Раз Сказ про то, как солнце играет

Это случилось так давно, но и недавно, скажем так-в прошлом веке. И происходит каждый год, только видеть не каждому дано. Эту историю я слышала один раз, но многие люди подтвердили, что так и случилось.
В сороковых годах с хуторов людей соединяли в деревни, и наша семья тоже переезжала в новый выстроенный дом на окраине большой деревни. Детям легче было посещать школы, и работа в колхозе была всегда. Хозяйство было справное. И, семья большая. Старшие дети переженились и уехали из родительского гнезда, а малые остались. В нашей семье были четыре девочки все погодки самой малой было восемь лет. -Это была моя мама.
В тридцатых годах наша семья тоже подверглась раскулачиванию. Как раз был голод, когда родилась самая последняя из десятерых детей. Назвали её Ася. В те годы дед вел хозяйство грамотно и умело. И, так как, он не скрыл продовольствие, то их не выселили в Сибирь, оставили на месте. Но, как в каждую семью оставили по одной коровы, несколько овечек и некоторое количество кур. И не важно, что в одних семьях был один ребенок, а в других, как в нашей семье четверо. Ася родилась слабенькая и маленькая, одним словом последыш. У Елизаветы молока не было, и ребенок был на выживании. Коровье молоко, как теперь пишут это очень вредно, но дети выживали, потом делали соски из марли. Мама нажует хлеб, и в марлю, сделает сосок, и ребенок как соску сосет. Ну а потом манная каша жидкая- при -жидкая. Ну Бог дал жизни и выжила.
В деревне все рядом и клуб, и Поселковый совет, и школа. Школа стояла на возвышенности, вид открывался на всю деревню и близлежащие поля. Перед школой был пруд, с камышами и лебедями, утками, дикими гусями. Они лето там жили, а на зиму улетали в теплые края. И сидя на уроке около окна, глядя на эту ширь, на эти поля в стогах, эти леса, видневшиеся вдалеке, мечтала. Мечтала о городе, как будет дышать машинами выхлопами и заводскими трубами.
Школа была величественная из белого камня, с массивными стенами колоннадами и арками. Это бывший летняя усадьба купцов Федоровых. Асина мама Елизавета с двенадцати лет работала у них, ходила за телятами. Даже сейчас здание смотрится громадиной, против деревенских домов и хат. Это здание, одиноко стоявшее на отшибе, и смотря с высока на деревни, находящиеся рядом. И как бы говоря всем своим видом, -Вы, никто против меня. Но в советскую власть эта надменная величественность была украшена лозунгами и плакатами. И, как бы поникла, приняв свою безысходность.
 На территории усадьбы стояла кузня и кузнец, мужик в возрасте, но еще крепкий, статный и высокий работал днем, и слыша стук наковальни поздно ночью, люди говорили, что он водится с чертями. Однако подковать кобылу или наладить плуг, шли к нему, и он никому не отказывал. Ася часто ходила с отцом в кузню, и помнит его, как огромного горбатого и чумазого дядьку. Не известно, откуда он много знал про людское будущее, но во время разговора она всегда слушала его внимательно.
Деревня в сороковых годах начала процветать, понастроили новые срубы, многие ведь приехали с хуторов, все хозяева справные и работящие. Ася, сидя на телеге гружёной домашнем скарбом, смотрела по сторонам и радовалась новой жизни. И, на самом деле ребятишек в каждой семье было много. Кот Витька, бежал впереди телеги и, как ни уговаривала его девочка, не хотел садиться и ехать. Она начала ходить в школу, ей нравилась деревня и стук кузни и крик петухов, которые пытались перекричать своих собратьев. И главное, праздники: Окончание сенокоса, осенние свадьбы, рождество, день рождения. И Пасха. Собирались дети, бабы, мужики. Но Пасху сорокового года она запомнила навсегда.
В пять часов утра, только выгнали скотину на пастбища, как послышались крики, и голоса людей. Ася только с спросонок допивала свою банку парного молока, мама всегда её и сестер будила, и вручала каждой по поллитровкой банке, только, что подоенного Зойкиного, так звали коровушку, молока. Быстро натянув на себя рубаху, она выбежала из дома и помчалась, накалывая босые ступни ног, некогда было искать свои сандалии среди сестриных тапок и лаптей. Все бежали к школе и было слышно, как люди кричали друг “Солнце играет”. Подбежав к отцу и забравшись к нему на руки смотрела туда, куда показывали все. Такую красоту она еще никогда не видела. Небо было голубое и чистое и солнце светило, так ярко, что невозможно было без прищура смотреть. А оно крутилось, как на карусели и вдруг стало разбрасывать цветные круги по полям, домам и лесам, потом еще и еще. Цвета были разные, яркие и блеклые, зеленые, красные, синие-все цвета радуги. И, вот следующий выброс и полетели вместе с цветными шарами черные. Потом еще и еще и в каждое последующий разброс черные шары присутствовали. Люди замерли в предчувствие не доброго. И Кузнец, стоявший не по далеку от Аси, сказал, - “Гредёт” страшная война. И, бабы, стоявшие рядом, заголосили. Ребенок смотрел на взрослых и ей становилось страшно, она крепче прижалась к отцу, а он, не опуская её на землю, так и принес домой. В школе её отругали, когда она спросила про войну, учительница сказала, что это предрассудки.
Через два месяца началась война. Ася услышала её. Заголосили бабы и заплакали дети. Деревня вымерла, все собирались у Поссовета и уезжали на машинах и лошадях. Постепенно остались только дети и бабы. А увидела она её позже. 25 августа 1941 года фашистские войска вошли в Великие Луки. Старшая сестра Аня пошла утром на работу, она работала на железнодорожной линии обходчицей, находившейся за три километра от деревни. На встречу бежали люди и кричали, немцы идут, немцы идут. И она повернула   домой.
Оглушил шум мотоциклов, они ворвались в деревню с вихрем дорожной пыли. Выбрали дома получше, в них обосновались офицеры. В Асином доме, жил какой-то высокий чин, со своим денщиком. А сами они жили в бане.  И этот немецкий дядька, часто угощал Асю шоколадом. А один раз посадил себе на колени, и достал фотографию, на ней была женщина и две девочки, одна по меньше по-видимому была ровесницей Аси. И долго говорил на своем языке про свою семью.
Районный городок Кунья от деревни Борок десять километров вот там, немцы расположили лагерь для русских военнопленных и держали их четыре тысячи человек. Деревня их не пострадала от эсесовцев, это была перевалочная база, лес был далеко, и партизаны не ходили, а населению было сказано, что если, хоть кто ни будь снимет портрет Гитлера, который висел на Поссовете, то сразу деревню спалят. Бабы на колодце говорили,-висит черт такой. И Ася бегала смотреть, она думала, что у него хвост и рога, а посмотрев на портрет, не увидела ничего.
Немцы не хулиганили, не убивали и не насиловали мирное население, не приставали к девушкам, им хватало бабенок, которые крутили с немцами. Школа была закрыта, и дети предоставлены были сами себе. Мама Лизавета, редко отпускала со двора девчонок, им и дома хватало работы.
Великие Луки переходили из рук в руки три раза, когда уходили немцы, приходили наши солдаты и так же они жили в бани, а их дом отдавали под госпиталь. И один раз медсестра, красивая девушка с длинной косой, это была роскошь, девушки в армии стриглись коротко. Обняла Асю и сказала,-а ты моя тезка, это казачье имя, носи его с гордостью.
Каждый год люди на пасху поднимали к небу глаза пытаясь увидеть солнце не играло, оно всегда было затянуто дымкой от пожарищ, или тучами. Бои шли постоянно дети забирались на колокольню, церковь, стояла возвышаясь над деревней, Красивая, и величественная. С колокольни были видны Великие луки, по прямой дороге двадцать пять километров всего, и кричали собравшимся в низу людям, где идут бои. Дед кузнец как- то сказал, что Троица уйдет под землю, и Ася смотрела на эту церковь и думала, как же она поместится под землей, такая большая. Но в неё попала бомба, летевший немецкий самолет, ради шутки автоматной очередью разогнал людей и кинул, точно в цель. Со временем она заросла травой и кустарником. И по сей день лежат обломки, некогда величественной и красивой церкви Троицы, где служил её дед священником. Но это уже другой сказ.