды идеалы чести и долга.
Однако ваш брак я, похоже, расстроила, а посему разрешите вернуться к давнему разговору и предложить вам свое содействие. Я могла бы напомнить о себе короле Неаварской, с которой когда-то мы были близкими подругами. Мой муж маркиз не откажет мне в содействии. Я была бы рада помочь Вам, ведь и сама я стала маркизой лишь недавно, а до этого была не лишенной амбиций девицей из благородного, но небогатого рода, которую никто не хотел брать замуж из-за ее фанатичной набожности. Я думаю, любая женщина была бы счастлива, видеть своим мужем такого человека, как Вы, поэтому поиск подходящей партии не будет сложным.
Напоследок же искренне прошу – берегите себя. Я же готова оказать любой содействие, которое будет необходимо.

Ваш преданный друг Агнесса де Бопре маркиза де Монтобер».
          

20 июля 1565 года. Бордо.
«Госпожа маркиза, я был безмерно рад получить Ваше письмо, в нем столько добрых слов ко мне, что я право же теряюсь, так как не чувствую, что заслужил ваше доброе расположение.
Только сейчас после всего, что случилось, я начинаю понимать, насколько важна была ваша миссия в Париже, и что все мы, видимо, слишком легкомысленно относились к своему делу. Мне известно немногое, но из того, что я видел и слышал, я понимаю теперь, что многое было не сделано для того, чтобы избежать всех этих многочисленных смертей, потери друзей, дорогих моему сердцу. Я был слишком занят собой и едва не помешал вам из-за этой нелепой ссоры с де Ланнелем, я слишком часто занимался самолюбованием, вместо того, чтобы думать об общем благе.
И только Вы, дорогая маркиза, несмотря ни на что, день и ночь шли по верному пути.  Я счастлив, что сумел хоть чем-то помочь Вам. О прекрасная донна, признаюсь, я много раз менял свое мнение о Вас, что само по себе удивительно, ведь я считаюсь знатоком людских сердец и немного философом. Вы по-прежнему для меня загадка, но теперь я вижу, что Вы достойны самого безмерного восхищения и самого верного преклонения. В Вас соединились красота нашей Окситании, ее душа и ее мудрость. Мне теперь кажется, что если бы Вы руководили нами в Париже, то многое могло бы пойти по-другому.
Я не могу писать большего, так как не могу позволить себе обидеть Вас. Вы спрашиваете меня о женитьбе, но я чувствую теперь, что остыл в своих глупых и расчетливых брачных планах. После того, что я видел, после всех потерь я хочу день и ночь бороться с нашим страшным врагом, этого требует пролитая кровь моих друзей и безопасность моих единоверцев.
Если же я когда-нибудь потребуюсь Вам в борьбе, если я когда-либо смогу чем-то помочь Вам, знайте, что в моем лице Вы найдете самого верного рыцаря.

Искренне ваш шевалье Де Вогез»


Монпелье. Аквитания. 10 августа 1565 года.

«Мой дорогой шевалье!
Благодарю за Ваш ответ, признаться, я уже не ждала его. Тем радостнее было увидеть конверт, и узнать Ваш почерк. Посланник не нашел меня в Монтобере, поскольку я и мой супруг решили навестить моих родных в Монпелье. Вот уже несколько дней мы наносим визиты моим родственникам и друзьям нашей семьи. Маркиз оставил свою обычную суровость и оказался обаятельным мужчиной и интересным собеседником. Он пришелся по душе моим родителям и брату. Только сестра Софи постоянно ходит недовольной. Думаю, она сама мечтает о замужестве, но пока не нашла подходящую партию. Матушка порой намекает мне, что я должна заняться устройством ее судьбы. Привычную суровость маркиз проявил лишь однажды, когда проверил счета управляющего в моем личном поместье. Оказалось, тот складывал немалую долю прибыли, которую приносят выращиваемые там пряные травы, в собственный карман. К счастью, он понял, что не стоит спорить с грозным хозяином, и доход внезапно вырос. Маркиз посоветовал построить мельницу для специй, чтобы заработать еще больше. Думаю, я последую этому совету.
Вечера мы с мужем проводим вместе за чтением. Он любит греческих и римских авторов, таких, как Ксенофонт, так что я, совершенно случайно, изучаю военную науку и историю Древнего мира. Сейчас разгар жаркого южного лета, но погода позволяет выезжать на прогулки и устраивать пикники. Я так давно не была на родине, что уже и забыла, как здесь хорошо. И все же скоро придется возвращаться в Монтобер. Там очень много дел, которые нужно сделать. Восстановить замок, закупить пушки, нанять новых слуг… Этой старой крепостью так давно не занимались.
В этом году был богатый урожай винограда, который приносит Монтоберу основной доход. Наши слуги день и ночь работали, отжимая сок и делая вино. Признаться, мне, привыкшей жить в городе, показались весьма интересными эти сельские хлопоты. Порой я и сама помогала готовить наливки, прибирать урожай. Маркиз также принимал во всем этом деятельное участие. Довольно часто он ездил на охоту. Я порой сопровождала его, хотя мне совсем не хотелось убивать животных, да и с седла  я стрелять не умею, так что просто каталась на лошади и любовалась природой.
 В такие минуты я вспоминала Булонский лес, Вашу отвагу, с которой Вы дрались с гизарами. Гибель наших товарищей… Я обещаю Вам, шевалье, что приложу все усилия, чтобы найти убийцу пастора Батистена и отомстить за него. Я пишу эти строки, а внутри меня клокочет бессильная ярость. Пастораль нашей неспешной жизни просто выводит из себя. Впрочем, порой всем необходим отдых.
Наверное, мое письмо покажется скучным. Я надеюсь, что у Вас все хорошо. Ваше послание было полно горечи и гнева, не натворите глупостей. Берегите себя.

Ваш преданный друг Агнеса де Монтобер».


Сен-Кантен.  22 августа 1565 года.

«Дорогая маркиза!
Пишу Вам из Сен-Кантена, куда я приехал, надеясь вступить в армию. Я оставил службу у графа де Граммона, чтобы откликнуться на зов нашего Великого Адмирала и отправиться во Фландрию воевать с католиками. Я уверен, что это богоугодное дело: помочь нашим собратьям по вере бороться с папистами. Признаюсь, я никогда не участвовал в войнах. Вы рассказывали об осаде Орлеана, я же никогда не нюхал пороху. Все мои победы – это дуэли и учеба в Наваррском коллеже. Когда-то я думал, что этого достаточно, но после знакомства с Вами я понял, что должен делать больше для нашего Дела и нашей веры. Надеюсь, свист пуль и грохот орудий сумеют заглушить в моей душе боль от недавней потери друзей. Я верю, что вернусь овеянный славой, а возможно, получу звание лейтенанта.
Нет, мне не скучно читать любые письма, написанные Вашей рукой. Спокойствие и неспешность Вашей теперешней жизни приносят умиротворение и мне. Я так и представляю эти южные пейзажи, о которых Вы говорите, или деревенские хлопоты. Я и сам вырос в поместье, в котором производили вино. В юности порой участвовал в отжиме виноградного сока. У нас в Гаскони эта работа была настоящим праздником с песнями и танцами. Думаю, в Перигоре не менее весело в такую пору.
Я рад, что Ваш муж нашел общий язык с Вашими родными. Думаю, слухи о суровости маркиза во многом надуманы. Я видел, как он был счастлив в Булонском лесу, когда встретил Вас. Я счастлив, что Ваша супружеская жизнь оказалась столь удачной. Я же даже не думаю о любви или браке. Лишь война уймет бурю, бушующую у меня внутри. Надеюсь, я найду способ поддерживать нашу переписку, находясь во Фландрии.

Искренне Ваш шевалье де Вогез».


15 сентября 1565 года. Монтобер. Перигор.

«Дорогой шевалье!
Признаюсь, ваше письмо встревожило меня. Вы отправляетесь на войну с испанцами, которые считаются одними из лучших воинов христианском мире. Маркиз уверяет, что герцог Альба – опытный военачальник, а в испанской пехоте служат отважные и умелые солдаты. Умоляю, будьте осторожны. К слову, во Фландрию отправились и наши товарищи по Парижу: шевалье де Менвиль и капитан де Шуп. Как знать, возможно, ваши дороги пересекутся. Маркиз уехал по каким-то делам в Перигё.  Я осталась в Монтобере, и теперь пишу Вам это при свете свечи.
За окном уснул лес, окружающий Монтобер. Лишь изредка кричит ночная птица. Осенние ночи прохладны, но в спальне натопили камин. Удивительно, но и в старом замке может быть уютно. Я думаю о том, как Вы там, на войне, среди холода и грязи. Надеюсь, Вы здоровы, надеюсь, у Вас все хорошо.
Вы говорите, что маркиз не так суров, как о нем говорят? Пожалуй, Вы правы. Здесь в замке я окружена заботой и вниманием. Муж старается проводить вместе со мной как можно больше времени. Мне кажется, он счастлив. Порой он говорит о своем желании поехать в Италию, где воевал в юности. Он полюбил эту страну и хотел бы посетить ее в мирное время. Возможно, мы отправимся в Венецию. Там нет гонений на гугенотов. Признаюсь, порой меня душит весь этот комфорт, который меня окружает. Я не привыкла к подобным условиям, к отсутствию постоянной опасности и риска в жизни.
Пока же я занимаюсь духовной жизнью наших крестьян. В одной из наших деревень по-прежнему не приняли протестантскую веру. Маркиз попросил меня решить этот вопрос. Я написала в Перигё, и мне прислали пастора, который отлично подойдет для проповедей упрямым пизанам. Он высок, неимоверно силен и носит при себе большую дубину. Не задерживаясь в замке, он отправился в деревню, которую я в свою очередь уже успела несколько подготовить. Для этого  я пригласила в замок местных женщин и пообещала по 10 ливров каждой из них, если ей удастся убедить своего мужа отринуть папизм. Не поверите, но в большинстве случаев мой план удался. Лишь одна из женщин была найдена задушенной, а ее супруг пропал. Впрочем, не стоит горевать о столь прожженном паписте, который не пожалел и жены ради своих заблуждений. Думаю, вскоре на землях Монтоберов будут жить одни гугеноты.
Видите, мои нынешние подвиги не чета Вашим, мой славный воин. Лишь бы Вы вернулись на Родину живым и здоровым. Я уверена, что Вы заслуживаете любых почестей и званий, более того, они Вас не минуют. Кому же и быть офицерами в армии гугенотов, если не такому талантливому и разумному человеку, как Вы. С нетерпением жду ответа.
Ваш друг Агнеса де Монтобер».


05 октября 1565 года. Монтобер. Перигор.

«Мой дорогй друг, я так и не получила ответа на свое последнее письмо. Оно нашло Вас? Я полна беспокойства. Порой ночами я лежу без сна, а воображение рисует страшные картины. То Вы лежите, истекая кровью, на чужой земле, то погибаете от одной из болезней, столь обычных в войсках. Я понимаю, но войне не всегда есть время для писем. Возможно, именно это причина Вашего молчания. Храбро сражайтесь за нашу Веру, но берегите себя. Надеюсь, мы еще увидимся, когда Вы вернетесь во всем блеске славы.
Ваш преданный друг Агнеса де Монтобер.»


20 октября 1565 года. Фландрия.

«Дорогая маркиза, простите за то, что долго не мог Вам написать. Почта во Фландрии почти совсем не работает, послание возможно передать только с оказией, с одним из наших верных дворян, которые направляются домой.
Наша армия потерпела поражение от свирепых испанцев генерала Альбы. Мы отступили почти к  самой границе и теперь собираем силы для контратаки. Наш мудрый Адмирал верит в то, что мы победим.
Я вспоминаю Вас каждый день и каждую ночь, когда я направлен в караул. Если мы возьмем Бреду, то наша армия соединится с голландскими ополченцами и меня произведут в лейтенанты. Тогда я надеюсь вернуться во Францию и вновь Вас увидеть.
Примите от меня эти стихи.
« Угрюмо веет дикий ветер,
Ярится ненависть испанцев,
Но все же ни за что на свете
Мы не закончим эти танцы.

И храбро в бой пойдем за Веру,
И за друзей, погибших в битве.
И будет выше всякой меры
Огонь воинственной молитвы!

Маркиза, Вы волшебный светоч,
Что путь мой ныне направляет.
Во мне надежду зажигает
Ваш взор, исполненный надежды.

Ваш искренний друг шевалье де Вогез.»

3 ноября 1565 года. Монтобер. Перигор.

«Шевалье, наконец-то, мои ожидания себя оправдали, и я получила Ваше столь драгоценное для меня письмо! Я как раз изучала бой шпагой и дагой, когда в ворота Монтобера въехал наш дорогой друг капитан де Шуп. Я оставила свои занятия и приветствовала его, он же передал мне Ваше послание, после чего отправился к маркизу. Они давние друзья и боевые соратники, думаю, им есть о чем поговорить. Я распорядилась насчет обеда и удалилась в свою комнату, где вот уже который раз перечитываю Ваше письмо.
Вы живы! Это ли не счастье! Вы здоровы и полны энтузиазма. Я безмерно рада этому, мой дорогой друг.
И все же беспокойство по-прежнему гнетет мою душу. Я верю, что Вы все преодолеете и справитесь с врагом. Боритесь за нашу веру, а если окажетесь в тяжелой ситуации, отправляйтесь в Льеж. В гугенотской общине этого города должны хорошо меня помнить, и не откажут в помощи моему другу и собрату по вере.
Ваши стихи тронули меня до глубины души, но ведь и Вы с некоторых пор стали для меня тем, ради кого стоит бороться. Умоляю, вернитесь во Францию живым.
Ну что же, заканчиваю письмо. Пора и мне присоединиться к маркизу и нашему гостю. Думаю, нам не избежать новой религиозной войны и в своем королевстве, а поэтому не стоит складывать голову на чужбине. Я не хочу прощаться, просто жду ответа или любых вестей.

Ваш друг Агнеса де Бопре маркиза де Монтобер».


25 ноября 1565 года. Фландрия.
«Бога ради, не пугайтесь, дорогая маркиза. Я пишу Вам из плена. Две недели назад мы выступили под стены Бреды и встретили испанцев всего в 10 милях от города. Был жестокий бой, нам противостоял сам герцог Альба со своими лучшими солдатами. Мы проиграли… Не тревожьтесь, я жив и даже почти здоров. Все же стоит признать, что война и дуэль – разные вещи.
С нами хорошо обращаются и неплохо кормят. Удивительно, но испанцы отнюдь не такие бесчеловечные звери, как о них говорят. Они храбрые и умелые воины, а герцог Альба – прекрасный солдат и чем-то напоминает мне нашего дорогого Адмирала.
Вчера утром он собрал всех пленных французских гугенотов и обратился к нам в  том смысле, что зря мы стремимся воевать за Веру в чужом королевстве, если еще не победили в своем. Он сказал, что наш католический король рад был послать нас на смерть во Фландрию и избавиться от протестантов в собственном государстве.
Нам сообщили, что скоро нам всем вернут оружие и отправят на родину. Мне кажется, дорогая маркиза, что наша война должна идти, прежде всего, у нас на родине, а уже потом за ее пределами. Воспоминания о событиях в Париже укрепляют мои убеждения.
Вскоре мы прибудем в пограничный Сен-Кантен, и я непременно сразу же Вам напишу.

Неизменно Ваш шевалье де Вогез».

10 декабря 1565 года. Монтобер. Перигор.

« Шевалье!
Не тревожьтесь, вы не напугали меня известием о плене. Ведь это означает то, что Вы живы. Я не сомневаюсь, что Ваши разум и сила духа помогут пережить эти испытания. И все же прошу быть осторожнее, мне известна Ваша южная вспыльчивость, которая может сыграть злую шутку в стане врагов.
Я по-прежнему в Монтобере. Началась зима, но погода мягкая и теплая. Ничто не мешает совершать конные прогулки. В моем поместье в Монпелье достроили мельницу, теперь оно приносит больше денег, а управляющий стал на удивление честным и ответственным. Каждый месяц я получаю от него отчеты.
Иногда мне пишет брат Антуан. Он далек от наших с Вами воинственных настроений, управляет своими землями, растит детей вместе с любимой женой, и все же из всей моей семьи, мы с ним наиболее близки.
Впрочем, Вам вряд ли интересно все это. Человек, чудом избежавший смерти, предпочтет шумную пирушку в кругу друзей и общество прекрасных девушек моим скучным письмам. Я бывала среди солдат и понимаю это. Ну что же, возвращайтесь в родную страну и отдохните, как следует.
Порой, оставшись одна, я вспоминаю Еврейский остров и уплывшую лодку. Как хорошо, что отныне мы можем делиться мыслями, не страшась быть непонятыми. Сидя тогда с двумя пистолетами и охраняя Ваш сон, я чувствовала редкий покой в то неспокойное время. Казалось, что мы одни в целом мире, отрезанные от всех бурными водами Сены. Именно ради таких моментов и стоит рисковать и бороться.
Надеюсь, скоро Вы окажетесь во Франции и в безопасности.

Ваша маркиза де Мотобер».



25 декабря 1565 года. Сен-Кантен.

« Дорогая маркиза!
Как и обещал, пишу Вам из Сен-Кантена. Герцог Альба отпустил всех нас на Родину и даже вернул часть оружия. Господин губернатор Пикардии был крайне не рад нас видеть, видимо, и в самом деле в планах нашего Короля не было нашего возвращения.
Вчера вечером наши воины держали совет и пришли к выводу, что нужно действовать решительно внутри Франции, а не за ее пределами. Подробностей я не знаю, но очевидно, что на ближайшее время что-то намечается. Меня произвели в корнеты. В скором времени и отправлюсь в Бретань, чтобы собрать людей в новый Пикардийский полк конных аркебузиров. Адмирал уверяет королевский Совет, что новый полк отправиться во Фландрию, но что-то мне подсказывает, что все будет иначе.
Я так и не смог забыть Парижскую резню. По сути, настоящие ее виновники избежали наказания, а кара настигла лишь их орудие. Но я верю, дорогая маркиза, что такие люди, как мы не забыли ни пережитого ужаса, ни погибших друзей. Рано или поздно мы сумеем осуществить возмездие.
Такова моя нынешняя цель в жизни, и я уверен, что Вы поддержите меня в этом. Что будет после, я не смею даже думать. Мысли о мире, любви, стихах сейчас мне кажутся бесконечно далекими. В этом жестоком мире нельзя жить счастливо, покуда есть люди, которые каждую минуту желают смерти тебе и твоим единоверцам.
Что бы ни случилось, дорогая маркиза, умоляю, берегите себя и не рискуйте понапрасну. Королева может отправить Вас в водоворот опасностей и даже Ваш супруг не сможет защитить Вас, но знайте, что Ваша жизнь дорога бедному рыцарю, которого Вы вдохновили на подвиг.
После Бреста я некоторое время буду в Бордо при Наваррском дворе. Если Господу будет угодно, возможно, мы сумеем вновь увидеться.

Ваш шевалье де Вогез».

09 января 1566 года. Монтобер. Перигор.

« Дорогой Шевалье!
Поздравляю Вас с освобождением и назначением. Вы заслужили это и даже много большее, я в этом абсолютно уверена. Уверена я и в том, что это лишь начало блистательной карьеры, которая Вас ожидает. Я счастлива, что Вы благополучно вернулись с войны. Боюсь, что наши правители и правда, часто относятся к нам, как к своим пешкам. Я не раз ощущала это на себе, думаю, Вам это еще предстоит.
Признаюсь, Вы меня смутили словами о стихах и любви, как о чем-то неуместном. Для меня все складывалось ровно наоборот. Всю свою жизнь я не ведала более сильных чувств, чем всепоглощающая любовь к Господу нашему и ненависть к папистам, но не так давно это изменилось. В Монтобере я открыла для себя поэзию Бернара де Вентадорна, чьи слова запали мне в душу. Тогда и пришло понимание, что я упускаю в жизни что-то важное. В свои 24 года я еще никого не любила, более того боялась мужчин и относилась к ним предвзято, соперничала с ними, воевала, порой дружила, но никакой романтики во всем этом не было. Оказалось, бывает иначе.
Я начала писать стихи, осознала силу любви и красоты, а как итог засомневалась в своей доселе крепкой Вере. Полная этих сомнений, обретшая мужа, но тут же с ним расставшаяся, я приехала в Париж. Я не понимала смысла нашей жизни и борьбы, если вокруг лишь смерть и жестокость, а людьми движет лишь расчет и жажда наживы.
Однако я должна была выполнить свою миссию. И в этом мне помогли два возникших на моем пути человека: Вы и пастор Батистен. Батистен жестоко, но уверенно направил мои мысли в нужное русло, а Вы вернули мне веру в людей. Я увидела в Вас родственную душу. Еще не зная Вас, я уже мечтала увидеть Вас, поговорить с Вами. Гасконцы называли Вас лучшим из них. А Вы были так горды и неприступны, но вместе с тем благородны, честны, умны и наделены всеми лучшими качествами. Ради Вас я захотела продолжить борьбу. Видите, не только я вдохновляю на подвиги.
Не беспокойтесь обо мне. Рискованные миссии давно стали частью моей жизни. Меня столько раз пытались убить, что впору поверить в свою удачу или в Божественную Волю, которая меня бережет. Если на то будет воля Королевы, то я вновь отправлюсь в путь и с Божьей помощью выполню ее задание.
Вы же берегите себя. Ваша Агнеса.

P.S. Возможно, нам стоит на время прервать переписку. Мой супруг начал выказывать некоторое раздражение от нашего общения. Зная его крутой нрав, я опасаюсь каких-нибудь непредвиденных действий».

20 января 1566 года. Брест.

«Дорогая маркиза.
Я пишу Вам из Бреста, где набираю людей на службу в Пикардийский полк. Дело идет небыстро, так как среди местных моряков мало тех, кто умеет ездить верхом.
Признаюсь, меня очень удивило и смутило Ваше последнее письмо. Вы столько говорите о любви, а потом просите Вам не писать, говоря о непонятных мне опасностях. Мы много говорим с Вами о Боге и нашей борьбе, и я не могу понять, чем я заслужил Вашу немилость. Быть может, я Вам наскучил? Быть может, мои приключения не столь волнующие, как у господина Брантома? Что же, каждому свое. Признаюсь, я ничуть не завидую этому Вашему знакомцу.
Я не смею досаждать Вам, дорогая маркиза, но все же в память нашей прежней дружбы, я прошу объяснить, почему Вы хотите прекратить нашу переписку. Ваши письма, полные тепла и добрых слов согревали солдата под холодным небом Фландрии.
Что же касается любви, то признаюсь Вам, что разочаровался в ней еще в ранней юности. Мне было 16 лет, а в соседнем замке жила прекрасная девушка по имени Мадлен. Все в ней радовало взор: белокурые локоны, голубые глаза, милая улыбка и живой разговор. Я был влюблен в нее без памяти. Писал стихи, мечтал о счастье и строил воздушные замка, а она, как мне казалось, отвечала взаимностью. Мы подолгу гуляли по зеленым холмам нашей славной родины, и не раз меня за мою верность вознаграждали страстным поцелуем.
И вот однажды, когда я поутру спешил к любимой с букетом полевых цветов, я увидел, как во дворе своего замка моя милая  Мадлен стоит в обществе неизвестного дворянина. Я хотел сделать ей сюрприз, поэтому незаметно подкрался к ним так, что смог услышать разговор. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что Мадлен и шевалье де Вильфор, как звали дворянина, оказались помолвлены уже почти год. В следующем месяце должна была состояться свадьба, которая должна была собрать всю округу. Я пытался найти фальшь в словах моей Мадлен, но напрасно. Она искренне радовалась предстоящему празднику, а обо мне вспомнила лишь раз оговоркой, назвав мой маленький бедный кавалер.
Мое сердце было разбито, ярость одолевала меня, слезы обиды сдавили мне горло. Я хотел бросить вызов этому Вильфору, но тут внезапно понял, что Мадлен вовсе не любит меня, а вся ее игра со мной была насквозь фальшивой. Тогда я проклял себя за глупость и вскоре сбежал из дома в Париж, где началось мое учение в Наваррском коллеже.
С тех пор, признаюсь, я не слишком высоко ценю женщин и вижу в них существ низменных и недостойных.
Это, конечно же, не касается Вас, дорогая маркиза, ибо Вы воплощенный идеал мудрости и добродетели, но ведь, по сути, быть идеалом, видимо, и значит преодолеть в себе низменное женское начало. И тем выше Ваш подвиг, ведь женщине, как я думаю, намного сложнее вознестись над обыденностью.
В заключение еще раз прошу Вас, дорогая маркиза, сообщить мне причины Вашей немилости и написать мне о них хотя бы пару строк, чтобы избавить меня от напрасных терзаний.
Ваш шевалье де Вогез».

30 января 1566 года. Перигор. Монтобер.

«Дорогой шевалье!
Признаться, меня взволновало известие о том, что Вы скоро приедете в Бордо. Вы будете так близко и от меня и от ревности моего супруга. Разве вы не наслышаны о его буйном нраве и жестких методах? А я, столь часто отправляя письма, невольно навлекла на Вас опасность.
Если на то будет моя воля, то я еще долго бы не появлялась при Наваррском дворе. Боюсь, что королева по-прежнему мной недовольна, а у меня по-прежнему не прошла обида на нее. Когда-то она была моей покровительницей, но это закончилось, когда матушка начала требовать от меня поскорее вступить в брак. Королева как раз отправляла меня в очередную опасную миссию в Льеж, но я заупрямилась, что поеду лишь, когда получу мужа. Я итак засиделась в старых девах в 24 года. А моя сестра не могла выйти замуж вперед меня. Я не любила мужчин, но решила, что если и связать жизнь с кем-то из них, то пусть это хотя бы будет выгодно.
В итоге в одну из ночей меня подняли с постели и под конвоем доставили на собственную свадьбу. Маркиз, мой жених, также не был рад этому браку. Тогда я проявила характер, что ему совсем не понравилось. Мы расстались врагами, я уехала в Льеж, а после успешной миссии вернулась к моей королеве. Она же велела мне отправиться к мужу в замок Монтобер, лишь после я узнала, что этим она обрекала меня на верную гибель.
Я нашла в замке черновик письма, в котором маркиз упрекал ее в несоблюдении их договора, его верность взамен на жену. Чтобы Вы понимали, я была его седьмой женой. То есть договоренность была давняя. К счастью, господа из Перигорского полка, с которыми вы знакомы, помогли мне преодолеть и это испытание. Я нашла способ победить мучившее маркиза родовое проклятье, а они воплотили его в жизнь.
А маркиз после всего просил меня остаться его женой, или хотя бы подумать. Я думала 3 месяца, пока он был в Бордо, и решила оставить все, как есть. Брак был осуществлён, а через неделю я уехала в Париж по заданию Колиньи. Там я встретила Вас…
Я говорила с Батистеном о своей обиде на королеву, он же велел мне не судить нашу правительницу, которая являет собой образец набожности и добродетели. Во всем, что со мной случилось, по его словам, виновата я сама. Может быть, он был прав… И все же я пока не готова просто взять и забыть все, что было.
Признаюсь, маркиз внушает мне опасения. Я видела, как он расправляется с теми, кто ему не угоден. Мне не хотелось бы, чтобы он заподозрил между нами какую-то порочную связь, ведь тогда его гнев обрушится на Вас. Он разумен, сведущ в военном деле, оценивает поступки и не верит слухам, но при этом он скор на расправу. Мы с Вами рискуем, продолжая общение.

Ваша маркиза де Монтобер.

P.S. Какое нелепое предположение, что мне могли наскучить Ваши письма! Я видела войну Вашими глазами, словно сама побывала там. Мне дорого и важно любое известие от Вас… Но и сами Вы мне столь дороги, что мне проще остаться без нашего общения, чем подвергать Вас ненужной опасности. И Вы зря недооцениваете месье Брантома. Несмотря на свою репутацию, он хороший друг, который придет на помощь в тяжелой ситуации.

А.М.».

7 февраля 1566 года. Брест.
 
« Дорогая маркиза, я прочитал Ваше письмо и нахожусь в некотором смятении. Вы пишете, что опасаетесь гнева господина маркиза, но с чего бы ему на меня гневаться? В наших письмах нет места греховным пересудам или посягательствам на супружескую добродетель. Я помню вас образцом женской порядочности, и хотя, в силу Ваших заданий, Вы должны были проводить время некие не совсем приличные встречи, знающие люди знают, что Ваша репутация безупречна.
Я же со своей стороны, надеюсь, ни разу не проявил неуважения или непочтительности. Что же мешает двум духовно близким людям вести дружескую переписку?
Маркиз де Монтобер один из наших славных южных вождей. Насколько я знаю, его военная репутация безупречна. Возможно, иногда он излишне суров к нашим врагам, но таково наше время. Иначе нельзя.
И уж во всяком случае, никто не может сказать о нем, что господин маркиз глупый ревнивец. Насколько мне известно, он очень разумный человек. Кроме того, ему должно быть известно, что мы ведем переписку, ведь нет никакой надобности это скрывать. В случае, если бы он проявил какое-то неудовольствие, то несомненно сообщил бы мне об этом.
Завтра утром я уезжаю из Бреста в Бордо с отрядом из 26 новобранцев. Через неделю я буду при дворе нашей Королевы и пробуду там не меньше месяца.
Вы столь строго судите наших вождей, дорогая маркиза. Возможно, я еще очень молод и несведущ, но если бы не было на этом свете таких людей, как королева Наваррская, наше дело было бы обречено на поражение. Возможно, у нее были причины поступить так, как она поступила. На этой войне мы всего лишь солдаты и не знаем всего военного полотна. Чтобы победить, нам нужно верить нашим вождям и выполнять их приказы. Теперь же я прощаюсь с Вами и надеюсь, что больше ничто не сможет омрачить нашу переписку.

Шевалье де Вогез».

14 февраля 1566 года. Г. Перигё. Перигор.

«Дорогой шевалье.
После Вашего последнего письма снедающая меня в последние дни тревога сменилась искренней радостью. Вы правда будете здесь, совсем рядом. Я правда смогу увидеть Вас, поговорить, убедиться, что Вы целы и невредимы. Сотни смертей подстерегали Вас во Фландрии, но Вы вернулись. Это ли не счастье?! И что по сравнению с этим мои глупые домыслы?
Я приеду в Бордо, пусть ненадолго, но я там буду. Вскоре мы с маркизом покинем страну на некоторое время. Он обещал показать мне Италию, памятные ему  с юности места. Может быть, я смогу лучше понять его характер. Пока вся информация о нем поступает лишь от крайне немногословного Корильона.
Ах шевалье, мир сегодня невообразимо прекрасен. Перигё пахнет цветами и вином, господа из Перигорского полка отдают мне честь при встрече, словно я их давний боевой товарищ. Маркиз отдыхает в нашем доме на улице Шен, а я отправилась побродить по городу. Удивительно, но даже родной Монпелье не столь близок моему сердцу.
Что же по поводу Ваших убеждений о неукоснительном выполнении приказов замечу, что вся моя юность прошла при Наваррском дворе. Родители сочли за благо отправить излишне набожную дочь под крыло Жаны дАльбре, а ей я пришлась по душе. Там же я совершенно внезапно подружилась с Генриеттой Клевской. Удивительно, как столь разные люди смогли найти что-то общее. Когда она выходила замуж за герцога Гонзаго, я пыталась отговорить ее по поручению королевы. Мне это почти удалось, но кому-то не было это угодно. Меня отравили почти до смерти. Я долго и мучительно болела. С тех самых пор вино, в бокал с которым был подмешан яд, вызывает у меня приступ удушья. Едва встав с постели, я по поручению королевы отправилась в Бурж, где дожна была достать составленный Нострадамусом гороскоп. Цель была все та же – не дать Генриетте выйти замуж.
Я была ранена по дороге, а двое из моих спутников-дворян погибли в последующие дни. Мы не справились с поручением, я чудом вырвалась из лап католиков. Безумная скачка от врага открыла мою рану. Несколько недель я провела в постели… Генриетта вышла замуж, пока я болела.
Как видите, при необходимости нами легко пожертвуют ради высшей цели. Остается лишь надеяться, что, будучи маркизой, я избавлена от откровенно опасных заданий. И все же, я по ним порой скучаю.
Но не будем о грустном. Скоро мы увидимся и наговоримся вдоволь. С нетерпением жду встречи.

Ваша Агнеса де Монтобер».

20 февраля 1566 года. Бордо. Аквитания.

«Дорогая маркиза, я с нетерпением жду нашей скорой встречи и, надеюсь, ничто не помешает ей состояться. Двор Королевы Наваррской не назвать очень весёлым местом, он скорее похож на штаб-квартиру полководца, ведущего свои сражения. Впрочем, к веселости и развлечениям я совсем не стремлюсь. Из того, что я понял, при дворе кипит работа. Курьеры то и дело приезжают во Дворец и покидают его. У меня появилось свободное время, и я вспомнил старое ремесло свое и взялся писать памфлеты. Мое последнее сочинение: «На родине не рады нам», посвященное нашему походу во Фландрию, должно выйти на следующей неделе. Когда Вы прибудете в Бордо, я непременно покажу его Вам. Я дрался на дуэли с одним дворянином из Пуату, у которого хватило наглости заявить, что мы трусливо бежали из Фландрии. Бедняга теперь не скоро встанет с постели.
В Бордо шумно и весело, хотя городские власти, состоящие из гугенотов, не поощряют пустых развлечений. Все же, стоит признать, что даже суровые каноны нашей протестантской веры не в силах победить жажду жизни, свойственную нам, южанам. Войны здесь совсем не чувствуется, и только корабли из Фландрии, заходящие иногда в порт, напоминают о нашем недавнем печальном походе.
У Вас была столь полная приключений жизнь, дорогая маркиза, что боюсь мне совсем нечем удивить Вас в ответ. Оказавшись в Париже, я по протекции дядюшки был зачислен в Наваррский коллеж, где изведал все перипетии жизни бедного студента.  В то же время мой дорогой дядя господин де Безансак принялся лично обучать меня благородному искусству фехтования. Без ложной скромности скажу, что преуспел и в науках и во владении шпагой. Вероятно, это случилось от того, что пьянство мне быстро надоело, а девицы занимали мало места в моем сердце в силу причин, о которых Вы уже знаете.
Закончив коллеж к окончанию войны с католиками, я уехал в Ажен, а потом в Бордо, где и поступил на службу к графу де Граммону. Там я дрался на дуэлях и писал сочинения легкого жанра, тогда же мы очень подружились с господином дю Бартасом, с которым надеюсь и Вас познакомить, ибо он ожидается в Бордо со дня на день. Он одобрил мои робкие попытки писать стихи и прозу и дал немало ценных советов, среди которых «забросить быстрее ремесло поэта», ибо им не заработать себе на хлеб.
Вскоре в свите графа я прибыл в Париж, где через полгода имел счастье встретить Вас, дорогая маркиза.
Мне очень льстит, признаюсь, Ваше высокое мнение о моих талантах, но боюсь, что вся моя жизнь не столь богата свершениями, чтобы я действительно был достоин Вашей похвалы.

С нетерпением жду нашей встречи.
Ваш шевалье де Вогез».

25 февраля 1566 года. Перигё. Перигор.

«Дорогой шевалье!
Вечером накануне нашего отъезда в Бордо произошло довольно странное событие. После ужина мой супруг подал мне книгу и предложил почитать ему вслух. Сам он в это время расположился у камина, попивая хваленый монтоберский коньяк. Я с удовольствием выполнила просьбу, ведь книга оказалась окситанской поэзией. История о Гильоме де Кабестене и Маргарите из Русильона. Уверена, Вы читали этот роман. После того, как я закончила чтение этой грустной истории, маркиз пристально посмотрел на меня и спросил, действительно ли я желаю ехать в Бордо? Коль скоро наши вещи уложены, с тем же успехом мы могли бы уже с утра выехать в Италию. Затем он поклонился мне и вышел. Я же еще долго сидела над книгой пока не осознала, что эта история была своего рода предупреждением.
Боюсь, мое наивное и искреннее восхищение Вами могло быть воспринято, как побуждение к определенным действиям. Если это так, прошу простить мою неопытность, как Вы знаете, я совершенно несведуща в вопросах общения с противоположным полом. Флиртуя в Париже, я просто играла роль, подсмотренную при дворе у моих знакомых дам.
Вы никогда не были ко мне непочтительны, ничем меня не оскорбили, но я с трудом осознаю, какие последствия могут быть у нашей встречи. Все казалось таким прекрасным и простым, а внезапно стало очень сложным. Простите за размытые буквы. Я не могу сдержать слез, то ли от печальной истории, то ли от того, что мы не увидимся. Завтра я уеду в Венецию и не знаю, когда вернусь. Прошу, пишите мне, даже когда я буду в отъезде. Простите мою неосмотрительность. Надеюсь, я не обидела Вас. Возможно, к моему возвращению станет спокойнее, и я сумею оценить Ваши творения, услышав их из Ваших же уст. Я не сомневаюсь в Вас, мой друг, но начинаю сомневаться в себе. Надеюсь, молитвы разрешат мои сомнения. А пока прощайте. Примите от меня в подарок этот перстень. Когда я его увидела, то сразу вспомнила Ваши глаза. Пусть он напоминает обо мне.

Ваша Агнеса де Монтобер».

28 февраля. 1566 Бордо. Аквитания.

«Дорогая маркиза, меня безумно опечалило Ваше последнее письмо. Как жаль, что недопонимание зашло так далеко, что господин маркиз использовал угрозы. Я уверен, что возможно стоило поговорить с маркизом и все ему объяснить.
Именно поэтому я спешу написать Вам и уверить в своей сильнейшей преданности и вечной признательности за Ваши письма.
Боюсь, что написать в Венецию для бедного дворянина непростая задача, но я нашел знакомого, который отправляется курьером к венецианскому послу. Я получил Ваш подарок и от всего сердца Вас благодарю. Боюсь, я так часто повторяю это слово, что становится не по себе, да именно так. Я боюсь, что наше необычное общение внезапно прекратится. Ваши письма, как глоток свежего воздуха в моей однообразной жизни простого солдата.
В Бордо нынче ужасная погода, дуют злые западные ветра, бушует шторм и уже несколько кораблей уничтожено волнами или разбилось о скалы.
Двор королевы скучает в стенах замка дни напролет, единственным нашим развлечением является молитва. И вот сейчас я пишу это письмо, накрывшись плащом, но капли неизбежно попадают на бумагу, которую я чудом выпросил у королевского писаря.
Маркиза, я не смею изливать Вам душу, но умоляю только об одном: не прекращайте Ваши письма.
Я дописываю эти строки и слышу сигнал тревоги, который подает труба. Я вынужден бежать на проверку постов.

С нетерпением жду ответа.
Ваш шевалье де Вогез».

20 марта 1566 года. Венецианская республика.

«Дорогой шевалье.
Я пишу из небольшой деревеньки рядом с Венецией, куда мы приехали отдохнуть от шума города. Признаюсь, виной тому стало мое внезапное недомогание. Сегодня на прогулке мне стало плохо, закружилась голова, мир поплыл перед глазами. Я упала бы на мостовую, не подхвати меня маркиз. Он и Корильон доставили меня домой, и пригласили лекаря, который привел меня в чувство. Возможно, мой обморок стал результатом слабости, возникшей из-за отсутствия аппетита. Порой я по целым дням не могу проглотить ни крошки, а запах вкуснейшей еды кажется мне отвратительным. Неужели это снова последствия отравления? Или, может быть, смена климата? Я не понимаю, что со мной, но это меня очень печалит. Как же я буду бороться за нашу веру, если здоровье оставило меня? Надо признать, муж окружил меня заботой. Он не дает мне перенапрягаться, старается угодить и развлечь.
Я вот мы в красивом двухэтажном доме, который арендовали за городом. Вдали от суеты мне сразу стало лучше. Наверное, я устала от приемов и праздников, которые мы посещали в последнее время. Итальянцы столь же общительны и доброжелательны, как и мы южане. Порой это утомляет.
Мы побывали на приеме у венецианского дожа. Столь разношерстной публики мне ранее не доводилось видеть. Дамы носят такие глубокие декольте, что я едва сдерживала смущение. Маркиз говорит, что в Венеции более свободные нравы, чем в нашей Франции. Возможно, так оно и есть. Я даже видела знаменитых куртизанок. Говорят, они образованы, пишут стих и прозу, владеют искусством поддерживать беседу на любые темы,  и в то же время сказочно красивы. Кое-что об этих дамах мне поведал сам маркиз во время прогулки на гондоле. Прогулка на гондоле была чудесна. Один юноша греб и направлял лодку, а второй играл и пел. У него был такой чудесный голос, но наш Корильон своими широкими плечами скрыл от моего взгляда певца, который живо напомнил мне трубадуров прежних времен.
Здесь в деревне тихо и хорошо. Итальянцы делают прекрасное вино, даже я со своей аллергией смогла его попробовать. Мне жаль, что вам тяжело приходится в Бордо, но лучше там, чем на войне. Пожалуйста, постарайтесь не так часто биться на дуэлях, как привыкли. Даже столь искусный фехтовальщик не защищен от случайного удара шпагой.
Посылаю бочонок местного вина. Пусть глоток итальянского солнца придаст красок дождливым солдатским будням. Напишите мне, если Вас что-то тревожит. Я с радостью выслушаю все, что Вы хотели бы мне сказать.

Искренне Ваша Агнеса де Монтобер».

18 апреля 1566 года. Бордо.

« Дорогая маркиза.
Благодарю Вас за письмо, согревающее мне душу, и за вино, которое греет тело. Вы просите от меня откровенности, однако я и в мыслях не держал что-нибудь от Вас утаить. Быть может, я покажусь неблагодарным, но моя жизнь не столь богата приключениями, а душа переживаниями, чтобы писать о них сколько-нибудь много.
Я вернулся в Бордо из Наваррского приграничья, где ловил разбойников, и веду довольно скучную жизнь гарнизонного офицера. Чтобы уберечься от чрезмерного пьянства, я засел за книги и теперь читаю латинский перевод греческой истории Геродота. Это чтение не так захватывает, как рассказы моряков про Новый Свет, но оно все же тешит мое любопытство и дает пищу для размышлений. История древних наводит меня на множество разных мыслей о природе вещей и человеческих обычаях. То, что в древности почитали обыденностью, нам теперь кажется дикостью, и вероятно, наши порядки были бы осмеяны эллинами без всякой жалости. История же сама по себе представляется мне чередой бесконечного насилия, где сильный пожирает слабого, а потом еще более сильный пожирает его. Все же подвиг спартанцев царя Леонида кажется мне достойным подражания и я думаю, что был бы благодарен Господу за подобную славную кончину.
Не так давно старый друг моего отца шевалье де Сен-Мегрен пробовал женить меня на своей дочери. Мы хорошо сошлись со стариком, который большой книгочей и ценитель поэтов. Он не богат, но у него есть замок и земля, а кроме того пять дочерей, из которых только одна замужем.
Он предлагал мне выбрать в жены любую из них и в приданное обещал отдать подлинник Платоновой «Атлантиды», непонятно как попавший ему в руки. Приданное, признаюсь, меня заинтересовало, но мне пришлось отказаться, так как я отнюдь не чувствую себя достаточно обеспеченным для содержания семьи, а сама семейная жизнь кажется мне унылой.
Теперь же я должен откланяться, поскольку по долгу службы я сторожу Дворец моей королевы и настает моя очередь караула.

Искренне Ваш шевалье де Вогез».

15 мая 1566 года.Венеция.

«Дорогой шевалье.
Рада сообщить, что мое физическое и эмоциональное состояние вновь в полном порядке. Оказалось, что я всего лишь жду ребенка. Почему маркиз не счел нужным сообщить мне эту новость сразу, как узнал обо всем от врача, мне неизвестно. Но время летит и скоро мой Гильом – повитуха и врач в один голос твердят, что будет мальчик, появится на свет. А мы возвращаемся во Францию. Я хочу, чтобы будущий наследник Монтобера родился на своей земле. Некоторые опасения вызывают узаконенные бастарды моего мужа, ведь теперь титул перейдет к сыну, рожденному в браке, а им не достанется ничего.  Однако я уверена, что муж сумеет нас защитить. Он так счастлив, от скорого отцовства, что словно помолодел лет на десять. Мне тоже стало лучше. Недомогания прошли, как по волшебству.
Вы пишите об увлечении греческой историей. Когда-то я тоже прочла немало трудов греческих философов. И все же больше меня привлекала мифология. Как фанатично верующая кальвинистка я изучала другие религии, чтобы укрепиться в своей.
Признаться, я в последнее время мечтаю о новых землях, о путешествиях, морях, неизведанных странах и их чудесах. Новый Свет? Что там ждало бы нас кальвинистов. Бескрайние просторы для жизни без войн, свобода вероисповедания… Возможно ли создать такое государство, где мы будем вольны в своем выборе здесь или это утопия? По крайней мере, попытаться стоит, хотя бы ради наших детей.
Жизнь моя  сейчас полна покоя и заботы моего мужа. Он носится со мной, как с хрупкой вазой. Порой меня это злит, но маркиз умеет настоять на своем.
Вчера мы были в театре итальянских масок. Ставили пьесу по произведению Критьена де Труа об Алькасине и Николетте. Думаю, Вам знаком этот сюжет. Я все еще нахожусь под впечатлением. Столько правдоподобности и легкости было в игре актеров, что им невозможно было не поверить. Я уже неплохо знаю итальянский, поэтому все поняла.
Завтра мы снова идем в театр. Он захватил меня. До отъезда я надеюсь бывать там как можно чаще, ведь протестанты считают подобные зрелища греховными, а значит, на Родине мне вряд ли удастся их увидеть.
Во Франции я надеюсь посетить Бордо вскоре после рождения Гильома, чтобы представить королеве съера де Монтобер. Надеюсь, мы с Вами там и увидимся.

Искренне Ваша Агнеса де Монтобер».

18 июня 1566 года. Бордо. Аквитания.

Дорогая маркиза, в следующем месяце я отправляюсь с заданием в Париж и если будет на то разрешение господина маркиза, заеду в Монтобер, чтобы лично поздравить Вас с рождением наследника.
При дворе в Бордо опять непонятная суета. Как мне кажется, вновь грядут большие события. Сейчас у королевы собралась внушительная делегация самых видных наших сеньоров. Приехали принц Конде и Адмирал. Если будет война, то я поприветствую ее всем сердцем. Это единственный для меня путь сделать себе имя, а кроме того только война сможет обеспечить нашей вере равноправное положение в королевстве. Я уверен, что все ухищрения Двора, вся его дипломатия, направлены на то, чтобы усыпить нашу бдительность. Они ждут удобного момента, чтобы вцепиться нам в глотку и уничтожить навсегда.
Я не должен никому писать о своей миссии, но она из тех, о которых Вы мне много рассказывали в свое время. Король возвращается в Париж, и мне необходимо состоять при его Дворе.
В целом же я нынче значительно увлекся писательством. Стихи, к сожалению, не идут у меня совсем, поэтому я сочиняю фельетоны и делаю наброски для одного философского труда, о котором, возможно, расскажу Вам при встрече.
Чтобы развлечь Вас, расскажу историю о нашем общем знакомом господине де Бурдейле. Боюсь, что ни одна сплетня уже не сможет повредить его репутации. Два месяца назад он был в Бордо в свите юного герцога Анжуйского, который возвращался в Париж через владения королевы. Эта веселая ватага золотой столичной молодежи доставила нашей королеве кучу неприятностей, а больше всех отличился господин де Бурдейль.
Он был столь галантен, что завладел сердцами сразу двух фрейлин, королевы, но сердца ему, конечно же, оказалось недостаточно, и он получил доступ и к их телу. Каждая из девиц была убеждена, что он станет протестантом и женится именно на ней. Каково же было их удивление, когда господин Бурдейль скрылся из Бордо, оставшись католиком, а кроме того и не подумал засылать сватов. Теперь девицы бьются в истерике, и одна, как выяснилось, ждет ребенка. Наша королева в ярости и призвала своих дворян для того, чтобы отыскать и наказать господина Бурдейля.
Он, кажется, теперь в Париже, но я, честно признаюсь, не желаю тут исполнять королевскую волю. Проливать кровь ради глупых девиц не достойно умного человека.
Остальные сплетни, которых немало, я с удовольствием расскажу при встрече.
Прошу написать, желают ли меня видеть в замке Монтобер.

С уважением шевалье де Вогез».

8 июля 1566 года.

«Дорогой шевалье.
Буду краткой. Через несколько дней к нам приезжает граф де Граммон, чтобы стать крестным Гильома. Я была бы рада, если бы Вы приехали вместе с ним. Маркиз не возражает против Вашего визита, поэтому надеюсь на скорую встречу.

Агнеса де Монтобер».