Летние каникулы

     В середине мая, когда заканчивалась учеба и начинались летние каникулы, наша семья переезжала на жительство в геологическую партию, где работал наш папа.

     Обычно он приезжал в пятницу вечером на грузовой машине, ее загоняли во двор и закрывали ворота. Водитель или ночевал у нас, ему ставили раскладушку на веранде, или в общежитии неподалеку. Мы все, в преддверие поездки,  даже маленький Саша, пребывали в возбужденном состоянии и долго не могли заснуть.

     В субботу утром начиналась погрузка. Это было трудоемкое, кропотливое и ответственное дело. Ведь нужно было в одну машину загрузить кровати, матрасы, одеяла, постельные принадлежности, одежду и обувь, стол и табуретки, примус, керогаз и керосин к ним, продукты и воду и еще взять наших кур и петуха, которых мы держали в разное время количеством от семи до десяти штук. Для кур папа делал специальную клетку, которую ставили у заднего борта. Утром, перед отъездом, все, кто мог, с визгом и воплями ловили этих кур  в домашнем загоне, а он был достаточно большой, и папа запихивал их в клетку.

     Для белья и одежды был специальный сундук с ручками, и еще грузился большой ящик с крышкой во всю ширину машины. Помимо этого, было несколько мелких ящиков и коробок со всяким барахлом. Все тщательно упаковывалось и увязывалось веревками, поскольку асфальтовых дорог было мало. Даже за нашими воротами Саперная улица в начале пятидесятых годов была мощена булыжником, и в кузове трясло, как на вибростенде.

     Самое главное, нужно было предусмотреть относительно комфортные места для сидения, поскольку дорога занимала 10 – 15 часов под палящим солнцем. Поэтому к бортам прибивались доски, ставилась скамейка, которая устилалась матрасом, и делался  каркас с тентом от солнечных лучей.

     В начале ворота у нас были простые: два столба и две створки. Однако впоследствии, когда столбы заменили на кирпичные стойки и между ними над воротами был перекинут навес, а пространство перед воротами забетонировали, в результате чего уровень земли значительно поднялся, с тентом возникла проблема – он не проходил под навесом. Первый раз, как это случилось, пришлось прибегнуть к помощи соседей, они подняли навес, который был очень тяжелый и машина выехала. Следующий раз тент делали уже после выезда со двора.

    Наконец, к вечеру все было сделано. Мама заготовила еды на завтрашний день, это, как правило, отварная картошка с топленым маслом или хлопковым, копченая колбаса, рыбные консервы, огурцы, помидоры, хлеб, кипяченая вода. Все, что по дороге за день могло испортиться, а  на солнце температура достигала более 50 градусов по Цельсию, в дорогу не брали. Всегда был мешок с конфетами, различная карамель и леденцы, чтобы было веселее и не укачивало. Наконец,  после ужина все валились на пол, кровати то погружены, и спали без задних ног.

     В воскресенье, чуть свет, папа с мамой уже на ногах. Готов плотный завтрак, обязательно каша – манная, рисовая или пшенная (гречка была редкость). Хочу – не хочу, никто не капризничал, все ели, что было на столе. Затем на горшок, посидели на дорожку и вперед.

     Выезжали рано, часов в пять – шесть. Это сейчас, по асфальтовому шоссе с прекрасными мостами через реки, которые даже и не замечаешь, на Мазде или Тойёте можно доехать от Ташкента до бывшего рудника Кансай, который находится на южном склоне Кураминского хребта в Ферганской долине, за 2 часа, поскольку расстояние всего 150 км.. Тогда же на это уходило часов 10 – 12, а если мы добирались до рудника Кара-Отек на другой стороне Ферганской долины в Киргизии, не хватало и светового дня. И хотя машин в те времена было мало, в районе Куйлюка, у  моста через реку Чирчик, которая всегда была границей Ташкента, стояла очередь, в которой причудливо смешались арбы и телеги, ишаки, лошади и верблюды, машины и мотоциклы.

     Сначала мост был деревянный и очень длинный, без всякой дорожной насыпи, с пропуском в одну сторону - поэтому и всегда очередь. Затем его снесли и поставили новый, железный, двуполостный, намного короче, с дорожной насыпью с двух сторон. В сравнении с деревянным, он казался таким огромным, высоким и широким, с проездом в обе стороны. А потом сделали автостраду и поставили современный бетонный, многополосный мост, а старый оставили рядом стоять. И сейчас он такой кажется маленький, игрушечный, и я всегда проезжая мимо уже взрослым человеком, удивлялся своим детским впечатлениям.

     В поездке мы располагались следующим образом. Пока Саша был маленьким, он вместе с мамой сидел в кабине, а я, Наташа, и папа сидели в кузове. Потом, когда Саша подрос, он ездил с нами в кузове, а в кабине сидели по очереди.

     Я ездить в кабине не любил и всячески от этого отлынивал. Во-первых, нужно было все время крепко держаться за ручки двумя руками, поскольку временами так трясло, что или ты стукался головой о крышу кабины, или тебя норовило выкинуть на капот, или тебя бросало на дверь, а затем на водителя, или наоборот. Во-вторых, в кабине было жарко и временами пыльно настолько, что когда ты вылезал на остановках, ты стряхивал с себя пыль килограммами.

     Я любил ездить в кузове, причем стоя, держась двумя руками за доску переднего борта, широко расставив ноги и амортизируя неровности дороги. Если скорость машины была приличная или дул встречный ветер и не было очень жарко, и не было пыли, то ты был на вершине счастья, и казалось, то ты летишь над землей. Асфальтовых дорог практически не было, между крупными населенными пунктами укладывали щебенку, смешанную с гудроном (отходы от переработки нефти), а в основном дорожное покрытие было естественное - или земля, или камни, или песок. Между близкими населенными пунктами вдоль дорог в обеих сторон высаживались деревья, тополя или платаны и поскольку дороги были узкими, кроны деревьев перекрывали дорогу, и машина двигалась как бы в зеленом туннеле, это впечатляло и радовало глаз.

     Сразу же за Куйлюкским мостом через реку Чирчик, который был единственным мостом на нашей дороге, начинался поселок Бектимир, зеленый пригород Ташкента. Далее дорога шла на Той-Тепа, и далее мы должны были форсировать реку Ангрен.

     Пойма реки Ангрен была широкая, с многочисленными протоками, дорога, контуры которой в виде примятых валунов и гальки виднелись вдали, часто шла прямо по протоке, в некоторых местах глубина достигала пол - метра и более и здесь все искусство водителя состояло в том, чтобы держать газ и чувствовать направление. При этом в кузове так кидало и бросало из стороны в сторону, что приходилось изо всех сил держаться и за скамейку и за борта машины, чтобы не вылететь наружу.

     Хорошо, если впереди двигалась другая машина. Тогда мы останавливались, запоминали ее маршрут, и в случае преодоления ею реки, старались двигаться так же.

Хуже было, когда мы были одни. Ангрен – река горная, бурная, мели и перекаты часто меняли свое местоположение, и если ты проезжал здесь неделю или две тому назад, то сейчас твои знания могли устареть.

     Однажды мы застряли. Вода залила мотор, и машина остановилась прямо посередине реки. Кругом не было ни души. Покуковав некоторое время, папа десантировался с машины первым и по колено в воде последовательно перенес на твердую почву Сашу, Наташу, маму. Я сам брел по воде, держась за папу; один бы я не вышел, поток был очень сильный и камни скользкие и били по ногам.

     Устроили привал, солнце палило во всю мощь. На маленькие кустики саксаула натянули простыню, папа принес сумку с провизией и большой медный чайник с водой. Этот чайник я помню очень хорошо. Цилиндрический медный чайник литра на три, он у нас был всегда, может быть еще до моего рождения, и потом еще лет пятьдесят мы брали его с  собой на охоту. Расстелили дастархан, поели, стали ждать.

     Нам не везло, были всадники на лошадях, две – три арбы, запряженные лошадьми, а грузовой машины все не было. Мы (дети) бегали по берегу -  кое-где было намыто немного песка, плескались в лужах, обливались водой, кричали и вопили от полного счастья.

     Наконец вдали появилась машина. Наш водитель пошел на переговоры. Водитель той машины не хотел нас вытаскивать, поскольку машина была такая же, как наша, а трос у него был короткий. Однако такой аргумент, как наличие маленьких детей, его убедил, а зря. Он удачно объехал нашу машину, стал впереди нас, зацепил трос и попытался сдвинуть нашу машину с места, но ничего не вышло. Его колеса пробуксовывали, и погазовав  немного, он заглох.

     Теперь мы сидели вдвоем. Солнце палило на всю катушку.

     Наконец нам повезло, и через некоторое время появилась третья машина. Во-первых, она была большая, а во-вторых, у нее в кузове лежал  длинный трос. Эта машина, объехав нас, застрявших, выехала на берег, длинным тросом вытащила сначала нашего неудачливого спасителя, а затем и нас. Таким образом, в тот раз форсирование Ангрена заняло у нас три или четыре часа.

     Далее наш путь лежал через Пскент на Буку. Кругом были зеленые поля хлопчатника, кукурузы, кенафа, других сельскохозяйственных культур.

     После Буки мы  поворачивали на восток, в сторону Ферганской долины и ландшафт резко изменялся, зеленый пейзаж сменялся светло-коричневым,  кругом, насколько хватало глаз, была пустынная степь, на которой росли полынь да верблюжья колючка. После машины поднималась невообразимая пыль, которая при отсутствии ветра, долго стояла длинным облаком на дороге, а если ветер дул сзади, то при малейшей снижении скорости  или остановки машины тебя накрывало плотное одеяло из миллиардов пылинок, дышать было нечем и все накрывали голову косынкой, рубашкой, полотенцем или другой какой-нибудь тряпкой, и ждали, когда усядется эта пыль. Затем аккуратно ее стряхивали, она сползала струйками с  одежды и заполняла все пространство кузова. Если впереди шла машина, столб пыли от нее был виден за несколько километров, и при отсутствии бокового ветра к ней старались не приближаться. О таких вещах, как догнать и обогнать мысли не возникало.

     Через несколько километров мы въезжали на территорию Таджикистана. На границе стоял шлагбаум, маленькая будка и больше никаких признаков цивилизации. Два милиционера проверяли документы. Выясняли, кто, куда едет и что везет. Поэтому, все документы тщательно оформлялись, хотя объехать этот пост можно было, где угодно.

     Затем дорога через несколько километров упиралась в кишлак, который в те времена назывался Янтак, что в переводе означает верблюжья колючка. Эта колючка растет во всех пустынных и полупустынных районах Средней Азии и никто, кроме верблюдов, ее не ест, и как он ее ест, а у нее много шипов длиной два – три сантиметра, я удивляюсь.

     После обретения независимости Таджикистаном Янтак переименовали в Бустон. Сейчас это большой районный центр, имеющий свою страницу в интернете. А в те времена это было несколько глинобитных мазанок, огороженных дувалами, практически без всякой растительности.

     В центре была площадь, точнее пространство, на котором дорога делала крутой поворот. Эта площадь имела две характерные  достопримечательности.

     Первая из них – это громадная яма, полностью заполненная пылью. Ничего похожего я не видел нигде. Длина ямы была не меньше двух длин машины, и в нее погружалось все колесо машины с хвостиком. Нужно было ехать очень медленно и осторожно и вовремя повернуть, поскольку яма было на повороте дороги.

     Как-то раз, то ли водитель был не в курсе, то ли вовремя не убрал газ, но мы со всего маху влетели в эту яму. Поднялась туча пыли, как при атомном взрыве, и вмиг накрыла нашу машину вместе с нами. Мотор сразу заглох и мы остановились. Поскольку все было неожиданно, мы в кузова к такой ситуации не были готовы и, закрывая лицо руками и любыми тряпками, которые можно было нашарить во всепроникающей пыли, пытались как то дышать. Когда пыль осела, а мы, отхаркиваясь и отплевываясь с трудом протерли глаза, нам открылась незабываемая картина. Вся машина, весь наш скарб, все мы были покрыты толстым слоем серой пыли, которая струйками стекала вниз. Вид у нас был как у космических пришельцев с другой планеты. С одной стороны гадко и противно, с другой – очень смешно было друг на друга смотреть.

     Стряхнув с себя частично пыль, папа принял решение выбраться из кузова. Он слез с одной стороны борта, а я, шустро, с другой. Едва я отпустил руки от борта, как оказался почти по грудь в пыли. Это ощущение я помню до сих пор и думаю, что мало кто мог испытать что-либо подобное.

     Из одежды на мне были только трусы. Пыль была однородная, без каких либо комков, мягкая и теплая. Она обволакивала  тебя со всех сторон, сжимала, и нужны были определенные усилия, чтобы сдвинуться с места. Сначала я испугался, но потом мне понравилось, и я пошел в сторону от машины, медленно переставляя ноги и загребая пыль руками, так же, как будто бы шел по воде. Конечно, пыль  - не вода, она тебя не держит на поверхности, и когда я попытался немного присесть, сразу же погрузился в нее до головы. Сделав десяток маленьких шагов, я, наконец, вылез из ямы.

     Папа вытащил маму и остальных детей на более или менее твердую поверхность, и мы принялись основательно очищаться от пыли.

     Водитель прочистил мотор, завел его и медленно выехал из ямы. Затем мы достали лопату, совок и пару веников и занялись очисткой машины о пыли. Все это происходило под крики и вопли нескольких голых и полуголых детишек, которые купались в пыли, и наше присутствие было для них хоть каким-то развлечением в этом забытом богом месте. 

     Второй достопримечательностью площади в Янтаке была большая куча арбузов недалеко от описанной выше ямы и старик в халате и тюбетейке, который этими арбузами торговал. Арбузы были большими, сочными и сладкими, особенно, когда было жарко и очень хотелось пить. Мы всегда покупали там насколько штук, и, отъехав немного от кишлака, останавливались, и с превеликим удовольствием их поедали.

     Возможно, там были и дыни, но их в поездке мы старались не употреблять. Однажды это правило было нарушено, и, поскольку на остановках мы часто пили воду, какая там была, у всех детей был дристалет по полной программе. Саша регулярно сидел на горшке, а я с Наташей сидели за кустиками. Такой же казус как-то приключился со мной. Я уже упоминал большой медный чайник, в котором мы всегда возили воду. Однако как-то раз маме некуда было налить хлопковое масло, а масло было только разливное, и она залила его в этот чайник. Я же этого не знал, или знал, но забыл, и на одной из остановок залпом хлебнул из носика чайника здоровый глоток этого напитка. Последствия не заставили себя ждать.

     После Янтака дорога еще несколько десятков км. шла вдоль долины а затем резко поворачивала в сторону гор. Начинались предгорья Кураминского хребта. Пыли уже было меньше, дорога шла по местности, покрытой мелким щебнем и галькой, затем пошла по извилистому саю, который, судя по всему, назывался Кан, иногда прямо по воде, переходя с одного берега на другой, и вот, за одним из поворотов возникал кишлак Кансай а неподалеку находился поселок геологической партии в которой папа работал главным геологом.
                (февраль 2019)