Инстинкт Убийцы 3. Глава 4. 8

8
Как только дверь за Игорем закрылась, он снова почувствовал это приятное тепло в груди, что-то вроде его личного счастья. На этом острове он испытывал подобные эмоции довольно часто. Хотя многим, он знал, здесь не нравилось. А вот он обрел свою тихую гавань, свой уголок мира и покоя.
Да, старая ведьма могла дернуть его в любую секунду, браслет, который он носил на руке – как и все, кто жил и работал здесь, включая саму Госпожу – мог противно запищать и в 3 часа ночи, и в 5 утра, и он должен был тотчас примчаться к хозяйке и исполнять ее прихоти. Иногда она просила горячего молока посреди ночи – Игорь не был большим знатоком жизни, но понимал, что, нажив такое состояние, платишь за него спокойным сном – иногда утром хотела чаю в постель. Его это не очень напрягало, от природы он был флегматичным и незлобным человеком и, в противоположность своей хозяйке, был беден, как церковная мышь (по крайней мере, приехал сюда таким), и не имел никаких проблем со сном. После каждого такого подъема он возвращался в свою постель и уже через минуту погружался в объятия Морфея, чтобы так же легко встать по будильнику или очередному зову госпожи.
Он был единственным человеком, жившим в хозяйском доме, охрану в подвале он не считал, потому что в дом они попасть не могли, дверь открывалась только из дома в их помещение, но никак не наоборот.
По образованию повар-кондитер, он занимал так же должность дворецкого, личного помощника и няньки Ады Терер. И ему это нравилось. В основном он занимался тем, что любил – готовил, у него была крыша над головой и очень приличный доход, и он не видел ничего ужасного в том, чтобы принести сварливой пожилой женщине чашку молока посреди ночи или набрать ванну нужной температуры.
Он был единственным «домашним» работником, но не любимчиком, таких у Ады не было, на него она смотрела точно с таким же презрением, как и на всех остальных, могла наорать или оскорбить, но он не реагировал, после 21 года жизни в родительском доме выпады Ады казались ему чуть ли не лаской. И в глубине души он был благодарен ей за свою жизнь, впервые он понял, что такое свобода, что такое счастье и покой, именно на этом острове. Впервые у него было свое пространство – целая комната и собственный санузел, в который никто не ломился, стоило лишь ему войти, и не орал, чтобы он немедленно выходил и не устраивал там «зал заседаний» или «чертов заплыв». Никто не врубал телевизор на полную громкость, когда он спал, и не называл его медлительным никчемным лентяем просто за то, что человеку требуется отдых. Здесь было хорошо, здесь его никто не обижал, а иногда даже хвалили, остальные люди не смеялись над ним и не обзывали жиртрестом или свинорылом, они общались с ним так же, как и со всеми вокруг. За три года, что Игорь проработал здесь, он почти исцелился от детских кошмаров и травм, почти, потому что даже он понимал, что искалеченная психика – это на всю жизнь, и иногда старые раны болят, просто так, как сломанные когда-то кости ноют на погоду. Но большую часть времени он не чувствовал никакой боли, она ушла, раны затянулись, и если «погода» была более-менее нормальной, он ощущал себя совершенно здоровым человеком.
У него был контракт на 5 лет, и Игорь втайне молился богу, в которого не особо верил, чтобы его продлили, и он смог остаться здесь навсегда. Ну, если реально, то пока будет жива Ада Терер. И перспективы виделись ему в отличном свете – она правильно питалась, очень следила за здоровьем и не имела вредных привычек, так что, по его прикидкам, вполне могла дожить до ста лет. Платили здесь просто отлично, и иногда, в самые лучшие дни, когда с моря дул свежий ветер, блюда удавались ему особенно хорошо, и за весь день его никто не дергал, будущее виделось ему не страшным темным пятном, а длинной и ровной дорогой посреди равнин, залитых солнечным светом. В такие моменты он понимал, что когда-нибудь уедет отсюда, выпорхнет в большой мир и большую жизнь, и он будет подготовлен – на руках у него будет солидный капитал, и он сможет открыть собственный ресторан. И в эти волшебные минуты он чувствовал, знал, что готов, что всё получится. А почему нет? Свою большую зарплату он почти не тратил, он жил на острове круглый год, не уезжая даже в отпуск или на выходные, поэтому тратить деньги ему было просто негде и не на что. Девушки у него не было никогда (26 летний девственник – не самое ужасное, что может случиться с человеком), с родителями он почти не общался, иногда звонил матери и после каждого раза ходил больной несколько дней – раны снова открывались и болели. Иногда он жалел ее, он ведь сбежал, а она осталась. Но это был ее выбор, ее «крест» как она сама говорила с какой-то нездоровой гордостью в голосе.
За 3 года на острове он не купил себе даже смены белья – носил всё то, что привез с собой, он был аккуратным и осторожным, все его вещи были как новенькие, он привык относиться к каждой вещи как к последней, как будто больше на земле не осталось носков, или телефонов, или книг. В глубине души он понимал, что это тоже искалеченноть его души – ему почти ничего не покупали в детстве, а если что-то доставалось с подарком или по случаю, оно действительно было последним и единственным. И если дома его никогда не хвалили за аккуратность и экономность, то здесь эти качества оценили. Как и многое другое в нем. Его мягкий характер расположил к нему тех, с кем он общался изо дня в день, ему улыбались, его замечали, с ним перекидывались парой фраз. Спустя три года дошло до того, что он спокойно мог открывать окна, а ведь это было строжайше запрещено. И не надо было быть великим психологом, чтобы понять, что это знак доверия и симпатии, впервые в жизни Игорь стал для кого-то «своим парнем» и «славным малым, который не подведет».
 И ему никогда не угрожали. А за годы работы здесь он наслушался рассказов о том, как служба безопасности Ады угрожает работникам расправой над родственниками, если они станут болтать об острове. Разумеется, каждый здесь подписывал договор о неразглашении, но люди от природы сплетники, а ледяные глаза охранников Ады заставляли замолчать даже самые острые язычки. С такими деньгами и связями каждый казался пылинкой на пути Богини, все понимали, что наемники Ады будут творить, что захотят, и никто им не помешает. Не в этой стране. Понимал это и Игорь, но к нему так ни разу никто и не подошел с таким вопросом. Он объяснял это тем, что он один из немногих, кто не покидает остров совсем.
И он верил, что все эти угрозы – правда, достаточно было только взглянуть на Романа, начальника охраны, как мороз пробегал по коже, а в душе поселялся какой-то животный страх. Это был единственный человек из всех, кого Игорь недолюбливал и откровенно боялся, единственный человек, кто относился к нему так же, как и сама Ада. Маленькие глубоко посаженные глазки цвета вылинявшего неба, лысый череп с вмятиной возле лба и перебитый нос, как будто сплющенный у ноздрей – всё это придавало облику Романа какую-то яростную, устрашающую силу, он напоминал каннибала из дикого племени, обезумевшего охотника или машину для убийства. Игорь старался не встречаться взглядом с этими безжизненными глазками, смотрящими из своих пещер равнодушно и в тоже время как-то цепко. Роман каждый день бывал в доме, иногда, видя Игоря, бросал на него один из своих сканирующих и безумных взглядов и говорил что-то вроде «принеси воды» или «закрой дверь». Игорь кивал и тут же бросался исполнять поручение, всегда глядя строго в пол – этот взгляд сумасшедшего как будто пронзал насквозь, наводил ужас, как взгляд бешеной собаки, который всеми силами пытаешься не поймать, чтобы не спровоцировать атаку.
Но Игорь был не опасен, а потому не заслуживал пристального внимания, хотя он иногда думал, что ничего не имеет против того, чтобы Роман или его такие же чокнутые на вид ребята «наказали» его папашу. Вот бы справедливость восторжествовала! После окончания школы ко всем оскорблениям, которые ему приходилось выслушивать дома, прибавилось еще одно, ставшее постоянным – папаша называл его не иначе как «жирный педик», потому что готовить еду – «бабское дело».
Но всё это было в прошлом, осталось за дверью в новую жизнь, как сейчас остался за закрытой дверью маленький мир Ады, ставший домом Игоря. В этой маленькой уютной комнате начинался его мирок, личное пространство, о котором он так мечтал. Квадратное помещение рядом с кухней, в котором помещались только кровать, кресло и невысокий комод, здесь было всего одно окно, выходившее на стену гаража, и густые заросли, даже днем в комнате царил полумрак, но это место было лучшим в мире. Здесь всё было так, как хотел Игорь – в пределах разумного, разумеется – здесь он впервые почувствовал, что значит контролировать. И ему это понравилось. Теперь он мог решить, где поставить кровать, заправлять ее или нет, разбрасывать белье по комнате или аккуратно складывать, в какой ящик комода сложить майки, а в какой – джинсы. Это был его мир, где он решал, где его желания имели значение.
- Вот он, мой дом, - прошептал он, улыбаясь, как и каждый день три года подряд, - мой мирок.
Он постоял несколько секунд, прислонившись спиной к закрытой двери, как будто боялся, что внешний мир ворвется и отнимет у него этот уголок покоя. Еще раз любовно оглядел свое жилище, в нем как всегда царила идеальная чистота. Он сам убирал свою комнату и ванную, уборщики в начале пытались его отговорить, но он лишь краснел, смущенно улыбался и отнекивался, продолжая всё делать сам. Он стеснялся, что кто-то будет убирать за ним, трогать его грязные вещи и делать то, что обязан делать он сам, как будто он какой-то господин. Но сильнее стеснения была радость, то захлестывающее ощущение счастья и удовольствия, которые он испытывал, наводя порядок в своем укромном уголке.
Спустя год он так осмелел и вошел во вкус, что переставил кровать от окна, поставил туда кресло и комод, а саму кровать расположил рядом с дверью в ванную, так что теперь окно было справа, и, просыпаясь, он мог видеть, как ветер шевелит листву и открывает кусочки неба. Но это только летом, обычно он просыпался в 6 и шел готовить завтрак и новый день для хозяйки. А ложился он слишком поздно для таких ранних подъемов всё по той же причине – ему хотелось подольше побыть здесь, насладиться своим счастьем. Легкими занавесками, которые он сам выбрал и сам купил, потому что они подходили к покрывалу на кровати, он ждал их целый месяц и был уверен, что никогда не забудет то ощущение радуги в душе, когда очередная команда сменившихся охранников доставила ему коробку с покупкой. Подушкой в кресле, тоже купленной по интернету и доставленной сменяющимися работниками, чехол на подушке был сделан из искусственного меха, и Игорю так нравилось перебирать его пальцами, сидя у окна. Все эти мелочи были для него гораздо большим, чем просто деталями интерьера – они были его маленькими победами над прошлым. И над собой.
Он расправлялся, оживал, как цветок, который перестали наконец топтать ногами. Или, скорее, как баобаб, подумал Игорь и усмехнулся в тишине своего пространства. Теперь он знал, что у него есть не только минусы, но и плюсы, научился видеть их глазами других людей, поэтому стал считать минусы естественной частью себя. Он был толстым и совсем не походил на Брэда Пита, и ему было не обидно, потому что, кроме того, он был обаятельным добряком и мастером своего дела. Ну, и накопившийся за три года солидный счет на карточке тоже добавлял уверенности. Он не так давно покинул большой мир, чтобы не помнить, что для подавляющего большинства девушек красота мужчины – в его кошельке. И с этим теперь порядок, думал он иногда, разглядывая в зеркале свое круглое румяное лицо. Это были уже смелые мысли, и дальше их он не заходил даже в своих фантазиях. В глубине души он боялся, что если подпустит кого-то близко, однажды обязательно услышит, что он тупой, мерзкий и никчемный толстяк, что такого нельзя любить, так просто не бывает, любят других, а его только терпят.
Игорь резко тряхнул головой, чтобы прогнать эти ядовитые мысли, сейчас у него всё было хорошо, и он не хотел это терять. Сделав глубокий вдох, он отметил про себя, что воздух, хоть и чистый, всё равно пахнет помещением, кондиционерами и никогда не проветриваемыми комнатами. Прямо над кроватью под потолком блестела решетка вентиляции, мощная система гоняла воздух по всему дому, очищая и ионизируя его, Ада запрещала открывать окна – далеко не первая и не самая странная из ее причуд, совершенно не понятных окружающим – но для Игоря этот воздух всё равно был мертвым. Как можно жить на острове посреди моря и не дышать этим чудесным воздухом, недоумевал он, хотя саму идею жить вот так, в собственном мире, он очень даже понимал. Что ж, подумал он, подходя к креслу у окна, я теперь такой бунтарь, даже открываю окна. Он снова улыбнулся, но рука так и замерла, не дотянувшись до окна. Не сейчас, если кто-то увидит открытое окно – влетит прежде всего охране, а уж потом и ему. А он больше всего не хотел подводить тех, кто относился к нему, как к человеку, а не куску дерьма. Ну и, конечно, не хотел терять свое счастливое место на острове. Поэтому он тяжело опустился в кресло и привычным жестом запустил пальцы в меховую подушку. Сначала надо написать список покупок, решил он, а потом, когда я выключу свет…
Игорь достал планшет, такие были у охраны и тех, кто занимался обеспечением, выбрал главного управляющего, именно он отвечал за закупки всего, что требовалось для функционирования этого маленького общества. Игорь не представлял, как можно справляться с таким объемом информации и товара, его дело было лишь отчитываться о запасах еды, бытовой химии и всего, что было необходимо конкретно в этом доме и только его госпоже, охрана в подвале к числу объектов его ответственности не относилась. И то, ушло полгода, прежде чем он более-менее научился следить за всем и планировать. Но научился ведь, грустно улыбнулся он, значит, не такой уж я тупой, ненавистный ты говнюк. Иногда он вел такие внутренние диалоги со своим папашей, особенно, когда ему удавалось что-то, чего никогда не делал его отец. Он только поливал всех грязью, не представляя даже, как заполнять и оплачивать коммунальные счета или как распланировать покупки так, чтобы однажды не пришлось подтирать задницу собственной рукой, потому что туалетной бумаги в доме не оказалось. Всю жизнь он только брал и потреблял, уверенный, что шкафы наполняются сами собой, мусор в доме сам себя ликвидирует, а бытовая техника не требует внимания и контроля.
- Ну да, - прошептал он, глядя застывшим взглядом на мерцающий экран, - а отряд маленьких крылатых эльфов по ночам стирает белье, складывает и гладит, а днем закрывает забытую дверцу холодильника, выключает газ, когда огонь вдруг гаснет, и собирает огрызки, брошенные мимо ведра.
И он был раньше этим эльфом, его труд был невидимым, зато любой малейший промах – чудовищным и непростительным.
Игорь тряхнул головой, прогоняя страшных призраков прошлого, он сам дошел до простой истины: концентрируйся на хорошем - и его станет больше, а всё плохое ослабеет. Какой смысл изводить себя тем, что было когда-то? Так это никогда не кончится, он по собственной воле навсегда останется в прошлом, где время остановилось, а жизнь больше похожа на ад. А ведь он приложил столько сил, чтобы вырваться, столько терпел, чтобы быть здесь, быть совсем другим человеком.
2 года в грязной дешевой общаге мало чем отличались от жизни дома, с той лишь разницей, что его сосед ограничивался только косвенными насмешками, никогда не называя его в лицо жирным или тупым неудачником. Зато без спроса пользовался всеми вещами Игоря, а свои запирал в шкафу или уносил с собой шнуры от DVD плеера и аккумулятор от ноутбука. Денег на отдельное жилье не было, начинающий повар едва мог прокормить сам себя, но и эти два года были лучше жизни с родителями. А потом случилось чудо, из множества именитых и титулованных гуру на остров почему-то приехал он, никому не известный молодой толстяк, радостно ухватившийся за возможность изолироваться от мира. Собеседование вел пожилой шеф, имеющий собственный ресторан во Владивостоке, а Роман просто сидел в углу комнаты, уткнувшись в ноутбук, лишь один раз он окинул Игоря взглядом своих мертвых глаз, когда Игорь сказал, что не только не имеет ничего против, но даже будет рад никогда не покидать остров и не иметь связи с миром вообще. «Только иногда, может, раз в месяц я бы хотел позвонить маме, - робко сказал он, - а так мне даже выходные не нужны».
Но и право на звонок раз в месяц он тоже использовал нерегулярно. Разговоры с матерью возвращали его в тот кошмар, который он хотел бы забыть. Печальным или делано-бодрым голосом она спрашивала его, как дела, всё ли хорошо, вздрагивая от каждого звука и обрывая беседу торопливыми словами: «Ну все, ОН пришел, пока». Она отключалась, а ему снова становилось плохо, как будто яд, сконцентрированный в том доме, просачивался сквозь телефонную трубку прямиком в его душу, отравляя и калеча то, что начало было расправляться и оживать. Чувство несправедливости, злость и обида смешивались в его сердце в горький коктейль, разъедающий, как кислота. Почему она еще там, почему не ушла в самом начале, когда Игоря еще не было и в помине? Почему позволяла издеваться над ним и над ней? Почему обрекла его, беззащитного ребенка на жизнь, в которой не было ничего, кроме унижений, травли и страданий? Зачем она мучает его сейчас своим печальным голосом или притворным оптимизмом? Или она тоже считает его свиньей, радеющий только за свою шкуру? Неужели не понимает, как это убийственно для ребенка, видеть, как кто-то день за днем унижает его мать на его глазах?
Впрочем, нередко она и сама срывала на нем злость, так что, если быть честным с собой (а он давно понял, что самая бессмысленная и самая опасная ложь – ложь самому себе), большую часть своей жизни Игорь был между молотом и наковальней. Поэтому на смену короткому всплеску чувства вины и несправедливости приходила обида и даже злость. Он не просил рожать его, не выбирал себе такую семью, а она выбрала. Это был ее выбор, и по большому счету, видимо, он был не так уж ей дорог, не дороже насиженного места и возможности не работать на 2-х работах, чтобы поднять сына. Значит, его страдания не были настолько веской причиной, чтобы менять свою жизнь. Ребенок – второсортное существо, обуза для взрослого, маленький раб, не имеющий ни прав, ни уважения, ни свободы - вот что впитал Игорь за годы жизни под родительской крышей. И в глубине души он понимал, что никогда не простит ее за ее трусость или лень, или что на самом деле удерживало ее на месте, ведь он видел других женщин, сбегающих от мужей даже под покровом ночи, чтобы у их детей была лучшая жизнь. Чтобы их не калечил моральный урод, самоутверждающийся за счет слабых.
Поэтому звонки матери были крайне редкими, а с течением времени – всё реже и реже. К тому же, он не любил просить, с детства привык этого не делать, а для того, чтобы позвонить, ему надо было спуститься на пост охраны в подвале и взять свой телефон – он сдал его по прибытии на остров, как и все работники. Хотя, у него был даже ограниченный, но всё же доступ в интернет – Ада любила побаловать себя деликатесами, изысканной кухней и экзотикой, и Игорь, не видевший в детстве ничего, кроме сосисок и макарон, научился готовить самые невероятные блюда из самых удивительных ингредиентов. А для этого ему нужен был интернет, иногда он просто читал рецепты и хитрости – повар обычного бистро понятия не имел о том, как не испортить трюфель или правильно подать лобстера – иногда смотрел мастер-классы ведущих поваров мира, набираясь бесценного опыта для будущей жизни. Он быстро схватывал, у него был талант и любовь к своему делу, так что его хозяйка ни разу не отправила блюдо назад. Но и не похвалила, Ада Терер была из той категории людей, которые и под дулом пистолета не могут выдавить из себя что-то хорошее в чей-то адрес.
В доме связь, конечно, была, и интернет, и спутниковое ТВ, но его ноутбук, купленный на первую островную зарплату, после общения с местным IT-шником имел доступ только на поисковики и YouTube. И то, за каждым его выходом в сеть пристально следили, об этом ему сразу сообщил сам Роман, парализуя его своим ничего не выражающим взглядом серийного убийцы. После этих глаз, будь Игорь хоть первоклассным хакером – а это было далеко не так – он бы и близко к компьютеру не подошел. Но это были привилегии, ведь остальные работники их маленького «королевства» ограничивались тем, что привезли из дома – книгами, музыкой и загруженными в планшеты фильмами. А он мог читать новости, смотреть самые новые фильмы онлайн и слушать музыку… но это была одностороння связь, он как будто сидел за стеклом, наблюдая мир в окно – какая ирония, именно в Windows и был его выход в мир – но сам не мог ни с кем поговорить, никакое средство связи для него не работало.
Не очень-то и хотелось, подумал он с улыбкой, он пристрастился к новому мировому тренду – сериалам, герои заменили ему друзей, а их бурная жизнь – его собственные впечатления, и это было попадание в десяточку, еще одно сладкое удовольствие, которых теперь было так непривычно много в его жизни. И тот факт, что он научился получать удовольствия, разрешил сам себе их принимать, признал, что и он достоин радости - Игорь считал одной из величайших своих побед.
И удовольствия ждали его, поэтому он не стал терять время. Сидя в кресле у окна, за которым его ждала летняя ночь, Игорь быстро печатал, изредка поднимая глаза к потолку, чтобы вспомнить всё до мельчайших деталей. Крем для лица, изготовленный во Франции по ее спецзаказу, шоколад для косметических обертываний – Игорь считал извращением использовать пищевые продукты не по назначению, хотя этот шоколад и не был съедобным - черная икра, манго и маракуя, сыры и мясные продукты, органические средства для уборки дома и еще много совершенно разношерстных товаров, которые привозили со всех концов света. И это был только список на неделю. Сколько же денег нужно иметь, задумался вдруг он, чтобы содержать свой собственный мир? Вряд ли он знал такое число.
Еще раз пробежав глазами список, он нажал на кнопку «отправить» и отложил планшет. На сегодня его работа закончилась. Конечно, Ада могла в любую секунду дернуть его и потребовать очередную горячую ванну или какао с пирожным… но он чувствовал, что сегодня его никто не потревожит. Его госпожа еще не удалилась в свои покои, сидела в кабинете весь вечер, даже не подзывая его и ничего не требуя. После урагана дел ей хватало, хотя лично она и палец о палец не ударила, она лишь отдавала распоряжения и указывала на недостатки то тут, то там. Но она целыми днями шаталась по острову или сидела за закрытыми дверями, иногда вызывая Романа, но чаще всего одна. Что она там делала, Игорь не знал и знать не хотел, его тревожил лишь один вопрос: здорова ли она? От этого напрямую зависело его будущее.
- На больную она, вроде, не похожа, - тихо проговорил он, заходя в свою собственную ванную, опять маленькое удовольствие. – Наверное, переживает, во сколько ей влетит этот ураган.
А может, перепады настроения, подумал он, у женщин такое постоянно случается, об этом кричат все в интернете. Через 10 минут Игорь вышел из ванны, он еще не полностью победил привычку лихорадочно спешить, оказавшись под душем, но сегодня и не работал над этим – его ждали новые приключения ставших родными героев. И ночной втер, приносящий запахи его новой жизни: моря и цветов.
Игорь достал свой ноутбук, наверняка за годы, проведенные им здесь, он устарел, технологии ведь развиваются так быстро, но для просмотра сериалов и роликов на YouTube он вполне годился. Открыл вкладку с сериалом и поставил его на кровать. Теперь оставалось добавить последний штрих, вишенку на торт.
- Какой же я бунтарь! – смеясь прошептал он, выключая свет и подходя к окну.
Это был далеко не первый раз, и пока ему никто не сделал замечания. Возможно, дело было в темноте, а может, просто ему снова пошли навстречу, но так или иначе, если нарушение правила остается без наказания – оно становится нормой.
Я это заслужил, подумал Игорь и осторожно открыл окно, да и что может произойти? Комар-убийца залетит и закусает Аду до смерти? Усмехнувшись, он вдохнул свежий воздух, пахнущий уже совсем по-ночному, и залез в постель. Его ждали приключения, и ночной ветер, его единственный желанный гость, уже ворвался в комнату, шевеля занавески и одаривая хозяина ароматами летней ночи и соленой воды.
А прямо напротив окна в темноте улыбалась незваная гостья, понимая, что это почти приглашение. И она тоже пришла не с пустыми руками.