Тени

     Вокзал. Утренние лучи просачивались через огромные витражные окна, вырисовывая сюжеты из игравших тенистых форм. Эта картина напоминала мне проходивших людей: они появлялись, объединялись в группы, рассыпались по платформам, исчезали, а затем возникали вновь. Нескончаемый поток лихорадочных силуэтов, среди которых была и я. Помнится, солнце безутешно пыталось освежить уставшие и мрачные лица окружающих. Супружеские пары без конца бранились, пока их дети, прикусив губы, крепко сжимали свои тела.
     Мой поезд отходил ровно в восемь. Меня не беспокоило ни время на часах, ни размышления о том, не забыла ли я чего-нибудь по дороге, волновало только одно: какие пассажиры будут в вагоне. Такой трепет объяснялся лишь тем, что это была первая самостоятельная поездка куда-либо. Тогда я еще не представляла, что буду возвращаться к ней снова и снова.
     Дойдя до нужной платформы, я показала документы проводнице. Та, в свою очередь, приветливо улыбнулась и озвучила место в плацкарте, указанное в билете: в нем я занимала верхнюю полку. С первыми соседями я познакомилась, пока разбиралась с чемоданом. Рядом со мной должна была ехать женщина лет тридцати, правда, с первых секунд она показалась намного старше. Довольно крупная, с темными водянистыми волосами; от ее взгляда исходило напускное тепло, но общий вид говорил об обратном: она была измучена. Неподалеку стоял виновник ее состояния – двенадцатилетний сын. Он сильно походил на свою мать: не только размерами, но и чертами лица, привычками и поведением. Она села на нижнюю полку, отдышалась, а затем посмотрела на меня и сказала:
     – Как тебя зовут?
     – Даша, а Вас?
     – Я Нина, а это Сережа, – она кивнула в сторону сына. – Долго будешь ехать?
     – До Москвы.
     – О-о-о, нам еще дальше. Сосед наш не объявлялся? Дай бог, чтобы нормальный попался. Ты это, не стесняйся, бери чай и усаживайся за стол, когда тебе угодно.
     Я улыбнулась в знак почтения. Тем временем поезд успел тронуться. Сережа закричал:
     – Ура, поехали!
     Прошло десять минут, мы уже проехали станцию, затерялись где-то в зелени, в которой иногда проскальзывали городские окраины. В ту же секунду я почувствовала резкий дурной запах и услышала постукивание, усиливавшееся с каждым шагом. По звуку оно напоминало дребезжание граненого стакана.
     – Неужели это к нам? – разволновалась Нина.
     Я заглянула в проход и увидела мужчину (действительно с граненым стаканом), одетого неопрятно, покачивавшегося из стороны в сторону. С собой у него была одна маленькая кожаная сумка набок. Он чуть было не прошел свое место, но затем резко развернулся к нам. Осмотрев нас, как будто от нашего вида зависел его выбор, мужчина невнятно произнес:
     – З-з-в-дравствуйте.
     После небрежно закинул сумку и поставил чашку наверх, почесал затылок и ловким движением рук забрался на свою полку.
     – Боже, я как чувствовала… – еле слышно произнесла женщина.
     Через какое-то время мужчина храпом начал перебивать грохот и постукивание колес.
     – Та-а-а-к, ладно… Ты кушать хочешь? Доставай из сумки колбасу, сыр, хлеб. Сделаю нам бутерброды, – переключилась Нина.
     Сережа достал намного больше, чем того требовала мать, словно они решили заесть весь стресс, который только что с ними приключился. Я забралась наверх, чтобы избежать возможного участия в этом пиршестве. И спустя пару покачиваний заснула. Очнулась, когда мы уже подъезжали к Миассу. Мужчина лежал, как убитый, соседи ниже все ели, только пейзаж за окном стал другим. Окраины Челябинска сменились горной возвышенностью. Пока я рассматривала виды, к нам успела подойти проводница:
     – Не хотите чего-нибудь? Конфеты, чай?
     – Ма-а-а-м, возьми мне чего-нибудь! – умоляюще выпрашивал мальчишка.
     – Мы взяли с собой всего предостаточно. Не наглей! – фыркнула она.
     Я перестала адекватно смотреть на Нину, когда она приступила упрекать сына в том, что тот напоминает ей бывшего супруга. И хотя мальчик с самого знакомства показался мне забитым и слабым, с появлением господина, знатно искупавшегося в спиртяге, он стал вызывать еще большую жалость.
     — А ты мне с отцом разрешишь встретиться? — в какой-то момент выдавил эти слова Сережа с выражением, как будто бы совершил нечто запретное.
     — Ты сначала матери своей помогать научись! Мы домой вернуться не успели, а ты уже к нему удрать хочешь! Конечно, я тебя ращу только для того, чтобы от тебя след простыл в конечном итоге? Научился у своего папаши! — Она мгновенно обратилась в огромный раскаленный шар, который еще чуть-чуть — и лопнул бы, а после долго остывала, наказывая мальчика молчанием.
     «И кем он станет, когда вырастет? Чертовски грустно, надеюсь, ты не будешь парнем с верхней полки, а найдешь в себе силы выкарабкаться». — Голова моя трескалась. Одна из самых больших неудач современной России — безотцовщина. Женщины настолько сильны, что уже ничего не чувствуют, мужчины настолько слабы, что начинают терять себя изнутри, заполняя пустоту всяким хламом. И каждый из них по-своему несчастен.
     Добравшись до станции Х, курящие пассажиры выскочили одни из первых. Некоторых я наблюдала из своего окна. Они истосковались по огоньку, были увлечены только им, так что не замечали ничего вокруг. Пассажир с верхней полки вдруг перестал храпеть, он потер лицо руками, порычал как зверь, а затем спросил:
     – Мы сейчас где?
     – Под Миассом где-то, – ответила я.
     – А-а-а, рано.
     Он вскочил с койки, захватил свой ящик Пандоры и скрылся в проходе.
     – Даша, открой окно, пожалуйста! Проветрим, пока это чудо не вернулось.
     – Бесполезно, мама, – рассмеялся Сережа.
     Через пятнадцать минут он вернулся. Мне удалось разглядеть его лучше. У него были серые блеклые глаза, бесхарактерное лицо, морщинистый лоб, жилистые руки и острые скулы. Мужчина чувствовал неприязнь, исходившую от людей, более того – так же относился к самому себе.
     – Вы случайно не в Златоусте выходите? – холодно спросила Нина.
     – Вам придется терпеть меня до самой Москвы, – съязвил он.
     Мужичок поставил кружку с набранным кипятком на стол, Нина в этот момент закатила глаза. Она больше всего не хотела, чтобы он сидел рядом с ней или с ее сыном. Заметив это, мужчина не стал идти против кого-либо, так что занял свое привычное положение сверху.
     Напряженное состояние уняли вошедшие пассажиры, расположившиеся на боковых местах. Рослый парень со светлыми волосами помогал своей сестре лет шести-восьми с багажом. Когда он обернулся и увидел, что все внимание было приковано к нему, ему не оставалось ничего, кроме как поздороваться. А дальше завязалась оживленная беседа между Сережей и только что прибывшими ребятами. Проговорили они так до самого вечера.
     Вагон наполнился мягким розоватым светом, туман за окном нежно убаюкивал поля, укрывая их пушистым одеяльцем, деревья покачивались, словно исполняли колыбельную. Все готовились ко сну, кроме возбужденных ребят. Они решили отвлечь себя от уже приевшихся пейзажей за окном, так что придумали устроить театр теней.
     Удивительно, но уже к известной компании успела присоединиться проводница. Эта девушка обладала ярким, задорным характером. У нее были каштановые волосы, которые на вечернем солнце были особенно хороши: они отливали приятным рыжим оттенком. Кожа у нее была смугловатая, веснушчатая, а губы полные, алые. Было видно, она испытывала сильную симпатию к высокому красавцу, а потому так смущенно улыбалась, когда их взгляды пересекались.
     – Я совсем не понимаю, что это за зверь. Можно мне подсказку? – выпрашивал Сережа.
     – Это морской житель, – ответила путеводительница.
     – Легче не стало, может, креветка какая-нибудь? Рак, кальмар?
     – Все! Ты истратил три попытки. Это был морской конек!
     – Что-о-о-о? Да ведь совсем не похоже! Я бы показал его по-другому! – возмущенно заявил он.
     – Так, а ну-ка ложись спать, завопил он тут! – крикнула его мать.
     Мальчишка показал все свое недовольство, которое только мог из себя излить. Когда он встал с боковой кровати, рослый парень дружески похлопал его по плечу. Проводница заметила это, улыбнулась, накрутила волосы на палец (это была ее привычка), пожелала всем спокойной ночи и направилась в служебное помещение. Парень проводил ее взглядом, потом еще долго всматривался в одну точку до тех пор, пока сестра не попросила помочь его забраться на верхнюю кровать. Вскоре свет погас.
     Утром меня разбудил разговор между женщиной и проводницей.
     – Они выскочили сегодня ночью, – ответила Нина.
     – О, правда, что ли? Не знаю, как я их не заметила. Даже не попрощалась.
     – Возможно, я бы тоже не застала их, если бы не сосед сверху, который храпит во сне громче паровоза.
     Девушка выдавила из себя улыбку, сжала руки, в последний раз оглядела пустые места, а после быстро испарилась.
     – Видела, Даш, как она на него смотрела? Я всегда считала, что мимолетные знакомства и курортные романы ни к чему хорошему не приводят. Так, для разнообразия и оживления разве что сойдет.
     Она еще немного поворочалась, поняла, что не уснет больше, так что приступила к завтраку. Все содержимое сумки она достала на стол: лапша быстрого приготовления, колбаски, сыр, яйца, шоколад, зелень. Затем она поспешно разбудила сына, и они принялись есть.
     – Там, мужик случайно не помер? Не кряхтит больше, – спросил мальчик.
     – Дурость не неси больше, пожалуйста. Ты головой думай хоть иногда! – прошипела мать.
     Больше я не обращала внимания на эту парочку. Мы как раз проезжали через длиннейший мост, все отвлеклись от привычных дел и уставились в окна, за которыми рябью отдавала Волга. Свет от воды отражался на стенах, многие ухватились за фотоаппараты. Вдали виднелись грузовые суда, на берегу шла глобальная, напряженная застройка, кто-то беспокойно рыбачил и наблюдал за горизонтом, чуть позже показался пустынный пляж с множеством зонтов и шезлонгов. В Самаре было довольно-таки холодно, поэтому я не вышла на станции, зато успела застать достаточно интересного персонажа.
     В вельветовом клетчатом пиджаке, немного сутулый, худощавый, но с небольшим животиком — таким запомнился мне этот человек. Он занял боковое место, где пару часов назад располагался парень с сестренкой. Но этот пожилой мужчина даже не намеревался отдыхать: он раскинул ткань по всему столу, на нее положил три телефона, а после принялся чего-то ожидать. Хватило его только на десять минут. Казалось, тишина его раздражала: он нервно стучал ногами и пальцами, набрал кого-то, а после не было ни минуты его молчания. Сын Нины также обратил на него внимание:
     – Какой-то бизнесмен, походу.
     – Из его разговоров по телефону я поняла, что он работает в компании Amway. Она производит средства личной гигиены, – не преминула сообщить Нина.
     В ту же минуту вошла совсем непримечательная женщина сорока лет. Думаю, вам не ново наблюдать представительниц женского пола, которые с возрастом все больше друг на друга походят. Та же комплекция, те же пушистые, непослушные волосы, тот же неаккуратный макияж. Такой была наша героиня. По счастливой случайности или нет, она занимала койку как раз над «бизнесменом».
     – Вам помочь сумки наверх убрать? – спросил он.
     – Ой, было бы неплохо, спасибо!
     Они еще немного переглядывались друг с другом. Она не понимала, чего он от нее хочет, а он в то время считывал про нее все.
     – У вас очень интересная внешность, – выпалил мужчина.
     – Ой, да ну правда что ли! С ума сошли, не иначе! – рассмеялась она.
     – Я как раз работаю в одной корпорации, производящую косметику для милых дам. Можете глянуть каталог!
     Он не дал ей спокойно засмотреться на что-нибудь одно в журнале, переварить информацию, взвесить все «за» и «против», а только перегружал потоком мыслей.
     – Вы же до Москвы едете?
     – Да, а что?
     – С этим набором, – отрывисто он показал пальцем в глянец, – вы покорите всю Москву!
     – Ой, да мне так много не надо! – Ей было это приятно слышать, хоть она и понимала, что все это «лапша на уши».
     – Красиво стелет, – смеялась мама Сережи.
     «Бизнесмен» быстро утомил свою соседку, так что она при первой удачной возможности сбежала к себе в постель.
     Вечером мы стояли на станции «Рузаевка», и мальчик, сидевший со мной, все шутил, что это «Рублевка». За оставшийся день ничего интересного не произошло, если в расчет не брать потускневшее лицо пожилого живчика, который понял, что большой куш на закомплексованных женщинах в плацкарте не сорвешь. Поезд простоял на остановке пятнадцать минут, в последний момент зашла компания молодых парней двадцати-двадцати восьми лет. Те, что помладше, особенно ничем не отличались, а вот ребята повзрослее выглядели так, как будто у них есть машина времени, и они вот-вот отправятся в девяностые. У самого буйного из них был острый козырек, белая майка, из-под которой выглядывали татуировки в виде ангелов на левой и на правой груди. Все они были бесшабашны, неопрятны и пьяны. Когда между ними проходила проводница, я услышала, как она проговорила: «О Господи!», а потом отчаянно выдохнула.
     Они проехали спокойно платформы три, пока один из членов этой братии не упал в туалете. Его друзьям было на него наплевать – в отличие от путеводительницы:
     – Эй, вы почему за своим другом не присматриваете? – грозно обратилась она к компании.
     – А почему мы что-то кому-то должны? Он большой мальчик. – ответил самый борзый из них.
     – Да погоди ты! Что с ним там произошло? – обратился к ней на удивление трезвый молодой парень.
     – Кричит на полу, ругается матом. Уложите спать его, пока полицейские не пришли!
     Парень встал с еще одним другом, после они скрылись за дверью в конце коридора. Шумные ребята все так же выпивали, пока один из них не закричал:
     – Прячьте все, псы идут!
     В эту секунду они в такт допили содержимое стаканов. Полицейские не оборачивались ни на кого, они шли прямо на давно примеченную цель. Самый крупный взял кружку, понюхал остатки пойла. Затем он обернулся к коллеге, они обменялись взглядами, попросили показать сумки, из которых уже изъяли спиртное.
     – Не знаете, что в общественных местах алкоголь под запретом?
     – Так там всего пять процентов, от этого не опьянеешь даже!
     – Хочешь сказать, что ты опьянел так с пяти процентов? – сказал самый массивный полицейский.
     – Не нужно с ними церемониться, давай закончим с этим поскорее.
     – А договориться никак нельзя? – Ответа самый буйный мужик так и не получил.
     После того как стражи порядка выписали заветные штрафы, они не сразу, но заметили человека, находившегося в неадекватном состоянии, покоившегося на нижней полке. Его они под ручку вывели из вагона. Тем временем пьянчужки носились из стороны в сторону, кому-то постоянно названивали, перекрикивали друг друга. В общем, совсем не знали, как быть дальше.
     – Я им и деньги предлагал, и все остальное, они ничего слушать не хотят, – говорил самый младший по телефону. – Да что еще сделать-то надо, я вообще без понятия! Все перепробовал!
     Не найдя здравого выхода из этой ситуации, братия оставила еще одного мужичка с выведенным человеком, остальные расселись по местам, на которых смирно сидели, изредка охая и ахая.
     Ночь была беспокойной и мрачной. Землю сотрясал гром. Удрученное небо на миг озарялось ярой вспышкой молнии. Люди древности верили, что грохот от грозы – это разгневанный рев богов, а молнии – проявление их ярости за прегрешения. Я насчитала 134 удара, потом устала, да и сбилась N-количество раз.
     В конце коридора мне послышались всхлипывавшие голоса. Женщина бальзаковского возраста делилась со своей попутчицей трагичными обрывками из жизни:
     – Месяц назад у меня умерла мать. Я еле как деньги на похороны отыскала, сейчас вся в долгах сижу. А муж, прекрасно понимая состояние, в котором я пребываю, никак не идет мне на уступки. Все так же пьет, а после буянит, пугает меня и деток.
     – А брат не помогает тебе, что ли?
     – Ой, да что ему! Как отца не стало — все родственнички сразу разбежались. Так случается, чужие люди становятся роднее тех, с кем ты вместе вырос. Ему повезло больше меня.
     – Не думаю, семьи у него как не было, так и нет.
     – Аня, а у меня есть? Я ведь поступить хотела, переехать, а жизнь так круто перевернулась...
     Казалось, я будто все еще спала, а виделся мне спектакль по пьесе Островского. Правда, при жизни драматурга наша страна готовилась к реформам, зарождались новые люди и ясные мысли. А сейчас все как будто застыло, девяностые годы мощно вцепились в тех, кто пытался выжить и, кажется, пытается до сих пор. Но по-новому у них не получается. Мне еще недолго оставалось наблюдать за мерцавшими лампами, братией, бегавшей за водой, перед тем как заснуть.
     Проснулась я около одиннадцати часов от суетливой ходьбы: наш поезд приближался к Москве. Постепенно глухие деревеньки сменились зажиточными дачами, после — громадными микрорайонами. Через тридцать минут показался бетонный забор, весь изрисованный граффити, вслед за ним красные, оранжевые верхушки зданий. В 12:25 первые пассажиры вступили на Казанский вокзал.
     Небо было ясное. Лучи просачивались сквозь огромное стеклянное покрытие, вырисовывая различные сюжеты из игравших тенистых форм. Эта картина напоминала мне проходивших людей: они появлялись, объединялись в группы, рассыпались по платформам, исчезали, а затем возникали вновь. Нескончаемый поток лихорадочных силуэтов, среди которых меня не было. Надеюсь, я себя в нем больше никогда не встречу.