Есть женщины в русских селеньях

"Некрасов Коля, сын покойного Алёши, - он и в карты, он и в стих..»
               
               

Разные, всякие, всяко-разные. Но объединяет важность лиц, такая спокойная важность. И сила в движениях тоже немало способствует объединению. Ещё походка и взгляд. Как у цариц. Так они смотрят взглядом. Только что, слепой их не заметит. Может иностранец другой расы. Этих женщин, которые в русских селеньях есть. А если зрячий, да пусть даже в очках, тот скажет (вслух):
- Вот прошла, а точно солнцем осветила. Или прожектором. Нет, солнцем, точно! Вроде дождь, а солнце. И такое чувство, что рубль подарила, ей богу. Посмотрела, и будто рубль в кармане появился: «На!». Вот те крест. А назад пойдёт и глянет, в другом кармане рубль будет.
Такие есть женщины в селеньях русских. И что замечательно - той же дорогой! Как весь народ, в одном строю. Куда наш народ – туда и они. В ту же сторону. Но с этим обстоятельством инцидент. Не липнет к ним грязь убогой обстановки. Хоть как ходи: по щиколотку, по колено, местами по пояс. Не липнет грязь и убогость к женщинам из русских селений.
Но удобрительные свойства навоза, грязи и мусора, по которым идут с народом той же верной дорогой они воспринимают. Такое свойство у женщин. Цветут! Всему миру (и социалистическому и капиталистическому) на диво. Здесь не поспоришь: румяные, стройные, высокие.  От 165 см.  до 177 см.  в среднем. Такого роста. И чтобы ни надела – ватник, халат, юбку, комбинезон, пальто, брюки, прости господи, плащ, кофту, малахай, кацавейку, платье, передник, сарафан, пиджак, сорочку ночную, фартук, шинель – красива! Вот такие женщины.
И ловкость. Нельзя забывать о ловкости, не имеем права. Доит ли, хлев чистит, рыбу, грибы, блины ли печет, на тракторе пашет, почту на велосипеде развозит, в лабазе сахар колет или соль, картошку копает, стирает, полощет, гладит, штопает, носки вяжет, доски грузит, ткёт ли… Всё у неё ловко. В любой работе, в любом задании. Не успели приказать, уже готово!
А самообладание?! Всё вынесут русские женщины селений – холод, голод, жажду, солнце, ливень, град, ветер, заморозки, грозу, оттепель, листопад, ледоход А есть не хочется. И всегда в терпении, сдержанности, ровности и спокойствии. Всегда.
А кто видел, как они косят, не забудет до самой своей смерти. Махнула серпом – копна! Махнула косой – стог! Два раза махнула – поле готово, где ещё косить, говори. А у самой ушко окрылось, потому что платок сбился на бок – старалась, ловко и не мешкая. Того и гляди, коса вывалится. Потом ещё одна. Косы тяжелые, толщиной с кулак. Такие волосы у женщин из русских селений. Но пареньки помогают убирать косы обратно. Под платок, шуты. Чтобы женщины не отвлекались от косьбы.
А не получается у пареньков, это понятно. Валятся на смуглую грудь волосы. И ниже, до самых ног босых. Покрывают босые ноги косы. И смотреть мешают – где ещё косить надо? Ну и занимаются причёской тогда сами, сердито на пареньков глядя. Лицо – величавое. Торжественное, как у депутата съезда. Или конференции. И будто в раме. Уже не лицо, а портрет на «Доску почета». И румянится («горит» иначе) гневом и смущением. Стыдливостью – парень прикоснулся к голове без спроса. Нравственность объединяет женщин, которые есть в русских селеньях.
И бездельничать они не любят. Но не узнаешь их, когда им весело. Истинно! Меняются на противоположность вмиг. Раз! И уже не печалится, а лыбится во всю ширь. Уже согнала улыбка трудовую печать (и все другие) с лица. Нет больше трудовой печати. И засмеётся, зайдётся смехом сердечным. Весело стало. И запоет.  Зальётся. А потом или сразу же запляшет руки в боки. Застучит каблучками. Засеменит по дому. Цирк, который ни за какие деньги не купишь. Шапито.   Мужики шмыгают носами, твердят: «Утеха!»
А коли в догонялки, салочки, пятнашки «казаки-разбойники», другое подвижное… Конный не поймает. На мотоцикле не догонишь. Нет. Но в беде, что случись, не испугается. На заверещит от страха – спасёт. Избавит от неприятности. Муж, скажем, за водкой. На коня и айда в соседнюю деревню. «А ну куда?!» и на скаку коня остановит. За хвост. Если успеет, сразу за узду. Если вдруг жильё загорелось (а там облигации, сберкнижка, паспорт, свидетельство о браке…), то в неё! В горящую избу!  Смелым, ловким шагом.
Теперь ближе. Взять зубы, например. Рассмотреть зубы женщин селений русских. Перлы, а не зубы. Все тридцать два! Ровные, крупные, красивые, без пломб и коронок. Под строго румяными губами.  Они губы помадой не красят, но губы строго-румяные – порода! А чтобы зубам не завидовали, женщина селений не улыбается. А если улыбается, то редко. Прячет красу зубов под губами.
Да и некогда лясы точить. Не время болтать ей и сплетничать. Нечего! И соседка поэтому не лезет. Не просит горшка, ухвата, сковороды, масла постного. Некогда – работать надо! Поэтому женщинам русских селений не жалко нищих праздношатаев – разных калик перехожих, странников и паломников затасканных. Ни капли. Не позовёт она бродягу в дом за стол. В баню кости согреть не пригласит. Спать не уложит на чистом белье – иди отсюда!
Потому, как сама ни секунды без работы! Деловая, организованная. Всё чем-то занята. Всё что-то затевает. Хозяйка с печатями труда и внутренней силы на красивом, величавом лице. А почему? А потому что имеет правильное устроение. Сознательность имеет нужную: всё их спасение в труде. И труд им несёт воздаяние. Только он один. Труд, имеющий наглядный результат – семейство не бьётся в нужде, на телевизор копят, в хате всегда тепло, хлеба напекла, коврижек. Дети здоровы, без диатеза и золотухи. И на праздник всегда найдётся кусок того-сего. Есть заначка на праздник.
И в церковь первая! К обедне, значит. Или на молебен о дожде. Впереди всех. А на груди, как на стуле или в кресле сидит очередной сынишка лет двух, а то и трёх. Грудь такая большая у женщин из русских селений, а не сынишка такой маленький.
А рядом еле успевает ещё один сынишка. Тот уже постарше – на будущий год в школу. За руку сынишку тащит женщина. Требовательно, но нежно: «Поспешай, сынок. Сейчас служба начнётся. Шевели ногами давай!» А сама нарядная, в кокошнике. С бусами. В ушах серьги полумесяцем.
Любо-дорого смотреть. По сердцу такой сюжет славянофилу.
И ведь ещё нарожают. И ещё. И хоть бы что…


утро 1863 года