Гитара

   На первых летних каникулах в своем богом забытом поселке студент Санька сдружился с Ленькой Бажиным, будущим летчиком. Ленька играл на шестиструнной гитаре. Санька хотел научиться на ней играть. Они подходили друг другу. У Саньки был неплохой голос между баритоном и басом, а Ленька играл и подпевал.
   Встречались они на купалке, взбираясь на десятиметровую вышку. Каждый приносил по бутылке «Агдама», популярного полусладкого вина отечественного разлива. Выпив по первой, начинали репетицию. Ленька привез из училища много дворовых и бардовских песен. И у Саньки были свои. Почти все песни объединял задушевный минор, так называемые три аккорда или русский квадрат с добавлением "ля мажор". Санька внимательно следил за Ленькиной распальцовкой, чтобы потом потренироваться на своей старенькой гитаре, с которой он убрал лишнюю седьмую струну.
   Репертуар был готов.
   – Я думал, что ты моя половинка, – запевал Санька, и Ленька ударял по струнам.
   – А ты оказалась, холодной, как льдинка, – с надрывом в голосе сокрушался вокалист.
   Чередуя песни с выпивкой, два музыканта давали настоящие концерты родному поселку. С каждой порцией вина голос становился все чище и сильнее, а гитара так и обволакивала его объемным струнным звучанием. Казалось, песни плыли по воздуху в ночной тишине:
      Отшумело, отгремело бабье лето,
      Паутинками опутал листья ветер,
      А сегодня журавлей поднялась стая,
      И кричат они, призывно улетая.
   У будущего летчика наворачивались слезы на глазах, когда пели «Серегу Санина» замечательного поэта и барда Юрия Визбора:    
      А он чуть-чуть не долетел, совсем немного
      Не дотянул он до посадочных огней.
      То взлет, то посадка,
      То снег, то дожди,
      Сырая палатка,
      И почты не жди.
      Идет молчаливо
      В распадок рассвет.
      Уходишь - счастливо!
      Приходишь - привет!
   Люди выходили из домов, слушали. Никто не возмущался, если концерт затягивался допоздна.
   По искренности и проникновенности исполнения самодеятельный дуэт не уступал популярной эстраде. Их песни прямой наводкой били по огрубевшим душам поселковых работяг. На другой день благодарные слушатели подходили к исполнителям, хвалили, просили повторить полюбившиеся номера. С клубной сцены таких песен не услышишь. Там цензура, художественный совет. Потому и любили дворовые песни поболее, чем транслируемые по радио «И Ленин такой молодой» или «Завтра будет лучше, чем вчера».
   Ленька улетел в свое училище. Санька освоил его манеру игры. Но на купалку с сольным репертуаром не ходил. Концерты прекратились. Без хорошего товарища и задушевной выпивки высокой планки в исполнении не достичь.
   В Хабаровск Санька вернулся с твердым намерением обзавестись хорошей гитарой. Стипендии с трудом хватало на еду. Ребята с общежития подрабатывали по ночам и выходным на разгрузке–погрузке вагонов и барж. Выглядело это так. В общежитие заявлялся «бугор», занимающийся набором желающих, бросал клич:
  – Народ, кто на калым?
  Недостатка в добровольцах не было. Записался и Санька. Загружали баржи для северного завоза. Они снабжали продуктами питания удаленные районы, с которыми в зимнее время транспортной связи не было. Бугор подгонял в порт работяг. За досрочную отгрузку барж хорошо приплачивали, поджимали сроки навигации. В спешке Саньку чуть не прибило ящиком с трехлитровыми банками компота. Кто-то обронил его сверху, когда Санька был в трюме. Он едва успел отскочить в сторону.
   Бугор с подельниками привыкли бесплатно лакомиться соками и компотами в стеклотаре. Существовала норма боя при погрузке, ей они и пользовались. Ящик, летевший на Саньку, в эту норму мог бы войти. Но воспользоваться вишневым компотом, перемешанным с осколками стекла на дне трюма, к большому сожалению, не пришлось. Довольствовались оставшимися по норме банками яблочного сока, изъятыми из другого ящика.
   За несколько воскресений Санька скопил приличную сумму. Ее хватило на красивую акустическую гитару с адаптером. Вся дальнейшая студенческая жизнь прошла под песни. Он стал званным гостем на пирушках. Хулиганистые приятели из Северного микрорайона дали ему кличку «Гитара».
   Репертуар значительно расширился. Добавились популярные вещи Окуджавы, Высоцкого, Городницкого, Кима, Кукина и, конечно, самые русские, самые проникновенные песни на стихи Есенина:
   А теперь я милой
   Ничего не значу,
   Под чужую песню
   И смеюсь, и плачу...