Кот

- Что смотришь? Ууу, глазюки какие! Чисто ведьма! – Егор качнулся и чуть не свалился со ступеньки.
Кот, похоже, обиделся. Глянул на Егора презрительно и как-то даже брезгливо, встал, покрутился на месте, высоко задрав хвост, и продемонстрировав, что уж женского-то в нем ничего отродясь не было, и уселся снова, повернувшись теперь спиной к тому, кто столько неосторожно высказался в его сторону.
- Виноват! – Егор протянул было руку, чтобы погладить кота, но тот черной каплей стек вниз со ступеньки, даже не оборачиваясь, чтобы оценить расстояние до ладони мужчины. – Ну, не обижайся! Я ж не знал!
Кот даже ухом не повел. Видимо, таких скромных извинений ему было недостаточно.
- А у меня денег нет. Я бы тебе что-нибудь вкусное купил.
Ухо кота пришло в движение, и Егор рассмеялся.
- Ты даже ушами меня презираешь, что ли? А, что! Правильно и делаешь! Что за мужик такой, у которого в кармане пусто так, что даже коту на сметану не хватает? Только ты… это… Не суди строго! Я не всегда таким был.
Кот молчал. По спине его изредка пробегала легкая дрожь.
- Холодно тебе, что ли? Вон какой худой и паршивый! Эй! Я не обидеть тебя хочу, а просто факт конст… констри… Тьфу, ты! Говорю, как есть! Вот! Чего ободранный такой? Позвоночник торчит как у воблы! У тебя хозяева-то есть?
Кот снова передернулся, но к Егору не повернулся.
Как ему было объяснить этому странному человеку в несвежей, плохо пахнущей одежде, что хозяйки давно уже нет? Что лучше ее и на свете-то никогда и никого не было! И, что никого, кроме нее, кот отродясь не любил…
Она подобрала его совсем маленьким где-то на помойке. Кот этого, конечно, не помнил. Зато помнил теплый карман халата, который пах чистотой и чем-то таким, от чего все время хотелось чихать. Помнил противную стеклянную пипетку, которую так неудобно было хватать, но она дарила еду и чувство сытости, и он смирился. Помнил легкие серебристые спицы, с которыми было так забавно играть. Хозяйка немножко ворчала, а потом откладывала их в сторону и ее теплые руки дарили коту счастье.
Помнил кот и людей, которые пришли в квартиру, когда он уже устал кричать. Хозяйка сидела в кресле так долго, что ему уже начало казаться, что она никогда оттуда и не вставала. И ее руки были такими холодными и недобрыми, что кот боялся даже дотронуться до них.
Те люди, которые пришли, что-то делали, громко говорили, а потом просто выгнали его из квартиры на лестничную клетку, чтобы не мешал.
Он просидел там долго.
Очень долго.
Мимо ходили соседи хозяйки. Кого-то из них он даже помнил по запаху, ведь они не раз появлялись в квартире, где он жил. Но никто из них не остановился, не погладил его, не взял на руки, чтобы спросить:
- Что ты тут сидишь? Замерз? Голодный? Пойдем домой?
Тогда кот впервые понял, что дома у него больше нет. А значит, и сидеть тут, перед дверью, на которую странные люди приклеили какую-то белую бумажку, было незачем.
И тогда он ушел. Вниз по лестнице, к выходу из подъезда, и дальше – в подвал.
В то время там еще не было решеток и кот свободно проник в теплое нутро подвала, чтобы начать там новую жизнь, совершенно непохожую на ту, что он знал раньше.
А потом было много всего.
И драки, из которых кот далеко не всегда выходил победителем. И первая съеденная им мышь, которая показалась коту странно-отвратительной, но, от голода такой вкусной, что он рычал, поедая ее, словно дикий зверь. И теплая труба, на которой он пристраивался, отвоевав себе место у других котов. Он дремал и ему снился дом… И казалось, что теплые руки, которые он так хорошо помнил, снова гладят его. Но, это был лишь сон…
А потом был магазин.
Туда кот попал совершенно случайно. Он просто удирал от собак, которые погнались за ним у подвала, отрезав путь к спасительной дыре отдушины, ведущей в безопасность. Кот улепетывал от щелкающих за спиной зубов, уже не надеясь на то, что справится, когда прямо перед ним вдруг открылась какая-то дверь и он, не раздумывая, шмыгнул внутрь, проскочил между ногами у какой-то женщины и забился под прилавок, не слушая возмущенные возгласы над своей бедовой головой.
Женщина оказалась вовсе не злой. Просто испугалась, когда он бросился ей под ноги. Перед котом появилась маленькая бумажная тарелочка и там было то, что он уже давно забыл на вкус – сухие кусочки чего-то, отдаленно напоминающего мясо, которыми кормила его когда-то хозяйка. Он замер тогда над этой тарелочкой, разом вспомнив дом и ту, которую так любил. Но, коты не умеют плакать. Поэтому, он просто долго-долго сидел, не решаясь притронуться к еде, и только после того, как другая теплая ладонь, чужая и незнакомая, коснулась его холки, начал есть, уже ничего не опасаясь и тоскуя о том, что вернуть было уже невозможно.
На ночь из магазина его выставили. И он долго слонялся рядом, ища ставший уже родным подвал, но так и не найдя его. То ли собаки загнали его слишком далеко, ведь кот не помнил, сколько именно длилась та страшная погоня. То ли нежелание уходить от того места, где впервые за долгое время человек хоть как-то приласкал его, было сильнее. Он вернулся к магазину и провел ночь на ступеньках у двери, дождавшись, когда женщина, накануне накормившая его, снова появится.
С тех пор он так и жил здесь. Спал в коробке, которую ему поставили в углу, возле перил, благо на улице стояло лето и было тепло. Ел то, что выносили ему дети или продавщицы. Он ничего не ждал и ничего не просил, просто принимая то, что давали ему и изредка позволяя маленьким ладошкам пройтись по облезлым теперь бокам. Когда-то он был пушист, красив и ухожен, но сейчас его шерсть стала тусклой, словно потеряв цвет, и даже стала казаться не сколько черной, сколько грязно-серой. Вдоль позвоночника она почти вся вылезла, и кот стал похож на персонаж из какого-то страшного фильма. Поэтому, если маленькие ладошки приходили с кем-то из взрослых, кот обычно слышал:
- Не тронь его! Он же совсем больной!
И только, когда взрослых не было, дети спокойно гладили его, не обращая внимания на странный и даже немного страшный его вид.
Но, тот мужчина, который сидел сейчас на ступеньках магазина, не был похож на обладателей маленьких ладошек. Он странно и неприятно пах и был злым. Кот это чувствовал очень хорошо. Как и то, что злость эта была направлена не на него, а на что-то другое.
Желание уйти было очень сильным, но кот остался. Что-то держало его на месте. Почему-то ему показалось, что человек этот потерялся точно так же, как и он сам когда-то. Была ли у него хозяйка, которая любила его? Гнали ли его собаки, как когда-то его – этого хвостатый не знал. Он просто чувствовал, что этому человеку, который продолжал что-то говорить, нужны сейчас теплые ладони. Те, что погладят, успокоят и подарят, пусть и ненадолго, ощущение полного счастья. Ведь для этого нужно, в сущности, так мало… Просто чувствовать себя в безопасности…
То, что кот знал уже давно и на своем печальном опыте, Егор начинал понимать только сейчас.
Глупость какая! Он, взрослый тридцатилетний мужик, вдруг стал снова маленьким несмышленым мальчишкой, который, после ухода матери, оказался один на один с этим миром.
Мамы не стало почти четыре месяца назад, а Егор все никак не мог прийти в себя. Ему казалось, что он ступает не по твердой земле, а по противному густому киселю, который в детстве ему варила бабушка. Егор кисель люто ненавидел, но давился им, чтобы не огорчать ту, что так его любила.
Егора вообще любили все. Мать, отец, бабушки, дед. Даже двоюродные тетки – сестры матери, с которыми она виделась пару раз в год, когда они приезжали в гости, и те его любили. Присылали подарки ко дню рождения и на новый год, смешные открытки и марки, которые он собирал. Теток давно уже не было, ведь они были гораздо старше мамы, а небольшой альбом с марками у Егора хранился до сих пор, как символ того, что даже при наличии своих собственный детей, проблем и забот, можно помнить о дальнем родственнике и оставаться для него родными людьми.
Эта ли любовь так держала его все время? Или она же выбила почву из-под его ног после того, как не стало всех тех, для кого он был важен?
Егор не знал.
Как не знал он, почему люди иногда вовсе не любят друг друга. Почему стремятся сделать больно тому, кто рядом?
Так сделала Наташа. Зачем? Разве он не любил ее? Разве не старался сделать все, чтобы она была счастлива?
Они познакомились в автобусе, совершенно случайно. Хрупкая, миловидная девушка потеряла равновесие, когда автобус вдруг резко затормозил, и Егор подхватил ее, не дав упасть в полупустом салоне.
- Спасибо!
Большие серые глаза смотрели с интересом и так ласково, что Егор вдруг растерялся. Никто и никогда не смотрел на него так до этого дня. Нет, ласково смотрела мама, конечно, но тот взгляд был другим. Чуть тревожным, ведь она всегда волновалась за него, настороженным и нежным.
Наташа смотрела по-другому. Было в ее взгляде какое-то обещание, которое Егор не разгадал поначалу, не понял. Да и откуда ему было знать, что означает такой взгляд? Ни в школе, ни в университете, на него никто так не смотрел. Были ребята и посимпатичнее, чем он.
Небольшого роста, слегка лопоухий и нескладный, Егор был похож на большого плюшевого медведя. Такой же неповоротливый, немного нелепый и «очень милый», как говорила Наталья, став его женой.
Они прожили вместе почти десять лет. Десять прекрасных, невыразимо красивых лет. Всех, за исключением последнего года. Тогда что-то сломалось.
Егор не мог понять, что именно. Только вчера он был любимым и самым лучшим, а сегодня вдруг стал тем, кто «испортил ей всю жизнь».
Почему?
Ответа на этот вопрос Наташа давать не желала. Она то плакала, горько и так по-детски, уткнувшись в подушку и мотая головой на любые расспросы. То, каменела, становясь похожа на мраморную статую, и, либо вообще не разговаривала с мужем, либо отделывалась незначительными междометиями.
Егор не находил себе места, пытаясь понять, что происходит. Приходил домой с цветами, пытался дарить подарки, чтобы хоть как-то порадовать Наталью. Но та только откладывала в сторонку все, что он приносил и снова плакала. Или запиралась на кухне, не желая даже видеть того, кого еще вчера звала любимым.
Мать Егора, которая на тот момент уже болела, поняла все гораздо раньше сына. Пару раз она даже приходила к невестке, когда сына не было дома. После второго такого разговора, она вызвала к себе Егора и приказала ему перевезти свои вещи в родительскую квартиру.
- Пусть Наташа пока поживет одна в бабушкиной квартире. Это ненадолго.
- Мама, я ничего не понимаю! Зачем?!
- Не зачем, а потому, сын. Потому, что так надо. Она сама тебе все объяснит, но ей нужно время для того, чтобы собраться с мыслями. А тебе пока будет лучше со мной. Да и помощь твоя мне сейчас просто необходима. Мне страшно одной, сын. Был бы рядом папа – другое дело. Но его больше нет, а ты есть. Я могу на тебя рассчитывать?
Что мог ответить ей Егор? В тот же вечер он забрал два чемодана из квартиры, где жил с Наташей, и, постояв немного у закрытой двери в кухню, но так и не решившись постучать, перебрался к матери.
Разговор с женой у него все-таки состоялся. Два месяца спустя, после того как матери Егора уже не стало. Наташа не приехала на похороны и поминки, но позвонила на сороковины, чтобы попросить Егора о встрече.
Увидев ее, располневшую и словно светящуюся от какого-то тихого нежного счастья, Егор понял все и сразу.
- Прости меня…
- Не надо. Так будет лучше. Ты же не одна?
- Нет. У нас все хорошо.
- Почему ты не сказала мне?
- Не знала, как… Я… так хотела…
- Я все понимаю.
- Тогда не держи на меня зла, Егор.
- Я даже не думал.
- Вот и хорошо. Спасибо тебе…
Наташа, положив на столик ключи от квартиры бабушки Егора, вышла из кафе, где они встречались, а Егор еще долго сидел, глядя на закрывшуюся за ней дверь.
Так просто. И так сложно…
Ведь он тоже хотел ребенка. Даже мечтал об этом, стесняясь сказать кому-то. У него на работе мужчины обычно делились подробностями семейной жизни в слегка отстраненном, даже пренебрежительном тоне, рассказывая об «отпрысках» и их проделках, о суммах, выложенных за кружки и секции или семейный отдых.
А Егор мечтал о том, чтобы у него появился тот самый «отпрыск». И неважно кто – мальчик или девочка. Просто, хотелось, чтобы он был. Маленький человек, в котором будет что-то от Егора и от Натальи. И пусть от нее будет больше. Ведь это прекрасно, когда дети похожи на мать…
Но у них с Наташей детей почему-то не было. Они ходили по врачам, пытались снова и снова, но результата не было.
Это не отдалило их друг от друга. По крайней мере, так казалось Егору. Наташа не стала менее ласковой, а он не смотрел на нее иначе, чем всегда. Но, видимо, все-таки что-то надломилось в его жене настолько, что она решила в корне изменить свою жизнь, не дав ему даже шанса остаться с ней рядом.
И вот теперь появится малыш, который будет похож на Наташу, но от Егора в этом ее продолжении не будет ровным счетом ничего. И какой-то незнакомый мужчина возьмет за руку ребенка Наташи и поведет его в зоопарк, цирк или куда-то еще. И получит то звание, о котором так мечтал Егор. Этого человека назовут папой. Его, а не Егора. И от этого становилось так больно, что мир вокруг словно выцветал, теряя краски и оставляя за собой только серо-черную гамму, которая была так схожа с чувствами Егора в тот момент.
Именно тогда Егор начал пить. Сначала понемногу, чтобы приглушить тот тихо и злобно шепчущий внутри голос, который твердил, что ему уже нечего ждать от этой жизни, ведь он потерял всех, кто любил его и кого любил сам. А потом - больше, потому, что голос этот креп, иногда срываясь на крик, и тогда становилось совершенно невыносимо. В такие дни Егор боялся оставаться один. Он выходил из дома и шел куда глаза глядят, только для того, чтобы не видеть вокруг родные стены, фотографии родителей и те вещи, которые напоминали о них. Мамину чашку, отцовский бинокль и книги. Бабушкину корзинку для рукоделия. Спицы так и торчали из клубка с серой шерстью, храня на себе недовязанный шарф «для Егорушки».
Егор даже пытался убрать все это с глаз долой, но тогда становилось совсем невыносимо, и он возвращал вещи на свои места и уходил из дома сам. Так было легче.
На работе его пока терпели, но уже не раз предупреждали, что ему нужно подумать о своем будущем. Но, Егор не мог объяснить им, что этого самого будущего у него нет, да, наверное, уже никогда и не будет. Потому, что все, в чем он видел смысл и опору, давно потеряно и возврату не подлежит.
На работе ему появляться хотелось все меньше и меньше, ведь те сочувственные и презрительные взгляды, которые он ловил на себе, желания жить совершенно не добавляли.
Егор ненавидел себя за слабость, за мягкотелость и чувствительность. Пытался даже ругать себя, называя «бабой» и «нюней». Но, детские клички, способные раньше довести до ярости и прочистить небо над головой, больше не работали. И та боль, которая ширилась и росла в нем, отнимая последние краски, оставшиеся ему от палитры жизни, когда-то полной и многоцветной, не давала поднять голову и посмотреть хотя бы по сторонам. Ему казалось, что ничего хорошего уже он там не увидит.
Единственное место, куда Егор приходил без страха нарваться на укоризненный взгляд, был магазинчик недалеко от дома. Две молчаливые продавщицы, работавшие там, никогда не смотрели на него косо, молча выдавая требуемое и отсчитывая сдачу. Они же ни разу не прогнали его, когда, выпив из только что открытой бутылки пару глотков, Егор присаживался на ступеньки, ведущие к двери магазина, и, уронив руки и опустив голову, просто сидел там какое-то время, пытаясь собраться с силами, чтобы дойти до дома.
Черного, ободранного кота Егор если и видел раньше, то почему-то не обращал на него ни малейшего внимания. Что случилось сегодня, он так и не понял, но этот облезлый, худой как щепка, хвостатый, вдруг поднял в нем волну жалости такой силы, что впервые за долгое время Егор отставил в сторону бутылку и потянулся к торчащим острым лопаткам и плешивой спинке, чтобы погладить, отогреть кого-то, кроме себя самого. Ведь на себя ему было уже наплевать, а кота, почему-то, стало жаль…
Панибратства кот терпеть не стал. Цапнув Егора за руку, он перепрыгнул еще на две ступеньки вниз и устроился теперь так, чтобы видеть человека, который потирал укушенную и расцарапанную ладонь.
- А ты суров, дружище! Досталось тебе, да? Мне тоже… Слушай, я, конечно, не самый лучший вариант в качестве хозяина, но если ты… В общем, у меня есть дом. Там тепло. И даже, найдется что-то из еды. Правда, там немного грязно, но это можно исправить. Так что… Если, конечно, ты захочешь… Добро пожаловать!
Кот слушал очень внимательно. Мужчина ему совершенно не понравился, но было в его голосе что-то такое, что подсказывало коту – вот тот, кому еще хуже, чем ему самому. У кота была коробка и бумажная тарелочка, которая появлялась каждый день перед закрытием магазина. У него была добрая Нина, продавщица, которая не брезговала пару раз почесать его за ухом, перед тем, как уйти домой, где ее ждал сын. Взять кота к себе Нина никогда не пыталась, но мало ли какие у нее были проблемы? Кот давно понял, что люди всегда ставят свои проблемы выше его собственных и не винил их за это. Он не мог знать, что Нина живет в съемной квартире, где хозяйка строго-настрого запретила держать любых животных, но проситься к женщине, которая и так столько времени кормила его и жалела, считал ниже своего достоинства.
А мужчина, сидевший сейчас рядом с ним, просьб от кота не ждал. Он сам звал его за собой. Встал со ступенек, слегка покачиваясь, и ждал ответа, глядя на кота.
И, когда кот нерешительно встал, нервно дергая хвостом и все еще раздумывая, стоит ли доверять этому странному человеку, тот радостно кивнул и зашагал прочь, нетвердо, чуть забирая в сторону, но забыв на крыльце початую бутылку и маня за собой кота смешным человеческим позывным «кис-кис».
Квартира человека коту не понравилась. Там плохо пахло и было странно пусто, словно давно никто не хотел сделать этот дом домом для себя.
Кот, обойдя по порядку все комнаты, запрыгнул на стол, где стояла корзинка, так похожая на ту, что была у хозяйки, тронул лапой спицы и закричал.
Он очень давно не подавал голос и крик его вышел странно-хриплым и таким тоскливым, что мужчина невольно зажал руками уши, а потом шагнул к столу, и уже не обращая внимания на возражения кота, взял того на руки.
- Что ты? Плохо тебе? Болит что-то? Что мне сделать?
Большие ладони были совершенно непохожи на руки хозяйки или Нины, но они были теплыми. И кот невольно вцепился когтями в несвежую рубашку мужчины, ловя несмелую пока еще ласку, а потом вдруг, неожиданно для самого себя, заурчал, чего не делал с тех самых пор, как его выставили из дома, запретив возвращаться туда, где ему было хорошо и спокойно…
А спустя три года по ступенькам того самого магазина поднимутся мужчина и кот.
И ни тот, ни другой не будут похожи на тех, что сидели тут же не так давно. Мужчина будет свежевыбрит и в чистой рубашке, а кот пушист и толст, как и полагается домашнему любимцу. Они важно прошествуют мимо покупателей, ловя на себе взгляды и улыбаясь в ответ знакомым. А Нина, которая будет стоять в тот день за прилавком, слегка зардеется и спрячет глаза, стеснительно дернув плечом.
- Егор, ну, зачем вы? Я бы и сама дошла!
Кот завьется вокруг ног женщины, ласково урча что-то свое и прислушиваясь к разговору.
А Егор покачает головой и, незаметно сжав пальцы своей, теперь уже жены, шепнет так, чтобы не слышали окружающие:
- Я волновался.
И Нина расцветет улыбкой, уже не обращая внимания на тех, кто будет поглядывать на нее чуть насмешливо или же, напротив, с участием. А потом заберет свое пальто и махнет рукой напарнице на прощание.
И странное семейство отправится в сторону соседней школы, чтобы встретить сына Нины, а потом неспешно прогуляется по району и отправится домой.
И кот будет гордо вышагивать впереди, изредка поглядывая на своих людей. А потом первым зайдет в дом, который перестанет быть пустым местом.
Ведь там снова будет жить любовь.
Не оголтелая, сметающая все на своем пути от страсти и желания, не острая, как лезвие хорошо наточенного ножа, способная рассечь любое препятствие на своем пути, а тихая, теплая и спокойная, словно ладони той, кого кот все еще помнил.
И Егор размотает с шеи серый шарф, который Нина, не спрашивая разрешения, довяжет долгими вечерами, изредка давая коту поиграть спицами.
А кот прошествует в спальню, чтобы проверить, на месте ли еще та странная штука, которую они с хозяином собирали сегодня ведь день, благо, что у того был выходной.
И, когда Нина, щелкнув выключателем, радостно ахнет:
- Егор! Кроватка – чудо! Ты такой молодец! - кот тихо выйдет из комнаты, чтобы не мешать.
И, подавшись навстречу перепачканным в синей пасте из протекшей в рюкзаке ручки, но таким ласковым ладоням, которые встретят его в коридоре, запоет свою привычную песню тихо и уверенно. Ведь теперь, по его пониманию, плохому точно не останется места в этом доме.
А, когда через некоторое время, другие крошечные пальчики зароются в темную шерсть, что-то ласково воркуя на своем языке, кот подставит бок маленькой смешной девчонке и нервно дернет ухом на легкий смех Нины, которая скажет:
- Ты посмотри на него! Кому он еще позволил бы так с собой обращаться? А ей – сколько угодно! Почему?
- Наверное, потому, что он ее любит?
Егор улыбнется и не сделает тщетной попытки отобрать у дочки пушистый хвост того, кто когда-то стал для него новой опорой. Захочет кот – уйдет сам.
Но, что-то подсказывало Егору, что никуда от этих маленьких ладошек кот не денется. Да и не захочет. Зачем? Если так тепло и хорошо… Если теперь спокойно…