Страх рода

    
    Вот уже год как новая война прописалась в их жизни. Год растерянности, недоумения при многоразовом на дню поглощении теленовостей с федеральных каналов. Телепропаганда прочно прописалась в головах, проросла в души. То, как распинаются телеведущие, обескураживающая бесцеремонность к оппонентам, вульгарные, циничные насмешки и сквернословие – давно стали калькой для любых межлич-ностных отношений в их социуме.
    В первую же неделю войны погиб племянник. Сестра отупела от слёз, братья смолят сигарету за сигаретой, чтобы занятый рот не давал ненужным опрометчивым словам прорываться наружу. На прощании собралось много народа, даже что-то снимали для областного новостного канала. Окружение сочувствовало, кто-то произносил пламенные речи про мужество и героизм, про любовь к отчизне. Чиновничий аппарат, утешая просчитываемой процентной допустимостью жертв за дорогую отчизну, в первую очередь ожидал мажорные благодарственные слова щедрой поддержке родного государства – пособию семье погибшего в военной операции, ну, и конечно, для себя самих – выгодные преференции в работе на патриотической ниве. Выплачиваемые миллионные «гробовые», провоцируют многих внутри на непроизвольную зависть, накатывающую поперёд мысли: «Упаси, Господи, от повестки и похоронки!». А снаружи – лозунги-штампы для манифестации всеобщего верноподданнического духа народа. Полюбились же им радостное шествие в бессмертном полку с фотографиями вовсе не своих дедов-ветеранов, которым только на словах и благодарны за победу, конъюнктурно используемые георгиевские ленты, и испещрённое Z-символом военной пропаганды нынешнее пространство обитания вместе со слоганами о восьмилетнем уничтожении братского народа Донбасса нацистской киевской хунтой, отдавшей территории страны под американские биолаборатории.
   Подавленным горем сородичам убеждённо говорят, что они должны гордиться воинским подвигом погибшего родственника, посланного освобождать очередной братский народ.
    Под козырьком надвинутого траурного платка укрываются и слёзы, и горькие мысли о происходящем, пропитанном ложью, лицемерием и безысходностью. Не женское это дело плутать в размышлениях о политике. Да только в её памяти остались следы таких «братских освобождений» ещё со времен афганской войны, миловавшей тогда мужчин их рода, вернувшихся живыми домой братьев, мужей сестры и кузины. Потом настал черёд югославской, чеченской, грузинской и, вроде как, ещё длящейся сирийской войн. Собственно, и слышали о них как-то вскользь: никто из знакомых не участвовал, а пропаганда отмалчивалась. Зато ныне трубит о милитаристском латинском символе, что Z – «земля» – буква старославянского алфавита, дескать, символ объединения русских земель, данных самим Богом.
   Впрочем, тогда были разборки с иноверцами. А ныне удумать идти войной на тех, с кем они действительно братались, дружили, к кому они с удовольствием ездили в гости, да и у себя принимали. Более того – с кем породнились, прописываясь в родовых древах друг друга, связывая роды своей кровью. Как же так случилось, что их теперь развели врагами по разные стороны войны? Заставили поверить, что, если бы не сами первыми начали освободительную операцию, так те напали бы первыми. Почему так легко поддались измышлениям, дезинформации, жульничеству с подтасовками фактов не только нечистоплотных пропагандистов, но и руководства страны? Даже телефонным разговорам с тамошними родственниками, выжившими под бомбежками, ставшими беженцами, понёсшими свою беду в чужие края, отказывались верить, потому как не могли впустить в реальность своего бытия такую правду. Ведь не зря же по телевизору постоянно убеждали в правоте только их громадного государства. Как тут не поверить: кто большой и сильный – тот и прав.
    Но долго ли можно прятаться от действительности? В нынешнее время, когда многих, особенно молодых, не оторвать от гаджетов, смартфонов, только ленивый да недалекий отказывается от интернета. Вот и у них полсела, когда устаёт от телевизора, пропадают на сайте «Одноклассников». Это же самая популярная сеть, как никакая другая, способствующая ностальгии по прошлой такой понятной, пусть и «совковой» жизни. Были тогда, конечно, и неприязнь к людям иной веры, культуры, национальности, зубоскалистые анекдоты про чукчей, кавказцев, презрительные насмешки к представителям других регионов. Собственно, и ныне не исчезло это, как и привитая ненависть к Западу за развал Советского Союза, за желание внешних врагов разграбить несметные народные богатства. Да и жизнь в стране, считай, та же: не столько по законам, сколько по понятиям, вороватость не без гордости – облапошили, прихватили, обсчитали, обманули. Озлобленности, наглости, пронырливости, изворотливости, пожалуй, стало и больше, потому как чувство локтя давно подменено работой локтями. Доброжелательность и учтивость к окружающим вытеснила агрессия, зачинательница всех конфликтов. Беда, что такое проникло и в семьи, где уже и матом-то не ругаются, просто на нём разговаривают.
    В «Одноклассниках» многие нашли отдушину – у кого ностальгия по временам молодости, у кого зудёж гордыни хвастать материальным благополучием, возможностью путешествий за рубеж, а для иных – подкормка ненасытной недремлющей зависти к чужому благополучию. Невдомёк, что и там всё давно под присмотром: кто патриотические новости постит, кто предпочитает получать информацию более правдивую, чем из телевизора, и кто котиками-цветочками ленту заполняет. Но всё же встречаются и другие материалы с кадрами настоящей военной хроники, с документальной реакцией остального мира, где происходящее называют захватнической войной, а не военной специальной операцией по освобождению. Ох и страшны снимки разбомблённых домов, разрушенных городов, усеянных крестами бесконечных рядов захоронений гражданского населения. Это уже не осторожные недоверчивые перешёптывания односельчан, а открытая всему миру правда о мародёрствах, изуверских расправах над мирным населением, которое пришли освобождать её соотечественники. Только убедит ли такая истина сознание, которое само обманываться радо, зажав уши и зажмурившись, открещивается от кому такой нужной правды? Да разве возможно племянника, которого сама вскармливала, когда у сестры пропало молоко, представить убийцей обычных людей? Хотя за годы кавказских войн привыкли к словам о зачистках от боевиков, что вроде как достойное доблестное дело бойцов своей армии. А что там кого-то где-то в горах бомбили, так и в той же Сирии, бомбят со всех сторон.
   Однако вскорости мужний надзор – «как бы чего не вышло», «не доводи до греха» – интерес-то к подобной информации в интернете обрубил. К тому же официально объявили о законодательных наказаниях, тюремных сроках любителям-правдолюбам. Вообще, даже в кругу родных про политику стали меньше упоминать… как некогда, уже, бывало, в роду.
   
    Времена года быстро сменяли друг друга, но прошлогодний бесконечный февраль продолжался. И заметила она, как досадливое раздражение окружающих, искусно поддерживаемое властями всевозможными фейками, фальсификациями, откровенным враньём, сначала глухо ворочалось недовольством, ныне же всё более нарастало: «Подумаешь, умники нашлись, от общего, родного прежде для всех, государства отгородились, гонора много у них... Жили бы нормально, не устраивали всякие майданы, так и обошлось бы... А теперь из-за них остальные вынуждены страдать!»
    Ко времени майской «дедовской победы над фашизмом» не уложились, и, хотя вроде всё шло по обещанному намеченному плану, но как-то стало больше возвращаться «груза 200». Больше погибших – от государства меньше выплат, которые кому-то казались даже хорошим желанным подспорьем. И то правда, от иных пропойц да наркоманов ну никакого толка семье, беда да грызота, только жизнь родным портили, а тут возможность такая – пан или пропал. Либо ежемесячная воинская зарплата – доход в подорожавшей жизни, либо уж значительные «гробовые». Если человек всё равно пропащий, так с паршивой овцы хоть шерсти клок. Да только вожделенные ожидаемые миллионы на машины, жильё, стали подменять виды домашнего скота, бытовая техника, шубы, продовольственные наборы, а то и вовсе дрова.
    Все тени каких-либо сомнений или логичных размышлений, не то чтобы таяли с каждым днём. Любые сомнения попросту забивались телепропагандой: мол, державный правитель пусть даже за многие тысячи километров от них видел обозримо всю страну и знал, что и как делать – ему-то видней. Также свои областные, районные начальники рьяно поддерживали общий единственно правильный курс государства. Впитанная с молоком ненависть к Западу с его демократией, вовсе не нужной и не чтимой народом, крепчала с проявляющимися последствиями от введённых врагами страны санкций. Цены прыгнули вверх, уровень жизни – вниз. Возрос патриотизм, защищающий пусть низкий, но свой привычный уровень жизни, – посыпались общепринятые человеческие ценности в морали, в укладе, во взаимоотношениях. След простыл от эмпатии, народной души нараспашку, добросердечия. Легко вспомнились, не успевшие кануть в прошлое, доносы, наветы как возможность хотя бы в мести обрести ощущение превосходства над тем, кто имеет собственные суждения, не похож на тебя отношением к жизни, базовым вечным ценностям. А как подхватило это всё стукачество подрастающее в большом дефиците любви поколение: школьники со злорадством застучали на учителей, друг на друга, на окружение, даже на родителей.

    Какое-то ожесточение стало овладевать душами сограждан. Озлобленность. До ненависти. Но вовсе не к тем, кто организовал эту войну, послал на погибель сыновей, мужей, братьев. А к тем другим под бомбами, которые яростно поднялись защищать свои дома, свою жизнь, свою страну от напавшего на них соседнего государства. Это их безмерный героизм, настоящий патриотизм приводит в ярость народ, давно прозванный глубинным. Да вся страна без нескольких городов-миллионников – глубинный народ, пёстрое много-национальное население с готовыми мыслеформами из зомбоящика, как оказалось, ностальгирующее по «советскости» и твёрдой руке усатого горца, простившее и не вспоминающее ГУЛАГ. Все они искренни в своём возмущении неблагодарным отношением «бывшей республики – недогосударства» к великому большому брату. Нет, чтобы встречать как освободителей, как некогда Европа дедов-победителей встречала, так наоборот, они с ненавистью стали отбиваться.
    Истерия на пропагандистских каналах была бальзамом только когда расписывала ужасы голода и холода ненавистного Запада, в других случаях росло крепчающее возмущение неудачами на фронте, вскрываемыми обманами, лицемерием, ложью власть предержащих. Когда увеличился рост потерь, уменьшились дивиденды за погибших, мобилизация повыгребла окраины, не гнушаясь рассыпанных по тюрьмам воров и убийц. Когда пришёл черёд больших городов, представителей титульной нации, вот тогда население начало озлобляться ещё более своего привычного негодования на жизнь: возросшие коммунальные платежи, кредиты, ипотеки, вдобавок сборы народные на армию, вроде как вторую в мире. Кому нравится, чтобы его руками таскали каштаны из огня. Брали бы тех на фронт, кто поближе к центру, или тех же зеков ненужных, хотя кто думает о последствиях, ежели те лагерники вернутся свободными. В их округе тоже были недовольные властью. Они и выступали поначалу. Но с каждым днём всё меньше возражали и подвергали сомнению телепропаганду. И ведь как та преуспела! Она или страх просто выдавили желание людей смотреть новостные каналы в интернете, разных там блогеров в социальных сетях, хотя у многих была такая возможность. Впрочем, это желание или нежелание смотреть что творится в мире, какая реакция мирового сообщества на события, развязанную войну, начало атрофироваться ещё до того, как стали лишать возможности получать информацию из каких-либо источников, кроме государственного телевидения. Сплошное народное «одобрямс» даже по очередям, напомнивших годы развитого социализма.
    С объявлением мобилизации ещё больше негатива полезло, теперь уже и на тех, кто начал спасаться бегством за рубеж. Даже среди многочисленной родни в семьях тайны появились, умалчивают, что кто-то там куда-то исчез, скрылся, уехал за границу, лишь бы не попасть в мясорубку войны. В их большой родне тоже довольно быстро стали сторониться обсуждения некоторых злободневных тем, чего уж говорить о соседях, знакомых, коллегах по работе. Телепропаганда трубила о молниеносной победе, которая была очень уж неугодна Западу да Америке, потом об их сговоре, придуман-ных санкциях, расширении НАТО – извечного врага.  Кто где недовольство проявит, мнение выскажет поперёк нужного – начинает огребать по полной. Даже ввели наказание за порочащие армию высказывания, за фейки. Однако находятся такие несогласные, что и на протесты решаются, более того – на поджоги военкоматов. Да только разгоняют их умело, жёстко, чтоб не повадно было государственную идею порочить.
 
    Вот уже и годовщину гибели племянника отметили. Без казённой церемонии, торжественных патриотических речей. Среди сельчан стало заметно меньше молодёжи и молодых мужчин. Теперь появились уже новые переживания за другого племянника и младшего сына, уехавших далеко на чужбину, как и за тех племянников, кому вот-вот принесут повестки. Болит душа за внуков, в миллионном городе выходящих на протестные акции. Вот теперь одна часть семейства другую часть предателями называет, а ненасытная злоба их раздорами кормится. Днём ещё как-то отвлекают привычные хозяйские хлопоты, суета, но бессонными ночами тёмное в душе начинает голову поднимать. Не осуждение, злость, остервенение, ненависть, а страх.
   
    Страх глубинный дремучий... потомственный. Он в жизни их рода, считай, пару веков как избравшего эту евразийскую страну новой родиной и переселившегося сюда из далёкой Германии, стал как начинка в слоёном пироге фамильной хроники. Насколько можно отследить историю клана – первым потрясением в спокойную, размеренно устроенную и даже сытую жизнь ворвалась революция. Молодая поросль колонистов увлечённо заразилась большевистскими идеями нового мироустройства. Не все тогда разглядели в лозунгах губительную идею насаждения классового человеконенавистничества. Вскоре начавшиеся чекистские партийные чистки одних толкнули под пули, других выкорчевали, увели на Соловки, а само семейство, едва ли не всё, подверглось раскулачиванию. Тогда и зародился в роду животный страх – инстинкт самосохранения, переплетённый намертво с неспокойной историей государства, создавшего небывалую репрессивную машину и ставшего для разных народов и народностей страны огромным жутким ГУЛАГом. Этот страх подпитывался от жестоко подавляемых народных бунтов, голодоморов и уже совсем безграничным стал, когда вторая мировая война поставила российских немцев вне закона. Они были обречены на геноцид только за принадлежность к нации фашистского агрессора. Кому-то из них довелось-таки на фронте защищать ставшую недоброй к ним родину, но все остальные из нации-изгоя при депортации растеряли могилы членов семей по всему пути от Поволжья и Крыма до Сибири, а потом и в трудовых северных лагерях. Непременно следует отметить, что оплакиваемое ныне ностальгирующими «совками» государство разделяло забавы отца народов – вакханалию террора. Легче пересчитать не попавшие под депортации народы огромной страны-лагеря, чем перечислить тех, кто были насильно сосланы. С той поры у выживших страх перед возможными в любой момент репрессиями, настолько глубоко пустивший корни в коллективное бессознательное, что стал определяющим фактором в жизни. 

   Так и в её роду этот страх генетически закрепился в подсознании, в глубинах памяти.   
   Старшее поколение молчанием окутало свою историю пережитого геноцида, не передало детям ни устных, ни письменных свидетельств. Ничего, даже добрую некогда историю предков. Спрятали от детей родной язык, сами выучившись пусть и коряво, но русскому языку. А дети уже нигде, тем более в школе, не могли узнать о тяжёлой судьбе своего народа-изгоя в стране, декларировавшей братство народов, росли своеобразными манкуртами. Выросли, ассимилировались, освежив род новой кровью, впрочем, не только русской и украинской, но и народов Сибири.
    Что как не врождённый страх заставляет сейчас в целях выживания опять пригнуться уже другие выросшие поколения в их роду, чтобы не попасть под косу главенствующей прописанной в стране повивальной бабки – чекистской корпорации? Низенько-тихенько. Да и не одни они такие. Ведь рядом живут и другие соотечественники в недоверии к ближнему, родному, к собственному разуму, но с поддержкой, как некогда у дедов, всяких дел и решений партии-правительства. Тотальная лояльность без сомнения ко власти и её пропаганде – как возможность сожительствовать со страхом.
   Бесспорно, что-то плохое, случившееся в жизни, простирается на будущее, вызывая панику. У наших родителей был страх голода, войн, и репрессий. Позже некоторых оседлал страх развала СССР. У некогда братских советских народов усилился небезосновательно страх от имперских замашек старшего брата, его бесцеремонной коррупционной элиты. Неужто страх, собирающий уже неплохой урожай сейчас, потом возьмёт в заложники и последующие поколения, которые так же заражены и заражаются бациллами всё того же великодержавного шовинизма? И этот страх выгоден, конкретно нужен авторитарному обществу, чтобы держать его в цунами лжи государственной политики, прививающей ненависть к другой форме существования, к свободе, да и самой жизни.

   Огромным буревестником парит над страной страх, вобравший в себя страх потрясений, страх перед произволом властей, судов, социальной несправедливостью, страх перед болезнью близких, отказа в бесплатной медицинской помощи, роста цен на продукты, страх от природных катаклизмов, эпидемий, очередных военных конфликтов, страх обострения отношений с Западом. Но как не хотят, избегают видеть его те, кто не смотрит вверх, а только в свой телефон-смартфон-телевизор, не высовываясь из скорлупы своей реальности. СМИ, гаджеты отучили людей от книг, огромного культурологического человекосозидательного пласта, от стремления осмысливать информацию, события жизни, время нынешнее.
    Как же жить с этим? Можно ли одолеть страх? Пожалуй, разве только через готовность к пониманию сути происходящего, уважение к божественному началу в себе и ближ-нем, доброжелательность, добротолюбие.
   Любовь всем в помощь!