Московские мосты. Глава XIII. Обед

Обед.


   Катя пригласила Валента в пекарню, которую очень любила, на обед. Дело было исключительной важности — она обнаружила в своей жизни новый феномен, который страшно хотела обсудить с Хауслером. Он ведь бы специалист, а ещё этот феномен напрямую был связан с ним. Разве можно было обсуждать это с кем-то другим? Тем более, что Иван Чашин, а иначе Катя его уже не называла, продолжал ставить ей ультиматумы. И она продолжала их нарушать.

   Пекарня была небольшая, но настолько очаровательная, что размер её переставал иметь хоть какое-то значение.

- Нам просто удалось, - Самойлова тараторила. - Попасть в прекрасное время сюда. Тут бывает не протолкнуться, а сейчас… Такое особое настроение! Пусто! И так… Душевно!

- Я чувствовал, что есть в этом нечто… Особое, ты права, - Хауслер гнал от себя гнетущие его последнее время воспоминание. - В этом месте всё не так, как... И так и есть, я не ошибся. Видишь вон ту табличку?

- А? - Катя пыталась понять, куда клонит Валент.

- Тут написано: «Здесь обитает любовь».

- А, да!

- Любовь, какая именно? Любовь Павловна, Любовь Михайловна… И давно ли?

- Опять шутишь!

- А что мне ещё остаётся делать? Глупости — залог человеческого счастья. И дальнейшего существования.

   Хауслер не выглядел счастливым. Он погрузился в себя, что немного расстроило и Катю.

- Сегодня неудачный день? - спросила она боязливо.

- Нет, сегодня на мне неудачная голова, - Валент пытался выдавить из себя улыбку, но не смог. - Давай просто пообедаем, не будем вдаваться в… Или может…

- Что-то случилось? - Самойлова взяла себя в руки. Она была настроена решительно до этого, и сдаваться не собиралась. - Ты мне всё можешь рассказать!

- Случилось, - Хауслер не имел сил сопротивляться.

- Когда?

- Давно.

- Как давно? Сегодня или…

- Много лет тому назад.

- И ты вспомнил и…

- А мог бы и не вспоминать! Однако, однако… Чашин — это прямая копия… Нет, тень!

- В каком смысле?

- Оба они… Ну то есть…

- Оба?

   Хауслер замялся.

- Ты расскажешь или нет? - Самойлова использовала методы, которым он её научил.

- Но это долгая история, - Валент хотел собраться с силами, но не мог. Решил уйти в полный отказ. Хотя, поделиться с Катей своим прошлым было бы более чем уместно — очередной урок, пример и… Но желания не было. Уныние охватило Хауслера.

- А у меня сегодня выходной, я свободна.

- А Чашин?

- Он же тень, тоже может подождать.

- Ну…

- А тень чего?

- Не чего, а кого.

- Чья тень?

- Брумова.

- Кого?

- Я же говорил, это долгая история. Безумно долгая и скучная. И трагичная немного.

- Трагичная! О, это звучит… Ужасно.

- Так и было.

- Ты совсем не в настроении да?

   Катя сначала решила отложить свой план рассказа о феноменах на потом, но Хауслер всё-таки начал говорить.

- Терентий был… Как ты, только чуть более… - он задумчиво закрыл глаза. - Знаешь, волосы у него были чуть темнее, а лицо более злое. Не знаю, как объяснить. Вроде бы на вид приятный человек, а внутри…

   «Значит, он думает — что я приятный человек!» - обрадовалась Катя. И снова начала собираться с духом.

- Мы учились вместе, так получилось. Этот Брумов несколько раз меня чуть не убил… - в детали Валентин не вдавался, но рассказывал достаточно многое. - Иногда мне казалось, что я всё это зря затеял. Но выбора у меня не было — он хотел меня уничтожить. А я просто хотел его разубедить.

  «Что же такая не романтическая история попалась...» - думала Катя, слушая длинную историю двух соперников. Её феномен заключался в сумасшедшей привязанности к Валенту. Странный феномен. Необъяснимый. Было ли это просто желание восхищаться наставником или поиск какой-то значимой для себя фигуры, она понять не могла. Но и расспросить об этом Хауслера было как-то неловко.

- Всё это осталось позади, в 20-ом веке, - голос профессора звучал необычно взволнованно и плаксиво. - А я всё никак не мог понять, отчего мне кажется знакомым… И потом, на днях, когда я начал вспоминать… В итоге я вспомнил — он говорил так… Брумов, я имею в виду…

- Уже после сломанной руки? - Самойлова хотела отвлечься, задавая вопросы по ходу истории, но только загоняла себя всё дальше и дальше в тупик. - Или…

- Ты что-то от меня хочешь, да? - спросил Валент. - Но не говоришь.

- Я хочу всё узнать!

- Так значит? А какая для тебя разница — говорил он это до или после, если я даже не успел тебе сказать, что именно он говорил?

- Я… Ну…

- Вот именно. А говорил он вот что: «Любовь — это химическая реакция.»

- Прямо как Иван Чашин!

- Вот-вот. И я начал задаваться вопросом… Мы с тобой пришли к выводу, что наш Иван — дурачок. Но такой ли он дурачок на самом деле, или за ним стоит куда больший дурак?

   Девушка задумалась.

- Это я наткнулся на эту мысль после того как… Помнишь историю про миниатюры и крохотные книжки? Так вот…

   Хауслер говорил, и чем больше он говорил, тем веселее казался.

   Он рассказывал одну историю за другой, одну за другой, и Кате почудилось вдруг, что он начинал выглядеть всё моложе и моложе. Морщинки сглаживались, седина и лысина перевоплощались в тёмные волнистые волосы. Могло ли это происходить на самом деле? Или Хауслер всегда был таким, всегда ощущал себя молодым, просто видел это не каждый?

   «А он… - начала думать Катя, но сразу же остановила себя, - Надо поговорить про феномен, а я глупостями занимаюсь… Хотя глупости нужно делать, но не столько же сразу!» Её напрягала история про Брумова — в Терентии правда было много знакомых ей деталей. Персона Чашина повторяла их практически идентично, с той только разницей, что мировоззрения, построенного на тезисах, у Ивана не было. Он мог сколько угодно считать, что у него оно было, но и Катя, и Валент, пришли к выводу, что Чашин пока не сформировался как личность до конца. Он колебался. Он врал. Он выдумывал. Возможно, он даже шёл по чьим-то шагам. Однако, истинной позиции так и не возымел. Или притворялся, что не имел, а на самом деле… Что-то во всём этом казалось Кате нечистым. Слишком подозрительным. Но откуда мог взяться этот Терентий Брумов? И с какой целью натравил Чашина на Хауслера? От него же совершенно нет урона. Или не было, по-крайней мере до того момента как Валент стал замечать детали, заблудившиеся в потоке воспоминаний и отошедшие на задний план.

- И я внезапно погрузился в прошлое, - Хауслер вновь стал выглядеть, как обычно. - А там — Брумов. Такая гадина…

- Но вы же одержали над ним победу! - не выдержала Катя и почти что вскочила с места. - Откуда он мог снова объявиться?

- Он же не умер, Катенька. Хотя, этот тип и воскреснуть мог бы. С его-то характером и жаждой мести… Я удивлён, что до сих пор этого не случилось.

- Может быть, он всё-таки…

- Нет, такие просто так не умирают. Умирают добрые и порядочные люди, а такие как он живут себе припеваючи. Кстати, о нём же.

- Студенты говорили о нём, кажется, я вспоминаю, что слышала что-то такое!

- Именно.

- Беспокойная история. Непонятная.

- Тоже так думаю.

- И что вы предполагаете делать?

- Ничего.

- Как ничего?

- Брумов — это не такая уж и большая угроза. По-крайней мере тот Брумов, которого я помню. И даже если он что-то и сделает… Разве это меня так сильно заденет? Да никогда!

- Никогда не говори никогда…

   Катя заёрзала на месте.

- А зачем ты, собственно, меня пригласила в пекарню?

- А?

   Вопрос застал Катю врасплох.

- Ты же что-то такое сенсационное…

- А, это! Феномен.

- Феномен?

- Но он глупый…

   Самойлова боялась отказа, хотя ничего не собиралась предлагать. Словно, если бы, допустим, Хауслер отказал бы ей… Но она же ни в чём не признавалась! Она лишь хотела обсудить феномен! Откуда-то издалека ей на плечи, впрочем, не только ей, насыпали по три тонны камней. На душе стало неспокойно, и везде стал мерещиться обман. Про феномен Катя так и не сказала в тот день. Решила выбрать более удачный.