Папа нес меня на руках, крепко прижимая к груди

     Нина Викторовна Милина – забайкалка с 1959 года. В Читу приехала к мужу, который после окончания Казанского университета был направлен  сюда на работу геологом. Здесь она окончила естественно-географический факультет Читинского пединститута, а потом долгие годы трудилась в советских органах. Делая письменные наброски о сохранившихся в памяти военных годах, Нина Викторовна не может сдержать слёз. Ведь это было время, когда совсем маленькой она потеряла отца, видела, как мама чуть ли не на себе переносила раненых, а уже немолодые бабушка с дедушкой рыли окопы для обороны родного города. Когда началась война, ей было всего 4 года, и радостному детству с влюбленными друг в друга и обожавшими двух своих дочек родителями пришёл конец.
 
     Нина и ее старшая сестра Люба жили с мамой и папой, Татьяной Григорьевной и Виктором Васильевичем Червонецкими, бабушкой и дедушкой на великой реке Волге в Казани, сразу же с началом войны ставшей крупнейшим прифронтовым городом. Как пишут в специальной литературе, Казань стала городом первой степени секретности: сюда перевезли центральную кладовую Госбанка СССР, эвакуировали крупные оборонные предприятия, секретную лабораторию «Уран» Игоря Курчатова. Казанский пороховой завод был в это время единственным предприятием в стране, поставлявшим на фронт боеприпасы.

     Нина Червонецкая тогда ходила в детский сад, и сразу же после объявления войны его подопечных разместили в огромном подвальном помещении Суворовского училища. Нина Викторовна вспоминает: «Здание было крепким, и если бы оно попало под бомбы, вряд ли разрушилось. Здесь было очень много детей. Видимо, в это помещение нас собрали из разных детских учреждений, чтобы уберечь, если начнется бомбёжка Казани. А это вполне могло произойти, так как мы постоянно слышали вой самолетов и разрывы бомб». Ночью в городе улицы патрулировались конной милицией, а окна в домах все были заклеены чёрной бумагой.
 
     В июле 1941 года отправился на фронт отец, он был начальником вокзала Казани. «Вся семья вышла его проводить, и я помню, как папа нёс меня на руках, крепко прижимая к груди. Он участвовал в оборонительных боях под Москвой, а в феврале 1942 года, находясь в составе спецбригады, под Клинском был сброшен с парашютом и расстрелян фашистами в воздухе. Ему было тогда всего 33 года». Семье сообщили, что он пропал без вести, но об этом Татьяна Григорьевна, скрывая собственные переживания, долго молчала – не хотела травмировать девочек. Они поняли, что папа не вернется никогда только к концу войны.
 
     Когда осенью 41-го под Казанью начали строить противотанковый оборонительный рубеж (его называли «Казанский обвод»), бабушка Анна Петровна и дедушка Григорий Сергеевич Тимофеевы с утра на весь день уходили рыть там окопы. Вместе с ними рыли окопы и рвы вручную – кирками и лопатами – женщины и дети. Уже в феврале 1942 года этот оборонительный рубеж был готов. Историки пишут, что он представлял собой 331 километр противотанковых препятствий, 392 командных и командно-наблюдательных пункта, 98 скрытых огневых точек и 419 землянок. И в создание этого оборонительного сооружения внесли свой вклад дедушка с бабушкой Нины и Любы Червонецких!

     «Дедушка высокообразованный, интеллигентный, знавший наизусть многие произведения Пушкина и Лермонтова, был из старообрядческой семьи. Накануне войны возглавлял отдел весового хозяйства Московско-Казанской железной дороги. Как только создали оборонительный рубеж, он вернулся на свою постоянную работу и пропадал там целые сутки. После войны за вклад в Победу на трудовом фронте дедушку наградили орденом Ленина, что считалось огромным признанием его заслуг», – вспоминает Нина Викторовна.

     Мама, работавшая до войны в клинике акушеркой, сразу же была определена медсестрой в военный госпиталь. Нина Викторовна очень хорошо запомнила, что здание госпиталя было пятиэтажным, что всё оно было переполнено ранеными солдатами, которые лежали и в коридорах, и на лестничных площадках, а мама, маленькая и хрупкая, с такой же как она медсестрой, на носилках, а иногда и на руках переносила их на его верхние этажи. Так как бабушка с дедушкой трудились целый день на обводе, мама брала в госпиталь своих маленьких дочек, иногда они оставались там на ночь и спали на свободных кроватях. Днём они вертелись возле раненых бойцов, и они угощали их конфетами, гладили по голове. Те, кто постарше, плакали, видимо, вспоминая своих оставленных дома детей, страдая от неведения того, что стало с их семьями.

     Рядом с домом на улице Подлужной, где жили Червонецкие, был магазин.  Все соседские ребятишки знали, в какое время туда привозят хлеб. Они собирались и ждали, когда из-за поворота покажутся лошади с фургоном и когда из него начнут разгружать хлеб. Как только вносилась в магазин последняя хлебная партия, ребятишки впрыгивали в фургон и собирали просыпавшиеся с лотков хлебные крошки. В этой общей беде,  полуголодные, они, русские, белорусы, татары, марийцы и чуваши были все равны. И когда все вместе забирались в чужой сад полакомиться с кустов малиной или смородиной, нарвать яблок или груш, никто из хозяев, какой бы национальности он не был, их не прогонял, а скорее делал вид, что не замечает «воришек».
 
     Девочек вместе с соседскими детьми старшие отправляли получить по карточкам постное масло, селедку и сахар. Уходили в  пять часов утра занять очередь. Здесь каждому на ладони или у запястья химическим карандашом выводили порядковый номер, и все в затылок друг к другу, в основном дети и старушки, медленно шаг за шагом продвигались и спустя пять или шесть часов могли взять продукты. Бабушка в дни своей молодости была экономкой у народной артистки СССР Антонины Неждановой, а выйдя замуж, стала домохозяйкой. И этот ее опыт домашнего труда в войну спасал всю семью. Накормив домашних щами или борщом из  крапивы или лебеды, спешила к речке Казанке, где вдоль берега среди соседских огородов был и их участок. Здесь она кроме картошки и капусты выращивала помидоры и другие овощи.
 
     Бабушка вначале приобщила к огородному труду старшую Любу, а потом и Нину. Вдвоем, а иногда и с соседскими детьми,  они по указанию бабушки с большими ведрами шли к небольшому озерку, кишащему противными пиявками, черпали там воду и несли ее, постоянно отдыхая, чтобы полить грядки. Для маленьких девочек это был, можно сказать, непосильный труд,  но они понимали, что надо получить хороший урожай, чтобы бабушка могла продать на рынке кое-какие овощи и на вырученные деньги купить впрок самый основной продукт – муку. Даже после войны бабушка не оставила огород без присмотра. Больше всего выращивала капусты, и ее внучки вместе с соседскими детьми в огромном деревянном корыте рубили ее сечками, чтобы бабушка могла засолить ее в больших бочках. Их устанавливали в погреб со льдом, а потом дедушка вывозил их по одной в госпиталь для раненых, где продолжала трудиться их дочь Татьяна Григорьевна.
 
     Поздней осенью и зимой девочки постоянно мёрзли. Люба с Ниной, как многие дети, ходили в пальто и шароварчиках, сшитых из одеял, которые не очень хорошо грели и не могли защитить от простуд. От недоедания и постоянного холода у девочек по всему телу выступали фурункулы. Мама утром и вечером смазывала их ихтиоловой мазью, делала перевязки. А девочки, сэкономив бинтики, бегали на базар, чтобы обменять хоть на маленький кусочек хлеба.  Хлеба по карточкам давали совсем мало, и его особенно хотелось есть. И когда уже к концу войны стали давать больше, и даже можно было получить булочки, среди других продуктов он всегда оставался на первом месте. Нина Викторовна до сих пор помнит этот манящий хлебный аромат, несравнимый с запахом какой-то более вкусной пищи, даже новогоднего лакомства – бабушкиных конфет из сахарной свеклы.  Д и воспоминания о первом учебном годе (Нина пошла в первый  класс в 1944-м) больше связаны с постоянным желанием съесть кусочек хлеба.  Нина Викторовна помнит, как в школе детей подкармливали сладкими булочками: давали каждому по одной в день, и они, чтобы растянуть удовольствие, целый день откусывали от нее по кусочку, с наслаждением рассасывая во рту.

     Первый раз в первый класс Нина пришла в платье, перешитом из маминого ношеного, а за спиной был металлический ранец из-под патронов. Запомнилось, как они с сестрой стали обладателями красивых клетчатых платьиц, которые были получены по  ленд-лизу уже после открытия летом 1944 года второго фронта в Европе. А когда на строительстве театра оперы и балета, который позже, в 1956 году, назовут в честь татарского поэта, замученного в фашистских тюрьмах Мусы Джалиля, будут работать пленные немцы, она со своими сверстниками будет бегать смотреть на них и, выражая презрение, плевать в их сторону. «Нас нельзя было упрекнуть в жестокости, нам даже не было жалко этих униженных людей, мы были убеждены в том, что именно от их рук у кого-то погибли отцы, а наш папа из-за них пропал без вести».

     Хотя сёстры Червонецкие росли в атеистической семье, но с каким-то непонятным им самим чувством, осознанием необходимости, также как и другие ребятишки с их улицы, они с малолетства ходили в день Святой Пасхи в церковь. Всю ночь с зажжёнными свечами стояли в храме и даже не молились, а думали о том,  чтобы только окончилась война. Война с заклеенными чёрными окнами, с самолётным воем и прожекторами по ночам, постоянными холодом и голодом. И когда она окончилась, все с переполнявшей их сердца радостью, подняв голову, стояли возле чёрных круглых репродукторов-«тарелок», слушали долгожданное сообщение. А потом бежали  на центральную площадь (позже здесь будет установлен памятник их героическому земляку поэту Мусе Джалилю, замученному в фашистском застенке), накануне вымощенную пленными немцами. И здесь все целовались, обнимались и кричали радостно «Ура!».

     Тогда все были уверены, что только благодаря Сталину они дождались Победы. Он был главным в стране, а потому Победа считалась его заслугой. «Все его любили, все хотели сделать ему что-то приятное. Летом 1945 года у бабушки на огороде выдался хороший урожай помидоров сорта «Дамские пальчики», она их посолила по какому-то своему особому рецепту в пятилитровом бочонке, собственноручно изготовленном  дедушкой. Этот подарок они отправили в декабре в Москву Сталину к дню его рождения.