Злостный список

     Моим глупым и опрометчивым решением стал поиск легких денег. Дороги на улице были кисельные, липкие. Сквозь мутный снег едва светили редкие фонари. Я держала путь к пугающему «Теплотеху». Рядом с некогда величественным и громоздким зданием находился офис, в котором работали молодые операторы. Офис этот принадлежал медицинскому центру с весьма благородным названием «Женьшеневый лист» или «Цветущая магнолия».
     Еще раньше я успешно прошла собеседование в другой части города. Там, в кабинете, меня встретила женщина с фарфоровой кожей и лицом запуганного агнца. Внутри было просторно, светло, правда до отвращения пахло белизной и хлоркой.
     Руководительница пожирала меня глазами, а когда узнала, что я из себя представляла, добавила: «Не уверена, что такой творческий человек надолго у нас задержится». Меня возмутило это высказывание до скрежета в зубах, но я сумела замуровать эмоции так, чтобы женщина не смогла прочитать излишнюю чувствительность, подтверждая тем самым догадки насчет меня.
     Немые сотрудники, которые до этого сидели вокруг нас, уставившись в мониторы, уже искоса посматривали в нашу сторону. Это была последняя капля. Больше мне ничего не оставалось, кроме как пробудить внутреннего Дон Кихота, чтобы при всех отстоять свою честь: «Вы знаете, я уже работала во многих местах, так что в этой жизни меня ничем не напугаешь. Я, как понимаете, настырный и исполнительный человек».
     Язык мой скрутился, высох от лжи и по ощущениям обратился в серый и надменный галстук, который был у десяти-двадцати работников в штате. Безобидное и равнодушное же личико работодательницы стало отталкивающим: она поджала левый уголок рта, а в глазах у нее пробежали зловещие зеленые искорки. На мгновение показалось, что женщина перешла во власть чему-то нехорошему, некоему кукловоду. Она еще минуту сидела, усмехаясь, пока не обронила: «Хорошо-хорошо, я вижу, что человек вы достойный». Напоследок она записала мое имя в книжонку, в которой было много зачеркнутых, подчеркнутых и даже обведенных имен, и назвала адрес офиса, промычав, что все важное объяснят на месте.
     Так я и оказалась перед высоким раскинутым зданием. Первое, что заметила: в фойе было холодно, как и на улице. «Мороз обжигает не хуже огня», — вырвалось тогда у меня. Когда переступила порог – осмотреться вокруг не позволил крючковатый и вредный старикашка, ускоренным шагом уже вовсю ступающий ко мне.
     – Нечего тут смотреть! Чего вам здесь нужно? – проверещал он.
     – У меня сегодня испытательный срок. – Я полезла в карман за визиткой, а после аккуратно сложила ее в ладошку охраннику. – Не подскажите, как пройти к нужному офису?
     Он долго сжимал бумажку, будто бы перед любопытным взором его находилась денежная купюра, которую следовало проверить на подлинность. Я решила негромко кашлянуть, чтобы старик опомнился. В ответ он пренебрежительно кинул визитку в меня, добавив: «Пройдите вверх по лестнице, затем сворачивайте направо и ступайте так до конца, пока не уткнетесь в лифт. Вам нужен шестой этаж, все ли понятно?»
     Не хотелось с ним контактировать, ровно как и терять еще одну минуту впустую, поэтому я мигом прошла небольшую лестницу, свернув в тускловатый мерцающий коридор. Когда дошла до конца пути – немного испугалась при виде лифта: сохранился он с советских времен, казалось, его ни разу не ремонтировали, может быть, два или три раза в нем сделали косметический ремонт. Над лифтом еще нервно мигала лампа, заполняя помещение неприятным оранжевым светом. Картина эта выглядела по-адски.
     Уже в кабине я выбрала нужный этаж. С каким-то грохотом мы оттолкнулись от земли и с непрекращающимся скрипом летели не то вверх, не то вниз. Когда двери открылись – меня встретила девушка с бездумными глазами и натянутой улыбкой со словами: «А вот и вы! Мы вас уже заждались». Она была моим куратором. Девушка провела меня к двери офиса, у которой, на мое удивление, не было таблички с номером 13, 50 или с другим известным трехзначным числом. Это успокоило.
     Офис представлял собой небольшую каморку. В нем находились студенты, которые сидели, прижимаясь вплотную друг к другу. Вокруг них лежали звенящие кнопочные телефоны. Кураторша, проводив меня до сиденья, между тем успела объяснить миссию: «Смотри, я дам три листа, на которых ты увидишь имена и телефонные номера пенсионеров. Им нужно будет рассказать, что наш центр проводит бесплатные услуги для такой группы лиц. Перед этим ты должна спросить, есть ли у них какие-нибудь хронические заболевания. Если серьезные болезни у них имеются – сбрасывай трубку. Мы с такими не работаем».
     Работа оказалась простой, но что-то меня в ней смутило. Как только выдали телефон и карточки с заготовленной речью, я сразу же набрала случайный из списка номер, но мне никто не ответил. Чаще все было так: если кто-то и брал трубку – мгновенно сбрасывал, стоило лишь произнести название центра. Одна женщина и вовсе прокричала: «В последний раз предупреждаю, звонить мне не нужно! Иначе я вас всех расстреляю там!»
     За бедными студентами, помимо приставленных кураторов, следил и злостный начальник: у него были черные глазки-пуговки, лохматые брови и красные потные щеки. Он говорил, что, как и мы, начинал с малого, только работал в тысячу раз эффективнее. Мне понятна природа этих коучей-неудачников с искривленной и больной душой. Раздражала только эта игра «хороший и злой полицейский». Еще начальник действовал всем на нервы обиженными монологами: «Что я-то сделаю, если поколение у них тупое? Они, кроме «моргенштернов», больше никого не слушают».
     Спустя время со всех сторон стала раздаваться музыка. Сначала подумала, что непривычно громкая обстановка породила слуховые иллюзии в голове. Но кураторша попросила на сей шум не обращать внимание, предупредив, что в соседнем помещении иногда собираются петь хор и играть музыканты. Я нервно посмеялась с этого, пока не ощутила, как все достигло перенасыщения внутри: каждый звук начал приносить немыслимые страдания. Но сдаваться была не настроена, поэтому решила до конца отсидеть рабочий день.
     Вечером, через несколько попыток дозвониться до кого-нибудь, трубку взяла по голосу приятная старушка. Сначала мы спокойно с ней общались, но вскоре она замолчала, когда узнала о моих тайных намерениях, а еще через минуту – разрыдалась.
     – Что случилось? – обеспокоенно спросила я.
     – Сегодня ровно девять дней, как мужа моего не стало... – Она всхлипывала после каждого слова.
     – Боже мой, простите меня, пожалуйста. Я вам соболезную!
     – Вы побудите со мной еще недолго на линии?
     Не помню точно, что произнесла, так как почти в ту же секунду мой взгляд перехватил на себя начальник, глаза которого налились кровью от злости. Он сидел в тягостном ожидании: любая маленькая оплошность отделяла его от гнева. Я стыдливо опустила глаза вниз, а когда подняла их — увидела, что на месте его уже нет.
     По спине в этот миг пробежали мурашки. Мужчина стоял позади меня. Он протянул свою руку, чтобы я сложила в нее телефон. Так я оставила бабушку на растерзание гудкам и мукам. Затем он спросил: «Почему ты больше всех болтаешь и при этом не приносишь никакого результата?» Зачем-то я поспешила объяснить ему ситуацию.
     Это покаяние прервала кураторша, заявив, что не до конца истолковала мне задачу. Начальник что-то рявкнул, оставив нас в уголке. Девушка разочарованно добавила: «Смотри, в этом случае просто берем и обводим имя, мол, пока контактировать с ней не стоит. Если на звонок кто-то не ответил в первый раз — подчеркивай эти номера, чтобы не забыть перезвонить им снова, а если кто-то попросил больше не звонить на телефон — вычеркивай их. Не сложно, как видишь! И не расстраивайся сильно. Я в свой первый день тоже ревела. Потом привыкнешь!»
     Ко мне чуть было не подступили слезы, но, к счастью, начальник в этот момент объявил десятиминутный перерыв. Встав со стула, я ощутила, как за три часа мои ноги окаменели, поэтому было принято решение — прогуляться по коридору. А когда проходила мимо туалета, то случайно услышала диалог студенток, которые тоже находились на испытательном сроке:
     – Мой куратор проболтался, что здесь такая схема работает: старики приходят на прием, им предлагают бесплатный массаж, а в конце процедуры просят денежки за него и не отпускают, пока те не заплатят.
     – Теперь понятно, почему они не берут людей, у которых хронические болезни. Боятся, что при массаже что-то не так пойдет.
     – Так везде на самом деле. Злой маркетинг, не более.
     – Некоторые старики и не поймут этого: придут счастливые лечиться за бесплатно.
     – Ничего не бывает бесплатно.
     За окном в холле шел непрерывный снег. На город падал зловещий ветер. На улице и в здании было темно и холодно, как в склепе. В такую погоду человеческая душа отворачивалась от чужого горя: от музыкантов в подземном переходе с замерзшими руками, перебиравших струны гитары, от бедняков, просивших милостыню под ветрами, и от стариков, напоминавших наивных детей. Странные чувства охватили меня: и хоть с самого начала я догадывалась о том, что здесь происходило дурное – все равно приложила руку к этим злодеяниям.
     Я размышляла, как поступить дальше: демонстративно собрать свои вещи и уйти или же бездельно отсидеть до конца. «Если уйду прямо сейчас – руководство подумает, что я струсила, морально не выдержала это испытание. А если отсижу до конца – на следующее утро сама перезвоню и скажу им, что сидячая работа не подходит для молодой и талантливой девушки». В таком случае в дураках они останутся, точно-точно! «Милая, почему тебя волнует мнение таких недостойных людей?» – вопрос, на который я не могла дать ответ.
     Меня не терзали тяжелые распри о моральном долге и нравственности, наоборот, успокаивала мысль в том, что мне хотя бы не удалось заманить кого-нибудь в эту ловушку. В конце концов, я решила поступить, как жалкий, лишенный достоинства, трус. И вернулась в офис, в котором заняла привычное положение в тесном и тусклом углу, что, вообще-то, оказалось довольно символичным. Я – человек, наверное, в этом и есть вся беда: у меня слишком много слабостей и глупых страхов. И я-то уж точно – не герой, и не стремлюсь им быть. Совесть не соглашалась со мной, изнывая: «Давай! Утешай себя этим!»
     Я пододвинула к себе последний список с номерами, тыкнув пальцем в случайное имя жертвы. Через пару гудков мужчина, выслушав мою чистую, выученную речь, грозно заверещал: «Как вы смеете подобное предлагать? Шутники, я вам еще устрою!» К тому моменту эта работа до глубины души опротивела. А с каждой минутой мне становилось хуже и хуже.
     Я точно не могла объяснить, что со мной происходит. Пришлось резко встать со стула, предупредив, что срочно необходимо отлучиться. Начальник недовольно прокричал что-то вслед, но мне уже было все равно: я больше не боялась его красной и вытянутой физиономии. Я выбежала в коридор, в котором меня бросало то в жар, то в холод. Сердцебиение учащалось, казалось, вот-вот меня достигнет опасность. Красные лампочки нервно мигали. Страшные мелодии и звуки кружились в воздухе. «Что за чертовщина здесь происходит?» – думала про себя.
     Когда, опершись на стену, проходила мимо помещения, в котором были музыканты – я бредила, я слышала, как играет орган, и не могла в это поверить.
     С невероятным усердием я добралась до уборной и почти сразу склонилась над раковиной. В помещении, помимо меня, находилась и скромная женщина аристократичного вида, у которой в руках был чехол со скрипкой, поэтому мне было крайне неудобно, когда в умывальник я принялась оставлять все самое плохое, что случилось со мной за день. Когда из организма вышла вся желчь, она подошла ко мне со спины и спросила:
     – Вам нужна какая-нибудь помощь? Может, стоит вызвать скорую?
     – Не нужно, мне уже лучше. – В этот момент я протирала рот влажной салфеткой, пока в голове бегали наивные мысли, мол, произошло со мной такое потому, что это противоречило моей сути, то бишь я нарушила границы дозволенного. Внутри велась некая схватка добра и зла. После глупых изречений, когда женщина уже чуть было не вышла за дверь, я окликнула ее:
     – Вы не знаете, кто играл эту музыку?
     – Как же! Сегодня здесь репетировал православный хор. Скоро наступит Рождество Христово!
     – Мне кажется, со мной целый день творится какая-то чертовщина. Скажите, все ли со мной плохо, если вместо православных песнопений я слышала тяжелые мелодии органа?
     – Думаю, нет. Есть легенда, что дьявол владеет всеми музыкальными инструментами, но особую слабость питает к скрипке. А вот про орган я еще ничего не слышала…
     – Я погляжу, вы тоже неравнодушны к скрипке.
     В этот момент лицо ее искривилось. Женщину очень смутило мое сравнение. Спустя минуту она сухо проговорила:
     – Берегите себя! И еще раз с наступающим!
     Покинув уборную, я наблюдала за тем, как она скрывалась, сливаясь с местными хористами и музыкантами. Между тем мой рабочий день тоже подошел к завершению. В кабинете молодые сотрудники уже разошлись. За офисными столами сидел начальник и несколько кураторов. Искренне надеялась, что со мной никто не захочет вступить в диалог. Но когда я складывала в сумку вещи, начальник обмолвился:
     – Я правильно понимаю, что мы вас больше здесь не увидим?
     – Да, не совсем этого ожидала от работы оператора. – Я больше не смотрела в сторону своего обидчика.
     – Меня руководство предупредило насчет вас. Никто не был уверен в том, что вы продержитесь хотя бы до конца дня. Ну-с… Всего доброго! – Мужчина начал копаться в бумагах, громко набирать пальцами по клавиатуре, нацепив на себя маску серьезного человека.
     Я еще недолго думала об этом дьявольском списке: «Интересно, а у Санты в записной книжке рядом со мной теперь помечен уголек? Если это так – я не против. Это вполне заслуженно!» Но стоило мне только выйти на улицу, как все плохое вдруг испарилось, словно мираж, оставив меня наедине с темным лопнувшим небом и зданием, с интересом рассматривающим меня. Я облегченно выдохнула.
     Ангелы рассыпали по небу звезды. На макушки деревьев спадали пушистые снежинки. Близился Новый год, поэтому сладкое, пенящееся чувство радости было превыше всего бытийного, мерзкого и зловещего. Казалось, все лучшее поджидало впереди. В этом жизнеутверждении и скрывалась главная сила молодости: мы быстро отходили от плохого, отважно раскрывая сердце новому счастью.