В комнате старого Учителя музыки было темно. Сам Учитель крепко спал, громко храпя. Повсюду были расставлены стопками книги, перевязанные веревками. Мебели почти не было, не считая черного шкафа с двумя створками, одна была сломана и висела на единственной петле. У небольшого окна без штор стоял стол, на нем были разбросаны листы бумаги, исписанные с обеих сторон мелким почерком. На некоторых листах с типографской печатью тонких линий нанесены многочисленные точки, черточки и непонятные для обычного человека знаки. Это были ноты. Края листов сильно износились за долгие годы. Местами были видны сгибы, жирные пятна и порывы. Маяком над всеми этими бумажными волнами возвышался метроном. Маятник мирно спал, погрузившись в сладкие сны. Рядом со столом стоял стул с высокой спинкой, на которую был накинут халат из плотной ткани. Учитель надевал его рано утром и поздно вечером, чтобы выйти в общий коридор, пройти до ванной комнаты, принять душ и вернуться обратно. Рядом со стулом стоял винтовой табурет с вращающимся сиденьем, более известный как стульчик для игры на пианино. Этот стульчик имел множество применений: на нем сидели ученики, когда приходили заниматься; иногда, когда Учитель болел, он становился прикроватной тумбой с настоями, отварами и другими лекарствами; в редкие дни, когда Учитель был в настроении заняться уборкой, он использовал табурет, чтобы дотянуться до пыли на шкафу, но это было давно. Под столом в небольшой деревянной коробке лежали шахматы. Это был подарок от одного ученика лет пятнадцать назад. Фигуры были вырезаны вручную и не отличались особым изяществом исполнения. Очевидно, ученик сделал их сам. Учитель имел страсть к шахматам, как и к музыке. Но к музыке все же больше.
Раньше он был известным композитором, но подлый друг обманом получил права на его произведения, и Учителю ничего не осталось, как заняться преподаванием. Тяжелое бремя существования заставило Учителя продать рояль, чтобы прокормить себя. Это был настоящий удар, хотя суставы с возрастом стали менее подвижными и было мучительно больно сидеть за инструментом. Он вынужден был переехать в небольшую комнату на верхнем этаже. Плата за проживание была невелика и компенсировалась уроками с сыном хозяйки дважды в неделю. Также Учителю можно было проводить занятия с другими учениками в любое время, он старался освободиться от уроков к семи часам вечера.
Утро пришло с криком петуха. Открыв глаза, Учитель был рад очередному дню, который подарил ему Бог. Потянувшись, он встал с кровати, накинул халат и вышел из комнаты. Пройдя мимо кухни, из которой тянулся соблазнительный аромат кофе, он услышал:
— Доброе утро, господин Учитель!
Остановившись, он сделал пару шагов назад и, заглянув в кухню, сказал:
— Доброе утро!
— Могу я предложить вам кофе? — живо спросила хозяйка дома.
— Я бы не отказался! — ответил он. — Дайте мне несколько минут на душ, и я составлю вам компанию.
Утренний душ был холодным и бодрящим. Смыв сонность прошедшей ночи, Учитель вытерся, надел белье, халат и пошел на кухню, где его ждали.
— Прошу вас, присаживайтесь! — начала хозяйка. — Вот ваш кофе! А хотите яблочного пирога? Я его только что испекла!
— Небольшого кусочка будет достаточно! — ответил Учитель.
Пирог был божественным. Румяная корочка, пышный бисквит, нежные яблоки. Все было невероятно вкусным.
— Вы слышали про конкурс исполнителей, который будет в нашем городе через неделю? Я бы хотела, чтобы сын принял в нем участие и вы дополнительно позанимались с ним в течение всего этого срока, разумеется, за дополнительную оплату.
Сын хозяйки действительно был способным малым. В свои пятнадцать лет он делал успехи в вокальном мастерстве и вполне мог претендовать на победу, но ему требовалось больше усердия, что не особо свойственно подросткам, у них на уме совсем другое.
— Я заплачу вам вдвойне, господин Учитель, а если он победит, обещаю вам триста рублей.
Хозяйка по-доброму смотрела на Учителя, и ему ничего не оставалось, как согласиться. Она всегда была к нему добра.
— Пусть приходит ко мне в четыре часа! Обсудим с ним детали выступления! Благодарю вас за кофе и пирог. Давно я не ел такой вкусной выпечки!
С этими словами он встал и не спеша направился к себе в комнату. Войдя внутрь, он подошел к столу, выбрал несколько листов и отложил их в сторону. Остальные он сложил в одну стопку на краю стола. После наведения порядка на столе обнаружились чернильница с пером, увеличительное стекло и ключ от входной двери. Посмотрев в окно, Учитель увидел, что на улице играет солнце, и решил непременно прогуляться, чтобы к назначенному времени вернуться. Одевшись, он вышел во двор, из которого через небольшой проход попал на оживленную улицу с большим количеством людей, автобусов, такси с важными дамами и господами в дорогих одеждах, а также простыми горожанами, спешащими по своим делам. По обыкновению, Учитель направился в парк, куда он ходил по вечерам, когда не было уроков. Там собирались заядлые шахматисты, чтобы сразиться за доской в очередной раз.
Вчера вечером в парк прибыл новый игрок. В его руках была красивая доска, сложенная пополам, бежевые и коричневые клетки отливали перламутром. Незнакомец сел за свободное место, разложил доску, аккуратно расставил фигуры и вальяжно развалился, положив ногу на ногу и закуривая сигарету с фильтром. Было ясно, что он готов играть. Предложив сыграть первую партию седовласому старику, он быстро одержал победу. Затем еще и еще, и уже через пару часов среди игроков не осталось ни одного, кто бы ему не проиграл. Среди завсегдатаев пронесся слух, что надо позвать Учителя. Он был одним из самых сильных игроков этого города и пользовался заслуженным уважением.
— Ну что ж! Раз кроме Учителя в этом городе нет более достойного соперника, я бы с удовольствием сыграл с ним! — громко произнес незнакомец, надеясь, что его услышат и непременно передадут просьбу по адресу.
Завидев Учителя издалека, к нему побежал десяти лет мальчишка, который страсть как любил шахматы, но играл слабо, чаще занимаясь расстановкой фигур на доске, чтобы хоть как-то быть полезным.
— Господин Учитель! С вами желает сыграть незнакомый мужчина, который вчера обыграл всех! — обратился он к неспешно прогуливающемуся Учителю. Подойдя к знакомым столикам и лавкам, он поприветствовал присутствующих кивком головы и сел за крайний столик отдохнуть после прогулки.
— Должно быть, вы и есть тот самый Учитель, о котором все говорят! Разрешите представиться, меня зовут Федор! — с этими словами он протянул правую руку для рукопожатия.
— Все называют меня Учитель. Вы тоже можете меня так называть, — и доброжелательно протянул свою руку в ответ.
После обмена рукопожатиями Федор предложил сыграть партию, но Учитель ответил, что играет в шахматы только вечером. Это немного озадачило гостя, но он уважительно кивнул головой и сказал, что непременно дождется на этом самом месте.
— А на что будем играть? — весело спросил Федор. Учитель молча посмотрел на него, окинув взглядом с ног до головы, и сказал, что играет в шахматы исключительно ради спортивного интереса и не преследует меркантильных целей.
— Я вас понял, господин Учитель! Увидимся вечером, — ответил незнакомец, отошел от столиков и направился в дальний край парка.
Проводив его взглядом, участники паркового шахматного клуба заметно оживились, и каждый начал высказывать предположения относительно странного незнакомца по имени Федор. Учитель и не заметил, как пробежало время, стрелки приближались к четырем часам, когда у него было запланировано занятие вокалом с сыном хозяйки. Он встал, попрощался и направился к выходу.
Придя домой, он успел наскоро перекусить копченой курицей со свежим хлебом из ближайшей пекарни и был готов к уроку. Ровно в четыре часа в дверь негромко постучали, и после одобрительного ответа в комнату вошел пятнадцатилетний подросток. Он был достаточно высок, хорошо сложен, имел правильные черты лица, прямой нос, красивые голубые глаза и волосы редкого соломенного цвета, которые пышной копной с длинной вьющейся челкой венчали его голову.
— Заходи, садись! — сказал ему Учитель, и мальчик послушно прошел к столу и сел на винтовой стул.
— Сегодня утром, — продолжил Учитель, — я имел разговор с твоей матушкой относительно подготовки и выступления на конкурсе, и я принял решение подготовить тебя к победе! Сам-то ты что думаешь по этому поводу?
— Я думаю, что матушка от меня просто так не отстанет, и нам нужно хорошо подготовиться! Я вам доверяю! — робко произнес юноша. Он всегда говорил робко, пока ему не приходилось петь. В момент пения его будто подменяли, и перед Учителем представал многоопытный певец с бархатным, приятного тембра баритоном. Ему были подвластны почти четыре октавы.
— Матушка говорит, что для занятий мы можем использовать рояль в гостиной!
— Это отличная идея! А какую песню ты бы хотел исполнить? — поинтересовался Учитель.
— Я еще не думал об этом, но мне хотелось бы исполнить какую-нибудь новую, незнакомую песню, которую еще никто никогда не пел! — ответил юноша.
— Новую, значит, новую! Давненько я ничего не писал, но ради победы в конкурсе я постараюсь! — вздохнул Учитель, похлопал ученика по плечу, и тот вышел из комнаты. В тишине Учитель слышал свое сердцебиение. Ему не столько хотелось денег и славы, сколько доказать свою правоту в музыке, свое право на талант, которым он, безусловно, обладал.
Тут он вспомнил утренний разговор в парке, посмотрел на часы, взял коробку с шахматами из-под стола и направился туда, где ему предстояло доказывать право на шахматный талант, не имеющий к музыке никакого отношения.
В парке Учитель увидел небывалое оживление возле шахматных столиков. Его друзья раструбили по всему парку, что вечером состоится грандиозное черно-белое сражение, отчего со всех сторон наплывали зеваки и праздношатающиеся. Подойдя ближе, Учитель обнаружил, что для партии отведен центральный стол, превращенный в своеобразный ринг и отделенный от зрителей натянутой между скамейками веревкой, чтобы зрителям было все видно, но чтобы никто не мог помешать игре.
В центре стола на перламутровой доске с коричневыми и бежевыми клетками гордо стояли шахматные фигуры небывалой красоты. Тонкая резьба отчетливо выделяла мельчайшие детали. Фигуры были стройными, что не характерно для шахмат. Устойчивость обеспечивалась тяжелым металлическим основанием, напоминая серебро с благородной патиной.
— Играть будем моими фигурами, если вы не возражаете! — услышал Учитель знакомый голос. — Ваши пусть полежат в коробке!
Учителю оставалось согласиться, потому что его шахматы не предназначались для большого количества зрителей, они скорее подходили для ученичества. Момент требовал парадности, и фигуры Федора черного, как смола, и белого, как лепестки ромашки, цвета идеально в него вписывались.
— Начнем ровно в семь! — объявил арбитр, появившийся из ниоткуда.
Учитель наблюдал за происходящим с большим интересом. Был обычный вечер, но каждая частичка воздуха вибрировала по-особенному. Вдруг в голове Учителя зазвучала прекрасная музыка, как в былые времена, но такой красивой мелодии ему еще не доводилось слышать. Это был романс. Он закрыл глаза и погрузился в сказочный мир нарастающих нот. Мечтание Учителя прервал голос рефери, сообщив, что через пару минут начинается игра. Учитель открыл глаза, полные воодушевления. Непонятная энергия питала его, наполняя до краев. Глаза искрились. Он был готов победить.
Сев за стол напротив Федора, Учитель еще раз внимательно осмотрел фигуры. Они были превосходны. Стройные силуэты пешек были похожи на молодых танцоров кордебалета; ладьи, кони и офицеры напоминали основной состав, король и королева были премьерами этой постановки. Не хватало только музыки, чтобы начать представление. Музыка была в голове Учителя.
— Игра будет состоять из одной партии! Играем классику тридцать минут без добавочного времени. Обе стороны согласны? — выпалил рефери.
— Согласен! — ответил Учитель.
— Согласен! — ответил Федор. — Какими фигурами желаете играть, господин Учитель? — вежливо поинтересовался он.
— Пусть решит жребий! — сказал Учитель. Он взял белую и черную пешки с доски, зажал в кулаки и отвел руки за спину, чтобы соперник не видел, какой цвет в какой руке находится. Сделав несколько движений кистями рук за спиной, будто он меняет пешки местами, вытянул кулаки вперед, предлагая выбрать цвет фигур. Соперник указал на левый кулак, в котором оказалась черная пешка.
— ;lea iacta est! Жребий брошен! — произнес Учитель и сел на свое место, вернув белую пешку на доску. Стрелки шахматных часов вызывающе смотрели вверх, ожидая первого удара. Будильник был предустановлен на тридцатиминутную партию .
Игра началась. Учитель взял королевскую пешку тремя пальцами и вдруг почувствовал кончиками легкую вибрацию, которая исходила от фигуры. Такого с ним не бывало, и он немного оторопел. Это заметил его соперник, но не подал вида. Лишь уголки его губ приподнялись в загадочной улыбке. Учитель переместил пешку на две клетки вперед, сказав: «Е-два — е-четыре!». Соперник зеркально повторил его ход, выведя свою королевскую пешку к белой. «Дэ-два — дэ-четыре!» — сказал Учитель, и пешка королевы помчалась вперед. «Рублю!» — сказал Федор и снял пешку королевы с доски, поставив на ее место свою. Учитель вывел коня с королевского фланга в поддержку белой пешки короля с целью атаки на черную. «Бэ-два — цэ-три!» — и конь правого фланга черных вылетел в авангард. «Эф-один — бэ-пять» — и королевский офицер был готов съесть коня, которому на подмогу выдвинулся второй, встав перед королем. «Рублю коня. Бэ-пять — цэ-шесть!» — сказал Учитель и убрал коня с доски. Следом за конем с доски был снят и белый офицер коневой пешкой с фланга королевы. Следующим ходом в расход пошла черная королевская пешка, находившаяся в центре доски. Игра шла быстро, часы едва насчитали пару минут игрового времени. Зрители внимательно и молча наблюдали за происходящим. Далее двинулся черный конь на гэ-шесть, открыв короля. Учитель вывел своего второго коня вперед на цэ-три. Черный королевский офицер перелетел по диагонали две клетки и встал перед конем, готовый нанести удар.
Учитель на мгновение задумался. Вероятно, в его голове уже созрел победный план, но он пока этого не выдавал. «Бэ-два — бэ-три!» — и коневая белая пешка слева шагнула на одну клетку вперед. Черная королева поспешила удвоить угрозу белому коню, выйдя на е-шесть. Белый конь с цэ-три прикрыл короля и второго коня. Черный конь с левого фланга выступил к аш-четыре, явно намереваясь завладеть белой пешкой на жэ-два. Белые делают предупредительный ход ладьей влево на одну клетку, сменив аш-один на жэ-один. В рядах черных возникло небольшое замешательство, и королева отступила на одну клетку назад. Часы черных показывали пять минут. На циферблате белых было три. Белая ладьевая пешка с а-два вышагнула на а-четыре. Черная пешка королевы пригрозила белой пешке короля, прыгнув на дэ-пять. Белый конь с дэ-четыре заметил неприкрытую на цэ-шесть и повалил ее на доску, объявив угрозу ферзю. Черный ферзь вернулся на эф-шесть, замыслив двойное нападение с обоих флангов. Как только черные щелкнули часами, белый ферзь вылетел на дэ-пять, сняв белую пешку с доски. Далее черный офицер с цэ-пять, действуя под прикрытием королевы, объявил королю шах, съев пешку на эф-два. Король белых отступил на дэ-один. Черный офицер съел белую ладью на жэ-один. Белый офицер, он же слон, встал на бэ-два. Черный офицер встал под удар белой королевы на е-шесть. Мгновение — и взаимными ударами офицеров обе королевы покинули доску. Черный офицер с дэ-пять был обезврежен пешкой. Черный конь выступил с аш-четыре на эф-пять, прикрывая свою пешку. Белый слон с эф-три двинулся дальше и съел эту пешку, отчего сам был съеден конем. Белый конь с е-два приказал черному офицеру на жэ-один долго жить, и Учитель снял фигуру поверженного слона с доски.
Спустя пятнадцать минут игры на поле осталось лишь несколько фигур. Король, две ладьи, конь и четыре пешки у черных против короля, одной ладьи, двух коней и шести пешек у белых. Черные пошли по горизонтали ладьей с аш-восемь на жэ-восемь. Ход был за белыми… Внимательно посмотрев на доску, Учитель уверенно выдвинул пешку жэ-два на жэ-четыре, преградив ход коню. Черные выпустили вперед пешку эф-семь — эф-пять. Белые подстраховались и шагнули белой пешкой аш-два — аш-три. Черная пешка атаковала, но ее место тут же заняла белая. Черный конь подставился под удар пешки жэ-три, затеяв гамбит, но Учитель все это прекрасно видел и отвел коня с жэ-один на эф-три. В случае атаки на коня белые бы утратили все преимущество в два хода. Черные отвели коня ближе к королю, переместив его с ударной эф-пять в безопасную дэ-шесть. Белый конь также сменил позицию, заняв клетку е-пять, обеспечив второму коню и пешке жэ-четыре тыл.
И снова черный конь брошен вперед на передовую линию белых, ближе к королю, ближе к победе. Белый король выдвинулся навстречу, открыв сквозной проход заскучавшей ладье. Свою ладью решили выпустить и белые, двинув пешку а-семь на а-пять. Белый король приблизился к черному слону, отчего тому пришлось отступить на жэ-три. Лишь только звякнула кнопка часов со стороны соперника, белая ладья выверенным движением опустилась на жэ-один, не оставив коню черных ни малейшего шанса на бегство. Черные прибегли к рокировке. Король и ладья были одновременно подняты с доски и водружены перекрестным движением на цэ-восемь и дэ-восемь соответственно.
Следующим ходом белых конь противника был выбит с доски ладьей и аккуратно перенесен в группу фигур на столе, которая превосходила соперника и тут. Черный король двинулся в самостоятельное путешествие, решив навести шороху в белом стане противника, шагнув с цэ-восемь на бэ-семь. Белые, очевидно, были готовы к такому положению вещей и выставили пешку с цэ-два на цэ-четыре, прикрыв пешку на дэ-пять. Далее черная ладья перебежала на три клетки вправо. Белые продолжали наступать, и их пешка жэ-четыре уверенно шла на жэ-пять. Вторая черная ладья отступила по горизонтали вправо на одну клетку, остановившись на цэ-восемь. Белый король сделал шаг вперед, встав за своего коня, обеспечивая ему прикрытие. Черная ладья снова шагнула на одну клетку, застыв на бэ-восемь. Учитель продолжал двигать пешку жэ. Она стояла уже на клетке с номером шесть. Обмен. И вот уже на поле стало двумя пешками меньше. Среди зрителей нарастало напряжение. Они искренне переживали за победу Учителя, но и незнакомец был силен в старинной игре. Черная ладья вернулась на цэ-восемь, явно ожидая лобовой атаки. Так и случилось, белые пошли вперед пешкой на дэ-шесть, отчего черным ничего не осталось, как взять эту пешку, но и ее место сразу заняла белая ладья. Черные снова двинули ладью на одну клетку.
Следующий ход, и ладья белых выносит черную из игры к остальным фигурам на столе. Следом за ней ответным ударом из партии выбывает и белая ладья, атакованная черной. Лишь она да пешка остались у черных, однако это не говорит о том, что настало время расслабиться, время было как раз сосредоточиться, чтобы не попасть впросак на самом финише. Белый конь с эф-три перешел на дэ-четыре. Ладья помчалась в крайнюю клетку на аш-восемь, но была контратакована конем на жэ-шесть и вернулась восвояси на бэ-восемь, спрятавшись за королем. Белые уверенно наступали. Имея двух коней, нужно устроить королю вилку с одновременной атакой на него и на ладью, тогда король, отступив, утратит последнюю опасную фигуру и вынужден будет капитулировать. Учитель выдвинул короля на дэ-пять. Ладья переместилась на е-восемь. Белый король на цэ-пять ближе к последней черной пешке. После щелчка часов белых черный король поспешил на защиту своей пешки, перепрыгнув на а-шесть. Ответным ходом белый конь прыгнул на бэ-пять в прикрытии двух собственных пешек. Черная ладья опустилась по столбу Е до третьей клетки. Белые двинули пешку бэ-три на бэ-четыре, поставив ее под удар последней из черных.
Далее последовал быстрый обмен фигурами, и вот в стане черных осталось две — король и ладья, у белых же оставалось два коня и две пешки. Чувствовалось, что черным уже несдобровать, но никто об этом не говорил вслух. Быстрые перестановки фигур привели к тому, что белая атака с левого фланга увенчалась успехом, и пешка из а-семь стала ферзем. Тут уже всем стало ясно, что победа белых, которые через два хода объявили шах и мат королю, очевидна. Ликованию зрителей не было предела. Она были уверены в Учителе как никогда. Их просто распирало от радости, даже десятилетний мальчишка не смог сдержать слез от сильных переживаний.
Встав из-за доски, Учитель поблагодарил соперника за прекрасно разыгранную партию, очевидно, одну из лучших за последнее время. Рукопожатие было долгим и исключительно теплым.
— Могу ли я просить вас, господин Учитель, принять от меня в знак вашего исключительного шахматного таланта этот скромный комплект для игры? — он указал на перламутровую доску с резными фигурами, которыми они только что играли.
— Нет, это исключено, я вас еще утром предупредил, что игра на интерес не моя стезя. Я за красоту игры в ее первозданном виде, — с этими словами Учитель попрощался с присутствующими, взял свою коробку с шахматами и не спеша направился домой. Проходя по парку, он услышал окрик, явно обращенный к нему. Это был Федор.
— Разве вы меня не помните, господин Учитель! — обратился он, ускорив шаг и выйдя вперед на полкорпуса. — Я Федя! Много лет назад я подарил вам эти шахматы!
— Не может быть! Федя! Прости, не узнал тебя! Ты сильно изменился за эти годы. Стал настоящим мужчиной! — Учитель начало весело чеканить фразы, явно обрадованный неожиданной встрече. Федя был младшим сыном в многодетной семье, которая не имела денег для оплаты занятий старшего сына, поэтому Учитель занимался с ним бесплатно, понимая, насколько ученик талантлив, настоящий самородок. Он начал заниматься с ним безвозмездно. В качестве признательности от младшего брата ученика он и получил самодельные шахматы, о которых уже ранее шла речь.
— Расскажи, как ты? Чем занимаешься? Как Петр? Как мама? — расспрашивал Учитель молодого человека. Они остановились у небольшого музыкального магазина, с витрин которого смотрели разные музыкальные инструменты, понимая, что за фигура стоит по ту сторону стекла.
— После переезда в деревню мама умерла. Мы с братьями остались на попечении отца, но и он умер через два года. Петр поступил в консерваторию, где ему была назначена стипендия как талантливому студенту. Именно она помогла нам выжить. Три года назад Петр уехал в Италию. Его пригласили в театр «Ла Скала». Иван закончил медицинский и работает в Петербурге в земской больнице. Он замечательный хирург. Я пробую себя в скульптуре и добился значительных успехов. Уже два года я выполняю заказы для известных людей не только у нас, но и в Европе! — его переполняла гордость от собственных слов. Судьба оказалась к нему благосклонна: он, потеряв родителей, пробился в верхушку общества через собственное трудолюбие и усердие.
— Прими мои соболезнования! — с печалью в голосе Учитель соболезновал о потере родителей молодого человека. — И я искренне рад за вас всех. Вы молодцы!
— Могу я взглянуть на свою первую работу? — спросил Федор, указывая на коробку в руках Учителя.
— Конечно! — Учитель протянул ему коробку с шахматами.
— Подержите мою, пожалуйста! — попросил Федор и передал ему в руки доску с перламутровыми клетками.
— Ох, какая тяжелая! — удивился Учитель.
— Доска выполнена из серебра и покрыта настоящим перламутром! — ответил Федор. Открыв коробку с деревянными шахматами, Федор улыбнулся, и на него нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как когда-то вырезал эти фигурки острым столярным резаком.
В этот момент из магазина вышел солидного вида мужчина, одетый в клетчатый пиджак и коричневые брюки. Это был директор музыкальной лавки. Он узнал Учителя и, громко приветствуя, подошел к нему, приятельски обняв за плечи.
— Как я рад видеть тебя, мой дорогой друг! Почему стоишь рядом и не заходишь? Сколько лет, сколько зим! Тебе непременно нужно увидеть наш новый рояль. Он великолепен. Белоснежный красавец. Его привезли специально для конкурса исполнителей. Еще даже не распаковывали. Идем, я тебе его покажу. Он на складе! — и, схватив Учителя за руку, потянул в магазин. Войдя внутрь и едва опомнившись, Учитель понял, что оставил Федора одного и, вырвавшись из цепких рук директора, выскочил на улицу, но, к удивлению, его не увидел. Федор исчез вместе с коробкой деревянных шахмат. В руках же Учителя красовалась перламутровая доска с резными фигурами тонкой работы. Оглядевшись по сторонам и не найдя даже похожего силуэта, Учитель вернулся в магазин, где его тут же повели на склад осматривать новый рояль.
Рояль был невероятно красив. Белоснежный лак делал его исключительно элегантным.
— Но это же кабинетный рояль! Не концертный, — сказал Учитель и рассмеялся.
— Не может такого быть! Как так? — возмутился директор.
— Ну смотри, кабинетный рояль меньше, концертный больше. Этот всего два метра, а концертный почти наполовину длиннее! — сказал Учитель и прошел вдоль рояля, меряя его шагами.
— Я непременно должен связаться с поставщиком, пока они еще не закрылись. Пойдем, я провожу тебя и обязательно приходи завтра, поболтаем в спокойной обстановке! — скороговоркой пробормотал директор, выводя Учителя из склада.
— И да, чуть не забыл, концертный рояль обычно черного цвета, а не белого! — сказал Учитель, пожал руку директору и вышел на улицу.
Смеркалось.
Дорогой к дому Учителя не покидала мысль о Федоре. Куда он делся? Как ему вернуть шахматы? Почему он сразу не представился?
Придя домой, он первым делом переоделся и направился в душ. В голове вихрем крутились мысли и воспоминания о прошедшем вечере. Вернувшись в комнату, Учитель сел на стул и начал внимательно рассматривать шахматную доску, лежащую на столе. Она была настоящим произведением искусства. Такие шахматные доски ему еще не попадались. «Должно быть, она стоит целое состояние», — думал он. Внешне доска походила на обычную деревянную, с полями клеток, окаймленными полоской контрастного цвета с указанием названий рядов и номеров клеток, только была выполнена из необычного материала — перламутра. Будто сам морской царь пожертвовал немного жемчуга редких цветов для столь дивной вещицы.
Любопытство заставило Учителя заглянуть внутрь коробки. Ее содержимое предстало перед ним во всей красе. Как только створка открылась, по углам выехали небольшие ножки, которые обеспечивали доске эффект парения во время партии. Это было очень необычно. Дно было выстлано мягким черным и белым бархатом, а каждая фигура была утоплена в ложемент, идеально для нее подходящий. Фигуры были выложены перекрестно по цветам, на контрасте, черные лежали на белом бархате, а белые на черном. Внимательно осматривая фигуры, Учитель снова восхитился мастерству создателя этих шахмат. Они были безупречно великолепны. Аккуратно взяв белую пешку двумя пальцами, он снова почувствовал легкую вибрацию, как в парке, что привело его в смятение, однако он не вернул пешку обратно, а продолжал удерживать ее, осматривая со всех сторон. В ней было нечто такое, что заставляло его испытывать эйфорию. В воздухе появились ноты.
Учитель вспомнил это давно забытое чувство, вернул пешку в бархатную колыбель, нашел на столе чистый лист, начертил нотный стан и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза. Творилась настоящая магия. Чистая, светлая, наполненная любовью и добротой. Он снова писал музыку. Ноты ложились на лист черными точками, штилями, тактовыми чертами, диезами, бемолями и бекарами. Во главе каждой строки гордо стоял скрипичный ключ, он-то и отворил дверь Учителю в мир совершенно нового романса, который был глотком свежего воздуха в зной. Учитель не спал до утра, дописывая и перечитывая собственное творение. Он уснул под утро абсолютно счастливым. Всю ночь в его голове крутилась мелодия, которую он записал, она звучала то медленно, то быстро, то струилась легато, то оживлялась стаккато. Даже редкое сновидение Учителя было подчинено мелодии. На следующий день, когда он проснулся и вышел в коридор, направившись в душ, ему встретилась хозяйка и поинтересовалась, не приобрел ли он накануне небольшой радиоприемник, потому что всю ночь из его комнаты доносилась легкая музыка, напоминающая романс. Эти слова смутили Учителя, поскольку никакого радиоприемника он не покупал, а других источников звука, кроме него самого, в комнате нет. Оставив эту мысль, он дошел до ванной комнаты, однако она ему не давала покоя. Если эта мелодия была слышна не только ему, откуда она могла исходить? В комнате все предметы были старыми, за исключением шахмат. Наскоро совершив утренний туалет, Учитель вернулся в комнату и обнаружил, что в коробке с шахматами произошли странные перемены. Фигуры были уложены по-другому: белые к белому, черные к черному. Он не мог вспомнить, как это произошло, но списал все на бессонную ночь и насыщенный событиями вечер.
Как подтверждение слов хозяйки о ночном романсе на столе лежали ноты, записанные им собственноручно накануне. Ему немедленно захотелось сыграть эту мелодию на рояле и он, взяв ноты, вышел из комнаты, направившись к инструменту, который располагался этажом ниже в просторной гостиной. К его большому сожалению, у хозяйки были гости и как раз пили чай с очередным кулинарным творением. Не решившись прервать трапезу, он поднялся к себе, оделся, взял под мышку шахматы, ноты и отправился в музыкальный магазин. Там точно был свободный инструмент. Так оно и вышло. Директор радостно приветствовал Учителя и на его просьбу проводить на склад утвердительно кивнул. Сам он ожидал важного телефонного разговора с поставщиком рояля. Открыв белую крышку, Учитель обнажил клавиатуру. Далее он пробежался по клавишам, оживив помещение. Неподалеку стоял обычный табурет. Учитель придвинул его к роялю, поставил листы на полочку для нот, глубоко вздохнул и начал играть. Мелодия вознеслась до самого потолка. Инструмент звучал чисто и громко. Это был шедевр. По нынешним временам было актуальнее слово «шлягер», но это никак не умаляло музыку. Нужны были слова. В тот самый момент, когда Учитель заканчивал играть, в дверях склада появился директор и внимательно слушал музыку, звучащую в стенах, для этого совсем не подходящих. Как только музыка остановилась, он громко зааплодировал, чем очень обрадовал Учителя.
— Это было очень красиво и романтично. Как давно ты написал эту музыку? — спросил директор.
— Не поверишь, сегодня ночью! — ответил Учитель. — Все было настолько неожиданно, что я толком и сам не понял, как это все произошло!
— Ты знаешь, есть у меня один знакомый поэт, который пишет приличные стихи. Думаю, у него есть что-нибудь на твою музыку! Идем, мы должны ему позвонить! — сказал директор, и они покинули склад. Войдя в свой кабинет, директор предложил Учителю кресло у небольшого чайного столика, а сам снял трубку и, весело подмигнув Учителю, стал набирать номер поэта.
— Андрей Николаевич! Дружочек, давно вас не было у нас в гостях. Как вы, сударь? — затараторил он, когда на том конце провода ответили.
Было слышно, как собеседник благодарит директора, ссылаясь на плохое самочувствие.
— Андрей Николаевич, у меня к вам будет небольшая просьба. Скажите, есть ли у вас некоторое количество поэтических строк для замечательной музыки известного композитора? Уверяю вас, он настоящий мастер своего дела, истинный гений!
— Конечно, у меня есть неопубликованные стихи. Какое стихотворение вам нужно? — спросил голос в трубке.
— Романс! Нечто лирическое и протяжное! — ответил директор.
Глаза директора округлились, когда Андрей Николаевич сказал ему, что буквально сегодня ночью написал строки про молодого пастушка.
— Готов записать все до последней запятой! — выпалил директор, не давая собеседнику опомниться. — Пишу! — с этими словами он прижал трубку к уху плечом и стал записывать на листе бумаги стихотворение, которое ему диктовал автор. Через некоторое время директор поблагодарил поэта за его вклад в развитие литературы и культуры страны и, пожелав скорейшего выздоровления, повесил трубку.
— Вот текст вашей песни. — Он протянул Учителю лист бумаги, исписанный убористым почерком. Учитель взял лист в руки и не спеша вполголоса прочитал стихотворение.
В час ночной я услышу рожок,
Над рекой серебристой летит,
Где сидит молодой пастушок
И на звезды ночные глядит.
И мелодия льется легко
И легко улетает в поля,
И летит далеко-далеко,
Где туманом укрылась земля.
Оттого ли всю ночь напролет
Он играет подруге Луне,
Чтобы верила та, та, что ждет,
Что он сильно тоскует по ней.
И чем дальше катилась Луна,
Тем сильнее старался рожок,
Так и ночь прокатилась без сна,
Что устал молодой пастушок!
И Луна закатилась за край,
И зевает наш юный пастух,
«Засыпай же, скорей засыпай», —
Возвестил о восходе петух!
— Это же гениально! — громко произнес Учитель. — Ритм идеально ложится на музыку. Слова полностью раскрывают мелодию, наполняя смыслом каждую ноту. Запиши мне его телефон, я должен его отблагодарить! И тебя, мой друг, тоже! А теперь мне пора репетировать с моим победителем! — И, махнув рукой, покинул кабинет, аккуратно прикрыв дверь. Директор слышал, как за дверью Учитель напевал романс, и был рад, что эта история развернулась таким образом.
Директор много лет назад попал в этот магазин благодаря такому же звонку Учителя. Он позвонил в управление министерства торговли и спросил, нет ли вакансии для музыканта, который неудачно сломал левую руку, поскользнувшись на лестнице, и не может больше играть в оркестре. Ему ответили, что есть должность продавца в музыкальном магазине и если Учитель дает свои рекомендации, то они с радостью возьмут его на работу. Так и случилось, а уже через пару лет, когда старый директор ушел на пенсию, его место занял молодой специалист, имеющий опыт и в музыке, и в торговле.
Придя домой, Учитель некоторое время пребывал в полной тишине. Всю дорогу он повторял свою новую песню. Давно его сознание ничто так не будоражило, как результат его творчества. Он был счастлив. Оказывается, для счастья музыканту нужно не так много: пара нот и пара слов, а дальше свобода...
В дверь негромко постучали.
— Входите! — ответил Учитель. Это был Валера, сын хозяйки. Он пришел на урок.
— Как, уже четыре часа? — удивился Учитель. Жестом Учитель пригласил его пройти к столу и, как только ученик сел, передал ему текст песни, которую он теперь хотел предложить ему для конкурса.
Расправив бумагу, Валера начал негромко читать вслух, а закончив, произнес:
— Мне нравится!
— Ты еще музыки не слышал! — ответил Учитель. — Идем в гостиную, я тебе наиграю мелодию!
И они отправились в гостиную, чтобы начать первую репетицию к конкурсу. Репетировали дольше обычного, с усердием, как того требовала ситуация. Валера быстро запомнил текст и через час пел уже без бумажки. Его голос звучал волшебно. В дверном проеме стояла его мать и молча слушала, как поет сын. Как только закончился урок, она сообщила Учителю, что сегодня подала заявку на участие сына в конкурсе и, по предварительным данным, заявлено более двадцати участников.
Учитель утвердительно кивнул головой, попросил Валеру переписать слова, а сам отправился к себе. Ему пора было в парк, чтобы найти Федора и вернуть ему шахматы.
Путь от дома до парка Учитель прошел легко, что называется, на одном дыхании. Придя в парк, его бойко приветствовали участники шахматного клуба под открытым небом, он в свою очередь приветствовал их. Все были горды соучастием во вчерашней победе Учителя над незнакомцем, которого с вечера никто не видел.
— Откуда у вас эти шахматы? — негромко обратился к Учителю малой. Остальные тоже обратили внимание на серебряную доску с перламутровыми клетками коричневого и бежевого цветов. Учитель подробно рассказал им историю, и все сошлись во мнении, что эту доску непременно нужно вернуть владельцу. Голоса вдруг поутихли, и вся толпа дружно повернула головы. Приближался Федор. Шахматисты расступились, когда к ним подошел Федор и теплым рукопожатием приветствовал Учителя.
— Изволите партию, господин Учитель!
— Видишь ли, Федор, вчера вышла неловкая ситуация с твоими шахматами. Они по ошибке остались у меня в руках, а мои остались у тебя. Могу ли я получить свои шахматы обратно?
— Я бы с радостью вам их вернул, но дело в том, что они погибли! Вчера, после того как вы вошли в магазин, я направился к себе, но вдруг из-за поворота на большой скорости выскочило такси, я едва отпрыгнул в сторону. Коробка упала на дорогу, шахматы рассыпались по мостовой, фигуры были раздавлены автобусом, который не успел затормозить. Могу ли я в качестве извинения возместить вам утрату и подарить эти шахматы? — учтиво произнес Федор. В его голосе чувствовались досада и разочарование от случившегося.
—Это очень дорого для подарка! — ответил Учитель.
— Предлагаю пари! — быстро сказал Федор. — Играем одну партию в поддавки , и если выигрываете вы, то шахматы возвращаются ко мне, если выигрываю я, шахматы остаются у вас. — И он протянул руку для заключения уговора.
Учитель был поставлен в жесткие рамки: с одной стороны, он лишился своих шахмат, с другой стороны, ему был брошен вызов. И здесь было так много свидетелей, что ему ничего не оставалось, как согласиться.
— По рукам! — ответил Учитель. Он был уверен в себе и радостно поддержан присутствующими.
На приготовления к реваншу ушло несколько минут. В этот раз не было ни рефери, ни часов, ни атмосферы боксерского ринга. Оппоненты быстро расставили фигуры на доске и приняли позы, готовясь к поединку. Снова взяв две пешки с доски, Учитель зажал их в кулаки и завел руки за спину, однако не испытывал никаких вибраций или дрожания фигур, как в прошлый раз. Изобразив перекладывание фигур из руки в руку, он предложил Федору выбор, и тот указал на правую руку. Там была белая пешка.
— Что ж! Белые ходят и выигрывают! — радостно воскликнул Федор.
— Это мы еще посмотрим! — ответил Учитель.
Игра началась. Фигуры перемещались по доске с невероятной скоростью, исчезая, едва сделав пару шагов. Зрители весело смеялись и подавали реплики:
— Лошадью ходи!
— Королеву выводи!
Игроки были исполнены серьезности и вовлеченности в игру, не отвлекались на посторонние шумы. Первым делом в расход идут крупные фигуры типа ферзей и ладей, за ними офицеры и кони, а вот эндшпиль приходится на пешки и бедолагу-короля. К этому моменту у белых уже не осталось короля, но их положение на доске было более надежным, они обладали численным перевесом, превосходя черных на четыре фигуры. В какой-то момент Учитель выставил вперед коня, открыв короля, но Федор ловко съел соседнюю пешку, отчего коню пришлось есть белую пешку в ответ, затем последовал целый ряд подставных шагов, который вызвал цепную реакцию в стане белых, осыпав войско.
— Как в сказке братьев Гримм «Храбрый портняжка»: «Семерых одним ударом!» — воскликнул Федор, и Учитель понял, что попал в западню, ловко подстроенную соперником.
С последним ходом черного коня на доске не осталось ни одной белой фигуры.
— Поздравляю вас с поражением, господин Учитель! Отныне эти шахматы заслуженно ваши! — торжественно произнес Федор, чтобы ни у кого не осталось ни малейшего сомнения относительно законности сделки. — А теперь мне нужно идти. Дела! И да, забыл вам сказать, эти шахматы выполнены из рояльных клавиш! — С этими словами Федор откланялся и ушел.
Учитель сел. Он был разбит не только на шахматном поле, но и на музыкальном. Вот откуда эта дрожь в пальцах, эта мелодия романса, этот радиоприемник, этот источник вдохновения, это все за последние два дня. Погрузившись в себя, он не слушал, как его подбадривали за проигрыш, а ведь к проигрышам он не привык, как восхищались его новыми шахматами, достойными гения. Он молча кивал, соглашаясь со всеми. Темнело. Все расходились по домам, и Учитель тоже отправился к себе.
В этот вечер в комнате Учителя стояла тишина, хотя сам он крепко спал, похрапывая. Ему редко снились сны, а тем более цветные, но эта ночь стала исключением. В своем сне он попал в замок белого короля. Повсюду царила суматоха, многочисленные гости съехались на свадебный бал принца. Дворцовые стены были украшены цветными лентами, флагами, живыми цветами и клетками с поющими птицами. Хрустальные плафоны и подсвечники искрились, сияя чистотой. Мраморные полы были натерты до блеска. В большом зале, куда стекались гости, играла музыка. Оркестр исполнял опус номер триста четырнадцать Иоганна Штрауса-сына, более известный как «На прекрасном голубом Дунае».
Входя в зал через распахнутые парадные двери четырехметровой высоты, отделанные золотом и цветной эмалью, Учитель обомлел от восторга. Все, о чем он давно мечтал, он видел вокруг. Это были ноты. Управляемые волей дирижера, они наполняли замок праздником. Он четко различал каждый инструмент: флейта, кларнет, гобой, фагот, валторна, труба, бас-тромбон, туба. Из ударных он слышал барабаны и треугольник. Скрипки, виолончель, контрабас и альт добавляли изящности, а арфа венчала это торжество музыки. Подойдя ближе к оркестру, он увидел, что не музыканты, живые люди, а сами по себе играют инструменты, подчиняясь взмахам палочки, которую держит в лапах настоящий лев, облаченный в черный элегантный фрак с бабочкой. В одно мгновение музыка стихла, и присутствующие в зале направили свои взоры на Учителя. Казалось, что он оказался в пучке яркого света, понимая, что за пределами круга пустота.
Потом высветился лев и протянул ему свою дирижерскую палочку. Из темноты слышались голоса, их было не разобрать, они гудели, словно большой улей. С другой стороны темноты по ступеням, которые с виду напоминали клавиатуру рояля, спускался король. Он громогласно провозгласил, что Учитель для него и его свиты должен исполнить свое лучшее произведение. В темноте громко зааплодировали, и лев, утробно рыкнув, лег возле ног Учителя, возвещая о начале представления. Сглотнув комок, который подступил к горлу, Учитель огляделся, выпрямил спину, плавно вытянул обе руки вперед, соединив большие и указательные пальцы буквой «о», и глубоко вздохнул. Было видно, что руки его слегка дрожат от волнения. Учитель закрыл глаза и взмахнул палочкой. В ту же секунду зазвучала мелодия, которую он накануне сочинил. Темнота понемногу начала отступать, и стал проступать знакомый концертный зал городской филармонии. Лев молча лежал, явно получая наслаждение от происходящего. Учитель проснулся.
Открыв глаза, он понял, что в комнате слышна музыка, та самая, которую он только что играл во сне. Он дирижировал невидимым оркестром те самые ноты, которые сейчас были слышны. Таким же странным образом на стену падал легкий свет, походивший на танец колеблющего света свечи. Боясь пошевелиться, он перевел взгляд на шахматную коробку, которая лежала на столе и мерцала голубым свечением между приоткрытых створок, подобно кинопроектору. Оттуда же доносилась музыка. Скрипнула кровать, и створки коробки закрылись в тот же миг, остановив представление. «Вот черт!» — бросил про себя Учитель. Некоторое время он лежал молча, затем снова уснул.
Проснувшись утром, он почти не помнил ночной сон, помнил, что музыка и свет лились из шахматной доски. Встав с постели, он подошел к доске и открыл ее. Фигуры были уложены в том же порядке, что и вчера. Однако на белом короле не было его короны, которая маленьким резным золотистым кольцом венчала его голову. Осмотревшись, Учитель обнаружил корону лежащей на столе рядом с доской. Это показалось ему очень странным, и он высыпал все фигуры на стол. Взяв белого короля, он аккуратно надел на него корону и расставил все фигуры на доске в боевом порядке. В комнате было привычно тихо, никакой музыки или вибрации. Учитель наблюдал за шахматами, в голове крутились слова Федора об их происхождении: выполнены из рояльных клавиш.
Теперь у него возникло непреодолимое желание посетить покупателя своего рояля, который жил в недалеком пригороде в частном доме с мезонином и зимним садом. С этой мыслью он накинул халат и вышел в общий коридор, где встретил Валеру, и они договорились провести репетицию ближе к вечеру. Затем Учитель подошел к телефону и, открутив по часовой стрелке пять цифр, набрал номер. В трубке послышались гудки. Первый, второй, третий, четвертый... Никто не отвечал. Учитель уже был готов повесить трубку, как на том конце провода ответили, и он услышал голос:
— Алло! Виктор Станиславович, добрый день! Это Иван, Иван Сергеевич, продавец рояля! Прошу прощения за столь неожиданный звонок, но я бы хотел узнать, как там поживает инструмент! — выпалил Учитель.
— Рад вас слышать. У меня печальные новости. Несколько дней назад у нас был домашний концерт, приглашенный официант уронил на рояль поднос с бокалами коньяка, а через некоторое время свеча упала в то же место. Рояль загорелся. Началась паника. Когда потушили пламя, рояль был сильно поврежден. Некоторые струны лопнули, выгорели внутренняя сторона и крышка. Мы вынесли его на улицу!
— Это чудовищно! Надеюсь никто не пострадал? — сказал Учитель.
— К счастью, все обошлось! — ответил Виктор.
— Могу я приехать попрощаться с ним? — спросил Учитель. — Он был мне очень дорог!
— Конечно, можете сегодня приезжать в любое время! — вежливо ответил голос.
Учитель начал спешно одеваться. Он хотел как можно скорее увидеть свой рояль, чтобы убедиться в одном важном вопросе. Через час он уже подходил к дому, спрятанному за вишневыми деревьями. Позвонил в колокольчик, вот уже хозяин дома открывает калитку. Они обменялись рукопожатием и направились к высокому забору, у которого стоял рояль. Он стоял с закрытой крышкой, готовой в любой момент подняться и предоставить клавиши ловким пальцам пианиста. Однако картина внутри инструмента была печальной. Огонь полностью уничтожил инструмент изнутри. Как будто черная опухоль разрослась внутри идеального организма и превратила некогда величественный инструмент в хлам. Прикоснувшись рукой к стенке рояля, Учитель приветствовал его как друга. Виктор стоял в стороне и молча смотрел на эту церемонию. Учитель обошел рояль вокруг, не отпуская руки, скользя ладонью по черному глянцевому борту. Он откинул крышку и замер от удивления. На клавиатуре отсутствовали клавиши. Черных не было до первой октавы, белых не было до малой.
— Что стало с клавишами, Виктор Станиславович? — в изумлении спросил Учитель хозяина дома.
Тот посмотрел на этот беззубый ряд варварского отношения.
— Понятия не имею, но уверяю, когда мы его выносили, все клавиши были на месте.
Учитель пересчитал места с отсутствующими клавишами, и ему стало не по себе. Из рояля были извлечены шестнадцать белых и шестнадцать черных клавиш, что соответствует шестнадцати белым и шестнадцати черным шахматным фигурам.
— Могу я предложить вам чай, Иван Сергеевич? — нарушив молчание, произнес Виктор.
— Благодарю вас за гостеприимство, но я тороплюсь на занятие и вынужден отказаться. Спасибо, что позволили проститься с инструментом.
Учитель вышел на дорожку, ведущую к выходу, прошел несколько шагов вдоль фруктовых деревьев, ощутив их аромат, и вышел в калитку. На его удачу не пришлось долго ждать автобуса, и уже менее чем через час он был в городе. Дорогой он размышлял, каким образом связаны его рояль, Федор, шахматы, музыка и сегодняшний сон. Он не мог найти ответа или хотя бы какого-то мало-мальски подходящего варианта.
Дома он занялся подготовкой к репетиции и решил полностью посвятить вечер музыке.
Все дни до конкурса Учитель и Валера усердно занимались вокалом, отрабатывая приемы и переходы, добиваясь нужного звучания. И романс выпевался Валерой плавно, как будто бабочка, порхая с цветка на цветок, вязла в сладком нектаре и пыталась вытянуть свои лапки, но они все глубже и глубже тонули в сладкой неге. На последней репетиции Учитель остался очень доволен и похвально похлопал ученика по плечу: «Ты готов!».
Перед конкурсным днем Учитель спал крепко. Внутренний голос подсказывал ему, что все будет в порядке и беспокоиться не о чем. Утром, по своему обыкновению, он накинул халат и вышел в общий коридор, прошел в ванную комнату. Он включил душ, когда в дверь ванной постучали, и голос хозяйки пригласил к завтраку. На кухне его ждала хозяйка в компании мужа и сына. Она пригласила Учителя за накрытый стол. За все то время, что Учитель здесь жил, он стал почти членом семьи, часть его бытовых забот взяла на себя хозяйка. Он был за это благодарен ей. Со своей же стороны он увлеченно занимался музыкой с ее сыном, и она видела его успехи. Он взрослел и благодаря наставнику стремился к артистической карьере.
За завтраком они оживленно обсуждали сегодняшний конкурс. На столе были пышный омлет, кофе, творог со сметаной и свежая выпечка. Хозяйка и в этот раз была на кулинарной высоте. По окончании завтрака она поблагодарила Учителя за подготовку сына и вручила ему конверт с оговоренной суммой за репетиции и небольшим бонусом. Она также предложила ему новый светло-серый твидовый костюм. Он поблагодарил ее за доброту и отправился готовиться к конкурсу.
Не успел он собраться с мыслями, как в дверь негромко постучали.
— Вас к телефону, господин Учитель! — негромко сообщил Валера через приоткрытую дверь.
Подойдя к телефону, Учитель взял со стола трубку:
— Я вас слушаю!
На том конце провода послышалось оживление, и чей-то голос начал рассказывать какую-то историю. Слушая ее, Учитель время от времени говорил «угу», соглашаясь с собеседником. Тот явно не испытывал цейтнота и не думал сворачивать свой монолог. Каждое одобрительное «угу» добавляло энергии рассказчику. Наконец он закончил, и Учитель сказал «благодарю». Звонивший был директором музыкального магазина, он говорил, что у Учителя и его ученика большие шансы на победу, поскольку большинство других номеров смахивают на откровенную самодеятельность.
Через пару часов Учитель надел новый костюм, который пришелся ему в пору, до блеска начистил ботинки, взял под мышку шахматы как талисман, бумагу с нотами и отправился в зал филармонии, где должен был пройти конкурс. Он предупредил Валеру и его родителей, что выйдет пораньше, чтобы проверить на месте, все ли готово, и будет ждать их там.
Погода стояла великолепная. Полуденная жара теряла позиции, уступая голубое пастбище неба белым барашкам облаков, которые, сбиваясь в большие стада на севере, закрывали солнце, бросая тень на землю, давая ей немного прохлады. Над городом еще было безоблачно, природа радовала теплом. Город жил своей обычной жизнью. По улицам сновали автомобили; автобусы, пыхтя выхлопной трубой, то и дело высаживали и принимали пассажиров на остановках; изредка, ревя мотором, проносился какой-нибудь шальной мотоциклист в красном шлеме с цветными полосками, похожий на гигантского жука. На тротуарах было оживленно. Кто-то торопился по своим делам, а кто-то не спеша прогуливался.
Учитель бодро шагал по дороге, мало обращая внимания на прохожих. В какой-то момент он заметил высокого мужчину в темном плаще, шляпе и солнцезащитных очках. Тот стоял рядом с телефонной будкой, ожидая очереди. Учителя смутил плащ. Гражданин был одет явно не по погоде, что выдавало в нем неместного. Через пару кварталов Учителю попался тот же гражданин, только на этот раз он казался взволнованным и явно не хотел встретиться с Учителем взглядом. «Странно! Очень странно!» — подумал Учитель и оглянулся, чтобы посмотреть, куда направляется подозрительный мужчина. В то же мгновение незнакомец обернулся на Учителя. Встретившись с ним взглядом, он резко отвернулся и ускорил шаг, удаляясь.
На площади перед филармонией было немноголюдно. До начала концерта оставалось более четырех часов. На ступенях перед главным входом сидела пожилая женщина, предлагая небольшие букеты цветов проходившим мужчинам для их спутниц.
— Для мамы или для жены, — кричала она.
Внутри здания, в холле, за стеклянными дверями было оживленно. Персонал заканчивал последние приготовления, поправлялись шторы, бутербродов, работники сцены проверяли свет и звук.
— Сколько билетов осталось? — спросил Учитель у кассира, перед тем как войти внутрь.
—Билеты проданы еще вчера. Аншлаг! — ответила та.
— Так чего же вы тогда сидите тут? — с улыбкой переспросил Учитель!
— Порядок такой! Режим работы по часам, вот и сидим! — ответила недовольно женщина и занялась вязанием. Обходя здание справа, Иван Сергеевич направился к служебному входу, поприветствовал контролера, предъявил талон участника и нырнул во чрево музыкального заведения как к себе домой. Ориентируясь в бесконечных переходах, он нашел старшего ответственного сотрудника, и тот направил его в гримерку, в которой должен был готовиться к выступлению Валера.
За многие годы в гримерке ничего не изменилось. Те же зеркала в разводах и пятнах, столик, два стула и небольшой шкаф для костюмов с четырьмя плечиками. «Могли бы поменять лампочки!» — про себя подумал он. И в эту же секунду вошел мужчина с чемоданом лампочек.
— Извините! — обратился он к Учителю. — Сейчас я поменяю лампочки. Не могли бы вы подождать за дверью? Это займет всего несколько минут! Ваши вещи можете положить на столик!
В руках Учителя были шахматная доска и ноты, с которыми он не пожелал расстаться, и вышел. Цепь странных событий вершилась звено за звеном, наталкивая Учителя на размышления о природе появления этих самых шахмат в его руках. Он понимал, что во всем происходящем главная роль принадлежит Федору, но не мог понять, каким образом он сам стал куклой в этом театре. Не дожидаясь, пока поменяют лампочки в гримерке, Учитель направился на сцену узнать, не изменилось ли время репетиции с участниками конкурса, и прочие детали. Выйдя к сцене, он увидел его — белоснежного красавца, покрытого лаком, отражающим софиты. На сцене стоял рояль, тот самый, на котором он впервые играл свой новый романс «Пастушок». Ему с нетерпением хотелось снова сесть за клавиши этого великолепного инструмента. Ничто так не успокаивало его, как игра. Звучание всех нот мира в ту же секунду замирало, подстраиваясь под него, звуча так, как было задумано гением. Учитель ждал этого момента. Он грезил им. Мечтал. Желал. И вот он настал — тот день, когда он может явить миру свое новое произведение.
Учитель был так воодушевлен видом рояля, что не заметил директора музыкального магазина, который стоял неподалеку и что-то обсуждал с конферансье. Директор помахал Учителю рукой, но тот этого не заметил, продолжая витать в музыкальных облаках.
— Иван Сергеевич! — послышался знакомый голос, который вернул Учителя на землю. Директор подошел к Учителю и приветственно протягивал ему руку.
— Как я рад вас видеть! — сказал Учитель.
— Взаимно! — ответил директор, и они обменялись теплым, крепким рукопожатием. — Ваш участник выступает в конце вечера под номером двадцать! — сообщил директор.
— Что ж, значит, будет время подготовиться лучше, — ответил Учитель.
— Хотел бы обсудить с вами одну интереснейшую новость. — Директор взял Учителя под руку и направился к темной кулисе. — Вы уже знаете, что двадцать первым номером выступает участник, наставником которого является… — и, не закончив фразу, директор взял театральную паузу, наблюдая за реакцией Учителя. — Наставником которого является... — снова многозначительно произнес директор и снова замолчал.
— Нет, мне ничего не известно про участника под номером двадцать один и про его наставника. Ровным счетом ничего, — спокойно ответил Учитель, но немного напрягся в свете последних событий.
— Его наставник Антон Ложицын! — выдохнул директор и явно был рад избавиться от этой новости.
Антон Ложицын был лучшим другом Учителя, его напарником, компаньоном, соавтором, пока в один прекрасный момент обманом не завладел всеми правами на произведения маэстро. Иван Сергеевич оказался выброшенным на музыкальную обочину и не смог найти в себе сил вернуться. С тех пор утекло много воды, часть некогда лучезарной славы погасла, творческое озеро обмелело, сил оставалось только сводить концы с концами, продавая имущество, до тех пор пока он не переехал в небольшую комнату на верхнем этаже дома, стал давать уроки вокала и начал играть в парке в шахматы с другими пенсионерами. Он не жаждал отмщения, он верил в высшую справедливость, в высшее воздаяние. От судьбы не убежишь.
— Этот бездарь здесь? Он не в состоянии писать музыку, у него нет для этого ничего! —возмутился Учитель. Находившиеся на сцене обернулись на громкую реплику.
— Неудачникам нет места на Олимпе! — раздался голос из темноты кулис. — Иван, ты так и не понял: неважно, что ты пишешь, важно, какими авторскими правами ты владеешь! — ядовито шипело из-за кулисы.
— Убирайся, предатель! Тебе не место в храме музыки! — ответил Учитель и сжал кулаки, готовый к драке.
— Это мы еще посмотрим, кому тут не место! — Шаги за кулисами удалялись.
— И как только у него хватило наглости сюда явиться? — возмутился директор музыкального магазина, который молча наблюдал инцидент. — Это ж надо, украсть у маэстро все произведения и жить как сыр в масле!
— Оставь его! Он достоин лишь презрения! — ответил Учитель.
В этот момент неизвестная сила изнутри распахнула шахматную доску, находившуюся в руках Ивана Сергеевича, фигуры рассыпались по паркетному полу сцены, загрохотав канонадой. Эхо разносило и усиливало этот звук. Он рвался наружу через незакрытые двери, окна, летел по коридорам, поднимая шторы, в окнах дребезжали стекла. Найдя выходы на улицу, звук разлетался кругами от здания филармонии во все стороны, заставляя людей удивляться.
— Иван Сергеевич, что с вами? — кричал директор. — Скорее вызовите врача!
Учитель лежал на полу без сознания. Спустя несколько минут на сцену поднялся человек в белом халате, белой медицинской шапочке, с маской на лице. В руках он держал небольшой металлический чемоданчик с красными крестами.
— Я медбрат! Разойдитесь! Видите, человеку плохо! Дайте больше воздуха! — покрикивал он.
Учитель лежал неподвижно. Открыв чемоданчик, медик взял кусочек ваты, смочил ее нашатырным спиртом и поднес к носу лежащего. Пара вдохов, и сильный запах вернул Учителя в сознание. Он открыл глаза и увидел человека в белой маске. Он не видел ничего, кроме глаз. Эти глаза показались ему удивительно знакомыми. Казалось, что он видел их раньше. И человек, чьи глаза так знакомы, стало быть, тоже знаком ему. Но силы не спешили возвращаться, он не мог подняться.
— Вам нужен покой! — обратился мужчина в белом халате к Учителю. — Где ваша гримерка? Я вас провожу. Вам надо прилечь.
— Моя гримерка номер тринадцать! — тихо сказал Учитель.
— Кто-нибудь, помогите нам добраться до гримерки, —- обратился медбрат к зевакам.
— Я могу! — сказал директор магазина.
Они помогли Учителю подняться и медленно направились в сторону грим-уборных. Шли не спеша, молча. На первых порах шаги давались Учителю тяжело, но ближе к лестнице, ведущей в цокольный этаж, он изъявил желание идти самостоятельно, что получилось у него вполне хорошо. Придя в гримерку, Учитель сел на стул и закрыл глаза.
— Очевидно, вы перенервничали, господин Учитель! — обратился к нему медбрат. Директор магазина стоял на входе, придерживая дверь, давая свежему воздуху проникнуть внутрь.
— Вы можете идти, я побуду с ним, пока не станет лучше! — обратился медбрат к директору. — Он в надежных руках. Будьте спокойны!
— Хорошо. Я зайду минут через пятнадцать, есть небольшое дельце, — ответил директор и, пожелав Учителю здоровья, направился к сцене.
Убедившись, что директор магазина поднялся по лестнице, медбрат бросился к своему чемодану и, торопясь, открыл его. От звонкого щелчка Учитель открыл глаза и молча наблюдал за знакомым незнакомцем.
— Вам срочно нужно сделать укол! Есть подозрение на инсульт! — сказал загадочный незнакомец, не поворачивая головы.
— Кто вы? Почему ваши глаза мне кажутся знакомыми? — найдя в себе силы, негромко спросил Учитель.
— Мы встречались с вами пару раз и даже играли в шахматы! — ответил медбрат, энергично снимая маску и открывая лицо.
— Глазам своим не верю! Федор, это ты?! — воскликнул Учитель.
— Я, Иван Сергеевич! — сказал Федор, закатал рукав Учителю, обработал вену спиртовым тампоном, взял шприц, дважды щелкнул по нему пальцем и, как только на конце иглы показалась первая капля, ввел препарат в вену.
Тем временем на сцене творилась полная неразбериха. Директор магазина увидел, что все пространство сцены окутано густым белым дымом, но запаха гари или другого запаха не чувствовалось. Туман был настолько густой, что лодка с веслами могла плыть над сценой и не провалиться. В тумане слышались глухие голоса, отчетливее всех, хотя и едва слышно, был голос Ложицына, который выкрикивал хлесткие проклятия, не имея полноценной возможности отрепетировать со своим конкурсантом. На главном входе в зал громко хлопнула дверь, вошел директор филармонии и замер в недоумении. За всю свою профессиональную карьеру таких спецэффектов он не встречал. Дойдя до последнего ряда партера, он громко зааплодировал.
— Браво! — закричал он. — Как будем проветривать зал? У нас сегодня аншлаг, все должно пройти без сучка, без задоринки! — еще раз крикнул, и в ту же секунду туман рассеялся, как кусок сахара в горячем чае.
За роялем сидел Ложицын, не понимающий, что происходит, его ученик стоял рядом и пытался петь, но у него плохо получалось. Он открывал рот и редко попадал в ноты.
— Что с тобой? Соберись! — кричал на него Ложицын, но это молодому человеку не помогало.
— Антон Евгеньевич, голубчик, не мучайте парня, дайте ему отдохнуть! У него впереди серьезное испытание! — обратился к Ложицыну директор филармонии, поднимаясь на сцену. — Вы не видели Льва Александровича?
— Он ушел вместе со стариком. Тот едва не двинул кони на вашей сцене, да еще и хлам свой разбросал! — начал возмущаться Ложицын, ехидно улыбаясь, и показал на листы бумаги, лежащие под роялем. Это были ноты романса «Пастушок». В глазах Ложицына вспыхнул огонек. Нагнувшись, он поднял листы, положил себе в карман и гневно пнул шахматную фигуру. Это был белый король. Как только ботинок коснулся фигуры, она взорвалась, словно граната, снова окутав сцену густым белым туманом, скрыв в своих недрах рояль, Ложицына, ноты «Пастушка» в его кармане, разбросанные фигуры, конкурсанта, шахматную доску с бежевыми и коричневыми перламутровыми клетками.
— Сколько можно устраивать этот дым? — возмутился директор филармонии. — Достаточно! — и трижды хлопнул в ладоши. С третьим хлопком дым мгновенно рассеялся, вернув пленников белого короля на их места.
— Ступай в гримерку и отдохни! — скомандовал Ложицын, обращаясь к ученику. — Не ешь мороженого и не пей холодную воду! — на что тот угукнул и убежал со сцены в кулисы, явно торопясь.
— Что это такое было? — возмутился Ложицын. — Дважды это несносный дым, от которого одно першение в горле! Товарищ Золотарев, в чем дело?
Золотарев рассекал рукой воздух, хотя от дыма не осталось и следа.
— Понятия не имею, товарищ Ложицын! Если вы закончили репетировать, я попросил бы вас освободить сцену и не применять подобные спецэффекты во время конкурса. По регламенту их нет! — резко ответил ему Петр Евграфович, явно недовольный столь неуважительным отношением. Повернув голову к правой кулисе, он увидел Льва Александровича и направился к нему, приветствуя друга, оставив Ложицына наедине с роялем.
— Надеюсь, ты не собираешься меня убивать своим уколом? — сказал Учитель Федору, как только тот ввел иглу в вену.
— Я не причиню вам зла! Верьте мне! То, что находится в шприце, — последняя разработка ученых. Этот препарат выявляет место в организме, где может случиться разрыв, и создает нечто вроде сетчатой трубки, врастая в стенки сосуда. Тем самым защищая вас!
«Почему я тебе верю?» — подумал Учитель.
— Потому что вера в добро является величайшей благодатью. Тот, кто верит в добро, никогда не совершит преступления! — ответил ему Федор.
— Ты можешь читать чужие мысли? — спросил Учитель.
— Да! — негромко ответил Федор.
— Почему же тогда ты не выиграл? — снова спросил Учитель.
— Тогда бы не выиграла справедливость! — ответил Федор. Он сложил свои инструменты в ящик и просил Учителя посидеть несколько минут, после чего ему должно стать легче, и откланялся, сославшись на неотложное дело.
— Постой! — крикнул ему вслед Учитель, но Федор уже вышел за дверь. Через пару минут Учитель действительно почувствовал себя лучше и бодрее. Он встал, выглянул за дверь, там никого не было. Он убрал ватный тампон с места укола и не обнаружил кровяной точки, которую обычно оставляет игла, проткнув кожу. Более тщательное изучение не принесло результата. Настроение быстро поднималось вверх, снова хотелось жить, творить, гулять и играть в шахматы. «Шахматы! Черт! Где они?» — спросил он себя и немедленно побежал на сцену.
Так быстро он не бегал даже в молодости. Перепрыгивая через три ступеньки, он стремглав поднялся наверх, быстро пройдя кулисы, подошел к роялю, но шахмат не было. Ни фигур, ни доски, ни страниц клавира. В зале было тихо, словно в вакууме. Такое иногда бывает в храмах и монастырях, когда толстые стены защищают от малейшего шума извне. Учитель прошел к инструменту, сел, открыл крышку, быстро пробежался по клавишам привычным движением и начал играть. Ноты сами зазвучали в его голове. Учитель был так увлечен игрой, что не заметил, как ему стал подпевать голос из-за кулис: «В час ночной я услышу рожок...». Учитель продолжал музицировать, закрыв глаза, а голос продолжал петь. Учителю казалось, что сама тишина поет дивным голосом. По мере развития темы романса голос нарастал в своей силе и глубине, пока Учитель не узнал его. Это пел Валера, который пришел в филармонию вместе со своей семьей и стоял за кулисами.
Отыграв последнюю ноту, Учитель открыл глаза и улыбнулся Валере. Валера улыбнулся в ответ. Он был готов. Его родители вышли к роялю и вынесли шахматную доску.
— Мы нашли ее тут, но, к сожалению, фигур в ней не было! — виновато сказала мать и передала находку Учителю.
— Благодарю вас! Я как раз их ищу! — ответил Учитель, поднялся из-за рояля, наступив на что-то мелкое. Приподняв ногу, он увидел два колечка, что были коронами на его королях. Это были те самые королевские короны, а королей со свитой не было. Он зажал короны в кулак, положил доску под мышку и пригласил членов своей команды пройти в гримерку, в грим-уборную номер тринадцать.
В гримерке было привычно тихо и тесно.
— А давайте пойдем прогуляемся перед выступлением! — предложил отец Валерия. —Погода отличная, пройдемся по парку!
— Это отличная идея! Я за! — поддержала мать. Валера не возражал, да и Учитель тоже. Концертный костюм повесили на крючок, закрыли дверь на ключ, и вся четверка выкатилась через служебный вход на улицу.
— В нашем распоряжении час! — уточнил Учитель, взглянув на часы. Первый участник выйдет на сцену в восемнадцать часов десять минут. Ну и по хронометражу по три-четыре минуты на человека. В девятнадцать часов твой выход, Валера!
— Как раз успеем один круг по парку! — ответил Валера и первым пошел вдоль здания филармонии к Гагаринскому парку, в центре которого стоял памятник первому в мире космонавту Юрию Гагарину. Все тропинки парка вели к центральной аллее, которая тянулась на три километра вдоль высокого берега реки. Вдоль аллеи росли березы. Лавочки еще пахли свежей краской. То и дело встречались прилипшие обрывки бумажных объявлений «Осторожно, покрашено!». На большой площадке центральной аллеи работали аттракционы, на каруселях крутились отдыхающие горожане. Дети с восторгом наблюдали за катающимися на цветных лошадках другими детьми и просились тоже покататься, на что родители охотно соглашались.
— Прекрасно, что сегодня мы все вместе гуляем! — сказала мать своим спутникам. — Мы ведь ни разу вот так просто не выбирались куда-нибудь! Вечно этот дом, кухня! А тут природа, деревья, люди, птицы поют. Вы слышите? — И, встав на цыпочки, начала прислушиваться к птицам, которые оживленно ворковали в кустах.
— У нас собственный соловей есть! — подначил ее Учитель, указывая на Валеру, отчего тот немного покраснел, засмущавшись.
— Кто будет мороженое? — спросил отец, увидев киоск с колоритной продавщицей в голубом халате, как у новогодней Снегурочки, и быстро зашагал к ней. Он уже расплатился за эскимо, вручая каждому палочку мороженого.
— Валера, не налегай на мороженое, тебе надо беречь горло! Верно я говорю? — повернулась мать к Учителю.
— Все верно, но немного мороженого для поднятия настроения не помешает. К тому же оно уже тает! — согласился с ней Учитель.
— Я буду есть не спеша, — сказал Валера, но неожиданно споткнулся на ровном месте, и мороженое не удержалось на палочке и шмякнулось на асфальт. Все расхохотались, и лишь Валера досадно давил улыбку.
— Тогда я буду сладкую вату, раз мороженое вредно для голоса! — сказал он отцу и в тот же миг получил огромный кокон разноцветной сладости на тонкой ножке-палочке. Так, не спеша они гуляли по парку и чуть не опоздали на свое выступление, если бы Учитель не глянул на часы и не сообщил, что уже пора возвращаться. Свернув с центральной аллеи, они вышли на прямую дорожку к филармонии, она была почти безлюдна и быстро довела их до служебного входа.
Юркнув внутрь, Валера вместе с родителями отправился в гримерку, а Учитель пошел к сцене, чтобы узнать, сколько участников осталось.
— Вы выступаете через двенадцать минут! — радостно рапортовал конферансье.
Вернувшись в гримерку, Учитель застал Валеру за последними приготовлениями с костюмом. Он выглядел как породистый скакун в преддверии скачек. Высокий, стройный, с копной роскошных волос, потрясающим голосом и невероятно обаятельный.
— Валера! — начал свое финальное наставление Учитель. — Ты готов. Не нервничай! Ты все умеешь. Мы тысячу раз с тобой все отрепетировали. Главное, не зажимайся, не бойся зрителя. Они тебя любят и ждут. Дай голосу волю, и он все сделает сам!
— Сын, мы с тобой! — сказал отец, обняв сына за плечи.
Потом подошла мать, сказала, что очень сильно его любит, что он самый лучший сын, и, едва не растрогавшись от чувств, поспешила за мужем, чтобы занять места в зрительном зале.
Оставшись наедине, Учитель еще раз подбодрил ученика.
— Помни, что бы ни происходило на сцене, не останавливайся. Пой как умеешь, а ты умеешь!
Про козни злопыхателей он намеренно умолчал, чтобы не сбивать настрой Валеры, не уводить от сути выступления. Поднявшись к выходу на сцену, они отметились у конферансье и ждали своей очереди. Изнутри театр всегда выглядит скромно. Дешевые ткани кулис, самодельные деревянные декорации с потертыми краями, какие-то мешки с непонятным содержимым, коробки, тысячи проводов и вездесущие артисты. Одни выходят, другие уходят, третьи готовятся, четвертые не могут перебороть страх и прячутся в темноте. Слышно было, как зал дружно захлопал очередному участнику, и это означало, что через несколько минут настанет очередь Валеры. Он держался Учителя и не отходил от него ни на шаг. Учитель это чувствовал.
— Идем, Валера! Мы следующие! — негромко сказал он и указал направление движения, шагая следом. Перед выходом из кулис их остановил конферансье и провел короткий инструктаж, что и как нужно делать на сцене. Валера утвердительно кивнул и внимательно смотрел за происходящим на сцене. Его соперник уже перевалил на вторую половину песни, но Валера слышал, как тот пару раз промахнулся мимо нот, но не подал виду и продолжал петь. Валера видел небольшой кусок зрительного зала, амфитеатр и, наблюдая за происходящим там, увидел родителей, занимающих свои места. Теперь он был спокоен. Поддержка семьи была для него тем стержнем, который невозможно сломать.
Когда отзвучали последние аккорды и участник откланялся, на сцену вышел конферансье, объявивший Валеру с его романсом «Пастушок», двадцатого и последнего конкурсанта сегодняшнего вечера. Тепло приветствуемые залом, они с Учителем вышли в центр сцены, поклонились и заняли свои места: Учитель за роялем, Валера перед микрофоном. Зал замер в ожидании. Учитель дал Валере несколько секунд собраться с мыслями, сделать глубокий вдох и медленно опустил пальцы на клавиши. В ту же секунду зал наполнился знакомыми нотами, которые вступили в реакцию с биением сердец публики. Через короткий проигрыш Валера начал петь. Зал замер от восхищения. Зрительская усталость, накопившаяся за время выступления других участников, развеялась. Почти тысяча глаз смотрела на сцену, любуясь песней, словами и, конечно же, исполнителем. Учитель это видел и был горд славой своего ученика. Родители тоже были горды замечательным сыном. Песня летела как птица, свободно и легко. Валера не жалел своих голосовых возможностей и покорил весь зрительный зал. Равнодушных не осталось и среди жюри. Как только была сыграна последняя нота, Валера инстинктивно поклонился в пояс благодарным зрителям, которые устроили ему настоящую овацию. На протяжении нескольких минут они не отпускали Валеру и Учителя со сцены.
— Я полагаю, что с победителем в номинации «Зрительская симпатия» мы определились. Давайте дадим нашему уважаемому жюри несколько минут для подведения итогов, а тем временем попрошу всех участников сегодняшнего конкурса выйти на сцену, — сказал конферансье. Из динамиков послышался ритмичный саксофон. Участники стали одним за одним выходить на сцену, заполняя пространство. Конферансье снова посочувствовал двадцать первому участнику, который в последний момент сорвал голос на репетиции и не мог выступить. Жюри продолжало совещаться. Конферансье снова обратился к залу со словами благодарности Льву Александровичу за предоставленный концертный рояль и пригласил его на сцену к остальным участникам. Пока директор музыкального магазина выходил из-за кулис, жюри было готово огласить результаты. Следом за Львом Александровичем на сцену поднялся председатель жюри.
Каково же было удивление Учителя, когда в председателе он узнал Федора. Федор взял слово. Он говорил, какие все молодцы, как хорошо подготовились и какой замечательный репертуар подобрали. Отдельно он отметил Ложицына Антона Евгеньевича, который, к сожалению, сошел с конкурсной дистанции. В этот самый момент Ложицын выбежал из-за кулис, выхватил микрофон у конферансье и начал в свойственной ему грубой манере обвинять всех в своей неудаче, включая директора филармонии Золотарева, председателя жюри и Ивана Сергеевича. Затем он сделал паузу, достал из кармана бумажный лист, расправил его и начал читать написанное. Его голос звучал немного спокойнее и четче. Все, кто был в зале, с интересом наблюдали за происходящим. Ложицын начал читать с листа. Все думали, что он выступит с обличительной речью, но он заговорил о другом. Это было неожиданное открытие для большинства и самобичевание для него самого. Он говорил о том, что за всю свою жизнь лишь паразитировал за чужой счет, причинил немало страданий многим людям, обманом присвоил все произведения Ивана Сергеевича и уже подписал документы, в которых права на эти песни возвращаются законному автору. Сконфузив многих своей выходкой, он откланялся.
— Довольно откровений для столь праздничного дня! — объявил председатель жюри. —Пора объявить победителей!
Зал притих в ожидании.
— Итак, третье место занимает Светлана Попырина с песней «Букет ромашек»!
Зал восторженно взорвался аплодисментами. Светлана выступала под номером пять согласно жеребьевке и имела успех у зрителей. Она вышла вперед, председатель надел ей медаль третьей степени и вручил диплом.
— Второе место по праву достается братьям Ивановым за их виртуозное владение аккордеоном и их песню-гимн Александру Невскому!
Братья вышли вперед и получили от жюри две медали и два диплома.
— И первое место достается... — тянул театральную паузу Федор, нагнетая напряжение в рядах участников и зрителей. — Первое место достается Валерию и его наставнику Ивану Сергеевичу за их романс «Пастушок»!
Валера оцепенел от неожиданности. Учитель стоял сзади и тихонько подтолкнул его выйти вперед, шепнув: «Поздравляю!». Валера подошел к Федору. Они пожали друг другу руки, и Федор надел ему на шею медаль высшего достоинства, вручил диплом победителя и небольшой букет.
— Помимо этого, — продолжал Федор, — победитель получает право продолжить обучение по специальности «Сценический вокал» в главной консерватории нашей страны в Москве. Соответствующее распоряжение у нас есть от ректора консерватории. Поздравляю, парень, теперь ты студент первого курса Московской государственной консерватории имени Петра Ильича Чайковского!
Валера был на седьмом небе от счастья. Он и представить себе такого не мог. Федор продолжил:
— Также у меня есть небольшой приз для наставника и автора музыки песни-победителя! Иван Сергеевич, прошу вас выйти к нам!
Пока Учитель пробирался сквозь стену участников, Федору вынесли небольшую коробку, которую он торжественно преподнес Ивану Сергеевичу со словами:
— Мы знаем вашу любовь к музыке, но также мы знаем и про вашу любовь к шахматам. В свете последних событий ваши фигуры были утрачены, поэтому разрешите преподнести вам в дар комплект новых. Они такие же, что у вас были!
Зал радостно приветствовал награждение маэстро.
Публика потихоньку расходилась, на сцене и в зале остались четыре человека. Это были Иван Сергеевич, Валера и Валерины родители. Родители поднялись на сцену, мать нежно обняла сына, сказав, что ни на секунду не сомневалась в его победе.
— Мы с отцом пойдем домой и будем вас там ждать. Иван Сергеевич, мы вам безмерно благодарны за ваш неоценимый вклад в нашего мальчика! Мое предложение по-прежнему в силе!
Обняв Учителя, она отошла в сторону, и отец мальчика тоже обнял Учителя со словами благодарности.
Оставшись наедине с учеником, Иван Сергеевич по-отцовски обнял его:
— Мы это сделали, мой юный друг! Я тебя поздравляю! — тепло говорил Учитель. Валера растрогался и благодарил Учителя. Ведь если бы он не написал эту музыку, эти слова...
— Слова! — воскликнул Учитель, как будто вспомнил что-то важное. — Как я мог забыть? — корил он себя. — Мы должны немедленно сообщить Андрею Николаевичу, что мы победили, он ждет этих новостей. Валера, идем к Золотареву, у него есть телефон.
И с дипломом, цветами, шахматной доской наперевес они направились в кабинет директора филармонии. Трижды постучав, Иван Сергеевич открыл дверь и заглянул внутрь. В глубине кабинета творилось что-то подозрительное. Петр Евграфович прижимал Ложицына к дверце шкафа, и последний был явно не в себе. Глаза нервно бегали, невнятная речь и резкие подергивания головой выдавали в нем скорее сумасшедшего, чем известного музыканта.
— Кого там еще принесло? — грубо крикнул Золотарев, услышав стук.
— Кажется, мы не вовремя! — ответил Иван Сергеевич и подался назад, закрыв за собой дверь. — Идем, Валера! Тут нам позвонить не дадут! — сказал он, немного опешив от увиденного.
— Телефон есть и у нас дома. Можно позвонить оттуда, — рассудительно ответил Валера.
— И точно, скорее домой! — скомандовал Учитель.
Они спустились в гримерку, собрали вещи, Валера не стал переодеваться в обычную свою одежду, и они вышли из филармонии. Вечер накрыл их густой теплой волной. Шагалось быстро и легко. Домой всегда идется быстрее. Миновав несколько кварталов, свернув в знакомую арку и поднявшись по лестнице, они оказались дома. Родителей еще дома не было. Валера ушел в свою комнату, а Учитель направился к телефону. Набрав номер, он прижал плечом трубку к уху и вслушивался в длинные гудки. На том конце ответил мужской голос, представившись Андреем Николаевичем.
— Уважаемый Андрей Николаевич! Поздравляю вас с победой в песенном конкурсе! Романс на ваши стихи занял первое место! — торжественно произнес Учитель. — С меня магарыч!
— Благодарю вас, соавтор! — вежливо ответил поэт. — Для меня истинная награда, что мои стихи положены на музыку и их полюбил зритель. Я в восторге!
— Андрей Николаевич, завтра днем, если позволите, я бы хотел с вами встретиться, чтобы обсудить некоторые детали нашего совместного творчества, музыкально-поэтического сотрудничества. Есть у меня несколько идей, и я хотел бы узнать ваше мнение! — сказал Учитель.
— Буду ожидать вас в тринадцать часов у себя, по адресу улица Пушкина, дом девяносто семь, квартира двенадцать, второй этаж. Записали? — уточнил Андрей Николаевич.
— Да, конечно. Тринадцать ноль-ноль, Пушкина, девяносто семь, квартира двенадцать, второй этаж! — записал.
— Жду вас завтра. Доброй ночи! — утвердительно произнес голос в трубке, и послышались гудки.
Записав время и адрес на листке бумаги, Учитель поднялся к себе. Потом смыл в душе эмоции сегодняшнего дня. В кухне уже хлопотала с ужином мать Валеры.
— Иван Сергеевич, мы вас ждем! Проходите, пожалуйста, к столу!
Большой овальный стол был празднично сервирован. В центре стояла большая супница, из которой вился приятный аромат свежей ухи. Рядом стояло большое блюдо с разнообразными пирожками и ватрушками. В круглой хрустальной салатнице пестрел салат из отварной куриной грудки, шампиньонов, ананасов, яиц и красной икры. Кроме супа, были поданы картофельное пюре и перепелки. Отец по такому случаю достал бутылку французского коньяка.
— Иван Сергеевич, — обратился он к Учителю, — в терапевтических целях за ваш успех!
— Поддерживаю! — ответил Учитель и сел за стол. Столовая наполнилась шутками, поздравлениями, тостами. «На бис» вызывали Валеру, а Иван Сергеевич аккомпанировал ему на пианино. Мать, как и договаривались, вручила Ивану Сергеевичу обещанную сумму, за что он был ей премного благодарен. Изрядно осушив тару французских виноградарей, Иван Сергеевич с Валериным отцом отправились по своим спальням, долго прощаясь на лестнице. Мать осталась убрать со стола остатки ужина. Валера ушел к себе.
В комнате Иван Сергеевич выключил свет и лег. День отнял у него много сил, и ему сильно хотелось спать. Учитель уже похрапывал.
На столе, раскрыв створку, лежала шахматная доска. В коробке с фигурами царило оживление. Легкое свечение напоминало то самое, которое исходило из прошлой шахматной доски. Из коробки вылетела фигура белой пешки. Пешка была привязана ниткой к другой пешке, вторая — к третьей, третья — к четвертой, четвертая — к пятой, пятая — к шестой, шестая — к седьмой, седьмая — к восьмой. Пешки, словно ожившие солдаты, яростно цепляясь за стол, повалили всю коробку на бок. Оттуда торжественным строем вышли черные пешки, следом за ними ровным боевым расчетом вышли кони и слоны. Далее выступили четыре ладьи, обеспечив коридор для движения королевских пар. Первыми по этому коридору прошли ферзи, размеренно шагая по столу, будто вовсе не были вечными и непримиримыми соперниками на доске. В конце церемониала по плацу гордо прошествовали короли, взявшись за руки в ознаменование короткого перемирия на время празднования победы в конкурсе. Вся процессия двигалась к доске. Пешки построили собой лестницу, по ступеням которой первыми поднялись короли, за ними ферзи, потом ладьи, офицеры, кони, затем пешки стали занимать свои места в ложементах, втягивая оставшихся нитками, привязанными к их изящным тельцам. Когда все фигуры заняли свои места, створка шахматной доски захлопнулась, чтобы открыться через мгновение узкой щелью, издавая легкое голубое свечение и наполняя комнату чуть слышной музыкой. Новой музыкой, которой еще предстоял длительный путь к большой сцене.
Наутро Учителя разбудил звонок Золотарева. Он сообщил, что Ложицын этой ночью умер, оставив свое имущество и права на произведения Ивану Сергеевичу, отразив это должным образом в своем завещании, которое по странному стечению обстоятельств на обратной стороне имеет ноты и текст той самой песни, с которой накануне Валера победил в песенном конкурсе.
Казалось, что история закончилась и можно жить дальше, начав день с чистого листа, однако случай в филармонии не прошел незамеченным среди горожан, и еще за пару минут до того, как волна звука вырвалась наружу и разнеслась по округе, в городе начали случаться вещи из ряда вон выходящие. В разных частях города жители обратили внимание, что лампочки в люстрах стали работать с перебоями, и некогда яркий желтый свет внутри стеклянной колбы вдруг сменялся красным с золотым отливом; телевизоры самопроизвольно переключались на неизвестный канал и транслировали страшного вида червя, покрытого волосками золотистого цвета, двигавшегося по экрану справа налево.
Помимо проблем с электричеством, горожане заметили на улицах необычную повозку, запряженную шестью лошадьми. Лошади были черного окраса, мощные, с лохматыми гривами, цокот их подков был слышен на несколько кварталов вокруг, за собой они тянули огромную карету, метров десяти или двенадцати в длину, покрытую черным глянцевым лаком. Карета имела восемь железных колес, по четыре с каждой стороны, в метр высотой, оснащенных резиновыми покрышками, не уступающими по ширине автобусным. Сама карета была невероятно изысканной. Несмотря на огромные размеры, легкость и грациозность, с которой она парила над дорогой, были подобны движению кита в море. Карета имела двойные двери, раскрывающиеся и с левой, и с правой сторон. Окна представляли собой скорее иллюминаторы, чем привычные автобусные аквариумы, имели круглую форму, без форточек для проветривания. На задней части кареты красовалась отлитая золотом эмблема в виде восьминогого коня с наездником.
Управлял этой махиной один-единственный кучер. Он был одет в черный непромокаемый плащ, на голове широкополая шляпа, лицо скрыто тенью, лишь два глаза светились голубым огнем. Промчавшись по городу и не остановившись ни на одном перекрестке, кучер явно нарушил с десяток правил, но, к счастью, никто не пострадал. Кони затормозили, лишь приблизившись к зданию филармонии, а поравнявшись с главным входом, и вовсе остановились. Кучер крепко держал коренного под уздцы, остальные кони громко фыркали, пугая прохожих. В этот самый момент из здания филармонии вылетела звуковая волна с огромной силой, что едва не опрокинула карету набок.
— Мы вовремя! — послышался мужской голос из кареты.
— Я чуть не пролил свой кофе на бархатные диваны мессира. Где же этот Червяг? — возмущенно высказался второй голос, немного хрипловатый.
— Будет с минуты на минуту! Он никогда не опаздывает! — ответил голос третьего пассажира.
Внутри кареты явно царило оживление. Вмиг щелкнул замок, выехала небольшая лестница-трап, ведущая от ворот кареты до земли, затем двери кареты распахнулись, и из кареты показалась огромная песья морда. Правой лапой он ухватился за край дверного проема, пытаясь ближе рассмотреть все, что происходило снаружи. Костяшки его пальцев были обтянуты черной кожей с глубокими складками, на концах красовались отполированные до блеска острые когти. Пес имел короткую морду, черный мокрый нос, нижние клыки угрожающе торчали вверх, оскал придавал хищности, локоны бороды, поседевшей за давностью лет, торчали наружу, слегка испачканные молочной пеной от кофе. Глаз напряженно вглядывался в окружающий мир, отчего немного покраснел, зеленая радужка с темным зрачком делала его чертовски страшным. «Все чисто!» — отметил про себя пес, осмотрев улицу, и скрылся в глубине кареты.
Через мгновение на верхней ступени появилась нога, затем вышел человек, облаченный в белый медицинский халат, белую маску и колпак. Следом за ним выбежал пес, но уже уменьшенной своей копией и оттого выглядел добрее, если можно так выразиться. Последним из кареты вышел мужчина лет пятидесяти, одетый в деловой костюм темно-синего цвета с ярким галстуком. Это был директор филармонии Золотарев Петр Евграфович. Мужчина в медицинском халате проследовал через главный вход и направился к главной сцене, где на полу неподвижно лежал Иван Сергеевич.
Золотарев в сопровождении пса отправился следом, но не успел он войти внутрь, как на него тут же обрушились вопросы от работников: одни сетовали на то, что не хватает стульев на всех желающих, электрики жаловались на разом сгоревшие лампочки.
«Ох уж этот Червяг! Умеет портить казенное имущество», — подумал Золотарев, а вслух сказал:
— Пройдемте ко мне, все будет! — и проследовал в свой кабинет.
Пес, улучив момент, когда на него никто не смотрел, пробрался в коридорчик, ведущий в зрительный зал и шмыгнул за портьерную штору. Осмотревшись, он увидел на сцене Ложицына, сидящего за роялем, и рядом его ученика у микрофона. Быстро двигаясь вдоль рядов, пес перешел на бег и одним прыжком оказался в центре сцены, резко увеличился в размерах, став объемом с рояль! Ложицын прекратил играть, солист онемел от увиденного, а вокруг сцены, как по щелчку пальцев, возникла плотная белая пелена, отделяющая присутствующих на сцене от остального мира. В это же время из электрического щита за сценой выбирался червь, покрытый золотыми волосками, которые испускали электрические разряды, поэтому он выглядел как провод в момент короткого замыкания.
— Сколько тебя можно ждать, Червяг! — прорычал пес.
— Да здесь я уже, не кипишуй! Заблудился в этом лабиринте проводов. У одних вообще выбило пробки, пришлось ждать, пока все починят! — прошипел червь.
Тем временем Ложицын и его ученик молча наблюдали за происходящим, боясь пошевелиться.
— Слушай сюда, Антон! Ты прекрасно знаешь, почему мы тут. Мессир уже в здании, у тебя есть последний шанс вернуть все как было! — рявкнул пес, отчего Ложицын покрылся гусиной кожей, опасаясь быть растерзанным. — Ты сегодня же цивилизованным методом откажешься от всех своих злодеяний, вернешь Сергеичу все, что украл, и, возможно мессир, пощадит тебя!
— Да чтобы я этому старику что-то вернул? Не бывать этому. Пускай катится ко всем чертям! Ничего он не увидит, кроме моего триумфа! — возмутился Антон, но все же оглянулся на червя, который уже приближался к нему сзади. Встав из-за рояля, Ложицын хотел подойти ближе к псу, но в тот же момент был парализован электрическим импульсом, выпущенным червем через стрекательную железу, похожую на пистолет. Внутри нее находился небольшой костяной отросток, прикрепленный к телу хозяина тонкой жилой. В момент «выстрела» игла поражает жертву разрядом тока, силу которого червь контролировал. Тело Ложицына забилось в конвульсиях, но он продолжал стоять на ногах.
— Довольно, Червяг! — сказал пес.
— Не испорти момент, дай старому слизняку насладиться силой его дипломатии! — язвительно ответил Червь и добавил напряжения, отчего у последнего напряглись все мышцы.
— Ты же его прикончишь! — рявкнул пес и уже собирался перекусить гарпунную жилу, но Червяг ослабил хватку, дернул за гарпун и втянул в себя смертельное оружие. Ложицыну стало легче, он вздохнул. Едва он пришел в себя, Червь обвил его шею своим электрическим хвостом и, выдавая слабые разряды, негромко искрил в воздухе золотой кисточкой на кончике.
— Мы понятно объясняем? — поинтересовался пес и, получив утвердительный ответ, дал знак Червю отпустить жертву. За границами дымовой завесы прорисовывались черты Золотарева и едва различимо послышалось: «…без сучка, без задоринки». Дым рассеялся. От Пса и Червя ни осталось и следа. Ложицын неподвижно сидел за инструментом, а его ученик будто потерял дар речи.
Пес и Червяг перенеслись по запасному выходу со сцены к гримерке Ложицына. Тем временем в другом крыле подвала филармонии, в гримерке номер тринадцать, мужчина в белом медицинском халате оказал Ивану Сергеевичу первую волшебную помощь, вышел в коридор и, проследовав через первый этаж, присоединился к своим товарищам, ожидая Ложицына. Спустя некоторое время в коридоре послышались неуверенные шаги, и в одном из проходов появился силуэт человека, с виду подавленного, он держался за голову и медленно шел к своей гримерке. Дверь тихо скрипнула, и Ложицын оказался внутри. Закрыв двери на ключ, он думал, что окажется в безопасности, но не тут-то было. Единственная лампочка на потолке начала светить ярче, меняя цвет на пурпурный с золотистым отливом, и лопнула с громким звоном. Ложицын тихо сидел в темноте и наблюдал за происходящим. Медленно на потолке проявился неяркий свет там, где была лампочка. Из патрона торчал небольшой мохнатый хвост, искрясь слабым свечением.
— Прибавь яркости, Макс! — негромко произнес Федор, и в тот же миг в гримерке стало светло, как днем. Ложицын по-прежнему сидел на стуле, обхватив голову руками, на втором стуле вальяжно развалился Федор, положив ногу на ногу, а на столе, не сводя с Ложицына глаз, восседал уменьшенный пес.
— Уважаемый, я дико извиняюсь за поведение своих коллег, но, боюсь, вы не можете отказаться от такого предложения!
— Да что вы возитесь с ним, мессир! Позвольте мне с ним поговорить! — голосом, похожим на тихий лай, обратился к Федору Пес.
— Терпение, Клык, терпение! — успокоил его Федор. — Думаю, не зря он прихватил с собой листок бумаги.
Ложицын непонимающе смотрел на Федора, зная, что в кармане его пиджака лежит листок со словами чужого романса.
— Червяг, твой выход! — весело объявил Федор и откинулся на спинку стула, наблюдая за происходящим.
Свет в гримерке начал расползаться, тени от предметов судорожно бросались из стороны в сторону, и вот наконец из потолочного патрона полностью вывалился электрочервь. Он обвился вокруг Ложицына и вонзил свое жало ему в шею, подчинив жертву своей воле. Антон повернулся на стуле к столу, достал из кармана лист с нотами и словами, перевернул его чистой стороной вверх и начал писать. Писал быстро, размашисто, указывая все, что украл у Ивана Сергеевича и приобрел после, все права на произведения, дом, музыкальные инструменты и, главное, составил «чистосердечное раскаяние», которое позже зачитает со сцены филармонии. Внизу он поставил свою подпись и число. Из медицинского чемоданчика Федор достал печать нотариуса и оставил яркий чернильный оттиск, заверив необходимой подписью. Позже в городской книге регистраций завещаний появилась соответствующая запись. Сделка считалась легальной.
P. S. После вручения главного приза Валера отправился учиться в Москву, но каждую неделю звонил домой родителям и Ивану Сергеевичу, узнать о его здоровье и творческих успехах.
Иван Сергеевич переехал в большой дом, где вновь начал заниматься творчеством. Отдельно в доме он выделил комнату для игры в шахматы, на случай если Федор вдруг снова пожалует в их город.
Андрей Николаевич и Иван Сергеевич подружились, после чего мир узнал немало великолепных музыкальных произведений, созданных ими в соавторстве.
Золотарев по-прежнему присматривал за городом и за филармонией.
Федор в сопровождении Клыка и Червяга Макса, сев в черную карету с золотой эмблемой «Слейпнир», восьминогого мифического коня Одина, двинулись в путь. Карета резко приняла влево, обогнула здание филармонии и взмыла в небо над крутым берегом реки.
Музыкальные шахматы
© Copyright: Андрей Лапшин, 2023
Свидетельство о публикации №223032702054
Свидетельство о публикации №223032702054
Рецензии