Московские мосты. Глава XXIV. Из крайности...

Из крайности в крайность.

   Катя очень быстро утомилась, пытаясь соответствовать собравшемуся здесь сброду. Кто-то делал вид, что страдает, кто-то улыбался, отчего этого кого-то перекашивало. Ей определённо здесь не понравилось. И, что самое обидное, её друг в цилиндре куда-то испарился.

   Пробиваясь сквозь толпу, осторожно выставляя ногу в аккуратном каблучке вперёд, Самойлова перебирала в голове мысли, которые возникли у неё при первом знакомстве с Валентином Хауслером. Она целую ночь провела в размышлениях после того, как он почти что разрушил её жизнь. Ещё с десяток ночей думала о том, как этот назойливый, но крайне обаятельный, человек умудряется из всех ситуаций выходить сухим, абсолютно не тронутым. В итоге она пришла к простому выводу — его жизненная теория работает. Вот только куда он смел подеваться? В самый ответственный момент исчез среди этих шаркающих длиннющих платьев из атласа или чего по-дороже. А ведь именно Хауслер по-настоящему умел творить чудеса. Именно он открыл Кате новый смысл жизни. И вот так попросту исчезнуть этот гений мысли и авантюр не мог. Это было не в его стиле.

   Что и правда оказалось правдой — Хауслер не исчез. Он, молча и осторожно, спрятал самого себя на балконе, выходящем на старинный сад. В этой усадьбе, сохранившейся почти идеально с тех давших времён, когда балы имели настоящее общественное значение, были созданы практически все условия для внезапных побегов, но ни одним из них Валент не воспользовался.

- Вот вы где! Мерзавец! - услышав знакомый женский голос, Хауслер сразу же смутился. - Я ищу вас, а вы…

- Почему на вы? - голос его звучал непривычно грустно.

- А почему вы такой грустный? - Самойлова вцепилась в ограждение, на которое траурно сложив руки опёрся Хауслер.

- Вопросом на вопрос значит? Н-да. Хорошо! А почему вы, принцесса моя, до сих пор не в объятьях этого принца-олигарха Темирова? - профессор прищурился. - Неужели моя партия проиграла, разве мог он не влюбиться в такую красавицу, особенно после того, как всё выяснилось?

- Ничего не знаю про этого вашего принца, - Катя была оскорблена. - Алексея Темирова я видеть не могу, насколько он душный человек…

- Душный! - Хауслер схватился за голову, на которой, внезапно обнаружила Катя, не было цилиндра. - Так, сейчас же расскажи мне, что же я, старик, сделал не так!?

- Начнём с того, - Самойлова опустила одну из рук Хауслера обратно на мраморную плоскость. - Что вы — не старик!

- А почему меня внезапно так много? М?

- Не знаю.

- Вот именно. А я проиграл! Проиграл, и всё тут. Я-то думал, что ты… Ты будешь жить долго и счастливо с этим… Прости Господи…

- Разве это называется долго и счастливо?

- А как? Здоровый, тупой и счастливый богач… Чего ещё нужно для счастья женщине?

- Ничего подобного!

- Как это ничего подобного? Хочешь сказать, опыт мой меня подвёл? Интересных я вам тоже предлагал. Кто ж знал, что этот Иван-Дурак окажется братом вашего когда-то кавалера… Да даже сам факт того, что его интересная личность закончилась в тот момент, когда в воздухе появился Брумов… Нет, с ним в нём я решительно ошибся.

- Но дело же совершенно не в этом.

- Как не в этом? Хотите сказать… Вот — заразила меня! Что за день сегодня!

- Я сказала, что ничего подобного мне не нужно вовсе не потому, что не была бы счастлива с этим… Вообще он не идеален, но любая другая на моём месте была бы счастлива с ним. Это верно.

- Любая другая… А ты что?

- А я… Другого люблю.

   Хауслер чуть не свалился с балкона прямиком в пышные кусты роз. Он убрал от головы правую руку, поставил её на ограждение и упёрся в неё своей щекой. Выглядеть он стал смешновато, может быть оттого, что искривился, словно панцирь у улитки.

- Этого я от тебя, Катенька, не ожидал, - только и смог сказать он.

- А что, разве это было незаметно? - Самойлова носилась из крайности в крайность, из гнева в милость, из раздражение в сочувствие. - Мне казалось, что…

- Когда кажется что нужно делать?

- А? Ну я знаю, что говорят, что нужно креститься, но…

- Вот именно. И зачем я это всё...

- Это всё Ветрушин виноват!

- Ветрушин?

- Когда вы были, так сказать, в отчаянии…

- Опять на вы…

- Когда, так сказать, теряли смысл жизни…

- Ну-ну?

- Он предложил мне вас, профессор Хауслер, взбодрить с помощью пари.

- Ах, пари!

- И я согласилась, потому что и так хотела сказать, а тут ещё и повод появился… Вот только всё пошло не по моему изначальному плану. Вместо того, чтобы дать мне возможность признаться вам в любви, вы начали искать мне жениха! А что его искать?

- В любви?

- В любви! Потому что я вас… Я люблю тебя! Вот так.

- Однако… Не ожидал.

- Как-будто я не знала, что ты…

- Знала!?

- А что, это разве должно было быть мне незаметно!?

- И ты бросила этого олигарха… Ради меня?

- Никого я не бросала. Просто сказала, что его секретарша давно уже по нему сохнет, только и всего. Это же была правда! А она подумает, что случилось настоящее чудо. И все в итоге окажутся счастливы — и они, и мы… Я же не хочу замуж за Темирова! Я хочу замуж за тебя.

   Хауслер охал и качал головой. Он наконец-то выпрямился, стряхнул с рукавов пиджака случайно попавший на них снег и посмотрел на Катю серьёзно-серьёзно.

- Глупышка, - сказал Валент и улыбнулся.

- Почему глупышка?

- Это же теперь… Навсегда случится скучная, размеренная жизнь.

- Почему скучная? С тобой разве может быть скучно?

   Катя не понимала, к чему клонит Валентин. Вид, правда, у него стал весёлый и даже какой-то игривый.

- Нет, со мной не соскучишься, это правда, - продолжал Хауслер.

- Тогда почему… - Самойлова спешила всё узнать, но Валент погрозил ей указательным пальцем.

- Я думал, но я всё перепутал — и это есть настоящая скука! Стать заложником собственных мыслей… И настоящее чудо от этих оковов избавиться.

- Значит, я тоже своего рода кудесница, если…

- Конечно же да! Но замуж я всё равно за тебя не пойду.

- Но… Почему?

   Катя не знала обижаться ей или волноваться.

- Потому что это ТЫ пойдёшь за меня замуж, а я на тебе просто женюсь. И всё.

- Невыносимый пижон!

- Глупышка. Так как дочь назовём?

   Катя улыбнулась.

- Подслушивать нехорошо, - сказала она. С неба начинал сыпать снег, и очень быстро в бровях Хауслера появились две-три снежинки. - И вообще, разве мы не должны были начать опаздывать на выставку?

- Конечно, мы уже, - Валентин протянул Кате руку, и та её сразу же взяла. - Просто я подумал, стоит придумать ещё что-то кроме выставки. На всякий случай.

- На всякий случай…

   В бальном зале шумела музыка, плясали юбки и топтали пол каблуки. Виновник торжества кружился в танце со своей новой возлюбленной, гости восторженно ахали, гирлянды мерцали и кругом выстреливали конфетти. Среди всего этого безумие двое влюблённых медленно, но верно, а иначе нельзя — заметят, искали путь к выходу.

   Вежливые дворецкие ничего не спросили, хотя явно хотели, и выдали Самойловой её шубу, а Хауслеру его пальто. Валентин помог девушке накинуть на себя эту меховую тяжесть.

- Ещё возвращать её, - пожаловалась Катя. - А всё ты со своими…

- Ну-ну, - Валент опустил на голову снова взявшийся из ниоткуда цилиндр. - Если бы дело шло обо мне, я бы не брал шубу в аренду, я бы её купил.

- Ну знаете ли… Так купи!

- Так куплю. Всенепременно.

   На улице стоял настоящий мороз — розовые кусты, засыпанные снегом, стояли всё так же уверенно, хотя явно подмерзали, как и все. Вместо кареты с тремя белыми конями к усадьбе подкатило обычное хорошее такси. Валент открыл Кате дверь, та весело плюхнулась внутрь. И уже внутри, когда Хауслер сказал адрес, по которому надо ехать, наконец-то сказала:

- Агафья.

- Агафья?

   Валентин не сразу сообразил, но виду не подал.

- Замечательно, - сказал он почти сразу, а потом всё понял. - Агафья Валентиновна Хауслер!

- Самойлова.

- Ещё лучше! Агафья Валентиновна…

- А зачем ты вообще об этом спросил? - Катя стала серьёзная до невозможности.

- Как зачем? Теперь в моих планах стало на одну выставку больше!

- Только и всего?

- Да, а что ты думала? Только эта выставка не совсем обычная, да и опаздывать на неё нельзя…

- Выставка свадебных костюмов что-ли?

- А как ты догадалась?

   Самойлова рассмеялась.

- Иногда ты бываешь очень предсказуемым, - сказала она. - Но это даже хорошо. Должна же быть в жизни какая-то стабильность.