Мартышка и два клоуна

Наш треугольник сложился летом перед первым классом в обшарпанном Питере девяностых. В тот день мы с Димкой играли в «войнушку»: раздобыли похожие на ружья ветки распиленного спасателями тополя, немного подправили их моим перочинным ножиком и начали охотиться друг на друга. Выигрывал тот, кто, наведя ствол на оппонента, первым успевал проорать: «Ба-бах!»

Друг уже два раза меня уделал, и я жаждал отыграться. Я спрятался за углом хрущевки. Через пару минут послышались шаги Димки. Я подпустил его на расстояние выстрела, выпрыгнул из-за укрытия и, выставив оружие, изобразил голосом автоматную очередь. Каково же было мое удивление: «расстрелял» я вовсе не Диму, а девчонку с соседней парадной. Та даже не вскрикнула от неожиданности – лишь прыснула:

– Ты че, дебил?

Девчонка была приятная внешне, в чистом белом платьице, но с разбитыми коленками. Выглядела моей ровесницей.

– Сама ты дебил… ка! – огрызнулся я, затем из-за того угла, где я только что прятался, выскочил Димка и «убил» меня, с удивлением посмотрел на девчонку, но не растерялся и на всякий случай «завалил» и ее, за что получил титул «идиота», а потом мы оба оказались еще и «клоунами».

Звали девчонку Даша. Она стала часто играть с нами: не в войнушку, конечно, но те же прятки уважала, а больше всего любила забаву, что мы прозвали «пятнашки на железках», которые от обычных отличались тем, что все действие происходило на суровых советских «лазалках»: одно неуклюжее движение, и у тебя синяк на пол руки или здоровая шишка на башке. Но это про нас, пацанов, сама же Даша была ловка, как мартышка, и серьезных травм не получала. Девчонка оказалась своя в стельку, хоть и частенько пыталась на словах казаться выше этого детского сада.

Все втроем мы пошли в одну школу, но Димка попал в класс «Б», в то время как я и Даша – в «А». Сидели мы за одной партой, и довольно скоро одноклассники «поженили» нас. Димка со временем отвалился от нашей компании: в своем «Б» начал дружить с другими пацанами, и я для него стал недостаточно крут, а корешиться с девчонкой так и вовсе оказалось «западло».

Даша с возрастом только хорошела и с наступлением у меня пубертата начала вызывать совершенно не годящийся для дружбы трепет. Это вынудило меня отдалиться: общаться с ней как раньше не мог, не понимал как, а для чего-то большего был слишком робок и мал. Мы уже не сидели вместе, разговаривали до абсурда сдержанно, а потом – и вовсе обменивались лишь «приветами». Самое глупое, что через возведенную мною стену я сам тайком глазел на Дашу, которая иногда казалась сказочной принцессой, а иногда – той самой девчонкой-мартышкой. Бывало, наши взгляды пересекались, и становилось тоскливо.

Когда я был в девятом, на своем дне рождения батя, уже как взрослому, налил мне пару рюмок водки, а потом так мило ворковал с мамой, что нестерпимо захотелось подобного будущего с Дашей. Приободренный спиртным, я отправился прямо к ней. Девушка открыла дверь, и я без привета вывалил ей свои чувства, как ведром холодной воды облил. Даша похлопала ресницами, вздохнула и убила:

– Вась, я уже… с Димой встречаться начала… неделю назад.

Я не злился ни на нее, ни на него. Сам виноват, тормоз. Впрочем, Димке тоже не свезло: шуры-муры их продлились всего два месяца, а потом семья Даши переехала в Москву. Вероятно, именно на почве общей трагедии мы с ним опять сдружились.
Уже будучи взрослым, Димка стал ездить в командировки в столицу. После одной такой мы выпивали у него на кухне. Друг как-то загадочно на меня посмотрел, а потом сказал:

– С Дашей тут виделся – чисто языками почесать по старой памяти. Такой фифой столичной стала. На мерсе ездит, шпица с собой таскает, а главное – ногти у нее сантиметра по три длинной. Прикинь, как бы она с такими по железкам скакала? Эх…
Я кивнул. Мы опрокинули по рюмке, не чокаясь: нет больше нашей мартышки, а мы, клоуны, остались.