Музыка в пустоте фрагмент

А. И. М.
«МУЗЫКА В ПУСТОТЕ»

     УДК 82-312.4       ББК 84       А36
 
Дизайн, вёрстка, оформление обложки - А. И. М
Фото обложки – Алексей Грачёв (@alexdoomer)
Техническая поддержка - Константин Гущин.


А. И. М.        А36       Музыка в пустоте :  роман / А.И.М.
             Москва, www.movienarium.ru, 2023. (ознакомительный фрагмент).
   
Всё в жизни имеет своих хозяев.
Со временем, человек понимает истинный смысл этих слов.
События этого романа начинаются в начале, как принято говорить, «лихих девяностых».
Так же лихо, судьба проведёт нашего героя по сценарию жизни, который он не мог себе представить.
Все совпадения в романе считать случайными, ибо каждый человек того времени,
может найти для себя что-то до боли знакомое.
УДК 82-312.4                ББК 84      
© А. И. М., 2023                © Movienarium Co.

I.

Руки плавно оторвались от слегка шершавой поверхности. Казалось, они чувствуют малейшие бугорки, трещинки и неровности. Каждую вибрацию, реагирующую на лёгкое прикосновение подушечек пальцев. Малейшее усилие рук, откликалось более чувственным звучанием и эмоциями. Они были словно единое целое в вихре чувств, которое уносило их на вершину наслаждения. Когда всё закончилось и наступила тишина, а мысли пытались переосмыслить произошедшее, на его плечо легла женская рука с массивным перстнем старинной работы на среднем пальце руки.
- Как всегда, великолепно. – Анна Георгиевна закрыла глаза на какое-то мгновение, будто наслаждалась послевкусием и, словно стряхивая с себя невидимую пелену, взмахнула головой и обернулась в зал. - Давайте все, поблагодарим Артёма за чудесное исполнение «Ночного Гаспара».
Она начала не сильно хлопать в ладоши и к ней присоединились немногочисленные слушатели, которые находились в малом зале музыкальной школы. Это были её ученики, которым завтра предстояло выдержать последний экзамен в престижную консерваторию города.
Анна Георгиевна подошла к Артёму, который складывал ноты в папку и обняла его сзади, по-матерински. Уткнувшись носом в шевелюру парня, на мгновение закрыла глаза.
- У тебя всё получится. Ты талант, моя гордость. Спасибо за эти прекрасные минуты музыки. Увидимся завтра. Не опаздывай. – Повернувшись в зал, она обратилась ко всем.  - Обязательно всем хорошо выспаться и, пожалуйста, не опаздывайте.
Одарив всех взглядом любящей матери, она спустилась со сцены и, не оглядываясь, вышла из зала.
Сюита Мориса Равеля «Ночной Гаспар» было любимым произведением Артёма. К этому музыкальному творению, которое было технически трудным из фортепианного репертуара, он питал свои особые чувства, которые не мог объяснить даже себе. Оно занимало отдельное место в его душе вместе с произведениями Ференца Листа, Шопена, Скрябина и Прокофьева.
Артём находился ещё долгое время под впечатлением от сыгранного даже тогда, когда сел в автобус и стал наблюдать как пейзажи за окном пролетали словно ноты на партитуре. Шагая до дома и мысленно проигрывая ещё раз своё любимое музыкальное произведение, он смотрел по сторонам и наслаждался солнечной погодой.
Вскинув глаза на весеннее солнце, он зажмурился от яркого света и остановился.
 
…Пальцы скакали по клавишам, будто сошли с ума. В дикой музыкальной оргии они то замирали, то снова бегали туда-сюда с невероятной быстротой, извлекая чарующие звуки мелодии из чёрного фортепиано…

- Чё застыл, Бетховен? – От неожиданности Артём уронил папку с нотами. Она плашмя ударилась об асфальт, из неё выпали нотные листы и появившийся ветер начал играть с ними, разбрасывая их в разные стороны.
- Лови быстрее! – Артём начал собирать разлетающиеся в разные стороны ноты.
Мишка, лучший друг Артёма, начал гонятся за убегающими листами и собирать их в пачку. Отдышавшись, они посмотрели друг на друга и рассмеялись.
- Идёшь? – Спросил Мишка, игриво подмигнув Артёму.
- Неохота мне, экзамен завтра последний, выспаться хочу.
Мишка наклонил голову в бок и с ехидством посмотрел на Артёма.
- Нинка идёт. – Нехотя, как бы между делом, проговорил он куда-то в сторону. – Про тебя спрашивала.
- Да, знаю, я, - отмахнулся от Мишки Артём. – Когда начало?
- К шести звали. Пошли, часа два посидим, проводим и пойдёшь спать. Всё-таки друг наш, в одном классе учились.
- Тогда в шесть встретимся, пока дойдём, все уже соберутся. – Артём переложил папку из рук в руки, хлопнул Мишку по плечу и пошёл к подъезду.
- Замётано. – Мишка плюнул сквозь зубы, сунул руки в карманы и вразвалочку, не торопясь пошёл вдоль дома.

Валеру забирали в армию. Приказ о весеннем призыве вышел всего неделю назад, и он сразу попал в жернова военкомата. Не успев опомниться, прошёл медкомиссию, получил отметку «Годен к строевой и военной службе». На следующий день его ждала повестка, в которой было написано явиться с вещами на пункт сбора.
Когда Валерка пришёл с повесткой и объявил на всю квартиру, что он уходит в армию, мать как-то сразу постарела, немного сгорбилась, хотя ей было всего за пятьдесят с небольшим. Отец молча взял листок, пробежался глазами, бросил на стол и ушёл на кухню. Звякнув холодильником, вернулся в комнату с бутылкой водки и двумя стаканами. Разлил в них белую, себе чуть больше, стакан с меньшим содержимым протянул Валерке, чокнулся и залпом опрокинул в себя.
- Будем готовится к проводам, - он шумно выдохнул и посмотрел на Валеру. - Чего медлишь? Жизнь побежала!
Отец налил себе ещё, они чокнулись и опустошили стаканы. Мать молча смотрела на них и беззвучно шептала губами: «Сынок».
Поставив стакан и закупорив бутылку, отец подошёл к Валерке и положил ему руки на плечи.
- Не ты первый, не ты последний, пацан. – Он вышел в комнату и, через некоторое время, от входной двери, шурша ботинками, сказал. – Я в магазин, скоро буду.
От хлопка входной двери, мать очнулась и засуетилась по дому, что-то расставляла, заглядывала в сервант, затем ушла на кухню и загремела шкафами и посудой. Валерка повернулся к зеркалу. Минуту смотрел на себя, потом приложил руку к голове, словно отдавал кому-то честь. Улыбнувшись своему отражению, он сел за телефон обзванивать друзей. Первый звонок и первое приглашение получила Нина.
Валера считал её своей девушкой, хотя прекрасно понимал, что не нравится ей, но это его нисколько не смущало. Они жили в одном подъезде и, практически всегда, он сопровождал её по дороге в школу.
Нине нравился Артём. Валерка не ревновал, потому как тешил себя надеждой, что Нина всё поймёт со временем. Оценит Валерку по достоинству и, в конечном итоге, выберет его, а не этого пианиста–хлюпика. Поэтому, ему пришлось пригласить Артёма и его друга очкарика Мишку.
Закончив школу, Валерка сознательно не стал поступать в институт и готовился в армию, чтобы служить в элитных войсках. Проводил время с парнями, которые ходили драться в соседние районы и большую часть времени тренировались на спорт площадке за школой, либо в подвале, в самодельной качалке.
Валера любил повторять, кто в армии не был, тот жизни не видал, поэтому с жадностью впитывал всю суровую романтику службы, которую видел в телепередаче «Служу Советскому Союзу».
Артём и Мишка, напротив, считали, что армия — это время, потерянное в жизни. Больше проводили время вместе, постоянно обмениваясь друг с другом какими-то новостями из мира кино, музыки и науки, ходили на выставки и концерты.
Мишка, Артём, Нина и Валерка были одноклассниками и в этом мальчишеском треугольнике Нина была связующем звеном. К тому же, Валерка был её соседом, от которого просто так не отстанешь.
По инициативе Нины, иногда, они все вместе выбирались в кино или городской парк, покататься на лодках, поиграть на аттракционах или просто погулять по парку.
На таких прогулках Валерка часто встречал своих знакомых, намного старше, чем он, но, надо отдать должное, никогда не стыдился своих друзей-ботаников, как называли Мишку и Артёма Валеркины товарищи.
- Одноклассников не выбирают, - оглядываясь и подмигивая школьным товарищам, весело говорил Валерка.

Когда Артём и Мишка пришли на проводы, Нина уже была там. Она сидела одна и по обеим сторонам от неё были пустые места. Взглядом она пригласила ребят сесть рядом, отгородив себя от назойливых друзей Валеры, которые пытались с ней заигрывать, лезли с какими-то дурацкими вопросами, над которыми все дружно смеялись. Нина краснела и смотрела осуждающим взглядом на Валеру. Он одёргивал их и просил не приставать, но это было бесполезно.
Постепенно подтянулись все остальные. Начались провожать первым тостом от отца, с пожеланиями побыстрее возвратиться, никому не давать себя в обиду и не уронить честь и славу советского воина. Затем дрожащий голос матери, готовый всё время сорваться на плач, говорил о любви и просил почаще писать домой письма, ну и, естественно, слушаться отцов- командиров и не нарушать воинскую дисциплину в это не спокойное время. Потом выпили за здоровье родителей, пожелали им крепкого здоровья, напрасно не нервничать и скорейшего возвращения сына домой. Ритуал был соблюдён и проводы продолжились по свободному сценарию. Мать с отцом посидели ещё немного за столом и ушли к себе в комнату, оставив ребят и девушек хозяйничать.
Устав от долгого нахождения за столом, молодёжь сдвинула стол к стене, освободив место для танцев. Изредка, все останавливались, чтобы выпить за Валерку и солдатские будни.
На первый медленный танец Валера пригласил Нину, изрядно покачиваясь из стороны в сторону от выпитого. Заплетающимся языком он говорил о своей любви, спрашивал будет ли она его ждать и писать письма. Пробовал поцеловать её, Нина только улыбалась, краснела и увёртывалась от поцелуев, постоянно оглядываясь на Артёма.
Достаточно намучившись увиденным, Артём встал и поменял музыку, внеся в нестройные ряды немного веселья и оживления.
- Я хочу уйти отсюда, - Артём обернулся, за его спиной стояла Нина. – Проводишь меня до дома?
- Конечно, - механически ответил Артём.
- Ты совсем не выпивал? – Она игриво посмотрела на него.
- Не хочется, экзамен завтра.
- А за меня, выпьешь? – Нина прильнула к его губам, не давая сказать ни слова.
Оторвавшись друг от друга, она за руку подвела его к столу. Наполнив бокалы шампанским, протянула один Артёму и, не отрывая взгляда от его глаз выпила, практически залпом. Немного повертев в руках бокал, Артём выпил его до дна.
Взяв бутылку шампанского, Нина направилась к выходу, увлекая за собой Артёма, зацепив его рубашку своим пальчиком.
Ночь была тёплая, с бесчисленным количеством звёзд, которые кружились в невидимом хороводе на чёрном танцполе неба. Они гуляли по городу, разговаривая о какой-то чепухе и смешили друг друга. Пили шампанское, попеременно прикладываясь к бутылке и много целовались, будто не могли насытиться друг другом. Артём был счастлив, он любил Нину. Она была рядом, он обнимал её и целовал, целовал, целовал.
Они стояли уже целую вечность, целуясь около Нининого дома, будто это Артём уходил завтра в армию, а Нина провожала его. В квартире у Валеры было тихо, видимо, все уже разошлись, давая призывнику выспаться безмятежным «гражданским» сном. После того, как она зашла в подъезд, Артём стоял ещё несколько минут, опьянённый событиями этой ночи.
Мысленно он пытался подобрать сопровождение на фортепиано чувствам, которые захлёстывали его сознание, но не мог ни как справиться со своим состоянием. Он понимал, что влюбился окончательно и бесповоротно. Он остался бы ждать Нину до утра, но завтра был ответственный день и ему надо было поспать.
Кувыркаясь по веткам дерева, на землю упал бычок, расплескав вокруг себя быстро затухающие искорки. Артём смотрел, на красные пятнышки и дымок, который стремился вверх, исчезая в пространстве.
Из-за поворота дома вынырнули фары автомобиля. От яркого света Артём зажмурился, слегка пошатнулся, оступился и упал. Противно, словно поперхнувшись, шаркнули по асфальту шины и заскрипели открывающиеся двери.
Поднявшись и отряхиваясь, Артём разглядел двух милиционеров, приближающихся к нему.
- Ваши документы. – Самый рослый обратился к Артёму, второй остался стоять у него за спиной.
- Я местный, здесь рядом живу, документов с собой нет. – Артём попытался улыбнуться.
- В машину, - приказал бугай и отошёл в сторону, пропуская парня вперёд.
- Товарищ, ми…, - от неожиданного, чётко поставленного удара в живот, фраза оборвалась на полуслове, дыхание сбилось, от боли потемнело в глазах. Упасть ему не дали. Сильные, мускулистые руки подхватили Артёма и затолкали в милицейский УАЗик.

За стеклом с поблекшей от времени надписью «Дежурная часть» сидел уставший капитан и что-то писал в журнале. Он даже не оторвал взгляда, когда бугай, державший под руку Артёма, говорил ему, что он к Неклюдову. Дежурный отмахнулся от него словом «иди» и продолжал своё дело.
Они поднялись на второй этаж. Бугай постучал в дверь, заглянул внутрь и, подталкивая Артёма в спину, зашёл с ним вместе в кабинет.
- Без документов, пьяный, - Артём не видел, как бугай подмигнул человеку, который сидел за столом и курил, выдыхая дым в приоткрытое окно, - и по описанию подходит.
- Посиди в коридоре пока, сержант, поглядим что тут у нас, - человек за столом кивнул в сторону двери.
Выпрямившись на стуле, человек посмотрел на Артёма рыбьими глазами водянистого цвета и указав ими на стул возле стола, сказал:
- Садитесь, задержанный, рассказывайте.
- Что рассказывать? — Артём не знал, как себя вести, это было первое знакомство с милицией, он нервничал и пытался поудобнее устроиться на стуле.
- Начните с личных данных, имя, возраст, где проживаете?
- Артём Батов, 18 лет, живу на «Южке», - Артём кашлянул. – На Южной улице, двенадцать.
- За что задержаны? – Монотонно продолжил старлей.
- Стоял у подъезда, оступился, упал, ваши сотрудники меня задержали. Этот, который вышел, меня ударил. Вот и всё.
- Выпивали сегодня?
- А вас как зовут? Почему меня задержали? – Артём пытался перевести тему.
- Оперуполномоченный старший лейтенант Неклюдов. Повторяю, ещё раз свой вопрос, – Употребляли сегодня? – Старлей расцепил руки, лежащие на столе и, слегка оттолкнувшись от стола, ударился спинкой стула о стенку за ним.
- Немного, - с досадой в голосе ответил Артём.
- С кем, где? – Опер немного оживился и, деланно удивляясь услышанному, поднял брови.
- Знакомого в армию провожали, здесь недалеко, на Портовой.
- Я услышал только ответ на вторую часть своего вопроса, - опер оттолкнулся от стены и снова облокотился на стол. – Имя у новобранца есть?
- Валера. Смирнов Валерий. Портовая улица, дом десять, квартира 23. Можете проверить, его завтра в армию забирают. – Артём мотнул головой и поправил самого себя. – Скорее уже сегодня.
- Проверим, обязательно проверим. – Опер взял со стола папку, открыл её, вытащил лист бумаги и протянул его Артёму. – Ознакомьтесь, юноша.
От волнения глаза запрыгали по строчкам, пытаясь понять и уловить суть написанного. Почерк был неровный, казалось, он дрожит на бумаге, многие слова было на разобрать.
«Я…возвращалась…в тёмном переулке…нагнал молодой человек…повалил меня…я просила, кричала…зажал рот рукой … сорвал цепочку…телесные повреждения…медицинское освидетельствование».
Неклюдов, увидев, что Артём дочитал до конца заявления, взял лист и аккуратно вернул его на место в папку.
- Что скажете, гражданин задержанный? - оперуполномоченный перешёл на официальный тон.
- Ничего, это не я, – Артём поёрзал на стуле, который был очень жёстким и неудобным. – Я на проводах был, я же говорю.
- Всё время так и сидели, никуда не выходили? – Старлей слегка прищурил глаза.
- С девушкой пошли прогуляться, потом вернулись, они в одном подъезде живут с Валеркой. Собирался идти домой, тут милиция мимо проезжала и теперь я здесь. – Артём пожал плечами, пытаясь показать, что ему больше нечего добавить.
- Где гуляли? – Опер снова облокотился на стенку.
Артём начал перечислять улицы. Как назло, названия почему-то вспоминались с трудом, словно прятались от него, боясь, что он выдаст их милиционеру.
- Улица Ленина! – Воскликнул опер и потёр руки. – А вы говорите - ошиблись! – Он злорадно оскалился в улыбке. – У нас это редко случается, точнее – никогда! Так зачем вы ограбили потерпевшую?
- Я не грабил, я там с девушкой гулял! – Артём повысил голос, осознав куда начинает гнуть оперуполномоченный. – Зачем вы наговариваете на меня?
- Сержант, – гаркнул в сторону двери Неклюдов. - Зайди!
В дверной проём, задевая косяки, вошёл сержант. Только сейчас Артём разглядел его некрасивую, сальную рожу, покрытую оспами. Именно рожу, без тени интеллекта, мыслей и эмоций. Тупой взгляд, смотрящий прямо перед собой. Глуповатую улыбку, которая каждый раз появлялась при виде лейтенанта. Наверное, если бы у сержанта был хвост как у собаки, то он обязательно вилял бы им при виде хозяина. Бездушная человеческая машина, готовая делать всё, что скажут, точнее прикажут.
- Гражданин Батов утверждает, что он провожал девушку.  Вы можете подтвердить его слова? Он был не один при задержании? -  Старлей вопросительно посмотрел в сторону сержанта.
- Один он был, ехать не хотел – сержант оскалился самодовольной улыбкой кривых зубов с металлической фиксой. И, словно, извиняясь, добавил, - пришлось помочь.
- Он оказывал сопротивление? - Старлей встал из-за стола.
- Так точно, товарищ старший лейтенант. – Отчеканил бугай.
- Данное обстоятельство только усугубляет все факты, юноша. – Старший лейтенант подошёл к Артёму и посмотрел ему в глаза.
Во взгляде оперуполномоченного зияла мутная пропасть, в которую Артём должен был неминуемо упасть. От этого неприятного ощущения у него пересохло во рту.
- Можно воды? – Попросил он старлея, заметив на столе графин с водой.
- Воды? – Распрямляясь, уточнил Неклюдов, - можно.
Артём не видел, как оперуполномоченный, наливая в стакан воду, подмигнул сержанту, который встал за спиной у парня. Опер протянул стакан, Артёму пришлось встать, чтобы взять его, он жадно начал пить, проливая содержимое мимо губ.
От резкой боли в боку, вода застряла в горле и дыхание захлебнулось жидкостью. Артём согнулся и упал, роняя стакан и расплёскивая остатки воды по кабинету.
- Твою мать, подождать не мог? – Опер зло сверкнул глазами на сержанта, - теперь он мешок с мукой, что я с ним делать буду?
- Пеки из него чего хочешь! – Сержант виновато улыбнулся и, подняв Артёма, бросил его на стул. Взяв за воротник рубашки, он пару раз не сильно ударил его по щекам. – Сейчас очухается.

…Пальцы скакали по клавишам, будто сошли с ума. В дикой музыкальной оргии они то замирали, то снова бегали туда-сюда с невероятной быстротой, извлекая чарующие звуки мелодии из чёрного фортепиано.
Казалось, что в воздухе кружат ноты, искрами вылетающие из нутра инструмента, словно низкие и высокие звуки высекали их, прикасаясь друг к другу.
Демпферы не справлялись со струнами, которые бешено вибрировали в пространстве, не давали заглушить звук их колеблющегося натяжения. Колки еле сдерживали эту бешенную прыть, чтобы не оторваться и не отлететь в резонансную деку…

Медленно сознание начало воспринимать очертания окружающего пространства. Опер сидел за столом и курил в окно, изредка бросая взгляд в сторону Артёма, графин и стакан стояли на столе, мокрая рубашка противно прилипала к телу. Увидев, что парень зашевелился, Неклюдов начал что-то старательно писать на листке.
Артём начал принимать более удобную позу на стуле. Боль в боку окончательно вернула его в сознание, резанув по рёбрам. Он слегка поморщился. Какое-то время они сидели молча. Дописав, опер воткнул ручку в стаканчик, затушил в пепельнице уже потухнувший окурок в зубах и протянул листок парню.
- Ознакомься, всё записано с твоих слов, подпиши. – И он устало откинулся на стену спинкой стула, заложив руки за голову.
По мере того, как Артём двигался глазами по прочитанному, внутри него поднималась волна негодования и возмущения. Он украдкой взглянул на мента, который безмятежно поглядывал в окно и пытался насвистывать какую-то мелодию.
Ни тени сомнения в том, что парень сейчас всё подпишет. Затем опер аккуратно положит признание в папку, даст ход делу и поставит ещё одну галочку за раскрытие «по горячим следам». Получит поощрение от руководства за быстрое и оперативное раскрытие преступления, совершённое в городе. Возможно, ему выпишут премию и, даже, повысят в звании.
Артём положил лист на стол, взял ручку и стал что-то писать на нём. Опер шмякнулся об стол и, не скрывая своего удовольствия, потёр руки, удовлетворённо улыбаясь.
- Вот и правильно, молодец, - облизав губы, он улыбнулся влажными губами. – Это мы тебе всё зачтём, раньше сядешь - раньше выйдешь. С кем не бывает по молодости.
Опер схватил от нетерпения листок, когда Артём закончил писать, и впился глазами в бумагу. Отыскав нужные строчки, улыбка быстро исчезла с лица Неклюдова. Он резко встал, вышел из-за стола и покинул кабинет. Противно два раза щёлкнул дверной замок.
Артём поднялся со стула, потянулся, тут же боль напомнила о себе, все еще не покидая тело. Он подошел к окну, посмотрел на светлеющее небо, где-то за домами поднималось солнце. Он выпрыгнул бы со второго этажа и побежал домой, но решетка лишала его этой возможности. Ничего хорошего он не ждал, надеялся, что всё прояснится само собой и его отпустят. Он ничего не совершал, он просто влюбился.
За спиной распахнулась дверь. Артём хотел плюхнуться на стул, но не успел. На встречном движении его поймал кулак сержанта, новой болью врезавшийся в левый бок. Дыхание остановилось, в глазах потемнело…
- Зачем? Он и так на ладан дышит! Не хватало, чтобы он здесь сдох. – Старлей похлопал Артёма по щекам и укоризненно посмотрел на сержанта. - Тебе трупа не хватает за сегодняшнюю ночь?
- Я не специально, жидкий он какой-то. – Оправдывался сержант. – Сам на кулак налетел, вот и обмяк.
Неклюдов готов был сорваться на крик, но увидев, что Артём зашевелился, повернулся к нему.
- Просыпаемся, юноша, просыпаемся. – Он начал тормошить его за плечи, чтобы Артём приходил в себя скорее. – Не надо так волноваться и терять сознание. Надо всё подписать и признаться. Тогда всем будет легче.
Опер начал улыбаться Артёму своей жабьей улыбкой.
Сержант рывком поднял парня с пола и усадил на стул перед столом Неклюдова.
- Ничего не буду подписывать. – Как можно жёстче проговорил Артём. – Хоть убейте.
Опер схватил голову парня и прижал её рукой к столу, наклонился к нему вплотную, так, что его слюни при разговоре, летели в лицо Артёма.
- Ты у меня, сучёныш, все подпишешь. – Зашипел Неклюдов ему в лицо.
Подержав какое-то время Артёма в полусогнутой позе, опер отпустил голову парня, подошёл к железному сейфу, открыл его и достал бутылку водки. Налил стакан и протянул Артёму.
- Пей.
- Зачем? – Артём отшатнулся от протянутой руки.
- Напряжение сними.
- Не буду.
- Будешь. – Опер залпом опрокинул в себя стакан, налил новый и обратился к сержанту. – Держи его.
Сержант схватил Артёма за руки и практически свел их за спиной, так, что лопатки соприкоснулись между собой. От резкой боли Артем хотел закричать, но опер схватил его за челюсти рукой и, не давая закрыть рот, начал вливать водку.
Поперхнувшись горлом от спиртового ожога, парень какую-то часть выплюнул, но всё равно что-то успел проглотить, пытаясь справиться с жидкостным потоком. Ему дали отдышаться, потом процедура повторилась ещё раз и ещё, пока бутылка не стала пустой.
- В камеру это тело, пусть спит. Смотри, чтобы дежурный не увидел, потом домой. Вечером разберёмся. – Неклюдов накинул пиджак, дождался пока сержант поможет пьяному Артёму выйти из кабинета и закрыл дверь. Спустился с ними на первый этаж и, заслонив собой окно дежурки, расписался в журнале. Убедившись, что подчинённый справился с поставленной задачей, покинул отделение милиции.

Когда Артем не пришел утром домой, Антонина Сергеевна поняла, что случилась беда. Будучи волевой женщиной и не привыкшей просто так тратить свои нервы, она допила кофе и, вооружившись телефонной записной книжкой, села за телефон.
Через пятнадцать минут, восстановив примерную картину передвижений своего сына, она договорилась о встрече с Ниной и Мишкой у дома Валеры.
Встретившись с ребятами и еще раз послушав их рассказ о проводах, поняла, что сын исчез в неизвестном направлении. Антонина Сергеевна занервничала и стала разговаривать немного на повышенных тонах. Это привлекло внимание курящего на балконе человека.
- Женщина, - окликнули её с балкона, Антонина Сергеевна никак реагировала. Тогда мужик гаркнул, что есть силы. – Нинка!
Разговор сразу прекратился и все обернулись в сторону кричащего.
- Здрасьте, дядь Паш, - по-свойски поздоровалась девушка. Она ничего не ждала хорошего от соседа по дому, интересы которого не простирались дальше футбола, домино во дворе и пьянства каждый вечер после работы. – Что хотели?
Миша и Антонина Сергеевна отвернулись от него и хотели заговорить, но дядя Паша снова привлёк их внимание.
- Менты его забрали, на машине. Ночью. Лихолепов, гнида. – И он смачно харкнул с балкона. И, как человек точно уверенный в том, что он говорит, добавил. – К себе повезли.
- Вы правду говорите? Вы точно уверены в этом? – В голосе Антонины Сергеевны прозвучала надежда и сомнение одновременно.
- Ну, я сказал. Чего еще? – Дядя Паша затянулся и бросил окурок так же, как этой ночью, попав им в дерево.
- А …. – Антонина Сергеевна попыталась спросить что-то еще, но дядя Паша уже скрылся за дверью балкона.
- Нина, прошу тебя, посмотри, чтобы этот свидетель не ушел куда-нибудь. Я до отделения доеду, может он там. – Антонина Сергеевна глубоко вздохнула.
- Я с вами, - Мишка шмыгнул носом, тряхнул волосами, - мало ли что.

Отделение милиции встретило спертым и прокуренным воздухом, суетой милиционеров, снующих туда – сюда, словно муравейник проснулся и начал жить своей жизнью. За стеклом в «дежурке» сидел розовощекий сержант, пил чай из кружки, запивая им кусочки сахара и о чем-то переговаривался с капитаном, который собирался уходить. Они над чем-то смеялись и казались таким беззаботными, словно преступности в их городе не существовало, но они были вынуждены ходить на работу и следить за порядком.
- Извините, - Антонина Сергеевна нагнулась к окошку, сержант продолжал слушать капитана. – Извините, товарищ милиционер! Товарищ, милиционер.
Отхлебнув из кружки и аккуратно отставив её в сторону, сержант, нехотя повернулся к окошку.
- По какому вопросу гражданка? – Он отвлекся на капитана и не услышал, что ему говорила Антонина Сергеевна. Дождался пока капитан вышел из дежурки и вновь обратил свое внимание на женщину. – Слушаю, что у вас?
- У меня сын пропал. Его видели, как привезли сюда! – Антонина Сергеевна сразу пошла в атаку.
- Не частите, гражданка, сейчас придёт дежурный, всё выясним. Ждите. – Сержант закрыл окошко и вернулся к чаю.
Антонина Сергеевна и Мишка присели на протёртые стулья в коридоре отделения. Разговор не вязался, каждый смотрел по сторонам и думал о чём-то своём. Прошло полчаса. Сержант за стеклом резко поднялся и освободил стол, за которым сидел, в комнату вошёл заступивший на дежурство лейтенант. Сняв фуражку и повесив её на вешалку, он бросил папку на стол и устало плюхнулся на стул, который до этого «грел» сержант.
Они о чём-то переговаривались, сержант кивал в сторону ожидающих посетителей. Лейтенант не обращал на них внимания и не торопился приглашать, чтобы выслушать. Антонина Сергеевна поднялась и подошла к стеклу. Дежурный нехотя откинул заслонку от окошка и усталым голосом спросил:
- Что у вас, гражданка?
- Моего сына забрали в ваше отделение, я хочу знать, что с ним? – Как можно спокойнее и приветливее проговорила Антонина Сергеевна.
- Фамилия?
- Батов.
- Имя?
- Артём.
Лейтенант взял журнал, напоминающий амбарную книгу, пробежался глазами по строчкам. Затем ещё раз, ведя пальцем по исписанным строчкам, чтобы не пропустить фамилию. Захлопнул его и небрежно отодвинул от себя.
- Не поступал такой. Записей нет.
- Этого не может быть? Я точно знаю и у меня есть свидетели. – Жёстко проговорила мать Артёма. - Его доставил сюда ваш сотрудник.
- Какой сотрудник? – Лейтенант ехидно улыбнулся и сложил руки на столе.
- Лихолепов и ещё один милиционер увезли моего сына на машине, и я хочу знать, что с моим ребёнком? – Она говорила нервно, но уверенно. Лейтенант, услышав знакомую фамилию, встрепенулся и пододвинулся в плотную к столу, навалившись на него всем телом.
- Не волнуйтесь, ждите, сейчас разберёмся. – Он закрыл окошко и, встав из-за стола, о чём-то переговорил с сержантом, который вышел из дежурки и застучал сапогами по лестнице, поднимаясь наверх.
Казалось, время тянулось вечно для Антонины Сергеевны. Она снова хотела потревожить лейтенанта, но заметив приближение сержанта, осталась стоять у стекла «дежурки». Милиционеры о чём-то переговорили. Лейтенант накрутил номер телефона, дождавшись ответа, заслонил трубку рукой и начал говорить.
Закончив разговор, он вышел из дежурной комнаты.
- Попросили подождать. Выясняем. Посидите. – Нарочито вежливо попросил он женщину.
- Что происходит? Где мой сын? Что с ним? – Антонина Сергеевна практически перешла на крик.
- Не волнуйтесь вы так! Всё нормально. – Лейтенант поспешил её успокоить.
- Он здесь или нет? Что с ним?
- Всё нормально, здесь он. – Не сдержавшись, лейтенант криком, словно давая пощёчину, крикнул. – Сядьте, успокойтесь! Сержант, принеси воды.
Антонина Сергеевна села на своё место.
- Мне ничего не надо, мне нужен мой сын.
Антонина Сергеевна с минуту молча глядела перед собой, потом наклонилась к Мишке и что-то наговорила ему на ухо, постепенно успокаиваясь. Мишка встал и вышел из отделения милиции.
Минут через сорок в здание с заспанным лицом зашёл Неклюдов. Проходя мимо Антонины Сергеевны, он бросил ей на ходу:
- Следуйте за мной. – Неклюдов кивнул дежурному лейтенанту, сидящему в дежурки, — это со мной.
Неклюдов открыл кабинет, пропустил женщину, закрыл дверь и не предложив ей сесть, уселся за свой стол и начал говорить, монотонно произнося слова. 
- Ваш сын обвиняется в ограблении и сопротивлении сотрудникам милиции при задержании. – Он хотел напугать женщину, заставить её растеряться и нервничать.
- Могу я сесть? – Антонина Сергеевна, не дожидаясь разрешения, присела на стул возле стола и посмотрела прямо в глаза Неклюдову. – Наверное, у вас есть неопровержимые доказательства вины моего сына, иначе, я не вижу других причин, чтобы вы удерживали его здесь?
Женщина спокойно смотрела на своего собеседника. Они оба изучали друг друга, каждый делал выводы и подбирал тактику для разговора.
- Могу ли я узнать, с кем беседую? – Анна Сергеевна поправила сумочку у себя на коленях и достала блокнот и ручку.
- Оперуполномоченный старший лейтенант, Неклюдов Григорий Николаевич.  – Он посмотрел, как Антонина Сергеевна быстро записывает его данные на листке. – С кем имею честь разговаривать?
- Батова Антонина Сергеевна, мама Артёма.
Они снова посмотрели друг на друга. Антонина Сергеевна первая нарушила молчание.
- Вы так и не ответили мне по поводу доказательств. – Мягко и вкрадчиво, словно поглаживая по голове опера, проговорила она.
- В данный момент идут следственные действия. – Он с вызовом посмотрел на женщину. – Мы на полпути к признанию.
- Могу я узнать фамилию и имя следователя? – Антонина Сергеевна приготовилась записать данные.
 - Не можете. – Неклюдов резко встал из-за стола, взяв из пачки сигарету, закурил. – Вы не понимаете, что происходит? Ваш сын совершил тяжкое преступление и должен ответить по закону, а вы начинаете мешать следствию. Начинаете не доверять правоохранительным органам.
- Я прекрасно знаю своего сына и уверена, что он ничего не совершал. Прошу вас, отпустите его и мы забудем о случившемся. - Антонина Сергеевна перевела дыхание и набрав в лёгкие побольше воздуха, продолжила. – Могу я ознакомиться с протоколом задержания?
- У меня его нет. – Неклюдов затушил сигарету. – Оно у дознавателя, в общей папке с его делом.
- Надеюсь, вы понимаете, что совершаете противоправные действия? – Антонина Сергеевна убрала блокнот в сумочку. – Я просто так этого не оставлю.
И тут Неклюдов взорвался.
- Ты! Ты угрожаешь мне? Да, кто ты такая, чтобы указывать мне что делать? Он сядет! И надолго! Я сам прослежу, чтобы ему дали по максимуму! Пошла вон отсюда! Пришла она, угрожать мне! – Он подошёл к выходу из кабинета и с силой толкнул дверь, всем видом давая понять, что разговор закончен.
Антонина Сергеевна поднялась со стула и покорно вышла из кабинета, проследовав за Неклюдовым до выхода из здания. Она вышла с территории отделения милиции и, встав немного в стороне от выхода, стала ждать.
Через некоторое время, она обернулась на резкий звук тормозов машины, из которой вышел водитель, перешёл на другую сторону и открыл заднюю дверь. Мужчина в великолепно сидящем костюме, вышел из автомобиля и направился к Антонине Сергеевне.
- Спасибо, что приехал, Вениамин. – Они по-дружески обнялись, она поцеловала его в щёку. – Прошу тебя, разберись, Тёма попал в беду.
Без лишних предисловий, Антонина Сергеевна рассказала о сложившейся ситуации. Больше она не волновалась, так как чувствовала себя под надёжной защитой. Внимательно выслушав женщину, Вениамин проводил её до автомобиля, попросил подождать и скрылся внутри отделения милиции.
Минут через двадцать Вениамин вывел, щурящегося на солнце Артёма и, посадив его рядом с матерью, занял место около водителя. Чёрная «Волга» плавно зашуршала от милицейского отделения.
Неклюдов, жадно глотая, выпил стакан воды, затянулся сигаретой и злобно плюнул в открытое окно, в след удаляющемуся автомобилю.

II.

За окном поезда пролетали деревеньки с покосившимися домиками, зелёные поля, меняющие цвет на жёлто-серый, одинокие речушки, серые полустанки с выгоревшими от солнца красными названиями. Артём смотрел в окно и воспоминания проносились в его голове также, как и пейзажи за окном…

Он стоял перед Анной Георгиевной и умолял понять ситуацию, войти в его положение, обещая привести свидетелей, попросить мать позвонить ей и всё объяснить. Но, Анна Георгиевна была очень принципиальным человеком и не любила, когда кто-то нарушал её планы и, тем более, подводил. Член КПСС с многолетним стажем, парторг музыкальной школы, которая свято верила в Ленинские заветы и коммунистические принципы. Она не могла помочь человеку, который «испачкал» её честь своим поведением и не оправдал возложенных на него больших надежд. Проще говоря, подвёл её.
- Ты опозорил меня и сделал больно. Твои сказки про милицию мне не интересны. Нечего было шляться по улице в ночное время. – Её губы в алой помаде чеканили слова. – Неужели ты не понимаешь, что такой шанс бывает один раз в жизни? Сколько было потрачено сил и нервов? И оказывается, всё в пустую. Да, бесспорно, у тебя талант, но одного таланта мало…
- Я всё понимаю, но и вы поймите меня, на моём месте мог оказаться любой! – Артёму было обидно и досадно, что его преподаватель вдруг стал бетонной стеной и никак не хочет помочь, а самое главное - поверить.
- Но, оказался ты, Артём! – Анна Георгиевна слегка наклонилась к нему. – И теперь, тебя заберут в армию и там, я очень на это надеюсь, ты поймёшь, что просрал.
Последнее слово она проговорила шёпотом, на ухо, чтобы никто не услышал. Она выпрямилась, поправила Артёму воротник на рубашке и, не сказав больше ни слова, развернулась и пошла по коридору. Казалось, что все портреты композиторов одобряли её поступок, провожая Анну Георгиевну взглядом своих профилей в рамках на стенах коридора музыкальной школы.
Артём поднялся в зал, где он репетировал и участвовал в зачётных концертах, поднялся на сцену, открыл крышку фортепиано и сел на стул. На одном дыхании он отыграл несколько своих любимых произведений.
Стук ведра об пол привлёк его внимание - уборщица пришла мыть полы.
- Заканчиваешь уже? – Бросая тряпку на швабру, спросила она.
- Уже, - Артём осторожно закрыл крышкой клавиши фортепиано, - закончил.
Возвращаясь домой, он размышлял о происшедшем и совсем не ожидал, что столкнётся с таким бездушием и непониманием.
Одним своим «нет» преподаватель перечеркнула все его мечты, многолетний труд и надежды. Было обидно и совершенно непонятно почему люди становятся в один миг такими жестокими? Почему всем плевать на судьбу другого человека? Почему никто не хочет никого слушать, понять? Почему это происходит с ним, сейчас? Чудовищная ситуация, за которую придётся расплачиваться …

… Громкий смех на весь вагон вернул Артёма к действительности. Стриженные пацаны, толпой уместившиеся в плацкартном купе, смеялись во весь голос. Они беззаботно шутили, вспоминая забавные моменты допризывной жизни, пели песни под гитару и тайком, от сопровождающего их к военной части офицера, прикладывались к грелке, в которой была водка. Потом, шли в тамбур и, возвращаясь, разносили табачный шлейф по длине вагона. Артём снова уставился в окно…

Наплыв в учебные заведения был большой, да и время было упущено, чтобы успеть подать куда-либо документы. Артём попробовал заново подать документы в консерваторию, но его попросили приходить в следующем году.
После отказа, Артём пришёл в военкомат и попросился в армию. «раньше сядешь, раньше выйдешь», - вспомнил он блатную поговорку, протягивая документы военкому комиссару.
Мать заплакала, когда Артём положил повестку на стол с предписанием во сколько явиться на сборный пункт. Она уговаривала его не делать поспешных движений, что папа сможет помочь и решит создавшуюся ситуацию. «Отмажет» его, но, Артём был не приклонен и решительно протестовал, чтобы родители что-то делали. Отец пробовал наедине отговорить его, но Артём стоял на своём.
- Не он первый, не он последний, - отец обнял мать, - мы обязательно его дождёмся. Обещай, сын, что вернёшься.
- Обещаю, - Артём подошёл к ним и обнял обоих…

Мимо, слегка задев Артёма потёртыми штанами, прошёл коренастый сержант, помощник офицера сопровождения. По-хозяйски сел в середину купе, где балагурили новобранцы. Отхлебнул из протянутой грелки, взял гитару, перебрал струны крючковатыми пальцами, подстроил инструмент и немного хриплым голосом запел.

Я с детства выбрал верный путь,
Решил, чем буду заниматься.
Да, вот ни как я не дождусь,
Когда мне стукнет восемнадцать.
Тогда приду в военкомат
И доложу при всех как нужно,
Что я в душе давно солдат
И пусть меня берут на службу.
Мне форму новую дадут,
Научат бить из автомата.
Когда по городу пойду,
Умрут от зависти ребята.
Я так решил давным-давно
И пусть меняет моду мода,
Но огорчает лишь одно,
Что мне служить всего два года
(Группа «Машина времени» - «Песня про солдата»)

После последней строчки лица ребят немного погрустнели. Кто-то нахмурил лоб, у кого-то пропала улыбка, кто-то с досадой и сожалением глубоко вздохнул. Сержант отдал гитару, отхлебнул из грелки ещё раз, угостился протянутой сигаретой и зашагал по направлению к тамбуру, усталой и вялой походкой бывалого вояки. Два года…

- Два года, - они стояли в обнимку с Ниной на лестничной площадке около квартиры Артёма. – Время летит быстро, и ты не заметишь, как я вернусь.
Она закрыла его рот поцелуем. Нежным и ласковым, полным трепета и любви. Он сильнее прижал её с себе и отвечал с той же нежностью. Ему не хотелось выпускать её из своих рук. Он так и простоял бы здесь, на лестнице, обнимая её до самого утра.
Скрипнула входная дверь, в щель высунулась голова Мишки.
- Вас там все ищут. – Сказав это, он юркнул обратно.
Нина потянула его в квартиру, Артём остановил её, они снова начали целоваться. Облокотившись на потёртый дерматин двери, они буквально упали в квартиру.
- А вот и наши молодые, - слегка пьяный отец вышел в коридор. – Ну, где вы ходите? Не красиво. Марш за стол! – Он жестом указал им в направлении комнаты.
Мать, отец, Мишка, Нина и тётя Люся, соседка с верхнего этажа, все, кто сидели сейчас за столом, слушали сбивчивый тост Артёма за родителей, друга и девушку, которых он очень любит и желает всем дождаться его скорого возвращения. Когда Артём закончил в его глазах блестели слёзы, мать и тётя Люся, не стесняясь, вытирали глаза, Нина сидела со слезами на щеках. Отец, воспользовавшись «мокрой» паузой, тихо чокнулся с Мишкой и молча выпил.
Вечер пошёл по семейному сценарию. Все долго не могли разойтись из-за стола, рассказывали жизненные истории, слушали истории отца о его армейской молодости и смеялись над шутками о солдатской жизни.
Потом фотографировались на отцовский «Зенит», который был подарен каким-то высоким начальником города. Мать с отцом и тётей Люсей стояли сзади, а дети уселись перед ними на стулья, посадив в середину Нину.
Утром Артём смотрел на них из удаляющегося автобуса. Мать махала рукой, сильно вглядываясь в след транспорту, увозящего его её сына в неизвестном направлении. Отец с Мишкой стояли с мрачными лицами и у обоих были «руки в брюки». Нина украдкой вытирала слезу. Он не отрывал взгляд, всматриваясь в даль, пока их силуэты не скрылись за поворотом дороги по направлению к вокзалу…

Под вечер в вагоне призывников повеяло усталостью. Уморенные долгими проводами, массой впечатлений, последним весельем и алкоголем, все начали укладываться спать. За окном пролетало темнеющее небо и одинокие фонари, раскачиваясь на ветру, освещали окна поезда, заглядывая в них своим светом.  Артём не стал долго сидеть, тем более что его сосед уже мирно храпел на верхней полке и чему-то блаженно улыбался во сне.  Он расстелил постель и, не раздеваясь, просто укрывшись простынёй, лёг спать, отвернувшись к стенке вагона.

…Пальцы скакали по клавишам, будто сошли с ума. В дикой музыкальной оргии они то замирали, то снова бегали туда-сюда с невероятной быстротой. Извлекая чарующие звуки мелодии из чёрного фортепиано.
Казалось, что в воздухе кружат ноты, искрами вылетающие из нутра инструмента, словно низкие и высокие звуки высекали их при прикосновении друг к другу.
Демпферы не справлялись со струнами, которые бешено вибрировали в их пространстве, не давали заглушить звук их колеблющегося натяжения. А колки еле сдерживали эту бешенную прыть, чтобы не оторваться и не отлететь в резонансную деку.
Подушечками пальцев ощущалась необъятная энергия, которая росла с каждым прикосновением, кружила вокруг музыканта, создавая магическое свечение музыки.
Еле уловимый порыв ветра принёс несколько песчинок на клавиши, и они перекатывались по ним, будто гонялись за пальцами, чтобы помешать им быть более чувственными, словно хотели испортить эту музыкальную вакханалию посторонними ощущениями, которые отвлекали от игры…

- Деньги есть? – Чья-то рука трясла Артёма за плечо. В лицо дыхнули перегаром и луком. – Выручай, братишка.
Артём хотел встать, но ему не дали. Силуэт стал принимать чёткие очертания человека в военной рубашке, через расстегнутые пуговицы которой была видна мокрая от пота солдатская майка.
- Деньги есть? – Уже более грубо спрашивал незнакомый парень, - скажи, где, я сам возьму. Лежи тихо!
Артём оттолкнул этого человека и рывком сел на своём месте.
- Какие деньги? Что надо? – От его голоса в купе напротив зашевелились, кто-то проснулся в соседнем.
Откуда-то высунулась голова сопровождающего их сержанта.
- Эй, залётные, это мои духи. Свалили, мля, отсюда, пока с поезда не выкинул.
- Ты бы хлебало завалил там, салабон. – Что - то убирая в карман брюк, сказал второй незнакомый солдат, выходя из второго купе.
Артём сидел где-то по середине вагона и услышал, как под сержантом скрипнула вагонная кровать. Мотая головой из стороны в сторону, сержант вышел в проход и двинулся по направлению к незнакомцу. Тот пошёл ему на встречу. Жёстким ударом с права в нижнюю челюсть борзый чужак был повержен на липкий пол плацкартного вагона. Артём обернулся на звук хлопнувшей двери в тамбуре, это сбежал второй непрошенный гость.
- Вынесите это тело в тамбур. Пусть отоспится маленько. – Сержант вынул сигарету из-за уха, переступил через поверженного противника и зашагал в сторону купе проводников.
Артём и ещё несколько пацанов, кто за руки, кто за ноги подхватили лежащего и вынесли его из вагона в зону туалета, усадив на пятую точку и бережно облокотив к стене.

III.

На следующий день, к полудню, поезд прибыл на маленькую железнодорожную станцию, затерявшуюся в Оренбургских степях. Недалеко от платформы пыхтел военный грузовик, с большими зелёными бортами и чёрными колёсами, на водительской двери которого красовался белый номер и красная звезда. Прибывших ребят построили на перроне, они рассчитались по порядку и по команде стали загружаться в кузов.
Бездомная собака лежала в пыли под тенью дерева и, изредка зевая, наблюдала за происходящим, будто тоже пересчитывала новобранцев. Когда погрузка закончилась и грузовик начал движение, она вскочила и побежала за машиной, громко гавкая на сидевших в кузове. Пробежав метров пятьдесят, остановилась и спокойно пошла обратно на своё место как ни в чём не бывало. Свой долг она выполнила – облаяла их на военную службу.
Двухэтажные домики, разбросанные кое-как на местности около станции, покосившийся магазин промтоваров, детская площадка с погнутыми качелями и ржавой каруселью, сменил реденький лесок, который закончился также неожиданно, как и начался. Они выехали в поле с накатанной дорогой. Кругом, куда хватало взгляда, был одинокий горизонт без конца и края.
Через полчаса езды по неровной дороге, вдали показались строения и длинные бело-серые заборы с одинаковыми зданиями песочного цвета. Все в кузове смотрели на приближающуюся воинскую часть.
Грузовик слегка сбросил скорость, когда стал ехать вдоль ограждения части. На заборе стали появляться солдаты, словно птицы, которые решили прервать свой полёт и немного отдохнуть. Они свистели, махали руками и кричали вслед грузовику.
- Духи! Вешайтесь! – Потом все дружно ржали чьей–нибудь пошлой шутке и снова орали в след удаляющемуся грузовику. Артёму это напоминало ворон, которые хором галдели, стараясь перекаркать друг друга.
Их привезли в отдельно стоящее здание химического батальона, на территории которого, в соседних казармах, жили «партизаны», мужчины, призванные на переподготовку. Но, скорее они были похожи на солдатских бродяг. С длинными волосами, расстёгнутыми гимнастёрками, кто с ремнём, кто без. Ходили по части маленькими группами, курили, говорили о чём-то и ржали во весь голос.
Новоприбывших выгрузили на плац. Они расселись на потрескавшемся асфальте, кто разлёгся, подложив под голову полупустой рюкзак, подставляя лицо солнцу. Кто-то слонялся по периметру туда-сюда, кто-то курил, наслаждаясь спокойной обстановкой после тряски в кузове грузовика.
Через некоторое время появился лейтенант в выцветшей от солнца гимнастёрке со знакомым уже всем сержантом. Призывников построили в две шеренге. Мерно расхаживая перед небольшим строем, лейтенант рассказывал им о предстоящей жизни и ближайшем распорядке дня.
 У молодого офицера был приятный голос, говорил он не громко, чётко выговаривая слова, стараясь, чтобы его поняли все и сразу.
- Здесь и сейчас закончилась ваша гражданская жизнь, парни. С завтрашнего дня у вас начнутся нелёгкие солдатские будни. Через некоторое время вы примите присягу и начнёте полноценно служить Родине. – Он остановился по середине строя и развернулся к ребятам лицом. – Распорядок дня на завтра. Утром зарядка, приём пищи, после завтрака, баня. Смоем ваши гражданские грехи. Всем подстричься наголо, получить форму и обувь по размеру.
Лейтенант задержался взглядом на полном парнишке. Осмотрел его сверху вниз и, улыбнувшись чему-то, продолжил.
- Затем, обед, после него изучение святая святых, - сержант, стоявший рядом, с улыбкой посмотрел на парней, - воинского Устава.
Лейтенант перевёл взгляд на сержанта.
- Товарищ сержант, научит правильно и по Уставу, заправлять койки, складывать обмундирование, подшивать воротнички и много ещё полезным вещам. – Лейтенант снова посмотрел на строй. – Другими словами научит вас жить по Уставу.
- Так точно, товарищ лейтенант. – Сержант слегка вытянулся по стойке «смирно».
- Потом, ужин и свободное время, которого у вас останется совсем не много. – На этом предложении лейтенант сделал короткую паузу и, набрав воздух в лёгкие, более строгим голосом продолжил. - Территорию самовольно никто не покидает, вы поступаете в распоряжение сержанта.
Лейтенант замолчал, оглядывая строй новобранцев.
- Вопросы есть? – Спросил офицер и, не дожидаясь ответа, сам себе ответил. - Вопросов нет.
- Действуй, вечером загляну, - он обратился к сержанту. – Завтра после завтра, ещё привезут. Скучно не будет.
- Так точно, товарищ лейтенант, – козырнул сержант. Дождавшись пока, офицер отдалится, он скомандовал. – Равняйсь! Смирно! На лево! За мной, шагом марш.
Весь строй зашагал по направлению к казарме.
На утро следующего дня, после зарядки и завтрака, новобранцев отправили в баню, как и было обещано лейтенантом.
Сначала, они прошли на территорию воинской части и получили обмундирование на вещевом складе. Кладовщик украдкой, чтобы не слышал сержант, предлагал отдать рубашки, брюки, кроссовки и всю более-менее пригодную одежду, которая уже не пригодится, и вряд дойдёт до дома, так как почта не работает уже неделю.
Некоторые отдавали, кто-то улыбался и мотал головой в знак отказа, желая сохранить непонятно для чего эти напоминания о беззаботной жизни.
В бане новобранцев обрили наголо. Раскосый парикмахер, чему-то улыбаясь, выверенными движениями состригал волосы электрической машинкой, которая оставляла красные следы на коже наголо обритых пацанов.
Юсуф, так звали парикмахера, ловкими движениями разрубал мыло на три, почти равных, куска, выдавая мочалки из непонятного вещества. Получив банные принадлежности, все проследовали в душевую, смыть «гражданский налёт».
Вернувшись к вещам после душа, стало заметно как поредела на вешалках гражданская одежда. Сержанта не было видно. Два солдата, которые обслуживали баню и раскосый парикмахер, стояли на пороге, курили и о чём-то переговаривались, подгоняя ребят, чтобы те одевались быстрее и освобождали помещение.
Через какое-то время все стали одинаковыми, лысыми в зелёной одежде и чёрных сапогах, перетянутые коричневыми ремнями с железными бляхами со звездой. Артём посмотрел на однородную массу в защитном цвете. Все одинаковые, никого не отличишь, только по росту.
- Рота становись! – Звонкий голос сержанта вернул его к действительности.
Артём надел пилотку и побежал занимать своё место в строю.
Вернувшись в казарму, ребята увидели, что кто-то успел порыться в личных вещах и обшарил прикроватные тумбочки. Украли практически все более-менее пригодные вещи. Зубную пасту и щётки, расчёски, часы, конверты, ручки, сигареты, иголки с нитками, а у одного парня фото жены. Настроение было испорчено, в воздухе запахло раздражением и злостью. От былой беззаботной весёлости не осталось и следа.
За обедом мало кто ел кислые щи, несолёную кашу и пил разбавленный горячий кисель. Аппетита ни у кого не было.
После обеда, дав пять минут на перекур, всех привели в казарму и рассадили в проходе на табуретки. Каждый прочитал содержание присяги.  Далее, по очереди, стали читать устав Вооружённых сил СССР о целях и задачах, способах и принципах применения военнослужащего при проведении самостоятельных и совместных боевых действий.
Затем учились заправлять кровати. Делать кантик на одеяле, отбивая тапками, при помощи табуретки, прямой угол под 90 градусов. Делать из подушки равнобедренный треугольник. Аккуратно вывешивать полотенца с определённой стороны на спинку скрипучих кроватей. Не у всех получалось и сержант, находя неточности в исполнении, командовал разобрать и заправить постель. Снова и снова, тренируясь до самого ужина, постигая азы науки по заправке кроватей.
После вечернего приёма пищи, сержант показал, как правильно пришивать подшиву - полоску белой материи - на воротничок гимнастерки.
Ближе к отбою появился лейтенант, спросил, скорее для проформы, как служится и вышел из казармы с сержантом о чём-то поговорить. Они неспешно прогуливались на плацу, дымя сигаретами.
Новобранцы высыпали на улицу и тоже начали дымить около крыльца, облизывая кровь с проколотых пальцев.
Наговорившись, лейтенант попрощался с сержантом, который выкурил ещё одну сигарету вместе с молодыми. Загнав всех в казарму, скомандовал: «Всем оправиться. Приготовиться к отбою». Через десять минут, в казарме потух свет и прозвучала команда: «Рота отбой!»
Ночью произошла первая драка. Двое старослужащих из части стали вымогать деньги, поочерёдно приставая к спящим ребятам, раздавая тумаки по лицам и животам. Кто-то не стал терпеть и ответил со всей накопившейся злостью, разбив в кровь лицо своему обидчику.
Через полчаса в казарму пришли человек семь и стали вытаскивать парня в туалет, грозно шикая и не стесняясь в выражениях на всех, чтобы спали. Казалось, все только этого и ждали. Как по команде, слетев со своих кроватей, все новобранцы встали на защиту товарища. Силы явно были не равные, тем более, наученные мужиками-«партизанами», в руках молодых появились дужки от кроватей, табуретки и накрученные на руку ремни. Все были готовы дать решительный отпор непрошенным гостям. Артём сжимал в руках дужку от кровати с такой силой, что у него свело руку и железка выпала у его хватки, глухо ударившись о деревянный пол.
Чужаки пообещали вернуться и устроить райскую жизнь «обуревшим салагам». Откуда-то прибежал сержант, который был приставлен к роте новобранцев, разогнал всех по кроватям и вывел гостей из казармы, а затем закрыл её на пожарный багор. Остаток ночи прошёл относительно спокойно.
С утра, когда прогремело – «Рота подъём!», стало ясно, начались солдатские будни.
Три дня пролетели очень быстро в хозяйственных работах, уборке территории, мойке полов, чтении Устава вооружённых сил Советского союза и полит информации, на которой читали газеты трёхнедельной давности.
Изредка случались драки со старослужащими из части, которые обычно наведывались вечерами, подкарауливая салаг или «духов», как они их называли, в надежде разжиться деньгами или сигаретами. Наученные горьким опытом, молодые не носили в своих карманах ничего, кроме комочков пыли и песка. Потому как любой, даже тот, кто отслужил всего полгода, хотел поиметь хоть что-то с молодого бойца и ещё неопытного бойца.
На четвёртый день пребывания в карантине, в ворота въехали два грузовика набитыми новобранцами и «молодых» стало гораздо больше.
В эту же ночь произошла массовая драка между карантином и воинской частью. Пришлось вызвать из соседнего полка десантно-штурмовую бригаду, которая в мгновение ока дубинками и ударами ног, не разбираясь кто есть кто, положила всех на землю до прибытия командира части с кучей офицеров, поднятых по тревоге.
Призывников отправили в санчасть залечивать раны, всем остальным «гостям» щедро раздали по неделе гауптвахты, нарядов, взысканий, а двоих отвезли в «комендатуру». На этом конфликт был исчерпан и все были разведены по казармам под охрану бойцов ДШБ, которые расположились неровными кучками около двух зданий с новобранцами, под неусыпным контролем двух офицеров.
В память об этом происшествии у Артёма остался шрам, ему рассекли бровь.
Утром, новобранцам, а это было уже три взвода, представили подтянутого капитана, с чёрными усами, прищуренным взглядом, в выцветшей полевой форме - «афганке». Заглядывая в глаза и вышагивая вдоль строя, офицер без лишних эмоций, поведал им о предстоящей нелёгкой воинской службе. И твёрдо пообещал до присяги, сделать из ребят более-менее пригодных для армии бойцов.
Из каждого взвода он отобрал трёх новобранцев, назначил над ними старшего из сержантского состава, дал им задание и отправил в казарму. Заняв положение посередине строя, капитан скомандовал:
 - Смирно!  - все вытянулись по струнке, втянув животы и вытянув подбородки, прижимая руки по бокам, распрямляя сутулые спины. – А сейчас я познакомлю вас с прекрасными видами вашего места службы.
Он оглядел всех ещё раз.
- На прааа-во! За мной! Бегом! Марш! – И солдатский строй загремел по плацу сапогами устремляясь за капитаном.
Артём услышал, как сержант обматерил капитана, но не понял почему с такой злостью и ненавистью.
- Дышите ровно салаги, экскурсия будет длиться долго! – напутствовал сержант своих подопечных. – Лёгкие выплёвывайте через рот в сторону! Кто вернётся в часть, тот будет жить вечно!
Это был первый солдатский кросс, который длился часа два, не меньше. Три раза останавливались, чтобы пройтись строевым шагом и отдышаться. Два раза, чтобы перевязать портянки, двоих ребят отправили назад, со стёртыми в кровь ногами.
Многие обещали бросить курить. В ответ сержант улыбался потным лицом и смачно затягивался сигаретой, когда салаги перевязывали портянки. Прибежали обратно на плац потные и чумазые от пыли. Капитан, нисколько не запыхавшись, приказал принять «упор лёжа» и «новобранцы» начали отжиматься. После 30-ого выполнения упражнения, капитан поднял всех на ноги и приказал приготовиться к обеду.
- Построение через пятнадцать минут! – Он посмотрел на колышущийся от усталости строй. – Разойдись!
С этого дня в жизнь молодых бойцов добавились утренние кроссы, отжимания, упражнения для пресса, подтягивания и строевая подготовка, которая заполняла, практически всё свободное от работ время.
Через неделю этой муштры парень, который призвался с Артёмом из одного района, учившийся в параллельном классе, похудел килограммов на десять. Так, что его форма обвисла на ранее пышном теле.
У самого Артёма нещадно болело всё тело. Он никогда не занимался спортом и ему, поначалу, было очень трудно. Однажды, он получил от своих товарищей за лишний круг, так как очень отстал от общего строя. Но, он преодолел эти трудности и его организм, недели через три, практически, не реагировал на повседневные нагрузки. Слегка погрубели пальцы от асфальта и перекладины, мокрой тряпки и иголки.
На присягу приехали мать с отцом.
Мать прижимала к лицу погрубевшие руки сына и плакала. Гладила шрам на брови и в очередной раз допытывалась не бьют ли его в части. Артём уверял её, что он неудачно упал на полосе препятствий.
Отец как мог успокаивал её, но осекался, когда она поднимала на него заплаканный взгляд. Чувствуя немой укор, что он ничего не сделал, чтобы Артём не попал в армию.
Мать привезла письма от Нины и Мишки. Артём не стал их распечатывать, решив прочитать позже.
После распределения в роту, письма пропали вместе с куском белой ткани для воротничков, нитками, детским мылом и пятью рублями, которые отец незаметно сунул ему в руку, когда они прощались.
За натёртыми до блеска окнами казармы, зеленел редкими деревьями вдоль забора июнь 1990 года.

IV.

Артём попал в учебный полк мотострелковой дивизии.
Первые месяцы прошли в парко-хозяйственных мероприятиях в автопарках дивизии, где молодые бойцы наводили порядок – перекладывая траки от танков, сломанные агрегаты, в общем хлам и мусор из одного угла в другой.
Строевая подготовка, под палящим солнцем. Наряды, дежурство по роте, мытьё казармы и полировка «взлётки», так назвали коридор в казарме. Постоянные отжимания, упражнения на пресс, кроссы, марш-броски для «захоронения» брошенного сигаретного окурка.
Человек быстро ко всему привыкает. И Артём привык или, скорее свыкся с необходимостью. Он выдержит, он сможет.
Правильно наматывать портянки на стёртые ноги, за минуту хлебать кислую капусту в горячей воде. Практически с удовольствием есть «мясом белого медведя», так в части называли жир, который тебе щедро наваливали улыбающиеся повара. Глотать чёрный хлеб, изжога от которого стояла до позднего вечера «от желудка и до подбородка». Обжигая губы и нёбо, залпом выпивать кипяток из алюминиевой кружки, отдалённо имеющий вкус киселя. Всё делать быстро, как того требовали обстоятельства, потому как дел у солдата навалом, до самого отбоя. И всё надо успеть.
Артём понемногу начал звереть, в нём просыпалась злость. Он не понимал, многое делалось ради того, чтобы делать. Никакой пользы это не приносило. Он быстро понял, что стал ненавидеть больше всего – это тупость и бесполезность действий. Людей в части, для которых истинное наслаждение влепить два наряда каких-либо работ и задолбать тебя по-любому поводу. Унизить, сломать, поиздеваться, насладиться своим положением и властью, пусть даже совсем маленькой, но властью.
Иногда, он видел прищур и блеск глаз, который был в глазах его преподавателя музыки. Артём понял, что в тот момент она наслаждалась своей властью и положением. И ей было наплевать на него. Он не злился на её – нет. Теперь, он злился на себя, что позволил себе просить, даже, умолял её, чтобы она простила его. Он не сдастся и будет великим пианистом. Просто надо отслужить два года и вернуться домой.
Единственный человек, который нравился Артёму и с кем сложились добрые отношения был ротный, старший лейтенант Назаров.
Назаров воевал в Афганистане. Выполняя интернациональный долг, получил ранение, был контужен. Имел боевые награды. Комиссован в строевую часть, где влюбился в дочь замполита, Риту. Жил в офицерской общаге, свою комнату делил с лейтенантом, который должен был переводится в другую часть, но с переводом почему-то задерживали. Для Назарова это был шанс беспрепятственных встреч с Ритой.
Поговаривали, что старлей давно должен был стать капитаном и в комнате он жил бы один, но замполит, подполковник Мельниченко имел на него зуб, а точнее, Рита была его дочерью, которую он очень любил. Поэтому подпол не трогал Назарова, будто чего-то опасаясь и держал его при себе, в своей части. Все рапорты о переводе в другой полк от Назарова исправно отклонялись. Артём знал об этом от своего товарища, который служил писарем в штабе.
Как-то Назаров отобрал Артёма и ещё двух бойцов для работы в офицерском клубе.
Для солдат это было путешествие в другую жизнь. Первый раз они выходили не в сторону полигонов и полковых гаражей с ангарами, а в сторону городка. Без заборов, казарм, без запаха потных портянок. Воздух, казалось, пьянил и расшатывал душу, что хотелось кричать. Свобода - по-другому Артём это назвать не мог.
Трёхэтажные домики в ограниченном количестве были расставлены хаотично по всему периметру городка. Асфальт между домами, изъеденный временем и покрытый трещинами с ямами, неожиданно начинался и так же внезапно пропадал, был выложен кусками и прерывался плитами, которые служили продолжением дороги. Весь пейзаж скрашивали деревья, которые зелёной кроной сглаживали недостатки военного поселения.
На удивление, площадь перед домом офицеров была как новая, да и сам клуб производил впечатление нового строения.
 Они поднялись по ступенькам и вошли в здание, где на одном из откидных стульев, как в кинотеатре, их поджидал подполковник Мельниченко.
- Лейтенант, - не дослушав приветствие младшего по званию, подполковник начал давать указания. – Отдраить пол в комнатах и коридоре, заменить доски на сцене, покрасить стены, починить стулья, навести порядок в актовом зале. По всему клубу убрать мусор. Зачистить прилегающую территорию.
- Разрешите приступить, товарищ подполковник, - Назаров взял под козырёк.
- Выполняйте.
- Так точно. - Назаров развернулся и направился к лестнице на второй этаж, откуда, еле слышно, доносился звук на пианино, кто-то оттачивал игру «Лунной сонаты» Бетховена. - За мной, бойцы,
Назаров открыл дверь в противоположном крыле от доносившейся музыки. Там располагались гримёрные комнаты и складские помещения, старая радиорубка, где аппаратура хранилась под брезентовым материалом покрытым толстым слоем пыли и бережно опутанной кружевами паутин.
- Слушай задачу, бойцы. Первое - всё отмыть. Второе – вынести мусор и мебель, не подлежащую восстановлению. Помойка за клубом. Третье – подготовить стены для покраски. – Он посмотрел на парней. – Всё ясно? Вопросы есть?
- Так точно, - не совсем дружно ответили бойцы.
- Тогда выполнять, через полчаса приду, проверю. – Он посмотрел на Артёма. – Батов, назначаю тебя старшим.
Артём козырнул и уже вслед, удаляющемуся капитану, сказал:
- Есть.
Артём прислушался. Музыка стихла и были слышны шаги Назарова, спускавшегося по лестнице.
Старший лейтенант появился через два часа, слегка с заспанным лицом и кульком из бумаги, в котором были пирожки и тремя бутылками лимонада.
Ничего вкуснее, как показалось Артёму, он не ел в жизни, а забытый вкус лимонада завершал эти гастрономические изыски. От этого не хитрого угощения пахло гражданкой, домом, беззаботной и свободной жизнью.
- Выносите мусор и заканчивайте, на сегодня хватит. – Назаров звякнул связкой ключей, - жду на улице.
На следующий день, примерно в то же время, они снова оказались в клубе. Им выделили краску и кисти, и они приступили к покраске помещений. Назаров, оставив Артёма за старшего, удалился в неизвестном направлении.
Через некоторое время послышалась музыка в противоположном крыле. Артём решил посмотреть, кто упражняется в игре на пианино.
В комнате, сидя спиной к двери у инструмента, сидела девушка. В синем платьице с белыми цветочками, с густыми волосами, подстриженными в форме каре и загорелыми руками, которые старательно нажимали на клавиши. Что-то было милое и грациозное во всём этом, что на Артёма нахлынули воспоминания о его учёбе в музыкальной школе, занятиях с педагогами, о не сданном экзамене. Он так далеко ушёл в свои воспоминания, что не сразу услышал вопрос:
- Вы что-то хотели, товарищ солдат? – Девушка смотрела на него большими синими глазами, иногда моргая, но не отводила взгляда от парня. – Солдат!!!
Артём очнулся и вместо приветствия просто сказал:
- Вы сильно напрягаете кисть, поэтому ошибаетесь.
- Может, покажете, как надо, - ехидно проговорила девушка и освободила место у пианино, жестом предлагая Артёму сесть за инструмент.
- С удовольствием, - Артём плюхнулся на неудобный стул.
Знакомые ощущения от прикосновения к клавишам, заставили руки вспомнить все движения и приёмы. Как-будто и не было этого полугодового перерыва, пальцы начали с размеренного ритма и понеслись дальше, постепенно наращивая темп, будто торопились успеть насладиться забытым состоянием – музыкальной игрой.
Артём не видел, как и товарищи зашли в комнату, как девушка жестом им показала не мешать и все они застыли под впечатлением от игры Артёма. Никто не заметил, как по лестнице поднялся и тихо встал за ними подполковник Мельниченко.
- Что за концерт, бойцы? – Резкий голос, как сабля разрезавший воздух, оборвал игру и заставил вздрогнуть всех присутствующих от неожиданности. Все обернулись и замерли не в силах вымолвить и слова. – За мной!
Солдаты вышли из комнаты и столкнулись с поднимавшимся по лестнице Назаровым.
- Где вы шляетесь лейтенант? Почему не следите за работами?
- Старший лейтенант, товарищ подполковник. – Назаров с вызовом посмотрел на Мельниченко. - Виноват, отходил по нужде.
- Очень долго, старший лейтенант, я успел на концерте побывать. - Он развернулся к бойцам, - по два наряда всем троим.
Ребята понуро опустили головы.
- Не слышу! – Мельниченко повысил голос.
 - Есть два наряда. – Хором ответили солдаты.
Подполковник, обращаясь к старлею, продолжил:
      - Показывай, что сделано.
- Продолжать работы, - скомандовал Назаров парням, а сам последовал за Мельниченко.
Походив по гримёрным комнатам, офицеры вышли в коридор.
- Медленно, старший лейтенант, работают твои бойцы. Сегодня всё доделать здесь, завтра надо начинать делать сцену. – Он повернулся в сторону выходившей из комнаты девушки. – Рита, подожди меня на улице.
Назаров проводил взглядом девушку.
- А пианисту, ещё два наряда в не очереди, пусть на картошке поиграет. Выполнять, - и замполит, не дожидаясь ответа, зашагал по лестнице вниз.
Четыре дня Артём работал на кухне. Таскал мешки и коробки с продуктами, мыл котлы и алюминиевую посуду, драил жирные полы и общий зал столовой, чистил картошку, промывал кислую капусту. Подметал территорию около столовой.

- Повезло тебе, боец. – Старший лейтенант Назаров хитро щурился, то ли от солнца, то ли от известия, которое хотел сообщить Артёму. – Теперь у тебя появился покровитель!
Назаров поджидал Артёма на заднем дворе столовой.
- Что? – Артём не понял о чём говорит Назаров. – Как это? Кто?
- Не сыпь вопросами! – Старлей хлопнул его по плечу. – Бегом в штаб, замполит тебя требует. И мой тебе совет, - Назаров как-то посерьёзнел сразу, - аккуратнее с ним.
- Почему?
- Гнида он редкостная, - Назаров зло сплюнул на землю и кивком головы указал в сторону штаба, – беги давай.
Артём развернулся и шагом пошёл в штаб.
- Команда была бегом, солдат! – Голос Назарова резанул в спину.
Оглянувшись на офицера, который улыбался, Артём побежал через плац к зданию, где его ожидал подполковник Мельниченко.
- Разрешите войти, товарищ подполковник? - Артём просунул голову в пилотке в приоткрытую дверь.
Подполковник жестом руки прервал рапорт Артёма и разрешил войти. Дописав что-то на бумаге, замполит сложил листы на край стола и только теперь поднял глаза на вошедшего.
- Рядовой Батов?
- Так точно, - Артём вытянулся по струнке.
- Где научился так играть, сынок? – Неожиданно на отеческий тон перешёл Мельниченко.
- В музыкальной школе, товарищ подполковник.
- А что же дальше не пошёл? – Замполит подошёл к нему вплотную, и Артём почувствовал запах одеколона «Шипр» на гладко выбритых щеках офицера.
Артём не нашёлся что ответить, да и не хотелось вдаваться в подробности и, набрав в лёгкие воздуха ответил:
- Захотел отдать воинский долг любимой Родине!
От такого ответа Мельниченко на секунду опешил и с вниманием посмотрел на Артёма, пытаясь понять шутит он или нет.
- Ну и как? – Подполковник не нашёлся что спросить и вопрос вырвался у него произвольно.
- Как-то так! – Машинально отрапортовал Артём.
Мельниченко на мгновение застыл на какое-то мгновение, а затем, разразился отборной бранью в адрес бойца, суть которой сводилась к тому, что Артём сгниёт у него в нарядах. Вдоволь наоравшись и забрызгав слюной пространство в радиусе метра около себя, замполит сел за стол и выпил воды. Немного отдышавшись, подполковник, глядя мимо Артёма сказал:
- Научишь Маргариту играть, в перерывах между нарядами. Расписание занятий получишь у Назаров, увольнительные будешь получать здесь, у писаря. – Он перевёл взгляд с одной стены на другую. – А пока у дневального возьми тряпку и ведро, полы в штабе вымоешь, а то наследил ты здесь. Выполняй, Шопен не доделанный.
- Есть, товарищ подполковник, - Артём развернулся кругом и вышел из кабинета, не понимая хорошее или плохое событие сейчас произошло.
- И смотри мне, чтоб ни-ни, - Мельниченко погрозил кулаком Артёму.
- Так точно, - вытянулся по струнке Артём. – Разрешите идти?
- Иди, - Мельниченко устало откинулся на спинку стула.
После вечернего построения Артём получил от Назарова расписание, явно написанное женской рукой. Листок в клетку был аккуратно сложен. Буквы были ровными, почерк выверено-красивым, казалось, не хватает только бантиков.
- Повезло тебе, боец, теперь у тебя другая жизнь начнётся, может, останешься здесь, в учебке, в войска не поедешь. – Назаров посмотрел на сержанта, стоявшего рядом с дневальным на входе в казарму. – Сержант в курсе. Завтра первый урок у тебя, - он подмигнул Артёму и серьёзно продолжил, - особенно не расслабляйся. Готовиться к отбою, боец!
- Есть готовиться к отбою, товарищ старший лейтенант.
- Кругом, марш. – Назаров направился к дневальному с сержантом.

- Маргарита, - девушка протянула Артёму руку. – Можно просто, Рита.
- Артём, - он ответил лёгким рукопожатием.
- Ну, что начнём? Только нам понадобится второй стул, наверное. – Она хотела за ним пойти, но Артём быстро принёс его из соседней комнаты.
- Пока займёмся правильной осанкой и постановкой рук, - от волнения у Артёма слегка дрожал голос. – Вы гаммы играете?
- Не всегда, - Рита улыбнулась. - Нудное это дело.
- Напрасно, это основа, пусть и рутина, но здорово помогает. – Он посмотрел ноты, которые были в папке, выбрал подходящие, поставил их на пианино, и они начали занятие.
Артёму понравилось, что Рита не ленилась, внимательно слушала замечания и очень старательно следовала советам своего нового «учителя». Было видно, что ей нравится заниматься и она улыбалась от удовольствия. Два часа пролетели незаметно.
До окончания увольнительной оставалось пол часа. Весь путь до части он бежал. Ему было легко, душа пела. На КПП он вошёл за пять минут до окончания указанного времени в увольнительной.
Через две недели репетиций Артёма перевели в полковой оркестр и у него началась совершенно другая служба. Он стал играть на большом барабане или тарелках, либо одновременно, прикручивая тарелки к корпусу барабан. Каждодневные репетиции военных маршей, строевая подготовка, точнее игра на ходу, музыкальное сопровождение праздников в городке и занятия с Ритой, точнее её подготовка к поступлению в музыкальное училище.
В начале августа Рита уехала в Оренбург. Артём больше времени проводил в части, в музыкальной роте и вкушал прелести оркестровой жизни.
На станции надо срочно разгрузить вагоны с мукой – оркестр. В столовой закончилась капуста, морковка, картошка надо помочь погрузить на складах – оркестр. Выкопать траншею на хлебозаводе или вычистить заброшенное здание на его территории, которое переоборудуют под склад – и снова оркестр. В шутку они звали себя музхозниками, которые специализировались на выполнении хозяйственных работ. Радовало одно - время летело быстро и почти незаметно.
В конце августа Артёма вызвал дирижёр оркестра. «Мамонт» или «мужик без нервов», как называли его музыканты, дослуживал свои годы до увольнения в запас в этой богом забытой части, посреди Уральских степей. Всё что волновало майора это чёткое соблюдение ритма исполняемого музыкального произведения и жизнь без происшествий в музыкальной роте.
Артём зашёл к в маленький дирижёрский кабинет в казарме.
- Слушай задание, товарищ музыкант, – без предисловий начал майор, - нужно собрать музыкальный, так называемый вокально – инструментальный ансамбль и подготовить концертную программу. Времени две недели. Позже скажешь мне кто будет участвовать, я освобожу вас от работ, кроме полковых построений и репетиций оркестра. Репетировать будете в офицерском клубе, там же получишь аппаратуру и дальнейшие указания. Сегодня после обеда быть в клубе.
Он посмотрел на Артёма, отдал ему листок с репертуаром и положил на стол увольнительные.
- Заполнишь и впишешь кого надо, выполняй.
Артём козырнул, развернулся и вышел из кабинета.
Состав ансамбля сформировался быстро, не было только гитариста. Олег, который более-менее играл на гитаре, сидел на «губе» за самовольное оставление части. Майор влепил ему семь суток ареста, но через двое суток он должен был выйти.
После обеда новоявленный ВИА прибыл в клуб.
Лёнчик, парень из Ленинграда, играл на барабанах, золотые руки, самоучка, но стучал как Бог. Любимый музыкант Ян Пейс, барабанщик из «Deep Purple», на которого внешне он был похож, такой же кучерявый и в круглых очках. По специальности, после училища, был краснодеревщиком, поэтому был нарасхват в дивизионном городке, где постоянно чинил или изготавливал мебель. Фактически Артём был его заменой и напарником, но только в составе оркестра.
Руслан, безобидный паренёк из Уфы, играл на трубе и щипал струны на бас гитаре, сходу ловил гармонию и ненавидел смотреть в ноты. «Шлифую слух», говорил он, хитро улыбаясь веснушками на лице своим товарищам. Очень бережно относился к бас-гитаре «Урал», которая была в оркестре и, фактически, единственным таким инструментом во всей дивизии.

Солдат встречал подполковник Мельниченко. Артём доложил по форме о прибытии, и они последовали за офицером в клуб. Поднявшись на сцену, подполковник подвёл их к двери в углу сцены.
- Назначаю тебя, рядовой, - он указал на Артёма пальцем, - старшим и ответственным за аппаратуру и инструменты.
Мельниченко повернул ключ в замке и открыл дверь в кладовую.
- С аппаратурой обращаться как женщиной, ласково и нежно. Репетируете на сцене, потом заносите всё обратно. Головой отвечаешь, сынок.
Протягивая ключи Артёму, подполковник посмотрел на него отеческим взглядом, не сулившим ничего хорошего.
- Репертуар у вас есть, а это ваш художественный руководитель.
Мельниченко отошёл в сторону, и ребята увидели, как в зале появилась Рита, которая слегка прихрамывала. Артём увидел, руку в гипсе и незажившие царапины на лице.
- Через две недели состоится очень ответственное мероприятие, - Подполковник снова привлёк внимание к себе и, подняв указательный палец к верху, продолжил. – Надо не оплошать бойцы, если всё сделаете как надо, три дня увольнительных. Выполнять.
Парни открыли комнату и начали выгружать аппаратуру на сцену. Подполковник, немного поговорив с Ритой, покинул клуб.
В кладовой обнаружился приличный комплект музыкального арсенала, который удивил всех ребят.
Ударная установка чехословацкого производства «Amati» и комплект грабовых барабанных палочек. Всё новое и никем не тронутое. Лёнчик аж взвыл от увиденного.
Руслан держал в руках новенький бас германского происхождения «Musima». Артёму казалось, что Руслан упадёт в обморок, но парень держался, а на его лице застыл немой восторг от изумления и счастья.
«Yamaha DX7» синтезатор, который достался Артёму. Он играл уже на таком, точнее пробовал, но электронная современная музыка не очень его привлекала и тогда инструмент не произвёл на него впечатление. Но, встретить своего знакомого совсем новеньким, в армии, за тысячу километров от дома, было приятно.
Два комплекта акустической системы «Венец», микшерский пульт, три микрофона со стойками «журавль», три усилителя и ещё четыре колонки неизвестного происхождения, подходившие по разъёмам.
Через полчаса всё было подключено и соединено, проверено и настроено. Руслан и Лёнчик пошли покурить, а Артём подсел к Рите.
Она опередила его, начав первой разговор.
- В аварию попала, покатались вечером с компанией друзей. – Она виновато улыбнулась. - Лежала в больнице, на экзамены не успела. Теперь будем петь вместе.
Она посмотрела на Артёма и показала на сумку.
- Здесь магнитофон и кассеты с нашим репертуаром. Так что знакомьтесь, учите. Завтра придём с подругой, она будет петь второй вокал.
- Завтра в это же время? - Артём поднялся вместе с ней.
- А вас только трое будет? –Спросила Рита.
- Нет, через два дня гитарист появится.
- А где он?
- На губе сидит, за самоволку.
- На отдыхе значит, - улыбнулась Рита. - До завтра.
- Пока. – Артём смотрел ей вслед пока она не вышла из зала.
Вернулись ребята за десяток метров пахнущие солдатской «Примой», Моршанской табачной фабрики. Артёму казалось, что ядовитый газ менее опасен, чем дым этих сигарет. Но, других не было, а солдат и этому рад.
- Тебе привет от Назарова, - Лёнчик упал на стул за барабанами и взял в руки палочки.
- Видимо, ждал кого-то, - Многозначительно продолжил Руслан, поправляя ремень от бас-гитары. -  С чего начнём, маэстро?
Артём поставил на сцену магнитофон, воткнул кассету и нажал пуск. Из динамиков зазвучала танцевальная музыка. Ребята начали подбирать незамысловатые гармонии современных шлягеров советских исполнителей и к окончанию репетиции смело могли играть десять песен. К ужину музыканты вернулись в часть.
Через две недели репетиций, солдатский ВИА поехал на первый концерт в соседнее село на открытие нового свинарника в подшефном колхозе. Выступление удалось на славу и праздник из стен нового здания вырвался наружу, на воздух, где к общему веселью примкнули жители села и празднование переросло в дискотеку на свежем воздухе.
Музыкантам наливали алкоголь прямо во время игры, устанавливая стаканы с самогоном и тарелки с закуской на аппаратуру. Тут же, располагаясь рядом и дружно притоптывая в такт музыке, выпивали и кричали «Ура! Да здравствует Красная армия!».
Рита пользовалась бешенным успехом у местных мужчин, которые падали перед ней на колени и предлагали на ней жениться сейчас же у стен свинарника. Иногда ей приходилось скрываться за ребятами от очень настойчивых кавалеров. Два раза дискотека могла превратиться в массовую драку, но председатель колхоза грозился отправить музыкантов обратно в часть и страсти стихали. В общем, праздник удался на славу.
Пьяные, уставшие, с батареей бутылок с самогоном и сумками с едой, далеко за полночь, ВИА разгружал аппаратуру из колхозного ПАЗика и шатающейся походкой заносил её в клуб. За Ритой пришёл Назаров, который посоветовал разгружаться быстрее и валить до части подальше от греха.
После их ухода, минуты через две, появился подполковник Мельниченко. Для всех это было неприятным сюрпризом. Узнав, что Маргарита пошла домой он немного успокоился и стал наблюдать за разгрузкой аппаратуры.
Офицер не стал отпускать автобус и попросил водителя немного подождать в кабине. Построив бойцов, он молча ходил туда – сюда мимо качающегося строя, иногда останавливаясь глубоко вдыхая воздух.
- За прекрасное выступление для наших друзей из подшефного колхоза объявляю благодарность.
Жестом отменив нестройный ответ солдат, продолжил.
- За поведение, порочащее честь советского солдата и нарушение воинской дисциплины, как то, прибытие в часть в алкогольном опьянение, объявляю семь суток ареста каждому участнику коллектива. – Подполковник посмотрел на колышущийся строй и, поморщившись от перегара, кивнул в сторону автобуса. – А сейчас, все вместе, мы проследуем в одно прекрасное место, где вас с нетерпением уже ждут.
- Направо, шагом марш! – Двери ПАЗика шумно открылись.
Автобус остановился напротив КПП гауптвахты. Музыканты храпели на сидениях в неудобных позах.
Мельниченко с отвращением оглядел пьяных бойцов и вышел из автобуса навстречу дежурному.
Указав на заспанных музыкантов, обратился к офицеру:
- Они уже выспались и горят желанием потрудиться. – Мельниченко кивнул на автобус. – Особо не церемоньтесь с ними, они ваши.
- Сделаем, - улыбнулся дежурный и поднялся в автобус. – Подъём! Встать! Выходи строиться!

Через пять дней, за провинившимися музыкантами приехал дирижёр. Без единого слова он проследил как парни сели в кузов армейского грузовика. Выгрузив бойцов возле бани, и кивнув в сторону двери, процедил сквозь зубы:
- 30 минут, потом, бегом в роту, - Обратившись к водителю коротко бросил. – В часть.
Примерно через час, построив перед казармой оркестр, майор отчитал провинившихся и пообещал им обилие хозяйственных работ. Вручив Артёму папку с нотами, отдал приказ:
- Вечером репетиция, завтра выступление, и чтобы ни одной фальшивой ноты мне. Выполнять!

Письма из дома приходили с регулярным постоянством, каждый месяц. В основном от мамы и Мишки, Нина писала всё реже и реже. Иногда, отправив ей три письма, Артём получал ответ на одном листочке, написанный вымученными фразами на одной стороне.
Как-то в декабре, за неделю до Нового года он получил от долгожданный конверт от любимой. На двойном листе в клеточку она просила понять её и, если он сможет, простить.
«Тёма здравствуй. Я встретила другого и очень сильно люблю его. У нас будет ребёнок. Прости. Нина»
Всё уместилось на двух строчках. Артём несколько раз прочитал их. Известие пронзило его адреналиновой волной и на лбу выступил пот. Хотелось закричать и как-то выплеснуть эмоции. Тяжело вздохнув, он сложил письмо в конверт и засунул его в карман гимнастёрки.
Стрельнув папиросу у сослуживца, вышел на задний двор казармы, так чтобы его не было видно. Прикурил, достал и поджог конверт, медленно поворачивая его в разные стороны, помогая огню сжечь неприятную новость, которая была внутри.
Дождавшись, пока письмо догорит окончательно, он затянулся ещё раз, бросил окурок рядом с тлеющим конвертом и со злостью вдавил всё это в снег. Так он потерял Нину и желание приехать в отпуск. Он вернулся в казарму. Солдатский ВИА готовил праздничную программу для офицерского вечера, разучивая новые песни. Артём еле отыграл репетицию, ни о чём другом о не мог думать, вспоминая Нину.

31-ого декабря участникам музыкального коллектива дали выспаться, им предстояло играть всю ночь для офицерского состава на новогоднем застолье.
Столы накрыли в солдатской столовой, сюда же привезли аппаратуру из офицерского клуба и освободили место для танцев. В углу от входа поставили свежую ёлку, развесив гирлянды и прицепив на стену огромные цифры 1991.
К 23:00 потянулась вереница из УАЗиков, стали собираться офицеры с жёнами и боевыми подругами.
На отдельном столе подрагивал изображением телевизор «Рекорд», на который было обращено внимание присутствующих, пока замполит не попросил выключить звук и наполнить бокалы, чтобы проводить уходящий год. Потом слово взял комполка, поздравил всех общими фразами и, пожелав успехов в боевой и политической подготовке, предложил снова включить громкость на телевизоре.
Начиналось праздничное приветствие народу СССР от Михаила Сергеевича Горбачёва. Прослушав в гробовой тишине поздравительные слова и просчитав хором двенадцать ударов кремлёвских курантов, в столовой раздалось троекратное «Ура!» и прозвучал звон бокалов.
Наступил 1991 год. Олег, Лёнчик, Руслан и Артём молча курили в предбаннике перед хлеборезкой, говорить не хотелось, каждый думал о своём. Вошла Рита, с двумя бутылками шампанского и её подруга Александра с нарезкой из апельсинов и конфетами.
- С Новым годом, мальчики! – Рита протянула шампанское, чтобы ребята помогли его открыть. - Стаканов нет, так что давайте по-гусарски. С Новым годом!
Чокнувшись бутылками, девчонки первыми сделали глоток. Шампанское закончилось быстро, немного захмелев и подобрев мыслями, ребята немного расслабились и повеселели. Стали травить анекдоты, вспоминать смешные случаи с гражданки и армейские байки.
Их веселье прервал дирижёр оркестра, напомнив им, зачем они здесь собрались и отправил ансамбль развлекать уже изрядно повеселевшую публику.
Танцевальные песни только подняли и без того уже высокий градус веселья и празднование пошло по своему несогласованному сценарию.
Рита и Александра, которая на прощание поцеловал Артёма в губы, уехали часа в три ночи и гостей у микрофона стали развлекать Руслан и Артём. Примерно к 6 утра в УАЗики погрузили последних, кто хотел продолжения праздника.
Сложив и заперев на ключ аппаратуру в пустой комнате кухонного блока, ребята вернулись в казарму, распили бутылку водки, подаренную девчонками, и улеглись спать. Разбудить их должны были только к обеду.

В конце января 1991 года Президент СССР Михаил Горбачёв принял Указ об изъятии из обращения и обмене 50 и 100 рублёвых банкнот образца 1961 года. Об этом сообщили по телевидению в 9 часов вечера по московскому времени, когда все финансовые учреждения и магазины уже были закрыты.
На обмен денежной наличности населению дали 3 дня.
Денежная реформа вызвала крайнее недовольство народа, подорвав доверие к власти, так как в результате неё многие лишись наличных сбережений, которые копили десятки лет. По итогам данного мероприятия, государством было изъято 14 миллиардов наличных рублей, но хоть к какому-то оздоровлению экономики это не привело. Цены на некоторые товары выросли в 2,5 раза, ускорилось обнищание населения и разруха.
Реформа 1991 года стала предпосылкой будущего краха советской экономики, после которой у народа пропало доверие к любым новым реформам и национальной валюте.

К офицерскому клубу, с задней стороны, пристроили склад.  Артёма назначили помощником прапорщика Медыхина, который получил должность начальника клуба после Нового года. Прапор дослуживал до пенсии, был толстый, немного неуклюжий, но очень добрый и беззлобный человек.
Медыхин страдал отдышкой, постоянно потел, хотя совершенно не волновался и ничего не принимал близко к сердцу. Главными приоритетами его жизни было вкусно поесть и выпить. Остальное его мало заботило. Служить до увольнения в запас оставалось не так долго, после которого, он хотел вернуться в родную деревню, где–то в Курской области.
У Медыхина и Артёма сложились прекрасные отношения. Прапорщик не имел нареканий к подчинённому, все его приказы и поручения выполнялись в срок и вовремя. Артём, иногда, баловал его самогонкой местного разлива и угощал сигаретами.
Своих сигарет прапорщик не держал, опасаясь, что будет часто курить и не хотел лишний раз подвергать опасности и без того не очень хорошее здоровье. Но, иногда, любил сделать пару–тройку затяжек хорошей сигаретой.
Это Медыхин рассказал Артёму про обмен и посоветовал купить сигареты в городке, отдав ему четыре своих полтинника.
- Зачем столько много? – Спросил Артём.
- Пойми, просто так ничего не бывает, плохие времена идут. – Медыхин промокнул лысину платком. – Пусть лежат. Пригодятся.
У Артёма был постоянный пропуск в город, поэтому он перемещался свободно, не опасаясь нарваться на патруль. Он купил в городском магазине сигарет на свои два полтинника, а на оставшиеся деньги взял конфет для Александры, с которой у него завязался солдатский роман.
Прапорщик знал, что Артём водил сюда Сашу, но делал вид, что не знает этого, весело глядя на Артёма, подмигивал ему и говорил:
- Дело молодое, боец, всё правильно! Только сукой не будь!
Потом, принимая серьёзный вид, указывал на расстёгнутый воротничок и висящий ремень у Артёма. Дождавшись, пока подчинённый оправится, брал под козырёк и говорил:
- Охраняй Родину, сынок, ибо враг не дремлет! Бди, солдат!
- Так точно! Есть бдеть! – С улыбкой отвечал Артём.
- Завтра, согласно распорядку. – Прапорщик по-дружески хлопал парня по плечу и дворами уходил к себе домой.

Артём влюбился в Александру, ждал, когда она придёт к нему в клуб. Запираясь в комнате с инструментами, долго и страстно целовались. Саша хотела большего и не скрывала этого, соблазняя и дразня Артёма, который немного трусил, так как это был бы его первый опыт. И, как назло, в самый неподходящий момент, обязательно что-то мешало им, сделать последний шаг в отношениях. Артём уже совсем не вспоминал Нину и, даже, Мишка не писал о ней в своих письмах.
Александра рассказала ему плачевную ситуацию в отношениях Назарова и Риты, где основной помехой для свадьбы был её отец подполковник Мельниченко. Маргарита боялась, что отец сошлёт его куда-нибудь, поэтому не хотела обострять и без того не простые отношения с отцом.
Вечером в пятницу, Артём собирал аппаратуру, готовясь к очередному празднику в подшефном колхозе, когда появился Назаров, немного пьяный, с початой бутылкой коньяка, что было роскошью в военном городке. 
- Стаканы е-есть? – Икая спросил старлей и протянул бутылку. – Наливай.
- Что за праздник, товарищ старший лейтенант? – Наполняя стаканы коньяком, спросил Артём. Назаров был в не настроении.
- Может, в последний раз видимся. Не разрешил, сука! – Старлей залпом выпил содержимое стакана.
- Что случилось? – Артём отпил из своего и поставил стакан обратно.
- Пей, не ссы! – Дальше был один мат в чью-то сторону, Артём стал догадываться, что за ситуация у старлея. - Не разрешил, гад.
Выпив, Артём и Назаров вышли на задний двор клуба и, закурили, усевшись на ступенях.
Назаров поведал свою историю.
Рита была беременна и как только узнала, сказала Назарову. Она хотела сделать аборт, но Назаров уговорил её не делать этого и сказал, что делает ей предложение. Он пойдёт к её отцу и всё расскажет и попросит его благословления. Всё будет хорошо и нечего волноваться. У них будет ребёнок!
Купив цветов, взяв коньяк, он пришёл к Рите домой. Сказав, что у него очень серьёзный разговор к подполковнику, они уединились на кухне. Назаров предложил выпить, но Мельниченко отказался. Тогда, старший лейтенант не стал медлить и выложил все новости подполковнику, что Рита беременна, он очень её любит и просит руки его дочери. Мельниченко, тяжело вздохнул, встал из-за стола, открыл входную дверь, попросил взять бутылку и выйти с ним на лестничную площадку.
Приблизившись вплотную к Назарову, подполковник шипел в лицо Назарову, что свадьбы не будет и ему надо очень постараться забыть о его дочери. Так же, Мельниченко пообещал отправить старшего лейтенанта служить в места не столь тёплые как эта местность, чтобы старлей смог благополучно отморозить себе яйца. Чтобы впредь не плодить убогое потомство, ярким представителем которого, его считал Мельниченко.
Назаров, попытался выяснить причину, такого отношения к себе, но был выдворен из подъезда с пожеланиями поскорее напиться и забыть о сегодняшнем дне. Мельниченко пригрозил вызовом комендантского патруля и старлей оставил попытки хоть как-то сгладить ситуацию. Он не мог оставить Риту одну в такой ситуации.
- Такие, дела, - затянувшись сигаретой, подытожил старлей.
- Может, всё образуется? – С надеждой в голосе спросил Артём Назарова.
- Нет, сука он. – Бычок полетел в сторону, разбрасывая скупые искры по траектории своего полёта. – Людей не любит, на дочь наплевать, на всё и всех, короче, такой человек. Ладно, пойду я. Спасибо, что выслушал.
И, сбежав по ступенькам, Назаров скрылся за углом склада.

В марте девяносто первого года, в дивизии состоялось голосование по референдуму СССР о сохранении Союза ССР, как федерации равноправных республик.
В бюллетень для тайного голосования был вынесен вопрос: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновлённой федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?», и варианты ответов голосующих: «Да» или «Нет».
Артём, наблюдал, как многие солдаты, не скрывая своего ответа, писали «нет» в своих бюллетенях. Он чувствовал, что происходит что-то грандиозное и не правильное, понимал, что рушится великая страна и к каким последствиям это приведёт, никто не знал.
Дня через три, после референдума, начался учёт имущества, хранившегося на складе. Всё было разложено и скомпоновано по группам так, что появилось достаточное пространство и в подвале офицерского клуба, и на пристроенном складе.
- ЗГВ к нам выводят, - Медыхин сидел на стуле на заднем крылечке и курил, с печалью смотря куда-то вперёд. – Мороки теперь будет не оберёшься.
- Что такое ЗГВ? – Артём с интересом повернулся в сторону прапорщика.
- Западная группа войск, из ГДР, к нам на размещение прибудут, а барахла у них разного, сам понимаешь, не счесть.
- Надеюсь, уместимся, товарищ прапорщик, - Артём почему-то был рад этому событию. Новые люди, какая ни какая суета, да и время пойдёт быстрее. - Можете увольнительную мне выпишите, на станцию съездить? А то ротный лютует чего-то, а мне бы сигарет купить.
- В обед принесу, на мою долю возьми. – Прапор протянул деньги.
- Да, ладно, сочтёмся, - Артём не стал брать купюры у прапорщика.
- Бери, пока даю, и пока есть. – Медыхин добродушно улыбнулся.
- Хорошо, - Артём засунул деньги во внутренний карман гимнастерки.
- Подготовь амбарные книги, новые, тубусы под печати для ключей, будем ждать германцев. – Медыхин тяжело встал со стула, прокашлялся и медленно зашагал по ступеням. – Послезавтра обещают быть, ты со мной на три дня, спальное место себе оборудуй. Мороки уйма будет, может, и поспать не придётся.
- Так точно, - Артём дождался пока прапор скроется за углом клуба.

 Склад был забит до верху. Разгрузка продолжалась до поздней ночи. Машины прибывали одна за одной. Вытянувшись в цепочку, солдаты быстро разгружали прибывающие грузовики. Мешки с обмундированием, коробки с армейским оборудованием, опечатанные деревянные ящики, тюки с личными вещами офицеров, коробки с продуктами. Было много ящиков хорошо упакованных и исписанных немецкими буквами, которые отложили в отдельную комнату от всего имущества. Мельниченко и какой-то полковник, видимо, прибывший из Германии, лично контролировали разгрузку и складирование этого груза, самолично заперев на ключ и опечатав помещение.
 
Артём и Семён, новоприбывший связист из ГДР, откомандированный в клуб, проверяли занесённые в амбарные книги кодовые обозначения ящиков и их количество.
Целую неделю, что-то выгружали, загружали, увозили и привозили. Круговерть тюков и ящиков была такая, что иногда кружилась голова.
Ночью, когда ребята оставались без офицеров и машины не ожидалось, Семён приносил немецкое пиво и консервы, которые Артём видел первый раз в своей жизни. Проголодавшись за весь день и уплетая консервированные сосиски, немецкую тушёнку, запивая всё это пивом, Артём слушал рассказы Семёна о службе в ГДР. Это был какой-то другой мир солдатской службы. Он узнавал о солдатском довольствии, зарплате в марках, немецких гаштетах, маленьком немецком городке, где удавалось проводить увольнительные простым советским солдатам. И конечно, о немецких девушках, которые по словам Семёна были не очень.
- Наши лучше, - скручивая пустую банку из-под пива говорил Семён. – Красивее.
Затем вздыхал, вспоминая о чём-то открывая очередную банку.
Семён был родом из Москвы. Рисуя в красках будущую столичную жизнь, рассказывая, чем будет заниматься на гражданке после дембеля, звал Артёма к себе.
- С твоими талантами, - говорил Семён, - можно не плохую капусту стричь.
- Каким образом?
- Дискотеки, концерты устраивать. Торговать записями иностранных исполнителей.
Семён показывал коллекцию пластинок, собранную им за время службы. Гордо улыбался и весело, нараспев говорил:
- Золотой фонд грамзаписи имени Семёна Павловича Лескова! – Потрясая в руках внушительной стопкой винила хвалился новый друг Артёма. – Это, брат, деньги! И не малые.
Перебирая конверты пластинок, Семён увлечённо рассказывал кто есть кто в его коллекции.

Как-то в городке, по пути в часть, Артём встретил Риту, отметив про себя, что её живот становится всё заметнее. Она практически перестала репетировать с музыкантами, теперь Артём понимал истинную причину холодного отношения к музыке. На её место взяли Славика с тоненьким голоском, как у девчонки, который заменил на гитаре Олега, уволившегося в запас. Коллектив зазвучал по-другому, в его репертуаре прибавилось много современных шлягеров, которые умел играть новый участник солдатского ВИА.
Рита рассказала Артёму, что Назарова отправили в командировку. Они поссорились с отцом. Назаров не захотел переезжать в квартиру подполковника. И на уговоры Риты, он тоже отвечал отказом. Этой маленькой размолвкой воспользовался её отец, отправив в самый дальний гарнизон Назарова в военном округе.
- А ты как? Что делать собираешься? Вы пишете друг другу? – Артёму хотелось поддержать Риту и отвлечь разговорами. – Мы программу новую делаем. Вернуться не думаешь.
-  Я о другом сейчас думаю. Тёма, - Рита посмотрела на свой живот и улыбнулась. – Тяжело мне только.
- Всё будет хорошо, - с улыбкой сказал Артём.
- Очень на это надеюсь, - Рита улыбнулась в ответ. – Пойду, увидимся ещё.
- Передавай привет старлею! Вы обязательно должны помириться.
- Обязательно. – Рита пошла своей дорогой.

Александра влюбилась в Семёна.
Сначала Артём не понимал, что происходит и ревновал, вспоминая Нину, которая полюбила другого человека. Артём замечал у Александры вещи и косметику, явно не советского производства и понял, что она польстилась на подарки от Семёна, который в итоге её соблазнил.
«Променяла на помаду», успокаивая себя Артём, наблюдая за очередной сценой «истинной» любви между Семёном и Александрой, которые уже не прятали от него своих отношений. Семён, замечая косые взгляды товарища, хлопал Артёма по плечу и говорил, как бы извиняясь:
- Без обид, братан, бабы они такие, только помани и они твои! – Самодовольно улыбаясь, Семён продолжал. - Не ссы, у тебя их миллион будет.
- Я и не переживаю! – Улыбкой в ответ отвечал Артём, отмахиваясь от извинения друга. – Я без претензий.
- Тогда всё норм! – Они по-дружески хлопали друг друга по плечу.

Семён призывался на полгода раньше, чем Артём. Его дембель был осенью, поэтому Семён торопился делать дела, собирая деньги на гражданку.
Ребята торговали сигаретами, которые трудно было купить в городке, едой, импортной косметикой, часами, магнитофонами. Торговля шла бойко и клиентами были не только солдаты. Иногда, приходили офицеры, которые хотели потратить свои кровные на иностранные товары для жён или любовниц.
Основным и самым ходовым товаром были сигареты. Пользуясь добротой прапорщика и своим более-менее свободным передвижением, парни частенько бывали на железнодорожной станции и покупали у проводников, проходящих поездов, сигареты, иногда обменивали их на косметику или консервы.
Как-то ребят, за торговлей в клубе, застал подполковник Мельниченко, который конфисковал сигареты и влепил обоим бойцам по семь суток ареста. Пообещав, что если ещё раз застанет их за этим занятием, то они проведут незабываемое время в дисциплинарном батальоне.
Но, новоявленных коммерсантов это не остановило.
Семён, очаровав продавщицу солдатского магазинчика, умудрился договориться с ней о продаже сигарет через неё. Клавдия Васильевна, продавщица и заодно заведующая магазина, была доброй женщиной и помогла ребятам не только с реализацией сигарет, но и научила многим секретам и премудростям советской торговли. Для Артёма это была совсем другая сторона жизни, о которой он мог только догадываться.
Многого Артём не знал и не понимал, занимаясь музыкой. Жизнь текла как бы в стороне от его увлечения. Здесь, в армии, он открывал для себя другие жизненные горизонты и ценности, познавая их на собственной шкуре. Время преподносило ему всё новые и новые уроки, и он впитывал их как губка.
Однажды, Семён попросил Артёма помочь, перенести вещи от товарища по службе в Германии. Очередная порция войск из ЗГВ прибыла в соседний полк.
Забрав две довольно тяжёлые коробки и сумку, они отнесли их в клуб. Семён торжественно достал и распаковал фотоаппарат, увеличитель, ванночки для фотографий, химикаты, две коробки фотоплёнки, и пачек тридцать фотобумаги, вся продукция была сделана в ГДР.
- И что ты с этим будешь делать? – Рассматривая внимательно предметы для фотографии, спросил Артём.
- Я? – Семён изобразил удивление, собрав в домик брови. – Мы! Мы будем делать деньги.
- Ты хочешь это продать? Кому?
- Темнота! – Он слегка похлопал Артёма по плечу. – Пошли спать, коллега, завтра всё узнаете. Нас ждут великие дела!
Не сказав больше ни слова, заперев фотоаппаратуру и принадлежности в комнате с инструментами, Семён с важным видом убрал ключ и повлёк Артёма к выходу, взяв его за рукав гимнастёрки.
- И не проси! – Семён улыбнулся. – Завтра, всё завтра.
- Иди ты, - отмахнулся от него Артём. Не очень-то и хотелось.

На следующий день, сидя на крыльце заднего двора клуба, Семён рассказал о новом деле. Учебку, где начинал служить Артём, расформировали и она стала войсковой частью поменяв номер полевой почты. В дивизию прибывали новые военнослужащие, которые писали письма домой с нового адреса. Многие хотели отправить письмо с нового места службы, вложив фото. Только сделать фотографию в части, да и в военном городке было проблемой.
- Догоняешь? – Лукаво улыбаясь спрашивал Артёма Семён.
- Фоткать всех будем на память, что ли?
- Всё верно, боевой товарищ, будем, - Семён снова широко улыбнулся и, выдержав паузу, добавил, - только за деньги.
Первые фото Семён сделал Александре, Клавдии Васильевне, Медыхину, Маргарите, двоим товарищам из соседнего полка и знакомому, который служил на кухне. Артём сфотографировал своего друга на БМП в парке и весь оркестр.
В первую неделю клиентов было не много, а потом как прорвало. Фотозапасы таяли на глазах.
Семён через знакомого проводника сделал большой заказ на расходные материалы для фотографий. Через две недели ожиданий, затухшее, как казалось, фотодело, снова стало приносить прибыль.
В какой-то момент начался товарообмен на фотографии. Сигареты, тушёнка, сгущёнка, сухие пайки, часы, кассеты для магнитофона, зубная паста, косметика, офицерские яловые сапоги и даже цинк патронов для «Калашникова». Чем только не расплачивались за фотографии. Большую часть товаров ребята реализовывали через Клавдию, в городке и дивизии она была человеком, который мог достать любой дефицит. Все были довольны взаимным сотрудничеством.
Солдатский фото бизнес длился не долго. Кто-то стуканул Мельниченко, который неожиданно появился ночью в клубе и застал товарищей за изготовлением фотографий. Подполковник забрал ключ от комнаты, переоборудованную под фотолабораторию, и пообещал Семёну вернуть оборудование и фотоаппарат, когда тот поедет на дембель, хотя это случится не скоро. Мельниченко запретил перемещения Семёна и Артёма за пределы военного городка, с перепродажей сигарет пришлось попрощаться.
В конце августа, Мельниченко зачастил с полковником из ЗГВ в офицерский клуб. Они лично следили и контролировали начавшийся ремонт подвала, точнее его переоборудование. Он превращался в бункер с дежурным освещением и железными дверями. Артёму казалось, что там делают тюремные камеры.
- Нет, - Медыхин опроверг предположения Артёма и пояснил, – документы хранить будут.
Нагнувшись к уху солдата, прапорщик наигранно шёпотом сказал:
- Секретные.
- Тогда понятно, - понимающе кивнул Артём.
Вместе с Семёном они делали и стеллажи для документов, которые расставляли в отремонтированных помещениях.
Когда ремонт был закончен и стеллажи собраны, два раза в неделю приезжал ЗИЛ – 131, доверху набитый деревянными ящиками, которые сгружались в подготовленные комнаты, закрывались на ключ и опечатывались.
Мельниченко и полковник особого отдела, как узнал потом Артём, лично сверяли и диктовали номера ящиков Медыхину, который старательно записывал их в амбарную книгу. Полностью проведя ревизию комнаты, лично опечатывали помещение.
Аппаратуру вместе с Артёмом отправили в музыкальную роту, Семёна в свою часть, ночевать в клубе было строжайше запрещено, в клубе больше никто не жил. По ночам выставляли караул, который кругами ходил по периметру здания, а днём периметр контролировал отдельный патруль.
Осенью произошло два события. Первое, в часть вернулся Назаров, который зашёл в оркестр поздороваться, чем приятно удивил Артёма.  Второе, устроили ревизию в клубе, где обнаружилась недостача военного имущества. Куда оно подевалось было непонятно, но пропажа была налицо и, чтобы не давать «ход делу», Медыхина уволили в запас, списав всё на халатное отношение к должностным обязанностям и ошибки в документах при отгрузке на склад.
- Подставили, суки. Сами всё скомуниздили, а я идиот бумаги им не глядя подписывал. На коньяк германский повёлся. – Пыхтел, через зажатую в зубах папиросу, Медыхин, моргая слезящимися глазами. – До пенсии всего ничего, а они так, по – свински, суки.
Армия для прапорщика, который отдал ей всю свою жизнь, была островком, где он мог ещё хоть как-то существовать, а сейчас его вышвыривали в никуда. Кроме того, как служить, он больше ничего не умел.
На место Медыхина был назначен прапорщик из своих, прибывших из ЗГВ. Недели через две, после назначения нового начальника офицерского клуба и склада, где помещения были заполнены под завязку вновь прибывшим имуществом, началась торговля совершенно иного масштаба, невольным свидетелем, который стал Артём.
Как-то возвращаясь в часть поздно вечером, он увидел, как в гражданскую машину что-то грузили, а водитель отдал новому прапору деньги, который, не от кого не прячась, начал пересчитывать купюры в свете фар автомобиля. Артём постарался остаться незамеченным и, прячась в темноте, поспешил в роту. Потом, он ещё не раз видел загрузки в гражданские машины и автобусы. Иногда, всё происходило в присутствии Мельниченко и полковника особого отдела.
Он рассказал об этом Назарову, которого встретил по дороге в штаб. Назаров рассказал, что снова впал в немилость к Мельниченко и попросил пересылать письма от Риты, которые она будет ему приносить. Подполковник, снова отправляет его в долгую командировку, и это тогда, когда Рита должна скоро родить.
- Как там, Медыхин? – Спросил Артём.
- Пьёт. – С сожалением ответил Назаров. – Я уеду, ему хана. Сигареты есть?
- Он мне ключ подарил от секретного кабинета. – Артём полез в нагрудный карман. – Возьмите, может пригодится.
- Оставь пока у себя, потом заберу, если что. – Назаров прикурил сигарету, глубоко затянулся и шумно выдохнул. – В другой части он зачем мне? Ещё потеряю.
- Как скажете, - Артём пожал плечами.
- Ладно, солдат, - Назаров по-дружески хлопнул Артёма по плечу. – Увидимся ещё.
- Хорошо. – Артём смотрел на уходящего Назарова.
Из-за угла казармы за ними наблюдал Мельниченко. Он снял фуражку, достал носовой платок и промокнул потный лоб.
- Друзья, значит. – Мельниченко зло ухмыльнулся и надел головной убор. – Ну, ну, поглядим.

На следующий день Артём вышел из штаба от подполковника Мельниченко, который дал ему поручение, отнести папку с бумагами в клуб и помочь настроить новое оборудование.
В городке, Артёма остановил патруль. Молодой лейтенант, начальник патруля, потребовал предъявить увольнительную.  Повертев её в руках, он сложил и убрал листок в карман на своём кителе.
- Прошу следовать за мной, - сказал он.
- У меня задание от замполита, мне надо документы передать. – Артём показал паку в руках.
- Передашь, чуть позже, - лейтенант немного повысил голос. – Вы отказываетесь подчиняться требованиям патруля?
- Ни как нет, товарищ лейтенант, - Артём решил не нарываться.
- Следуйте за мной, - офицер кивнул солдатам патруля, и все последовали за ним, встав по бокам от Артёма.
Его привели в комендатуру и сразу отвели в камеру, где сидела ещё пара солдат. Когда закрыли дверь и стихли шаги в коридоре, Артёма стали бить, обрабатывая тело жёсткими и хорошо натренированными ударами.
- Как тогда в милиции, - последнее, о чём успел подумать Артём, перед тем как потерял сознание.

…Пальцы скакали по клавишам, будто сошли с ума. В дикой музыкальной оргии они то замирали, то снова бегали туда-сюда с невероятной быстротой. Извлекая чарующие звуки мелодии из чёрного фортепиано.
Казалось, что в воздухе кружат ноты, искрами вылетающие из нутра инструмента, словно низкие и высокие звуки высекали их при прикосновении друг к другу.
Демпферы не справлялись со струнами, которые бешено вибрировали в их пространстве, не давали заглушить звук их колеблющегося натяжения. А колки еле сдерживали эту бешенную прыть, чтобы не оторваться и не отлететь в резонансную деку.
Подушечками пальцев ощущалась необъятная энергия, которая росла с каждым прикосновением, кружила вокруг музыканта, создавая магическое свечение музыки.
Еле уловимый порыв ветра принёс несколько песчинок на клавиши, и они перекатывались по ним, будто гонялись за пальцами, чтобы помешать им быть более чувственными, словно хотели испортить эту музыкальную вакханалию посторонними ощущениями, которые отвлекали от игры.
Потому, как музыка набирала обороты мощностью звучания аккордов, как вырывалась из нутра фортепиано энергия мелодии, усиливался ветер. Он начинал кружится вместе с песчинками, которых становилось всё больше и больше. Закручивая их в маленький ураган, с каждой секундой увеличивающийся в размерах, волнами песка начинал хлестать об инструмент.
Задумчивые секвенции, переплетались с когнитивным диссонансом, утопая в буйстве эмоций. Пытка, страдания от которой приносят удовольствие и требуют продолжения. Вдохновляя и мучая одновременно. Как говорится - без боли нет страсти…

Артём лежал на полу. В приоткрытую дверь камеры был виден силуэт, который отчитывал кого-то в коридоре, размахивая руками. Глаза пытались навести резкость, но всё было как в тумане. На слух он узнал голос Мельниченко.
- В санчасть его, в город, и чтобы ни одна душа близко к нему не подходила. Всю почту на стол мне, лично в руки. Головой за него отвечаешь.
- Так точно, - почти заикаясь отвечал комендант.
- Этих боксёров в войска завтра же, подальше отсюда. Хорошо, что лицо не трогали.  Оформишь как несчастный случай на работах. Грубое нарушение техники безопасности, поэтому и упал. Ясно?
- Так точно, товарищ подполковник.
- Действуй, жду у себя с докладом через час.
- Есть, через час, - чувствовалось что у коменданта отлегло от сердца. Лязгнула дверь и по коридору зашумели шаги. Артём попытался встать, но от резкой боли снова потерял сознание.

Провалявшись в городском госпитале почти месяц, Артём вернулся в часть. Сначала его вызвал к себе дирижёр и расспросил что произошло с ним. Артём отвечал общими фразами, но решил придерживаться версии, которую слышал в комендатуре. Упал при выполнении верховых работ, так как не соблюдал технику безопасности.
- Жаль ты себе шею не свернул, - тихо выругался майор, - одним дураком было бы меньше. Играть сможешь?
- Что интересно, товарищ майор, - Артёму хотелось съязвить, - руки не пострадали совершенно, только душа и тело.
- Чудны дела твои, Господи, - устало сказал майор, - свободен.
Вечером, после ужина, сидя на лавке около казармы с сослуживцами, Артём увидел, как в их сторону направлялся Мельниченко.
- Шухер парни, замполит идёт, - невесело сказал Артём. – Видать по мою душу.
Он встал, подтянул ремень, застегнул верхнюю пуговицу гимнастёрки и пошёл навстречу подполковнику.
Мельниченко остановился, дождавшись приближение Артёма, остановил его.
- Далеко направляетесь, солдат? – Подполковник почти вплотную подошёл к Артёму.
- Я шёл к вам, товарищ подполковник. – Артём смотрел прямо в глаза, человеку, которого ненавидел. испытывая только одно желание, сделать замполиту невыносимо больно. За себя, Медыхина, Назарова, Риту, за всех, кого обидел этот человек и таких было не мало.
- Зачем? – Мельниченко сверлил глазами Артёма.
- Доложить, что прибыл в часть после госпиталя и готов продолжать служить Родине.
- Не нашутился, уёбок. – Мельниченко подошёл почти вплотную. – Надеюсь, ты понял, что я могу с тобой сделать. Не нарывайся, а то никогда не уедешь отсюда.
- Есть, не нарываться. – Артём вытянулся по стойке «смирно».
- Доложишь дежурному по столовой, что у тебя свидание с картошкой две ночи подряд. – Мельниченко кивнул в сторону столовой. –В столовую, бегом марш.

Пришла осень. Семён демобилизовался. Покидая часть, он зашёл к Артёму попрощаться и познакомил с Витькой, пареньком из Вологды. Который был водителем у полковника особого отдела, возле которого всё время тёрся Мельниченко.
- Он парень хваткий, - хвалил Витька Семён, - может замутите чего. Он на таком пропуске ездит, увольнительные не нужны.
- Да, ладно тебе, Сёмыч, - по-детски смущаясь отвечал Витька. – Пустяки, прорвёмся.
- Поживём-увидим, - Артём обменялся с ним крепким рукопожатием. – Рад знакомству.
Витёк, несколько раз возил Артёма на черной волге, выезжая за пределы городка, показывая, как этой машине козыряли постовые и открывались любые ворота и шлагбаумы дивизии, без малейшей проверки, кто едет внутри.
- Важный офицер, ездит по всему гарнизону. Военный воротила, - весело рассказывал Витька. – Иногда с Мельниченко, замполитом вашим, бухают до поросячьего визга, ты бы видел. Мой то нормальный, нажрётся и молчит, а Мельниченко ведёт себя как скотина, всё время придирается к чему-нибудь. Хорошо, Иваныч заступается. Одним словом, не нравится мне замполит ваш.
- Мельниченко, гнида редкостная. – Зло подтвердил Артём.
- Это точно, - парни на время замолчали, думая каждый о своём.
В субботу, через два дня, как уехал Семён, Артём наблюдал, как у штаба, в машину к Витьке садился на заднее сидение Мельниченко. Витька помахал ему рукой, словно прощался с ним. Артём, шутя, отдал честь и замер по стойке «смирно», провожая взглядом машину.
Прошло три дня. Артём копался с аппаратурой на сцене клуба, подготавливаясь к выступлению в гарнизоне.
- Так и подумала, что ты здесь. – Около сцены появилась Рита.
- Какие люди в Голливуде! – Весело поприветствовал её Артём и спрыгнул к ней со сцены. – Какими судьбами? Как старший лейтенант поживает?
- Про Витьку слышал? - Перебила его Маргарита.
- Дня три назад его видел. А что случилось? – Артём внутренне напрягся, почуяв неладное.
- В аварию он попал со смертельным исходом.
- Витька, погиб?
- Нет, он жив, особист погиб.  – Рита перевела дыхание. - Друг папаши моего, который сейчас в госпитале.
- Слава Богу, Витька жив. – Артём почесал затылок.
- Ему лет десять–пятнадцать дадут, за убийство. – Рита тяжело вздохнула.
- Кому? Витьке? – Артём присвистнул от удивления. – За что? Как?
Он не мог подобрать слова и был потрясён этим известием, но всё ещё сомневался, думая, что Рита его разыгрывает.
- Шутишь, что ли? Не может этого быть. – Артём повернулся в сторону выхода из зала и крикнул. – Ладно, купили. Выходи, Витёк.
- Нет, это не шутка. – Рита села на место в ряду. – Всё очень серьёзно. Он был пьяный.
Артём не поверил тому, что говорила Маргарита. Он знал, Витька не выпивал и всегда отказывался, так как в любую минуту мог сесть за руль и рисковать потерей «тёплого» водительского кресла не хотел. Так что, про вождение в пьяном виде и речи быть не могло.
Для дивизии это было большое ЧП и Артём надеялся очень скоро узнать какую-либо информацию.
В часть приехали «особисты» из Москвы, увольнительные запретили, гарнизон жил на особом положении. Артёма два раза отвозили в офицерский клуб, где он объяснял людям в штатском, чем он занимался в клубе, а точнее на режимном объекте.
После отъезда московских «дознавателей», где-то через неделю Артёму нужно было зайти в штаб, забрать документы у Мельниченко для оркестра. Он приходил уже в третий раз и не надеялся застать замполита на месте, тем более время близилось к отбою и в штабе почти никого не было.
На входе он встретил знакомого писаря, который рассказал ему истинные подробности происшедшей аварии.
В аварию попал Мельниченко, который в дупель пьяный сел за руль, вышвырнув Витька, пытавшегося помешать ему. Полковник был в отключке и спал на переднем сидении. Витёк, в последний момент, успел запрыгнуть на заднее сидение автомобиля.
Удар был такой силы, что полковник наполовину вылетел через лобовое стекло на капот. Мельниченко, очухавшись, перетащил тело Витька на место водителя, а сам, свалился около машины. Такую картину увидел проезжавший мимо патруль.
Всю дорогу Витька как заклинание повторял, что он не был за рулём, он ни в чём не виноват.
- А ты откуда так подробно знаешь? – Без особого доверия спросил Артём писаря. – Как сам присутствовал.
- Мне старлей патруля рассказал, который всё это дело обнаружил. – Ответил писарь.
- Это же главный свидетель, надо попросить его рассказать как на самом деле всё было.
- Не кому рассказывать, - писарь недовольно хмыкнул. – Срочно откомандирован из части. Приказ с особой пометкой, подписанный лично подполковником Мельниченко.
- Сука, - зло выругался Артём. – И что, ничего нельзя сделать или как-нибудь помочь?
- Завтра суд, слишком поздно. - Писарь только пожал плечами. – Ты по делу или как?
- К замполиту.
- Нет его и не будет. Писарь оглянулся, чтобы осмотреться вокруг, не слышит ли его кто. – К суду готовится, гнида.
- Эх, Витёк, Витёк, - тяжело вздохнул Артём. – Что за непруха такая?
Удаляясь от штаба, он почувствовал, как на лицо начали падать редкие снежинки, Артём остановился и разжал ладонь, пытаясь поймать их и рассмотреть, но они быстро исчезали на его руке. Начиналась зима, за которой был дембель, которого он так ждал.

После Нового года Артём получил звание сержанта и должность старшины оркестра. Радости было мало, так как теперь он получал за всех и сразу. Мельниченко окончательно отстранил его от работ в клубе. Из ЗГВ прибыл оркестр, в котором новый прапорщик стал управлять и распоряжаться аппаратурой и собрал другой солдатский ВИА из сверхсрочников.
Напоследок, покидая клуб, Артём забрался в кабинет погибшего «особиста», открыв ключом, подаренным Медыхиным. Ему очень хотелось «насолить» Мельниченко, вспоминая подслушанный Артёмом разговор о важности хранящихся в этом помещении документов.
Осмотрев ящики, он выбрал наиболее неприметный с которого аккуратно оторвал печать и взял наугад папку, в которой были подшиты какие-то чертежи с описаниями и графиками.
Артём вспомнил как он случайно подслушал разговор выпивающих в этой комнате офицеров.
- Со временем, - говорил особист, наблюдая как Мельниченко разливал коньяк по стаканам, - эти бумаги принесут миллионы. Нужно только выждать время.
- Что здесь ценного? – Мельниченко отпил из своего стакана, чокнувшись с полковником.
- Технологии. – Полковник прижал указательный палец к своим губам. – Только, никому.
- Ни на грамм, - ответил Мельниченко, и они снова звякнули стаканами.
Артём спрятал свою добычу в полу каптёрки, которая досталась ему вместе с должностью старшины оркестра.
В марте, в часть вернулся Назаров. Устроила отцу истерику, Рита настояла, чтобы он вернул её возлюбленного в часть, иначе она сбежит к нему сама вместе с грудным ребёнком.
Мельниченко сдался и вернул старшего лейтенанта в родную часть.
Сам подполковник получил повышение в звании и ушёл в управление дивизией, заняв должность начальника особого отдела.
Назаров рассказывал Артёму, как Мельниченко был рад возвращению старшего лейтенанта.
- Вызывает он меня к себе, в штаб дивизии. – Затягиваясь сигаретой, не спеша рассказывал Назаров. – Как положено, простоял часа два перед кабинетом, пока вызвал. Я спокоен.
Назаров затянулся и выпустил дым.
- По вашему приказанию прибыл, докладываю, как положено. – Назаров усмехнулся, - думал обниматься полезет, с сыном поздравит.
- Целоваться не лез? – Шутя спросил Артём.
- Подошёл близко, чуть бровями лица не касался и давай шипеть. – Назаров ещё раз приложился к сигарете. – Ты, говорит, не радуйся раньше времени, я тебя всё равно, гада, сгною. Со стрельбищ вылезать не будешь, грязью и пылью питаться будешь. Тебя Ритка сама выгонит, вошь ты вонючая.
- Так точно, товарищ, полковник, выгонит, говорю, - Назаров выпрямился словно рапортовал перед начальством. – Грязью и пылью, говорю.
- И? – Артёму не терпелось услышать, чем всё это закончилось.
а он побледнел как опарыш белый и говорит:
- Весело тебе, гад поносный? – Назаров посмотрел на Артёма.
- Мне? – От неожиданного вопроса Артём растерялся.
- Это он меня спросил, - Назаров улыбнулся. - Погоди, говорит, ты у меня сам от неё откажешься. А я стою улыбаюсь и знаешь?
– Что? – Артём посмотрел на старшего лейтенанта.
- А мне так всё по барабану, и я до жопы рад, что снова рядом с Ритой. – Назаров выбросил окурок. – Так что, лови позитив боец. Скоро домой!
- Так точно, - Артём радостно улыбнулся.

Дембель пришёл в конце мая, никто из дембелей-оркестрантов его так рано не ждал. В худшем случае ушли бы в конце лета.
Дирижёр вызвал к себе Артёма, закрыл дверь в кабинет и, сев за стол, начал копаться в его ящиках. Порывшись в бумагах, майор хлопнул несильно себя по лбу, встал из-за стола и подошёл к сейфу. Погремев ключами, открыл дверь громоздкого железного шкафа и достал пять военных билетов.
- Дуй в штаб, найдёшь заместителя начштаба нового, он подпишет приказ об увольнении и поставит печати.
- Что, прямо сейчас? – Артём не верил своим ушам.
- Если, желаете ознакомительную поездку в Туркменистан или Абхазию, то можете не торопиться. – Дирижёр устало откинулся на спинку стула и закурил.
- Разрешите выполнять?
- С Богом, - напутствовал его майор. - И ещё.
Артём замер около стола с военными билетами в руке.
- Сделай всё быстро, не попадайся на глаза Мельниченко и, мой совет, уезжайте ночью.
Артём посмотрел на дирижёра, говорившего куда-то в сторону, стряхивая сигарету в пепельницу.
- Спасибо, товарищ майор, - Артём быстро вышел из кабинета.

Выйдя из штаба части с проштампованными военниками, Артём встретил Назарова, который шёл со своей ротой в казарму.
- Всё, дембель, - Артём улыбался и щурился от солнца, показывая в руках документы.
- Поздравляю, гражданский, - Назаров хлопнул его по плечу. – Когда поедешь?
- Сегодня, ночью.
- Всё правильно, а то дела заворачиваются. Знаешь?
- Знаю.
- Так что, линяйте быстрее, пока не отправили.
- На память, - Артём протянул ключ. – От кабинета Мельниченко в клубе, может, пригодится.
- Навалить на стол ему, что ли? – Мечтательно предложил Назаров и улыбнулся.
- Найдёте применение, я не сомневаюсь.
- Ладно, бывай. Даст Бог, свидимся. - Назаров крепко обнял Артёма. – Удачи тебе.
- Держитесь, - Артём смотрел как Назаров быстрым шагом догнал свою роту, которая по команде старшего лейтенанта запела песню, словно прощалась с Артёмом.

Наступает минута прощания,
Ты глядишь мне тревожно в глаза,
И ловлю я родное дыхание,
А вдали уже дышит гроза.
Дрогнул воздух, туманный и синий,
И тревога коснулась висков,
И зовёт нас на подвиг Россия,
Веет ветром от шага полков.

(«Прощание славянки». Слова: В. Лазарева. Музыка: В. Агапкина)

Ночью пять дембелей из оркестра покинули воинскую часть. В тёмном небе звучала одинокая труба, играющая марш «Тоска по Родине».

(конец ознакомительного фрагмента)