Тишка. Рассказ

          Поздней осенью, вечером Алёнка возвращалась с работы домой. Погода была соответственной – пасмурной, прохладной. Из серых облаков  пробрасывало, то дождь, то снег, и продувал ветер. Девушка под ним ёжилась и торопилась домой.
          У подъезда на отмостке дома, перед крыльцом, сидел серенький котёнок и едва слышно попискивал, плакал. Ему было тоже холодно, и, похоже, он уже не имел сил.
          Девушка приостановилась на крыльце. И сочувствующе спросила:
          – Ты что тут сидишь? Ты чей? Вышел погулять и войти не можешь?
          Алёнка открыла подъездную дверь.
          – Заходи.
          Котёнок не мог сойти с места, словно прилип к фундаменту.
          – Ну, ладно. Пошли вместе, а то оба тут замёрзнем.
          Она взяла котёнка на руки и внесла в подъезд. Поднявшись на первый этаж, присела, чтобы выпустить его из ладоней. Чтобы он сошёл, и сам сориентировался, нашёл свою дверь. Но котёнок, мелко подрагивая, перестал пищать, и не сходил с рук, пригревшись, словно уснул. Только слышно было, как постукивает его сердечко.
          – Эй-эй, товарищ, мы с тобой так не договаривались.
          Пришлось подниматься с ним на второй этаж.
          В квартиру входила тихо, не брякая ключами, и стараясь не щёлкать замком.
          Она боялась, что дедушка сейчас начнёт ворчать: зачем? на кой? бабушка больная…
          Бабушка болела и уже больше года была прикована к кровати. Ослепнув, она, идя на ощупь по квартире, упала и сломала шейку бедра. Пролежала в гипсе долго, но шейка бедра так и не срослась. И ворчанье деда можно было понять – ещё одна докука в доме…
          Но благодаря бабушке всё обошлось.
          – Не ругайся, дед. Мне всё повеселее с ним будет. Вы: кто где, на даче и на работе, а мы с ним на пару.
          Так котёнок, этот серенький комочек и прижился.
          Алёнка, да и дедушка покупали для него молоко, свежей мороженой рыбки. Размораживали и кормили Тишку. Поскольку котёнок был тихим, не пискливым, видимо, весь свой голосовой запас истратил по осени, и не блудливым. Быстро привык к отведённому месту, и ходил в пластмассовый лоток. Деликатным оказался котик, за что его и назвали Тишкой, Тихоном. И отзывчивым. Когда бабушка звала его к себе, он приходил к ней, садился на её живот и перебирал лапками, делал массаж. И облюбовал себе гнёздышко в ногах болезной. На этом они и подружились, стали друзьями.
          Но, к сожалению, по весне бабушка умерла. Тишка долго её звал, у него прорезался голос, тосковал, запрыгивал на её кровать, но долго на ней не задерживался. Уходил её искать, куда-то спрятавшуюся.
          С наступлением весны, началась дачная страда. Дед уехал на дачу, которая находилась далеко от города, и приезжал домой в неделю, а то и две, один раз.
          Алёнка работала в ларьке на чапика, частного предпринимателя. И работала сутки через сутки.
          И начались проблемы с Тихоном. Оставаясь в квартире один, он быстро понял, что он в ней сам себе хозяин.
          Приходя домой, Алёнка зачастую удивлялась его оригинальным методам хозяйствования. Возможно, в понимании животного, его деяния представляются вполне благопристойными, и вызывали восхищения. Но для человека – они не вписываются в разумный стандарт. К примеру, оброненный с подоконника цветок в горшочке. Видимо, он мешал Тихону созерцать улицу, и он спихнул цветок. И земля, рассыпанная на полу, представляла собой мини дачный участок. Как будто вдохновлённый, дизайнер раскатывал её, или сам катался по ней, испачкав лежащий на полу ковёр. Разминая лапки, котик изодрал диванную подушечку в очередной раз. Потом этими коготочками, цепляясь за шторы в большой комнате, оборвал их. А чтобы на кухне было светлее – сорвал с окна занавески.
          На что только от скуки не пойдёшь, чтобы развеселить себя и удивить сюрпризами домочадцев.  К тому времени, за время проживания в благоприятных условиях, Тишка округлился, заматерел, и в весе прибавил основательно, поэтому некоторые вещи, попадая под его лапки, уже не удерживали его вес, или изменяли свою форму до не узнаваемости. А весенняя мартовская энергия, выражалась в нём молодецкой удалью.
          Но при возвращении самих хозяев, он умел перед ними прогибаться, ласкаться, при этом подмурлыкивая. Но не всегда эти подхалимские ужимки его спасали от наказания. Ну, что заработал, то и получай. Однако, и после трёпки он оставался мягким, добродушным, виноватым, но послушным. За что получал полагающийся обед или ужин.
          Но оставаясь один, от скуки, по-хозяйски он проделывал всё, на что хватало у него фантазии на эти безобразия.
          И, может быть, такая шаловливая жизнь продолжалась бы бесконечно, если бы его забавы не пересеклись с дедушкиными забавами, или с тайной.
          Ещё при жизни жены он имел заначку – в туалете за сан узлом. За унитазом была ниша, прикрытая щитом, покрашенная белой краской под цвет керамической плитки и санузла, совмещённый с ванной. Щит не доходил до потолка сантиметров десять, видимо, для вентиляции. И дедушка, как и полагается рачительному мужчине, узрел в том положительный нюанс. Этот щит из дээспэ также не доходил и до пола, на такой же промежуток. Он не раз снимал этот щит, отвинчивая на нём шурупы, и знал санитарное состояние этой ниши – чистая, как сейф в сбербанке. То есть этот скрадок отвечал всем казначейским требованиям – скрытое и недоступное посторонним лицам место.
          После получки или аванса, дедушка скручивал трёх-пяти-десяти рублёвые купюры в шарики, в квадратики и забрасывал их в нишу сверху. А при необходимости внизу вынимал эти шарики.
          Во время похорон жены, он, казалось, все деньги оттуда выгреб. И на некоторое время забыл об этом сейфе. Но нашлась проныра, выкатила из него несколько шариков. И один из них Тишка гонял по квартире.
          То, что обнаружились деньги – это даже порадовало. На тот же бензин пригодятся. Но то, что сейф стал достоянием общественности, хотя бы в мордочке этого шаловливого проныры – это было грубейшим нарушением охранной этики, устава.
          За это дед вынес коту строгий приговор – сослать варнака на вынужденное поселение за двадцать пятый километр от города!
          И приговор сам привёл в исполнение – увёз этого солиста и эквилибриста на машине на дачу.
          Кому-то, может быть, такая мера наказания была бы в тягость, но не Тихону. Оно для него оказалось неописуемым наслаждением. Правда, вначале к новым обстоятельствам отнёсся несколько насторожено: то там птичка чирикнет, то ворона каркнет, мышки где-то прошуршат…
          Домик, куда Тишку поместил его инквизитор, немного пугал, не понравился. И странные запахи, скудная обстановка, одна кровать с панцирной сеткой. Как только он на ней спит, скрипучей, провислой? На окошках белые шторочки и подоконник очень узкий, не попрыгаешь. Печь с непонятным запахом, на ней хозяин что-то готовит – запах приятный, рыбный.
          Потом дедушка накормил его ухой и подал молоко в какой-то банке. Фу, как-то не красиво, не эстетично. Что за сервис! Но такая уж судьба у осуждённых.
          На следующий день вместе с хозяином поработали на огороде. Дедушка копал лопатой, а он гонял по огороду мышей. А что, интересно даже стало. Одну поймал и принёс к хозяину, положил перед лопатой. Хозяин поблагодарил и погладил.
          Тихон хвост трубой, ему ещё веселее стало, за птицами гоняться начал.
          Вечером, умаянные работой, покушав, оба труженика отошли ко сну.
          На следующий день, и последующие, работа на даче продолжалась в том же ритме и режиме. Но ареал знакомства с местностью и с местным населением у Тихона постепенно расширялся. И его эта беззаботная и свободная жизнь всё более увлекала. Он всё чаще возвращался домой поздненько. А иногда приводил с собой компанию, которая хороводилась у ограды за углом дома, не то пели хором, не то страдали. Оказывается, среди котов и кошек тоже есть поп-рокеры.
          Как-то дед предупредил:
          – Будешь поздно приходить, на пороге спать будешь.
          Но Тихона, похоже, и эти условия устраивали. А чтобы хозяин не гневался, стал в благодарность приносить придушенных мышей-полёвок и клал их ему в полуботинки или в сандалии, в которых хозяин работал.
          Дедушка вначале удивлялся и высказывал этому охотнику благодарность. Но обувь стал прятать.
          Лето прошло у обоих дачников быстро и плодотворно. Как потрудились, так зиму и покормились.
          Осенью хозяин собрал урожай и вывез его в подвал гаража. А вместе с ним, разумеется, и  отбывавшего трудовое наказание помощника.
          По возвращении, Тихон обрадовался свой подружке, долго намурлыкивал ей все дачные новости. За что Алёнка ласково поглаживала его и внимательно слушала. Правда, и быстро засыпала.
          Но постепенно жизнь в родных пенатах, которые когда-то его пригрели и помогли стать на ноги, начали томить. Не тот простор, не те забавы и не тот коллектив. Он даже сбавил в весе, и думал, что та привольная жизнь так и закончится.
          Он просто не знал, что времена года чередуются, повторяются.
          Однажды он почувствовал весну. Стал испытывать волнение, беспокойство. При этом состоянии хотелось петь, чего он порой не мог сдержать и выражал его возгласами. Порой они сами вдруг, непроизвольно стали вырываться из него. Иногда такие песни доносились с улицы, под окнами. Их выражали ему подобные исполнители. И он им подпевал. Порой ночами. Но сольные концерты раздражали домочадцев. И как-то, в гневе, дед запустил в него тапком. Обидно было – не оценён талант. Но ненадолго, через пару ночей, уже другой тапок согнал его со сцены, с подоконника.
          И дедушка понял: пора этого солиста-эквилибриста вывозить из города за двадцать пятый километр. И они уехали на дачу.
          Кому-то такая мера наказания, ссылка, покажется строгой и, может быть, несправедливой. Но для Тишки радость неописуемая. И за такое счастье он был готов даже на подвиги. И в благодарность, хозяину налавливал полёвок. Когда дед забывал обувь на крыльце, то вся эта добыча складывалась в неё. Видимо, полагая, что из таких камер, мыши не разбегутся и хозяину будет приятно.
          Так что, поутру, когда дедушка выходил на огород, перед порогом, а чаще, в его сандалиях или в полуботинках лежала мышка. Потом, видимо, входя в благодарственную эйфорию, на порожке выкладывались по пять-семь подарков. И однажды в дедовом сандалии лежал крот. Ну, как такого напарника тоже не благодарить. Ему и первая чашка молока и кусочек колбаски, курочки или рыбки на закуску.
          Потом Тишка потерялся. Не было его почти неделю.
          Дедушка забеспокоился, ходил по соседям, дачникам. Справлялся, не видел ли кто-нибудь из них серого кота с белой манишкой на груди. Кто-то пожимал плечами, много их тут лазает… Кто-то – видел, и чёрных, и серых, и белых, но без прописных данных.
          А один сосед пожаловался:
          – Он, паразит, стащил у меня курицу, прямо из сумки.
          Дедушка отвечал:
          – Да нет, это не мой. Он у нас не вороватый. В кражах замечен не был.
          – Ну, тогда чей-то другой, тоже с манишкой на груди. Прибить его мало.
          Через неделю он всё-таки объявился, и принёс в качестве извинения мышку, положил её к ногам хозяина.
          Дедушка поблагодарил, но строго спросил:
          – Не ты ли у соседа курицу стащил? Где живёшь, там не греши.
          На что Тихон пропел:
          – Мня-у… – и потёрся об его ноги.
          Внучка, выпросив у чапика выходной, приехала на маршрутном автобусе. Привезла мороженого сома, который за поездку подтаял, молока, хлеба, пакет сахара.
          Немного посидев на веранде, поговорили о новостях в городе, о работе.
          Потом взяв тяпки, вышли на огород.
          Окучивая картофельные грядки, вдруг услышали на веранде грохот – что-то тяжёлое упало на пол.
          – Что там? – удивлённо спросила внучка.
          – Ох, я сейчас задам этому, ворюге! – ответил дед и поспешил к дому.
          Следом побежала и Алёнка.
          Им навстречу из двери веранды выскочил Тихон, держа в зубах рыбину, весом и объёмом больше её похитителя. Дед, было, погнался за ним, но кот с разбегу взмахнул на забор, с него на улицу, и был таков.
          – Вот жулик! Вот ворюга! – возмущался дед, возвращаясь. – Ты видела? Вот это, силища! Такую рыбину стащить! Откормили басурмана…
          Вошли на веранду. На полу валялся кирпич, а на столе крышка от кастрюли. Кастрюля тоже была сдвинута к краю стола, каким-то чудом не упала на пол.
          – Вот, прохвост! – продолжал выражаться дед и в то же время удивляться: – Как он смог кирпич с кастрюли столкнуть? Я ж его на крышку специально положил.
          Алёнка, смеясь, сказала:
          – Если бы кирпич не сдвинул, тогда бы кастрюлю на пол сронил, и всё равно рыбку поймал.
          – Вот ворюга! Поймаю, уши надеру. Вот чем мне тебя покормить перед дорогой?
          – Ничего, чайком обойдёмся, – ответила внучка.
          И они за чаем оба смеялись и удивлялись.
          Два дня Тихона не было. И дед подумал, что кот совсем сбежал.
          Но нет. Он пришёл. И не один.
          Он шёл по бровке дорожки к дому и за ним такая же серенькая кошечка. А следом за ними четыре котёнка с белыми манишками на грудках.
          Тихон привёл своё семейство деду на показ.
          И дед понял, для кого он стащил рыбину.
          Ну, что ж, придётся ставить на довольствие.
          Дедушка вынес из дома бутылка молока и чашку. Поставил её у крыльца и налил в неё молоко.
          Ушёл обратно в дом.
          А под вечер в его рабочих полуботинках лежали два придушенных крота.
          И рядом с обеих сторон обуви – две мышки-полёвки.