Горшочек с мёдом

   Если я вдруг чувствую, что простыл, то поскрипев дверцами старинного шкапа, раздвигаю коробочки, пакеты и туесочки, дабы дотянуться до дальнего угла, в котором, привалившись сытым боком к стенке, стоит глиняный, обожжёный жаром печи горшочек. На одну треть он полон густым мёдом. Коли бы я не знал про то определённо, то ни за что не смог бы догадаться, ибо глиняная же, притёртая крышка засахарилась, плотно закупорив горлышко.
  Прижав к груди горшок, я делаю усилия, чтобы добыть себе хотя ложечку волшебного лекарства, но сосуд упорен в своём нежелании поддаться. Порешив более не предпринимать попыток, способных повредить посудину, - обернуть крышку тряпицей, смоченной в горячей воде, к примеру, я возвращаю горшок на его место в тёмном углу, и отдаю должное горькому соку калины, что переливается всеми оттенками рубина на самом виду. 
   Всего пара ложек и напрочь позабыта простуда, а ещё три - обманутые надежды и даже на что именно были они. Калина помогает не помнить о многом, только не про тот самый горшочек и живущий в нём мёд. Он достался мне от одного пчеловода, белобрысого голубоглазого грузина, со звучной фамилией, оканчивающейся, как полагается на -дзе, который любил в своей жизни всего двух женщин - строгую, сухощавую, молчаливую маму, да русскую жену, статную красавицу с лучистыми глазами и ямочками на щеках.

   Наш грузин работал столяром-краснодеревщиком, жил в выстроенном собственными руками доме на Родине жены. Скучая по теплу и простору, с весны до осени он спал в саду под деревьями, а просыпался, когда пчёлы, вылетев из ульев поутру, щекотали его щёки.
   Мёд, который выгонял -Дзе, будем называет его так, сохраняя инкогнито, обладал независимым характером, подстать хозяину. В разное время дня, он мог вдруг загустеть от задумчивости, или растрогаться до мягкости, что не могло не потешить горячую грузинскую кровь. Перенимая повадки друг друга, мёд делался терпким, а человек излучал нежность и доброту. Не то, чтобы в нём их было недостаточно прежде, но всё же... Не всегда возможно сдержать досаду, а коли в тебе нет больше места для недовольства, чем, кроме сердечности, способна поделиться душа?..
 
-Дзе с лёгкостью вручал и её, и свой мёд. Он отдавал его с ласковой улыбкой, но просил только не тратить понапрасну:
- Если просто хочется сладкого, купите лучше конфет. Мёд не для забавы. Чтобы он не причинил вреда, к нему надо прислушаться, и вкушать лишь тогда, когда будет на то настроение у вас обоих. - Напутствовал  -Дзе новых обладателей своего мёда. Старинным же друзьям не требовалось лишний раз напоминать, как услышать желание мёда разделить с ними свою силу.

   В тот день, когда -Дзе заснул своим последним сном, пчёлы впервые не покинули своих уютных домов. Горстью золотых лепестков осыпались они на заполненные мёдом соты, и небо умылось дождём, будто слезами, а тот мёд почернел, как лица крепко любивших -Дзе людей... Но розданный ранее, из тёплых ещё рук, был жив! Он сохранил сладость дыхания своего друга, цвет его волос и трепетность, тщательно сокрытую от прочих.

 К счастью, у меня осталось немного этого мёда. На треть заполнив собой глиняный горшочек, временами мёд то сердит и важен, то подозрительно ласков. Так что - пускай заперт до поры, но то по своей воле! Зато он жив, и не даёт позабыть о прекрасном Человеке, светловолосом и голубоглазом грузине, фамилия которого, как водится, оканчивается на -дзе.