Операция Семечки

      Много времени прошло с тех далеких послевоенных событий. Более семидесяти лет память не покидает случай с районным журналистом Веселовского района Ростовской области.
      Случилось это в хуторе Большая Таловая.
      Страна после победы над фашизмом 1941-1945 г. г. только начала восстанавливать сельское хозяйство. Молодой, энергичный районный журналист любое событие раскрашивал едкими словами и красивыми фразами, как цветочники разными цветами украшают букеты, и ныне, в 2023 году, у современников мало что изменилось.
      Хуторок Большая Таловая небольшой, но в те далекие времена он был примечательный.
      По одну сторону грунтовой автомобильной дороги располагался хутор, по другую сторону располагалась территория машинотракторной станции (МТС) по ремонту сельхозмашин, и жилые помещения для специалистов.
      Ремонтные мастерские и колхозы в стране создавались до второй мировой войны трудом героических подвижников-большевиков, которые были направлены в сельское хозяйство страны по решению Пленума ЦК ВКП(б). Двадцать пять тысяч большевиков вошли в историю как Двадцатипятитысячники. В машинотракторной станции хутора Большая Таловая таким подвижником работал Ольшанский Иван Андреевич.
      Перед въездом на территорию ремонтных мастерских установлена арка из металла на колоннах которой, вверху, закреплена рама, заполненная узорчатым орнаментом, выполненным из металлических прутьев. На раме закреплена надпись «МТСх  СССР  х. Болше-таловка к-з  и. М. Литунова».   Эта арка и в настоящее время сохранена и хранит прикосновение рук работников села и МТС.
      Весной, в начале весенних посевных работ, у этой арки встретились молодой, активный, районный журналист Антон Акуненков, и механизатор-тракторист Тараскин Геннадий. Тараскин на тракторе ХТЗ подъезжал к упомянутой арке, а на встречу бежал Акуненков, подавая руками знак, чтобы трактор остановился у арки. На шее у него болтался на тонком ремешке трофейный фотоаппарат «Лейка».
      Тараскин, пожилой человек, прихрамывающий на левую ногу, ругаясь, остановил трактор, быстро сошел на землю и пошел навстречу с молодым журналистом.
      - Ты, пацан, какой леший несет тебя под трактор.  Ведь могу задавить к чертовой матери! Чего тебе надо?
      - Я не пацан, я Антон Викторович, журналист, -  с недовольной интонацией в голосе ответствовал Антон, – у меня задание написать статью о выезде техники на посевные работы. Тут и знаменательная арка двадцатипятитысячников. Это символично. Выезд сельхозтехники на посевные весенние работы. В газету размещу фотокарточку трактора и на нем знатного тракториста.
      - Это кто же определил меня знатным? Ты что ли? Чего языком зря чешешь!
      - Вы тракторист - механизатор. Управляете сложной передовой техникой. У нас в районе всех вас называют передовиками.  Это же не быки, запряженные в обыкновенную соху. Это трактор! Надо понимать важность индустриализации.
      Журналист открыл футляр фотоаппарата и начал настраивать фотоаппарат в соответствие с погодными условиями.
      -  Уйди, журналист, с дороги. Некогда мне с тобой языком ветер гонять. Меня в поле бригада ждет. - Недовольным голосом скомандовал Тараскин и пошел к трактору.
      Пока тракторист Тараскин усаживался на металлическое сидение трактора, Антон Викторович успел отойти на желаемое расстояние от арки, и когда трактор оказался под аркой щелкнул затвором фотоаппарата. Кадр получился удачным. Только выражение лица тракториста было суровым, можно было определить выражение злым. Не любил Тараскин когда ему мешали в работе.
      В районной газете, на следующий день, статья Антона Викторовича состоялась. Написана была красочно: упоминались задачи ВКП(б); готовность районом выполнить и перевыполнить посевной план; о важности механизации в сельском хозяйстве; о важности работы МТС; говорилось и о доблестном, героическом труде механизаторов района, в том числе и передовика Геннадия Тараскина. Статья и фотография помещена на передовой странице газеты. Под фотографией написано: «Выражение на лице передовика Тараскина свидетельствует о серьезности и ответственности к посевной работе».
      Так к Тараскину прикрепилось сокращенное прозвище «Передок». Как будто ничего плохого. Есть у трактора передок и задок. Все же Тараскин сердился за насмешку, матерился, и только этим укреплял это прозвище, затем бросил обращать внимание. Насмешки стихли.
      Тем временем Тараскин, после атаки на него молодого журналиста, благополучно приехал в бригаду, состоящую из одних женщин с бригадиром по имени Машка. Она была средних лет, бедовая, языкатая, потерявшая мужа на фронте. Любила бригадир покомандовать, а в бригаде привыкли ее так и звать - Машка. Сеяльщицы Прасковья и Надежда обслуживали работу сеялки и следила за глубиной посева подсолнечных семян. Сама Машка с молодой помощницей следили за целостностью семян в мешках и помогали засыпать семена в бункер сеялки. . . .
       Семена посевные! - главный и бесценный товар. Их дефицит делал семена на вес золота. Ведь после военной разрухи и разорения сельского хозяйства семена были сказочной надеждой благополучия сельчан и горожан. Из одной семечки к будущей осени вырастут сотни таких семечек. Семена были на строгом учете, и за расхищение или халатное отношение, при котором могла испортиться естественная всхожесть семян, можно было попасть в тюрьму. За горсть украденных семян следовало наказание, и наказание не за количество взятых семян, а за факт воровства. Украл - в тюрьму. А время трудное, изголодавшие, трудоспособные сельчане, из последних сил своим трудом готовили своим детям и старикам лучшее будущее. Граммы подсолнечного масла спасали людей от смерти.
      Бригада Машки с трактористом Тараскиным работали отчаянно. С восходом солнца начинали сеять и поздним вечером заканчивали, пока не переставала быть видимой контрольная борозда посева. Ночевали в степи подле костра, в котором поддерживали пламя всю ночь. У Тараскина глазомер превосходный. Посевные полосы, оставленные сеялкой, пролегали ровно, словно по линейке, через всю делянку от лесополосы до противоположной лесополосы. Короткие перерывы были только на завтрак, обед, да ужин, которые привозили со степного стана на телеге, в которую была запряжена постаревшая лошадь Барышня. Возничий седой старик, с бородой и усами, протяжно покрикивал на нее: « Но. . . о. . . о! Барышня». И Барышня послушно тянула повозку.
      После рабочего дня посевных работ, и скромного ужина, тракторист Тараскин предложил:
      - Бабы, а бабы, давайте я вам по жменьке семечек сжарю на костре. – Затем обратился к бригадиру. – Машка ты не против?
      - Ты что дурень! В тюрьму всех нас хочешь упрятать. Кто сеять будет!?
      - Так я и себе жменьку возьму. Ох, бабоньки, как семечки жаренные пахнут. Вот говорю вам, а у самого слюни текут. Запах, Машка, у них волшебный! Да и мы все свои, никто не донесет, и никто не увидит. Степь кругом. Ночная степь. Кто посмеет ночью, где волки воют, шастать да подсматривать?
      В степи было тихо. Небо безоблачное, словно волшебный ковёр, расшитый яркими звездами. Легкий ветерок доносил запах степи. Редко падали звездочки, прочертив в атмосфере свой последний яркий след. Волшебная красота с полной луной! А волки действительно водились. Не один раз мужики с ружьями ходили усмирить волчий аппетит на домашний скот.
     В разговор вмешалась сеяльщица Прасковья:
     - Бригадир, я согласна. По жменьке семечек на урожай не скажется. Все равно при прополке всходов не один рядок будет прорежен. Давайте поджарим, веселей будет перед сном поговорить и поплеваться скорлупками, - сделала паузу и добавила, - все согласны?  Только скорлупки от семечек в костре сжечь нужно. Сгорят и никто не заметит, что кто-то семечки щелкал.
      Вся бригада согласилась. Так в бескрайней донской степи, в посевную, созрело мелкое групповое преступление, с убеждением сохранности тайны такого события. Тараскин немедля скрылся в ночи, и в скорости появился с листом тонкой стали, и положил его на притухший костер:
      - Вот, бабоньки, вам сковородка под семечки. Давай, Машка, насыпай по мерке своей ладони. А ты, Прасковья, за кухарку будешь перемешивать плоды солнечника. Посеем, какая на поле цветочная красота вырастит, и все головки будут смотреть на солнышко, и следить за ним. Красота!
      Тем временем Машка на нагретый лист металла насыпала семечек и процесс сговора начал приближаться к результату. Приятно запахло жаренным. Семена от температуры потрескивали, а Прасковья аккуратно их перемешивала. Но операция «Семечки» не могла закончится благополучно, тайно, под ночным небом в степи колхоза «Больше-таловка».
      Горение творчества витало в душе журналиста районной газеты. Антона Викторовича Акуненкова вдохновлял успех статьи и удачной фотографии с передовым трактористом у арки МТС. И у него в творческой голове возник план рассказать читателям как проводят ночное время ударники посевных работ. Выбор естественно остановился на бригаде Машки. Решительность молодости приказала действовать немедленно. Машину редакции использовать в ночь не дали. Это не остановило Антона. Он в звездную полнолунную ночь отправился совершать журналистский подвиг на велосипеде.
      Когда семечки были достаточно поджарены, лист железа с семечками был сдвинут с костра, чтобы они остыли, а на угли положили сухие ветки и они вспыхнули весело треща, у костра появился журналист Антон с болтающимся фотоаппаратом на шее.
      -  Здравствуйте товарищи, - на журналиста смотрели как на приведение, эти взгляды почувствовал и Акуненков, что привело его в замешательство.
      Первым пришел в себя тракторист Тараскин. Он встал и подошел к журналисту так, чтобы его тень от костра упала на лист с семечками. Тараскин набрал в легкие воздуха и энергично взял слово:
      - Ну! какого чёрта ты. . . , простите, вы  меня преследуете! В хуторе, у арки МТС меня тормознули, теперь в степи меня нашли! В газете меня прописали. Чем для вас я такой привлекательный! - Обратился к Машке, - ну скажи, что ему от нас нужно. Даже ночью приперся.
      В разговор вступила языкатая бригадир. Стараясь отвлечь журналиста от листа с семечками, она журналиста шуточно повернула к себе и ласково заговорила:
      - Извините за слова Гены тракториста. Его за день трактором укачало. Ведь великолепно, что вы приехали ночью, - повернув голову к остальным членам бригады, промолвила, - жаль, что я не одна в степи.
      - Да мы глаза закроем, поучи журналиста жизни, - засмеялся Тараскин, увлекая своим смехов остальных.
      - Ты, Тараскин, не мели языком за всех и не скаль зубы. Лучше свой трактор проверь, что бы он к утру работал как гитара у цыгана в руках.
      Вновь бригадир обратилась к журналисту:
      - Так вот, Антон Викторович, все пишут и делают съемки в процессе работы. Вы правильно решили пропечатать наш ночной отдых. Вы видите, как мы отдыхаем. Пойдемте я вам покажу сколько мы засеяли за рабочий день. Пойдемте . . . , пойдемте.
        Машка одной рукой аккуратно обняла журналиста за талию и повела к меже поля, и начала журналисту сообщать размеры поля. Технологию посевных работ. Характеристики сеялки, и шагами вдоль межи стала показывать ширину полосы, засеянную за прошедший день. Говорила с энтузиазмом, увлекая Акуненкова в процесс посева, героического труда тракториста и сеятелей, катающихся от зари до заката на сеялке с громко тарахтевшем тракторе с зубчатыми колесами. Машка старалась отвлечь журналиста от не вовремя пожаренных семечек, надеясь, что он не заметил, или забудет о семечках на листе железа.
      Пока Машка развлекала гостя, Прасковья с Тараскиным утащили семечки на листе железа и спрятали надежно от нежелательного взора.
      У Антона Викторовича был цепкий взгляд и великолепная память. Когда он с бригадиром вернулся к костру заметил, что нет семечек у костра. И как бригадир не отвлекала Акуненкова, он настойчиво просил ответить на вопрос:
      - Скажите, куда делись семечки, лежащие у костра?  Вы их пожарили или только собирались их жарить?
      Всю бригаду вопрос журналиста о судьбе семечек у костра не на шутку взволновал. Все устремили взгляд на своего бригадира. Машка не растерялась и ответила:   
      - И чего вы добиваетесь. Семечки! . . . , Семечки! В бункер сеялки их высыпали, пока я вам показывала засеянный участок.
      - А почему они у костра лежали.
      - В свободное от работы время мы их просушивали, чтобы повысить урожайность семян. - Не краснея ответила Машка.
      Журналист потер пальцами себе висок, поправил на шее ремешок фотоаппарата, произнес:
      - Первый раз такую информацию слышу, чтоб сушили семена для повышения их урожайности.
      - А вы на элеватор пойдите. Там увидите, как семена проветривают и просушивают при помощи ленточных транспортеров, спасая их от порчи. А на токах, разве не видели, как бурты зерна перелопачивают совками или пользуются ручными веялками. Тоже для просушки. Сырое зерно в буртах начинает греться и портиться. Вот и мы просушиваем семена.
      Антон Викторович задумался, а вся бригада с облегчением вздохнули. Ответ Машки казался убедительным и казалось, что угроза большого скандала миновала.
      Акуненкова проводили учтиво, с должным уважением, и он на своем велосипеде исчез в степной ночи. И все же на этом происшествие не закончилась.
      На следующий день, к концу рабочего времени, к полю, где бригада Машки вела посевные работы, правильнее, бригада Марии Ивановны, пыля колесами, прикатила автомашина «ГАЗ -67 Б», легендарная машина, прошедшая с боями войну и получившая прозвище «Бобик». За рулем был председатель колхоза, а рядом сидел участковый милиционер в звании капитана.
      Когда вся бригада собралась около машины, председатель колхоза вытер лицо большим платком, затем вытер губы и спросил:
      - В срок, бригадир, сев подсолнечника закончите? - и сам себе ответил, - знаю закончите. Это же ваши ударные трудодни, которые вы называете палочками.
      Этим же платком вытер шею, внимательно всех осмотрел пронзительным взглядом и начал допрос:
      - Ну ка! Мария Ивановна, рассказывай, как вы тут по ночам семечки посевные жарите на костре?  Запах от них ветер степной донес до редакции газеты. - Капитан хотел остановить слово председателя, но председатель строго взглянул на капитана и продолжал. -  Давай, Машка, тебя все так называют, рассказывай. Кто такое удумал? Или это все журналисту болтливому в ночи донской причудилось?! 
      Капитан снова хотел остановить речь председателя, но председатель от него отмахнулся и продолжал:
      - Не мешай, капитан, я не помешаю твоему расследованию, - и вновь обратился к бригаде, - журналист Акуненков видно перестарался вас хвалить. Черт его знает, что ему почудилось у костра. Он написал такую о вас хвалебную статью в газету, описал как вы для повышения урожайности у костра семена, понимаете, посевные семечки подсолнечные, сушите. Понимаешь! Ночью! и, понимаешь! не спите, сушите и ссыпаете в бункер сеялки. Что за чертовщина. Капитан проведет расследование и, если жаренное подтвердится, попадете на скамью и поедете в тайгу деревья валить. Ваш ударный труд вам не поможет! . . . - Председатель вновь платком вытер губы и обратился к капитану, - давай, капитан, опрашивай ударников посевной.
      Председатель слез с машины и смешался с бригадой, а капитан раскрыл планшет, достал лист бумаги и открыл наливную пишущую ручку.
      Первым был приглашен тракторист на сидение Бобика. Капитан задавал вопросы, тракторист отвечал или утвердительно кивал головой. Когда протокол был написан, и подписан Тараскиным, капитан аккуратно его спрятал в планшет, достал новый лист и вызывал следующего члена бригады.
      Последней опрошена была бригадир Мария Ивановна. Капитан довольно долго беседовал, записывал показания в протокол и наконец был удовлетворен показаниями. Спрятал протокол и позвал председателя.
      Бригада с волнением встретила Машку, тем временем председатель уселся за руль Бобика и спросил капитана:
       - Кто-нибудь признался?
       - Никто не видел, и никто не сушил, и никто не жарил семечки. Все утверждают, что это все является творческой фантазией журналиста. Бригадир только дополнила в своих показаниях особую деталь. Сказала, что она водила журналиста показать участок, который они за смену засеяли. Рассказывала журналисту как хранится и готовятся зерна на элеваторе перед посевом. Упомянула, что зерно хранится в сухом виде и поддерживается сухим. И заметила, что вполне может быть журналист это запомнил. Других свидетелей нет, и это дело, думаю, останется без последствий. - Капитан спрятал свою диковинную авторучку и промолвил. -  Заводи, поехали, зря людей побеспокоили.
      - Машка бригадир надежный, не позволит портить посевной материал, - ответил председатель.
      Бобик, пыля колесами, умчался, а Машка вслед помахала рукой.
      Позже прошел слух, что случай с семечками все же имел последствия. Редактор районной газеты временно отстранил от работы молодого журналиста на целый год, и поручил редактировать статьи и заметки, поступающие в редакцию.
     Пострадал журналист не справедливо. Над ним подшучивали. Переживал Антон, даже хотел рассчитаться с работы и уехать куда глаза глядят. Но партийный комитет большевиков не позволил уйти. Так он и работал с болью в душе.
      Прошло лето, началась осень, убрали урожай. Пошли сводки и статейки о трудолюбии и успехах колхозников в уборочной страде. Антону Викторовичу на стол, для редактирования, легла заметка о рекордном урожае подсолнечника с той делянки, которую засеяла бригада Машки.  У Акуненкова закипела молодая кровь в жилах. «Ведь прав я был, сушила бригада семечки. Иначе откуда такой урожай!» - мелькнула в голове такая мысль. И Антон с заметкой помчался к главному редактору.
      - Я прав был, - выпалил он слово с порога кабинета. - Читайте, какой рекордный урожай. Ведь не спроста. Сушила бригада Машки семечки у костра. Вот доказательство. Зря вы мне не поверили и не справедливо наказали.
      Редактор бегло посмотрел заметку, вспомнил весенний скандал. Хищнически посмотрел на журналиста и угрожающе промолвил:
      - Антон, ты опять за свое? Когда уймешься дурень. Хочешь, чтоб людей в тюрьму засадили из-за твоего оправдания! Еще раз ко мне с таким вопросом явишься, я скорее тебя уволю к чертовой матери. И . . . , чтоб молчал как немой, иначе язык отрежу! - Редактор поднялся с кресла, ударил ладонью по столу, громыхнул голосом, словно пролаял, - иди работай и забудь пока тебя как партийца не «пропесочили» на партбюро за клевету.
      Прошел для Антона год редакционной работы. Многому он научился, редактируя поступающие заметки и статьи. Восстановили его вновь в должность журналиста. Стал он осмотрительнее и внимательнее к людям, но память о Машкиной бригаде и событиях у ночного костра тревожили душу.
      Уважаемый читатель, так закончился рассказ о случае не справедливой справедливости тех далеких дней. Эта тайна о жаренных семечках оставалась тайной более семидесяти лет. Я нарушил эту тайну событий и со слов бригадира Марии Ивановны поведал тайну вам. Герои этого рассказа давно спят на хуторском кладбище хутора Большая Таловая. Трактор металлический тоже постарел, пропал в прошлом времени. Осталась живой, напоминающая о прошлом, металлическая арка, которая и сейчас своей надписью всех встречает въезжающих и провожает выезжающих. Стоит арка, как памятник тем, кто своим упорным трудом сохранял жизнь своим новым поколениям. Будете в Большой Таловой, пройдите через эту знаменательную арку, услышите голоса детей, отцов, матерей, дедушек и старух того далекого прошлого. Поклонитесь им за их жизнь и их труд. Сельчане на сельском кладбище сохранили могилу «Двадцатипятитысячника 1» Ольшанского Ивана Андреевича, и звезду над его могилой, которая горит в памяти людей.
         - - - - - -  -  - -  - - -  -  -  - -

             1.  «Двадцатипятитысячник», - 10 ноября 1929 года Пленум ЦК ВКП (б) направил в сельское хозяйство двадцать пять тысяч большевиков организовывать колхозы и машинотракторные станции, в последствии они пучили такое название. На рис. описанная арка.