Плач граммар-наци и запах навоза

Автор
Александр Кузьменков

Сказал как-то Вяземский в своем шоу: «Через двести лет от русских ничего не останется, кроме языка». Вашими бы устами, Юрий Павлович, да мед пить. Ибо вместо живаго великорусскаго мы уже сегодня имеем неудобоваримый пиджин-рашен. Доктор филологии Максим Кронгауз в свое время написал плохую книжку с хорошим названием «Русский язык на грани нервного срыва». Свидетельствую: диагноз устарел, – грань благополучно пройдена.
(Опубликовано  01/23/2017) Александр Кузьменков

Вопрос на засыпку (отставить Википедию!): чем отмечено 26 декабря в календаре знаменательных дат? Народ безмолвствует. Так вот, в этот день в 1919 году Совнарком издал Декрет о ликвидации безграмотности среди населения РСФСР – документ давно и прочно забытый. А зря. Требую продолжения банкета. Сказал как-то Вяземский в своем шоу: «Через двести лет от русских ничего не останется, кроме языка». Вашими бы устами, Юрий Павлович, да мед пить. Ибо вместо живаго великорусскаго мы уже сегодня имеем неудобоваримый пиджин-рашен. Доктор филологии Максим Кронгауз в свое время написал плохую книжку с хорошим названием «Русский язык на грани нервного срыва». Свидетельствую: диагноз устарел, – грань благополучно пройдена.

Взгляните на ценники в магазинах: «мясо говядины». Прислушайтесь к телеведущим, хоть им-то сам Бог велел: «достигала уровень пятьдесят шесть рублей» (Астраханова, «Россия 24»), «шестьдесят четыре фунтов стерлинга» (Богданов, «Россия 24»). Или к политикам, радетелям духовных скреп: «ваше коварство более хуже» (Жириновский), «счет смогут не уплачивать» (Собянин), «остро стоит проблема засилья англицизмами» (Аксаков).

Англицизмы, стало быть, виноваты, что парламентарий падежов не выучил. Ну, тлетворное влияние Запада – дежурное блюдо на нашей кухне. Подавать под любым соусом, вплоть до филологического. Минувшей осенью Ассоциация учителей русского языка предлагала учредить лингвистическую полицию, дабы оградить великий и могучий от происков проклятого Буржуинства. Мы в своем репертуаре: ищем не там, где лежит, а там, где светло…

А кто-то вообще не ищет. Кронгауз, как выяснилось, не видит в теперешних языковых процессах никакого нервного срыва: «В последнее время огромное количество высказываний о русском языке содержит слова “гибель”, “деградация”, “порча”, что мне кажется уже совершенно безобразным искажением действительности… Любой язык меняется, и в некотором смысле это можно называть порчей, а можно как-то иначе».
Мне, воля ваша, ближе суждения Хайдеггера: «Язык – дом бытия. Человек есть человек, поскольку он отдан в распоряжение языка». Feel the difference: «Я вас люблю, к чему лукавить» и «Зачотный красаффчег плюс стопицот» – две разные личности, отданные в распоряжение двух разных языков. Раз уж к слову пришлось: олбанский йезыг возник на сайтах fuck.ru и udaff.com, подконтрольных Константину Рыкову – видному единороссу, депутату Госдумы V созыва и, знамо, патриоту 750-й пробы. Но это и впрямь к слову, так что вернемся к нашему предмету.
Если угодно доискиваться причины, то вот моя версия. Все русские революции минувшего столетия были восстаниями обывателя против элиты: сначала дворянской, а потом – номенклатурной. Об итогах читайте у Маяковского: «Вылезло из-за спины РСФСР / мурло мещанина». Потому контекст 90-х и нулевых до оскомины напоминал контекст 20-х: разрушение культурного слоя. Ликбез? – так он, по слову академика Щербы, и стал пределом науки. И вовсе не противоречил общей тенденции. «Основной тезис таков: революция… есть организованное упрощение культуры, и особенно русская революция, и особенно русской культуры. И лозунг: это упрощение есть величайшее завоевание, подлинный прогресс», – постулировал Левидов.

Писано это в 1923-м, но вполне годится и для 2003-го: Эллочка-людоедка в обоих случаях начинает и выигрывает. Опять-таки вспомним Кронгауза: «Чем больше мы спускаемся… на нижние уровни языка, тем меньше закреплена норма, тем бессмысленнее о ней говорить». Да вот ведь незадача: разница между верхними и нижними уровнями равна десятичной дроби с нолем в периоде. Что в 20-е, что в нулевые. Для сравнения – два образчика поэзии. Тогдашний: «Семен Михайлович Буденный / Скакал на сером кобыле». Нынешний: «Преувеличь сутулую харизму». Найдите пять отличий…

Вот, слава Богу, добрались и до худлита. Современную языковую редукцию принято объяснять падением общего интереса к чтению. Может, оно и к лучшему: современную русскую литературу делают люди, страдающие неинкурабельной алекситимией и способные изъясняться лишь на манер есенинских персонажей – корявыми, немытыми речами.

Александр Терехов, лауреат «Большой книги» и «Нацбеста»: «Убедительно сгораемая жизнь», «девушка не выглядела запоминающе красивой» («Каменный мост»); «возненавиденного всеми», «страдающе за префекта» («Немцы»).

Эдуард Лимонов: «Ужинаем. Кашу с тушенкой» («Апология чукчей); «не хочет рассказывать о себе больше, чем назвал свое имя» («Дед»). Ильдар Абузяров, лауреат Новой Пушкинской премии и премии Катаева: «Насладившись заключенными в янтарь богатством природы», «проходная выпускало минимальное количество продукции» («Мутабор»).

Ирина Поволоцкая, лауреат премии Белкина: «Монументальное чело с мрачным лбом», «болотистая трясина» («Пациент и гомеопат»). Платон Беседин, неоднократный номинант «Нацбеста»: «Девственная плевра» («Школьный роман»); «забродившая компостерная яма» («Книга Греха»); «тошнит портянками» («Милосердные»).

Вас еще не тошнит портянками? Нынешняя отечественная словесность больше всего годится на роль учебного пособия – как каталог всех мыслимых лексических, грамматических и стилистических ошибок. Хотя какая там, к лешему, стилистика? – нам бы подлежащее к сказуемому толком приладить…
Англицизмы, говорите? Вражьи происки? Ну-ну. Нет у русского языка врагов страшнее, чем русские писатели, – ежедень насилуют в особо извращенной форме… Впрочем, на сей счет есть разные мнения. Захар Прилепин: «Новейшая литература, этот извечный речевой градусник, показывает и сегодня нормальную температуру… С языком (как и с литературой в целом) у нас все более чем в порядке… Заткнитесь, в общем, не заказывайте нам панихид раньше времени» («Наш язык обречен?»). Бабка моя в таких случаях говаривала: сам себя не похвалишь – как оплеванный ходишь. Тем паче, у Прилепина, обладателя 15 литературных регалий, ощутимые проблемы с лексикой и грамматикой, начиная с дебютных «Патологий»: «Я извивался в воде, как гнида», – новое дело: оказывается, яйца вшей способны извиваться. «Санькю» тоже не вредно почитать, избавляет от оптимизма: «Тонкие, почти прозрачные, блинцы со сладким, хрустящим, темным изразцом по окоему», – заглянув в Ожегова и Ушакова, переведем с прилепинского на русский: блины с глиняной плиткой по всему горизонту. Приятного аппетита. Если не лень, загляните еще и в «Обитель»: «Галя сидела в гимнастерке и больше без всего», «все это играло не меньшее, а большее значение», «какая-то птица начинает кружить на предмет его печени», – кошмар лингвиста…

Прошу прощения за перебор с цитатами, но весьма к месту будут слова министра Мединского: «Культура – это пространство, в котором задаются и поддерживаются важнейшие для общества нравственные координаты. И в этом пространстве государство представляет интересы… народа России. Следовательно, требования к содержанию творческого продукта – это не право государства, а его обязанность, делегированная обществом». Сказанное – чистой воды теория, а что на практике? Не вредно будет полистать Романа Сенчина, лауреата премии Правительства РФ (!): «Мария пальцев поморозила» («Полоса»). Это уже отдает стругацкой пародией: «Раскопай своих подвалов и шкафов перетряси...»

(Кстати, не первый год задаю один и тот же вопрос: человек без навыков работы топором – не плотник, так почему же человек без навыков письменной речи может считаться писателем? Внятного ответа пока не получил. Как правило, вместо него звучат софизмы о том, что грамматика со стилистикой – редакторская забота и проч. Но при таком раскладе писатели в принципе не нужны, хватит и генераторов текста.)

Напоследок брошу ложку меда в бочку дегтя. Российская история тем и хороша, что циклична и богата аналогиями – сплошное d;j; vu. Полуграмотные рапповцы и пролеткультовцы сгинули вместе с эпохой. Уйдет и нынешняя генерация неучей, – я не только о литераторах говорю. Другой вопрос, какими потерями обернется повальное косноязычие: ведь дом бытия, прав был Хайдеггер…

ПРОДУКТИВНЫЙ ЗАПАХ НАВОЗА
(Опубликовано вс, 12/04/2016) Александр Кузьменков
«Русскому Букеру» нынче 25. За четверть века своего существования премия доказала лишь одно – правоту Грибоедова: «Чины людьми даются, а люди могут обмануться». Эта литературная паралимпиада – явление уникальное, век воли не видать. Ну где еще, скажите на милость, сочинителю отваливают 20 штук зеленью за «продуктивный запах навоза»? Я другой такой страны не знаю. И другой такой премии – тоже.

Покойный Топоров характеризовал букеровских финалистов афористически: «Это не сборная страны, а средняя температура по больнице». Что в переводе на разговорный русский означает: не самые лучшие, но самые типичные. То бишь, с выраженными симптомами убожества – других писателей у нас нет. Однако в каждой луже есть гад, между иными гадами иройский. Букеровское жюри ухитряется назначить победителем самого тошнотворного (или, по крайней мере, скучнейшего) типажа в означенной тусклой компании. Могут обмануться, сказал я, а надо бы по-другому: обманываться рады. Как не вспомнить товарища Ульянова-Ленина: «”Чем хуже – тем лучше” – это лозунг момента». Или другую сентенцию вождя: «Максимум беззастенчивости и минимум логики». «Русский Букер» из года в год реализует ленинские заветы с бессмысленной и беспощадной жестокостью по отношению к читателю.

Кабы я верил в теорию заговоров, – непременно отыскал бы здесь происки пиндосов, либерастов, жидомасонов, незалежних укров и прочих наймитов мировой закулисы. Ой, было, девки, было! – но давно и неправда. Во времена оны «Русский Букер» содержали то Smirnoff, то Ходорковский. Сами понимаете: кто девушку ужинает… Однако водочный магнат намертво запутался в разборках с Diageo, а равноудаленного олигарха удалили всерьез и надолго – в том числе и от литпроцесса. Нынче «Букером» рулит равноприближенный банк «Глобэкс» (99,99 процентов акций у госкорпорации «Внешэкономбанк»). Тем не менее, формула присуждения премии осталась незыблема – клоунада, помноженная на фрик-шоу, с театром абсурда в знаменателе. Что было, то и будет, учил Екклезиаст.

Специально для оптимистов – несколько эпизодов из букеровской хроники.

В 2000-м премию присудили Михаилу Шишкину за роман «Взятие Измаила». Г-н сочинитель характеризовал свой опус как «тотальный роман», то есть книгу обо всем. На самом деле текст был посвящен презентации авторского кругозора и потому чуть более, чем полностью состоял из раскавыченных цитат – от древнерусской «Повести о Карпе Сутулове» («и разжигаяся к ней плотию своею и глаголаша к ней: спокойной ночи, Ольга Вениаминовна») до набоковского рассказа «Подлец» («обеими руками схватил хлеб, засопел, сразу измазал пальцы и подбородок в сале»).

Роман, по большому счету, состоялся лишь как материал для литературной викторины. Раз уж к слову пришлось: потом букероносного Шишкина не единожды уличали в плагиате. Но это совсем другая история…

В 2005-м лавров сподобился Денис Гуцко за роман «Без пути-следа». Главной интригой 350-страничного романа было получение российского паспорта, а основным содержанием – вялые и сумбурные рефлексии анемичного протагониста. Гуцко назначили лауреатом исключительно в пику тогдашнему председателю жюри Аксенову – тот чересчур ретиво опекал своего приятеля Наймана. В итоге букеровский ареопаг предпочел безвестного ростовчанина маститому питерцу. Экая прелесть: назло маме уши отморожу! В будущем эта задорная детсадовская фронда станет едва ли не традицией.

В 2007-м «Букер» достался Александру Иличевскому за роман «Матисс». Не обольщайтесь, фовизм тут не при чем. Книжка могла бы называться «Сезанн», «Гоген» или «Тулуз-Лотрек», – титул ровным счетом ничего не меняет, ибо речь тут про математика, который пошел бомжевать. И опять-таки не обольщайтесь: бомжи, включая главного героя, – так, шелупонь и статисты. Автор большей частью демонстрировал свои риторические таланты, предаваясь извитию ничего не значащих словес: «Он был опьянен ватными снами, природа его стала продвигаться в сторону призраков, чья умаленная существенность наделяла той же аморальностью, не прикладной и потому неявленной, покуда содержащей его в неведении». Червонец тому, кто хоть что-то понял. Да, все-таки, а как насчет Матисса? Г-н сочинитель важно разъяснил, что Матисс – фигура умолчания, которая незримо структурирует смысловую наполненность романа. Стольник тому, кто хоть что-то понял! Ну о-очень интеллектуальная проза…

В 2009-м отметили Михаила Елизарова за роман «Библиотекарь» – и снова из одного только фрондерства. Член букеровского комитета Александр Кабаков в сердцах обозвал книжку «низкопробным фашистским трэшем», – вот вам и результат. Больше всего «Библиотекарь» напоминал «Банды Нью-Йорка» в постановке заводского драмкружка: «Анна сшибла цепом шишак с головы наступающего крикливого евнуха… Второй взмах цепа вмял пегую прядь в хрупнувшую кровью височную кость. В следующий миг когтистый багор впился Анне в шею». Реестр раздробленных костей и отрубленных конечностей занимал 80 процентов текста, никак не меньше. Странное дело, но голливудская резня бензопилой и прочими колюще-режущими инструментами оказалась щедро пересыпана признаниями в нежной любви к СССР. Автор, что характерно, при этом имел весьма отдаленное представление о советских реалиях: «председатель совхоза», не угодно ли? Стиль… да вот вам образчики для дегустации: «мачете импортного производства», «кивающий палец» и проч. No comment.
В 2010-м премию пожаловали Елене Колядиной за роман «Цветочный крест», – настал звездный час «Русского Букера»: масса абсурда возросла до критической. Этакого ядреного срама отечественная словесность не знала ни до, ни после. «Цветочный крест» был достоин помещения во ВНИИ метрологии как эталон графомании. От более развернутой оценки воздержусь, поскольку Роскомнадзор исключил обсценную лексику из публичного употребления, – а иная здесь немыслима. Авторесса затеяла писать о Древней Руси, не зная матчасти. В итоге герои лихо оперировали современной лексикой («атмосфера», «клиентура», «зарплата», «инженер»), поедали картофельные рогульки (в допетровские-то времена!) и цитировали советскую попсу («не сыпь мне соль на рану»). Впрочем, дикие анахронизмы меркли рядом с чудесами оптом и в розницу.

Персонажи умели «топорщить глаза», имели «каурые ляжки» и «узорные брови», а у главной героини обнаружились две правые руки: «стала, опустив десницы». Она же ухитрилась родить, стоя на коленях перед образами – каково?! Грех промолчать и о красотах слога: «Иисус Христос накормил тучу хавальщиков».

Главным достоинством книги был признан «продуктивный запах навоза» (формулировка члена жюри Евгения Попова). Более внятного комментария никто из судей не дал. Наиболее правдоподобная версия гласит: в 2010-м перед «Русским Букером» маячила отчетливая перспектива закрытия (денег не хватало), и жюри напоследок решило громыхнуть дверью: а вот вам, собаки серые! Традиция, как и было сказано…

Можно было бы потолковать про аморфного Маканина, про мутно-орнаментальную Славникову, про непроходимо артхаусного Шарова, про несуразного Снегирева – да стоит ли, право? И без того все понятно.

Суть важный вопрос: чем букеровский лауреат отличается от среднестатистического литератора? Да ничем, в сущности. Ибо за букероносцами не числится никаких открытий: ни эстетических, ни стилистических, ни психологических. Павлины – те же куры, заметил Гуцко. Только в маскарадных костюмах.

И еще один любопытный вопрос вдогонку: есть ли жизнь после «Букера»? Ответ отрицательный. Лауреатов обычно обсуждают неделю, от силы две, а потом благополучно забывают. Павлины, говоришь? Хм… Гуцко с мужеством камикадзе заявил: «Не представлю ничего стоящего в ближайшие год-два – прошу списать в утиль». Не представил, хоть и старался. «Покемонов день», «Домик в Армагеддоне» и «Бета-самец» не впечатлили решительно никого. Колядина издала сиквел своего шедевра под названием «Потешная ракета», – но не потешила ни публику, ни критику. Иличевский переквалифицировался в упра… прошу прощения, в эссеисты. Елизаров исполняет песни собственного сочинения (бард-панк-шансон, крутянская крутизна!), а последний его сборник продается в столичных книжных магазинах с 70-процентной скидкой. Взвешены и найдены легкими, что тут еще скажешь…
Институт литературных премий в России давно и прочно себя дискредитировал. «Нацбест», учрежденный питерским издательством «Лимбус-Пресс», обслуживает клановые интересы: едва ли не в половине случаев премию имени «Лимбуса» получает автор «Лимбуса», а надзирает за процессом главный редактор «Лимбуса». «Большая книга» менее предсказуема в деталях, однако не изменяет себе в главном: в отрицательной селекции. Скажем, год назад премия и три миллиона наградных достались полуграмотной и слезливой Гузели Яхиной (о ней как-нибудь потолкуем). Продуктивный запах навоза ощутим повсеместно. Но у «Русского Букера» он гораздо заметнее, не находите? Потому почтим бесславную дату минутой молчания.

P.S. Статьи давние, но тем и хороши, что можно сделать ретроспекцию и увидеть, что с тех пор ничего не изменилось. УЖАСЫ!!!