Московские мосты

Московские мосты.

Бульвар.
Глава I.

   Иван сделал неуверенный шаг, и всё его тело двинулось вперёд, хотя мгновение назад он думал, что такое с ним никогда не приключится. Ещё один шаг, и вот молодой человек уже стоял на прерывистой белой линии. Он тяжело вздохнул и чуть не упал, но громкий сигнал с соседней полосы привёл его в чувства, и Ваня живо пересёк оставшуюся часть дороги и вжался в фонарный столб, мирно стоящий на тротуаре.

- Н-да, - послышалось справа. - А говорили, что не вздумаете.

   Парень обернулся и увидел человека, которого он сам восхищённо называл «профессор», хотя тот им и не являлся, и ноги его подкосились.

   Кто же были эти двое? С чего им вдруг вздумалось перебегать дорогу в неположенном месте, да и при чём в центре Москвы? Стоит вернуться немного назад и пояснить каким образом всё это получилось.

   Иван Чашин, студент психологического факультета одного столичного ВУЗа, всегда был спокойным ребёнком. Мать глядела на него совсем иначе, чем на его брата Михаила, который, к слову, внешне был его точной копией, но характером больше походил на чертёнка, нежели на обычного ребёнка, воспитываемого в хорошей, культурной семье. Это вызывало постоянные конфликты — первые десять лет жизни Ваня и Миша ненавидели друг друга, но с годами их чувства охладели. Теперь братья встречались два раза в год — на Новый год и на день рождения матери. Отец их предпочитал праздновать день рождения два раза, за день до и после, приглашая сыновей по очереди. Мальчики не дружили, но и не ссорились. Ивана это немного огорчало, но, вспоминая детство, он радовался, что ничего из того, что с ним происходило, не случалось с ним последние годы.

   Ваня был среднего роста, в меру упитанный молодой человек, с кудрявыми коричневыми волосами и длинной модной бородой. Его часто считали жертвой новомодных молодёжных течений, хотя он не принадлежал ни к одному из них. Чашина привлекали искусство и психология, и он пытался любым образом углубиться в свои увлечения. Во время одной из таких попыток он и познакомился с профессором. Это случилось случайно и очень стремительно, и Ваня сначала даже пытался сопротивляться. Однако очень быстро обаяние Валента Хауслера сломило его волю, и из интеллигентного молодого человека он начал превращаться в воспитанного хулигана, коим и являлся его новый знакомый.

   Валент, которого по паспорту звали Валентином, родился в немецкой семье, проживавшей в России. Его с детства волновали вопросы, на которые взрослые не могли, или не хотели, дать ответа. Хауслер изучал всё, до чего могли дотянуться его длинные пальцы, и однажды это привело его к отцовской библиотеке, в которой помимо вполне детских книг были и другие, более интересные экземпляры. Мальчик был очень способен к обучению, и в двенадцать лет построил свою собственную теорию. Старушек-процентщиц он не убивал(был слишком хорошо воспитан), но хулиганить втихаря любил. А привлекать к своему хулиганству других считал целью своей жизни, поэтому, когда на одной встрече любителей послушать и поговорить про психологию он увидел молодой, ничем неиспорченный ум, то сразу же решил — портить его будет именно он, и никому другому он его портить не позволит.

   Знакомство привело обоих на то место, на котором только что совершалось преступление. Административное, но крайне опасное.

- Н-да, а говорили, что не вздумаете, - усмехнулся Валент.

- Я? Да я… Да это вы… Вы ведь побежали! Вы… - тяжело дышал Ваня, глядя на машины, проезжающие по дороге.

- А вы за мной? Как Алиса, в нору за кроликом? Мне это нравится. Такая покорность, - подошёл к Чашину Хауслер. - Пойдёмте, пока вы совсем лицо не потеряли. А то стоите такой бледный, качаетесь… Идёмте, идёмте…

   Мужчина взял Ваню под руку и потащил куда-то вперёд.

- Знаете, я сразу понял, что из вас будет толк. Но чтобы так — бросится почти под машину из-за какого-то… Меня! Ох. Я восхищён, - говорил Валент, но Чашин его почти не слушал. - Такая самоотверженность, такая верность. Да! Вы многого стоите, молодой человек.

   Случайный прохожий мог бы подумать, что сошёл с ума, если бы увидел эту странную парочку — тощий и высокий мужчина в цилиндре, странных очках и пальто, с тростью в руках и крайне загадочной ухмылкой на лице вёл под руку достаточно обычного молодого человека в куртке с меховым воротником, судорожно прятавшего свои большие наушники в карман. Но всё это происходило в центре Москвы, а в центре мало кто чему удивляется, разве что приезжий откуда-нибудь издалека. Поэтому профессор и его юный друг смогли спокойно добраться до места, в которое они изначально шли.

   Толкнув своими прекрасно начищенными оксфордами дверь, Валент пустил своего друга вперёд, а затем, сняв очки, вошёл за ним. Поднявшись по лестнице, товарищи оказались в прекрасном заведении, в котором подавали очень неплохое мясо. А Хауслер очень любил мясо, и именно поэтому пришёл сюда. Сдав вещи в гардероб, профессор по-хозяйски прошёл к своему любимому столику у окна и, удобно усевшись, широко улыбнулся.


Беседы о разном.
Глава II.

- Вот вы, друг мой, - начал говорить профессор чуть погодя. - Вы говорите, что не верите в чудеса.

- Как, я… - отрывисто произнёс Иван, но ничего путного сразу не придумал. - Я… Ну… Я верю в психологию.

- Вот как, - ухмыльнулся Валент. К столу подошла милая официантка, и он обернулся, чтобы взять меню. - Благодарю. Кхм… Взглянем?

- Взглянем, - печально повторил за Хауслером Чашин. Он немного расстроился, потому что никак не ожидал от такого интеллигентного человека, как профессор, разговоров о вере и религии. Да, ни слова об этом ещё не было сказано, но Ваня уже чуял что-то подобное.

- Только ты не грусти, - бросил Валент, закрывая лицо меню. - Грусть тут не подают. А на обиженных вообще воду возят. Понял?

- Понял…

   Ваня пробежался по меню, не найдя ничего особо тронувшего его, и заметно заскучал.

- Молчим? - раздалось из-за меню. - Неужто скучаем?

- А вы как через бумагу видите? - улыбнулся студент.

- А я на такие вопросы не отвечаю. Выбрал что-нибудь?

- Не хочу.

- Даже так?

   Валент положил меню на стол. Лицо его приняло не то злое, не то обиженное выражение.

- Значит вернёмся к чудесам, - начал он. - Итак, вы в них не верите.

- Именно!

- А почему?

- Я считаю, что это бред. Все эти храмы и иконы, а ещё…

- Стоп!

   Хауслер ударил ладонью по столу.

- Я об этом ни слова не говорил, - сказал он низко и тихо, что всегда означало, что он крайне недоволен. - Вероисповедание — дело лично каждого. Я о другом…

- Так разве, - замялся Ваня. - Разве это не одно и то же?

- Ну ты даёшь! А ещё студент! - Валент развёл руками. - Чудо — это чудо, вера — это вера. Всё в этом мире многогранно. И чудо иногда относится к вере, а вера иногда к чуду. Но иногда, а даже так, очень часто они не имеют друг с другом ничего общего. Вот, например, бабочка посреди февраля — это чудо? Чудо! А вера тут при чём?

- Не знаю, - ещё сильнее расстроился Чашин. - Профессор, вот…

- Вот!

- Не перебивайте меня, пожалуйста.

- Как скажешь.

- Вот вы считаете, что чудо — это бабочка посреди февраля.

- Да-да.

- А я считаю, что это просто случайность.

- Случа… Как ты сказал?

- Случайность. Просто случайность.

- Вот как…

   Официантка подошла к столику, и Хауслер мгновенно повернулся к ней.

- Давай-те нам два стейка, как обычно, и ваш фирменный чай, - сказал он крайне доброжелательно. - Ух, что будет! Какая дискуссия…

   Девушка кивнула и исчезла.

- Значит случайность? - потирая руки, переспросил Валент.

- Именно так, - улыбнулся Иван.

- Ох, трудно тебе со мной придётся, - рассмеялся профессор. - Я случайностей не признаю.

- А я чудес. На этом и расстанемся?

- Почему-же сразу расстанемся. Я готов биться до конца.

- Ах так? Тогда я тоже!

- Вот это я люблю — боевой дух! Сегодня я тебя угощаю, завтра ты меня. Так и будем сражаться… Значит случайность!

- Случайность! Бабочка в феврале — это случайность!

- А… А влюблённость! Влюблённость, друг мой, это же чудо! Или тоже случайность?

   Хауслер игриво положил голову на руки, уверенно упёршиеся в стол.

- Это химическая реакция, - заключил Иван.

- Какой же ты нудный, Ваня, ради Бога, - опустил глаза Валент. - Химическая реакция?

- Нет чудес, есть только случайности и химические реакции.

- Ой…


Она.
Глава III.

   Хауслер расправлялся со своим стейком профессионально. Он орудовал ножом и вилкой, как настоящим оружием, будто ведя войну с едой. Настоящая война происходила не только в его тарелке, но и за её пределами. Чашин нервно жевал мясо, испытывая проблемы с его разрезанием. То ли сил не хватало, то ли мастерства… Наконец, он не выдержал.

- Профессор, я не понимаю, - студент звучал слегка отчаянно. - Почему вы такой...

- Такой — это, например, какой? - перебил его профессор. - Занудный? Прекрасный? Неповторимый?

- Вы… Вы похожи на человека острого ума, но при этом, при этом вы… Совершенно… Как бы так сказать…

- Ну скажите, скажите!

- Вы верите в то, что совершенно… Глупо.

- Глупо?

- Да.

- Знаете, надо бы выпить чаю, тогда разговор пойдёт активнее, а то… Совсем мы что-то заскучали.

   Фирменный чай, который со временем перетёк в сначала некрепкие, а потом чуть более крепкие напитки, распалил в Валенте настоящий огонь. Он спорил уже не на жизнь, а на смерть.

- Начали за здравие, а кончили за упокой! - дразнился он. - Давай ещё раз!

- Что ещё раз!? - Чашин принял крайне неопрятный вид из-за всех этих воодушевлённых разговоров.

- Про химическую реакцию!

- Ах, про реакцию?

- Да! Про реакцию! Ты считаешь, что влюблённость - это реакция. Реакция чего и на что?

- Это... Это то, как организм...

- Человеческий организм, значит, да?

   Хауслер закипал.

- Да! Человек реагирует на другого человека, который его организму интересен, влюблённостью. И никаких чудес тут нет! - Ваня ударил кулаком по столу, сразу же пожалев об этом. Мало того, что на него пролилось жидкое содержимое стоящей на столе посуды, так и рука была не готова к таким потрясениям, отчего хрустнула.

- Э-эк ты! - профессор поперхнулся. - Дурак!

- Я - дурак!?

- Конечно! Влюблённость - это предмет такой глубокий, что утонуть в нём легче простого. А ты — химическая реакция. Да это такой простор для воображения! Влюблённость! Это и молодость, и старость, и детство — это вся жизнь человека в одном слове!

- Не преувеличивайте!

- Я преуменьшаю!

- Какой вы!

- Такой! Тот самый! И таких, как я, нет больше на свете!

- Вы! Вот разве вы влюблялись хоть раз!?

- Хоть раз!?

- Да! Откуда вы знаете, реакция это или нет, если ни разу…

- Я этого не говорил. Мы отошли от темы, юный мой друг.

   Внезапно пыл спора спал с разгорячённого лица, и Валент сделал крайне озадаченное, но  строгое лицо.

- Я любитель споров, но лишь до тех пор, пока они имеют дружественный настрой. Переходить на личности — я считаю низостью! Лишь в крайних случаях я способен на подобное. А вы, видимо, опускаетесь ниже дна… Вот-вот! Видишь, что ты со мной сделал!?

- П-простите…

- П-п-прощаю! А теперь пойдём, я заплачу и отвезу тебя в тра-ра-рав-равмпункт. Х-ха-ха!

   Перемены настроения, неубиваемый оптимизм и какая-то загадочная, полная шарма, харизма — вот чем Хауслер сражал всех наповал. Мужчин, коллег по наукам, женщин, дам сердца, да и всех прочих случайных прохожих.

   Быстро расплатившись по счёту, всё-таки место это он знал хорошо, да и его здесь знали, профессор исполнил своё обещание и потащил студента-врага столов к врачу. Правда, путь их ждал немалый, ведь Валент решительно пренебрёг всеми видами медицинской помощи и направился к своему личному, проверенному врачу.

   Дорога лежала через артерии метрополитена — в них, в этих запутанных тоннелях, среди поездов, Чашин почувствовал себя крайне плохо, отчего путешествие пришлось отменить и выйти на первой попавшейся станции. И от Чкаловской, сначала по 1-ому Сыромятническому переулку, а затем и по Верхнему Сусальному, они оба — один в цилиндре, другой с больной рукой — шли куда-то в сторону помощи. Правда, в этот момент, они уже плохо помнили, куда именно и зачем шли.

- Выйти на свежий воздух — вышли, - кивал Иван. - А легче мне не стало… Ох, рука что-то… Рука…

- Рука, нога… Определитесь, мой юный товарищ! Решайте точнее и скорее, что у вас болит, иначе мы опоздаем на выставку.

- На выставку?

- Всегда, когда я забываю, куда шёл и с какой целью, я начинаю опаздывать на выставку. Всегда помогает сориентироваться в пространстве.

- И в этот раз поможет!?

- И в этот…

   По улице, навстречу двум слегка потерявшимся гражданам, бежала без оглядки девушка. Молоденькая, с длинными русыми волосами, полная беспокойства и печали. Она бежала, и Хауслер, нарочно толкнув Чашина, смотрел ей вслед ровно до тех пор, пока она не исчезла за поворотом.

- Она… - бормотал Ваня, в голову которого что-то ударило. - Она же прекрасна!

- Обычное дело — прохожий, скрывшийся вдали… Никогда не виделись раньше, никогда не увидитесь впредь…

- Нет-нет! Она! Она же…

- Что? Знакомая?

- Никак нет, профессор! Она ведь так прекрасна!

- Прекра… А! Ага! Попался! Значит, химическая реакция?

- А вы всё-таки, считаете, чудо!?

- Чудо! Ещё какое чудо, что мы с вами до сих пор стоим на ногах!

- Это просто счастливая случайность.

- Ах да, точно, вы же верите в случайности!

- А вы верите в чудеса! Чем вы лучше меня?

- Тем, что, друг мой, я сейчас вызову такси, чтобы мы с вами могли отправиться к моему знакомому врачу…

- А она?

- Она?

- Вот, смотрите, она идёт обратно!

- Видимо, опоздала.

- Куда опоздала?

- На выставку, куда же ещё.

- Может… Может…

- Я вызываю такси!

- Я к ней подойду!

- Ох, химик вы мой, зачем же!? У неё и так испорчено настроение…

- Она же исчезнет! Раз и всё! И я больше никогда её не увижу!

- Именно! Именно! А теперь, стойте смирно, я очень пристально за вами слежу.


Чудо.
Глава IV.

- Значит, Валент, вы запретили ему подходить к этой случайной прохожей? - доктор, осматривавший Чашина, впавшего в бессознательное состояние по прибытии в кабинет, нервно ухмылялся. - Да, какой вы стали скучный.

- Почему же скучный? Просто вежливый стал, - качал головой Хауслер. - Тем более, по словам моего же дорогого друга, влюблённость — это лишь случайное стечение химических обстоятельств. К чему пугать этим прохожих?

- Вежливыми стали? Да… Вы всегда были крайне обходительны… Но чтобы отказаться от амбициозных романтических достижений?

- Ей было не до нас.

- Ах, вы это сразу заметили?

- Именно так. И принял решение…

- А если они больше никогда не увидятся, а это могло ведь быть судьбоносное знакомство!

- Не увидятся, значит не поженятся и не разведутся. Что дурного?

- С рукой всё ясно — просто сильный ушиб.

- Повезло ему.

- Да. А вот вам — нет.

- Что? Выкатишь мне зверский счёт по старой дружбе?

- Отчего же… Вам, друг мой, я ничего плохого не сделаю. Но вот всё же… Рушить судьбы…

- Какие судьбы! Она просто бежала мимо, а он был выпивший. Экое знакомство мечты — пьяный мужик пристаёт к девушке на улице. Ты явно фантазируешь.

- Нет, это ты выдумываешь небылицы, Валент.

- О! Снизошли, так сказать, на ты!

- Я считаю так — если ты и вправду хочешь совершить чудо…

- Что-что?

- Если ты хочешь доказать этому молодому человеку, что чудо существует…

- Хочешь, чтобы я нашёл эту…

- Найди её! Да! Найди её.

- Совсем с ума сошёл, да?

- Никак нет. Просто я…

- Проникся симпатией что-ли к этому дурачку?

- Почему сразу так? Я просто имею выраженную жалость и сострадание к таким потерянным личностям. Только и того.

- Чудо… Чудо им подавай! А я, что, кудесник что-ли?

- Придумай что-нибудь! Ты ведь был и есть Валент Хауслер!

- Да, прав ты, докторишка, не быть мне собой, если не сделаю чего-нибудь этакого. Но вот как?

- Придумаешь! Ты же гений мысли!

- Ой, перестань!

- Нет-нет, я настаиваю!

- Настаивай настойки, а льстить прекращай. Мне нужно очень серьёзно подумать…

- Ищите женщину!

- Ищите! Ты её видел, главное? А всё туда-же! Развёл суету…

- Сотвори чудо, Валент. Ты ведь умеешь это делать.

- Я подумаю.

- Моя личная к тебе просьба. Иначе этот твой «студент» так и будет верить во что попало…

- Да, так не годится, ты прав…

- Действуй! И как можно быстрее.

- Указчик нашёлся! Я сам знаю, что мне делать, а что не делать. До ночи есть ещё время — придержи его у себя, а я-то устрою чудо.

- Буду рад помочь в этом деле. Только поторопись! Иначе эта влюблённость, это чудо, так и скроется где-то за горизонтом.


Опоздавшая.
Глава V.

   Екатерина Самойлова, которая стала случайной встречной, перевернувшей не совсем зрелое сознание Ивана Чашина, была, по не менее случайному совпадению, давней знакомой его брата Михаила. Так получилось, что она должна была встретиться с одним крайне важным, впрочем, это уже совсем не важно, человеком возле станции метро, из которой неторопливо вывалились Хауслер с товарищем. Это была деловая, крайне судьбоносная, встреча, которая сорвалась, потому что Катя… Опоздала.

   И всё в ней было в этот день прилежно — нежнейшая юбочка-карандаш, купленная в дорогом итальянском магазине, блузка с имитацией женского галстука, каблуки, сумка, причёска, освежающий черты лица макияж. Всё шло идеально — завтрак скворчал на сковороде, одежда была поглажена и аккуратно выложена на диване, Катя разучивала своё краткое резюме, напевая его, крутясь возле плиты. И тут раздался предательский звон.

   Кто мог хотеть её внимания в такой ранний час? Не Миша-ли Чашин? Не сестрёнка-студентка первого курса Марина? Не тётушка Елизавета Петровна? Кто же был за дверью и с силой жал на звонок?

- Я иду! - бросила в воздух Самойлова, срываясь с места. Она слегка поубавила огонь, чтобы её яичница не сгорела, и кинулась к двери. За ней её ждал нежданный гость. - Валентин?

- Да, это я.

- Ва… Валентин Хауслер! Вы с кафедры психологии, верно? По поводу моей сестры?

- Не совсем, но вы почти угадали. Зовут меня — Валент или профессор.

- Простите, простите, просто Андрей Игоревич не предупредил меня, и я…

- Это кто такой, этот Игоревич?

- Вы заходите, а я сейчас… Ой! Я вас яичницей угощу!

   Хауслер вошёл в квартиру Катерины, заранее зная, что, вероятно, её личность сыграет не последнюю роль в перевоспитании Ивана, однако, он точно не догадывался, что на встречу Катя всё-таки опоздает, и тем более, что Чашин пересечётся с ней чуть позднее этим же днём.

- Вот! А у меня ещё лимонад есть, вы будете? - девушка суетилась, пытаясь угодить профессору. Она мало помнила о том, что ей о нём говорили, но, кажется, он был очень и очень важным человеком.

- Нет, спасибо, - сказал Валент, садясь за стол. - Я же к вам по делу. Мне нужно, чтобы вы отнесли кое-что кое-кому.

- Кое-что? Кому-кому?

- Кое-кому. Сейчас я всё расскажу.

   Голос профессора окутывал Екатерину, вводя в лёгкий транс. Его рассказ напоминал театральную постановку, передаваемую по радио, так хорошо и складно он говорил. Правда, очень скоро девушка начала путать части истории, забывать детали и, в какой-то момент, совершенно потеряла нить повествования. Этого Хауслер и добивался.

- И, в итоге, хочу сказать вот что…

- ...Вам нужно, чтобы я отнесла этот пакет девушке, которая работает на Цветном…

- Нет! Нет! Ты всё напутала!

- А! Точно! Кафе на Сухаревской!

- Именно так… Так вот, если ты позволишь мне продолжить…

- А она ведь ваша студентка, да?

   Валент смутился.

- Никак нет. Просто… Это дело крайней важности…

- Важности! Да, конечно!

- Когда там у тебя встреча?

- Скоро! Вернее, она ближе к вечеру, но…

- Но мою просьбу ты выполнишь ДО встречи. Хорошо?

- Хо-ро-шо… Постойте, куда же вы, а лимонад?

- Спешу, дорогая, спешу! Мне пора.

- А как же я узнаю её?

- Кого?

- Девушку, которой нужно отдать пакет?

   Пакет был добротный — из плотной сиреневой бумаги, а внутри лежало что-то очень занятное. «Наверное, книги.» - подумала Катя.

- Девушку вы узнаете! Она вас узнает! Всё будет хорошо! - Хауслер стремительно ретировался.

- Л-ладно! Спасибо! До свидания! Я вам сообщу в университет! Я через Андрея Игоревича передам!

- Ага! До скорого!

   Гость исчез, словно его и не было, и единственным напоминанием о его визите служил пакет. Катя собралась с силами, прикончила завтрак и, одевшись и накрасившись, заспешила на встречу. Тут-то он, пакет, и сбил её с толку.

- Надо же отнести его, - бормотала Самойлова, закрывая входную дверь. Пакет висел на кисти левой руки, орудующей ключами. - И потом обязательно не забыть про встречу…

  И план её был безупречен — она успела бы и там, и сям, но всё началось сыпаться сразу же, как только позади осталась дверь подъезда.

   Машина не завелась, поэтому Катя сразу же понеслась в метро. Давка её не смущала, как и глазеющие на неё подземные обитатели.

   Лубянка, Чистые Пруды, Тургеневская, осталось совсем чуть-чуть, Сухаревская…

   Катя вылезала из вагона так, словно её выдавливали из упаковки зубной пасты. Сначала голова, потом руки, и, наконец, ноги. С трудом выбралась на поверхность. Теперь искать кафе! Ах, искать, искать, топать, бегать туда-сюда… Лишь бы не опоздать на встречу! Никак нельзя опоздать!

   Где же эта девушка? А где кафе? Шаг за шагом, мимо церкви. Вот это кафе? Или на той стороне? Перешла дорогу, потом обратно. Всё-таки это? Или то? То или это? И вот, посреди Катиных волнений, возникла она.

- Августина Советская, - протягивая руку для рукопожатия, протянула женщина в строгом костюме. - А вы ко мне, верно? От Хауслера?

- Д-да! Здравствуйте!

    Самойлова засуетилась ещё сильнее — девушка оказалась женщиной раза в два старше неё, серьёзная до невозможности и крайне деловая. Такие люди не любят ждать и особенно не любят, когда их задерживают попусту. Что же в пакете?

- Вот, всё в сохранности, - она протянула пакет Августине, и та стала аккуратно проверять содержимое. - Надеюсь, я не отняла у вас драгоценное время…

- Что вы, что вы, - Советская радостно улыбнулась. - Время нельзя отнять, если человек вам этого не позволяет.

   Она посмотрела на Катю.

- Хорошие, правда? - она достала из пакета упаковку с красивой куклой. - Это новые, а ещё есть одна винтажная… Валентик знает про мою слабость к куклам… Взгляните, какой боевой окрас! Ах-ах! Великолепная…

- Чудесная, - согласилась ошарашенная Катерина.

- Я вас не задержу? Тут моё кафе, можем попить чай-кофе, я угощаю, - Августина сложила подарок обратно в пакет и посмотрела в глаза Самойловой.

- Только если недолго, - отказывать девушка не умела, тем более когда предложение приходило от членов высшего общества.

   Чай-кофе, предложенные Августиной были прекрасны, как и десерты, как и время, проведённое в уютном кафе. Задушевный разговор, конечно же о любви и будущем, тоже был прекрасен и затянулся надолго. И Катя сама не заметила, как опоздала.

   А что было дальше уже известно.

   Опоздала.

   Потеряла свой шанс.

   И когда Хауслер снова появился у неё на пороге, не была готова принять его радушно.


План.
Глава VI.

- Некоторая суетность бытия принуждает к вечным переменам, мой друг, - Валент старался держаться плана, который выдумывал на ходу, но даже ему, великому мастеру искусства импровизаций, это давалось с видимым трудом. - Сегодня одно, а завтра…

- Если бы не ваша чёртова кукла! - Самойлова размахивала первым попавшимся под руку предметом — это было полотенце, заботливо снятое с мокрой головы, ведь Екатерина только что вышла из душа, и вести переговоры с ней было сложно. - Я без вашей помощи, сама бы лучше нашла себе работу! И что мне делать теперь!?

- На то вы и Самойлова, душечка… Я… Мне очень жаль, что так вышло, но… Я совершенно… Я даже не…

- Не нужно оправдываться!

- Да я даже двух слов связать не могу, какие опра… А знаете, всё ведь ещё можно исправить.

- Исправить? Вы смеётесь надо мной?

- Уверен мы с вами ещё посмеёмся, но пока что никто не смеётся. Ни я, ни вы.

- Говорите быстрее, пока я не выгнала вас прочь из своей квартиры! Ну? Что вы придумали на этот раз?

- Готовы к переговорам? Это хорошо. У меня только что родился план, милочка! Ха-ха! Сейчас мы с вами его обсудим и…

- Никаких и! Я вас неплохо знаю, Валент Хауслер! Говорите быстро, прямо и…

- Я обо всём договорюсь! Опустите полотенце, Екатерина!

- Полотенце?

- Вы меня чуть не убили им, опустите оружие! Желательно куда-нибудь подальше! Иначе…

   Самойлова остановилась, бросила полотенце в сторону, и оно стремительно улетело на пол соседствующей с коридором комнаты.

- Каков ваш план, профессор? - спросила она резко учтиво. - Если вы уж правда хотите всё исправить… Я вам не верю, конечно. Но о вас ходят очень интересные слухи, часть которых говорит как раз о том, что вы умеете впутываться в такие дикие истории… И, что важно для меня сейчас, абсолютно спокойно выходите из них, будто ничего и не было.

- Признаюсь, таков уж я… Каюсь, - Хауслер предусмотрительно закрыл дверь в комнату с опасным полотенцем. - Заварил кашу, буду разваривать. Понимаете ли, дело в том…

- Быстрее, иначе я найду оружие пострашнее этого полотенца.

- Как я люблю, когда в людях просыпается темперамент!

- Я тоже. Так что?

- Я помогу вам вернуть ту должность, на которую вы по моей беде опоздали. А вы в ответ поможете мне, здорово же?

- Ну… Не знаю.

- Сомневаетесь?

- Смотря что…

- А я вам расскажу. Давай-те встретимся завтра, я начну выполнять свою часть сделки, а вы… Друг мой, ну не грустите вы так! Всё в этой жизни поправимо. А я и вообще считаю так — каждый человек способен на большее, я в том числе, но делает ровно столько, сколько позволяет самому себе... И если позволить себе делать хотя бы одну глупость в день, можно стать раз в 10 счастливее. Поэтому…

- Поэтому вы и творите столько глупых и опасных вещей, да? Я подумаю над вашим предложением. А теперь уходите.


Сомнения.
Глава VII

   Всю ночь Хауслеру было не до сна. Мало того, что в доме его случился потоп, так и виноватым в нём был профессор собственной персоной. В институте что-то переполошилось посреди ночи, отменило кучу встреч, перенесло абы что куда-то подальше, и Валент не успел на это вовремя отреагировать, потому что тонул. Потом спохватился, начал что-то делать, вспомнил про Чашина и несчастную леди Самойлову… Потоп к тому времени уже иссяк, можно было бы и поспать, но вместо этого Валентин бросился выяснять подробности того неудачного стечения обстоятельств, что было последствием его необдуманных поступков. Выяснил. Даже начал действовать. И тут-то и наступило утро.

   Ночь Самойловой же была куда длиннее.

   Катя пыталась подумать о предложении этого безумца-профессора. Думала о сестре, что учится чуть ли не под его началом. Думала. Думала…

   От разных нездоровых мыслей иногда можно и самому заболеть — портится здоровье, нервы, мир начинает казаться отвратительным. Но это только если думать глубоко, долго и не по делу. Если же размышлять трезво и уверенно, то мысли могут принести пользу.

   После ухода Хауслера, Катя начала погружаться в размышления. Сначала она достала несчастное полотенце, пострадавшее в ходе разговора о неком великом «плане». Потом решила постирать вещи, раз полотенце всё равно побывало на полу. Пока собирала вещи стала углубляться в мысли о том, что Валент этот есть никто иной как помпезный фанатик, который ничего, кроме как говорить и творить абы что, делать не способен.

   Когда стирка была поставлена, Самойлова вспомнила, как её ругает соседка за ночные особо шумные бытовые дела. Вспомнила и… Решила просто смиренно ждать своей участи. Ей захотелось разобраться со свежевымытыми волосами. Пока она разбиралась с феном и расчёсками, в голову её пришло с десяток другой сомнений. Каждое говорило на свой лад, но в целом было понятно к чему эти сомнения ведут.

- Он всё специально взял и подставил.

- Нет, он знал заранее, что эта дамочка окажется такой приставучей, поэтому даже и не подумал о том, как бы ему самому сходить к ней, всё скинул на нас.

- А если бы можно было отказаться, то вечерняя встреча не пострадала бы.

- Но кто умеет отказывать всем подряд? Мы вот научились, теперь откажем этому помпезному идиоту! Слово-то какое! Помпезный!

- Но если мы это сделаем, то не сможем найти работу.

- А разве он поможет найти работу?

- Этот помпезный профессор только и делает, что всем мешает. И почему им все так восхищаются?

- И мы в том числе.

- И мы в том числе!

- И вообще профессор этот лысый! Носит дурацкую шляпку…

- Это цилиндр. Кто вообще носит цилиндры?

- Только помпезные дураки носят цилиндры!

- Но, всё-таки, а с работой как быть?

- Неужели придётся соглашаться?

- А если он обманет?

- А если нет?

   Волосы пришли в порядок куда быстрее Катиной головы. Она решила не перекусывать и лечь спать прямо так.

   Уснуть, правда, ей удалось далеко не сразу.

   Сначала она долго боролась с сомнениями, заполонившими её голову. Какие-то мысли отбросить было проще — они были исключительно субъективно-обвинительного характера. Другие чуть дольше оставались в голове — это были возмутительно-расстроенные мысли. А третьи всё никак не хотели уходить — то были мысли о работе.

   В какой-то момент Кате надоело слушать саму себя, она встала и направилась на кухню. Пока шла на кухню, обнаружила, что стиральная машина закончила свои особо бытовые шумные дела, и теперь надо было бы по-хорошему развесить бельё. Самойлова решила выпить чаю, параллельно развесив свои постиранные вещи. Пока готовился чай, а вещи заселялись в сушилку, ещё с десяток мыслей пролетели через чистую, усталую женскую голову. Мысли абсолютно бредового характера. О прошлом, о будущем, о настоящем, и о том, что завтра, например, нужно вставать. А если нужно вставать, значит неплохо было бы выспаться перед этим. Но как выспаться, когда в голове происходит чёрт знает что? Эх! В такие моменты Катя завидовала тем людям, которые ни о чём никогда не думают. Им наверняка живётся проще.

   Когда чайник закипел, Самойлова взялась пить чай. В ходе чаепития были употреблены в пищу хлебобулочные изделия рода баранок и некоторые кондитерские изделия по типу конфет. Сомнения, правда, эта ночная трапеза не отпугнула. Напротив, насытившись пищей обычной, Катина голова захотела пищи духовной.

   Вернувшись в постель, Катя долго ворочалась, думая свои новые, сытые мысли.

- Но шляпка-то ему идёт.

- Да и делать дела он способен… У него есть своя репутация.

- Доверять ему, правда, не хочется.

- Но разве он виноват, что мы так долго сидели в кафе?

- Нет, нельзя доверять таким людям, как он.

- Хотя, стоит признать, харизма у него что надо.

- Да, и выходки отвратительно эффектные.

- Обходительный тип.

- Но разве он сможет помочь?

- Портить он всё умеет, быть может, если его направить в нужно русло...

- Да разве он понимает, что натворил?

- Наверняка спит и даже совесть его не мучает.

- А у него разве может быть совесть?

- Бессовестный профессор, что же ты наделал…

- А что ещё натворит, если ему позволить?

- А если его не остановить, он натворит ещё больше, чем если бы…

- Тогда нужно идти на встречу? Но куда? Он не сказал.

- Заявится опять, а мы его с порога полотенцем…

- Но если это его не остановит?

- Что же ему сказать…

- А если он и правда способен помочь?

- А если не поможет? Нужно же найти работу…

- Шанс уже был упущен…

- А на что жить?

- Нужно искать работу.

- Но что же делать прямо сейчас?

- Желательно поспать, но как спать, если...

   Что же делать, когда в голове происходит ерунда, а причина её неясна? Более того — неясно что делать по жизни, а это ещё один фактор, приводящий в ступор и волнение. Наверное, и правда, отдаться сну.

   А утром снова встретить у себя на пороге этого… Назвать его приличным человеком язык не поворачивается.


Ошибочный выбор.
Глава VIII.

   Маршрут утренних гуляний Хауслер выбрал не просто так.

   В него входило всё, что помогло бы сгладить впечатление от вчерашнего провала. Начиналось всё с того, что Валентин медленно объяснял Кате скоротечность жизни, импульсивность ошибок и прочее важное. Затем, переступив через черту скорости, Хауслер бы намекнул Самойловой… А потом бы доказал, что выбор работы, который она совершила, был глупый и бессмысленный. Затем он предложил бы альтернативу, на которую Катя согласилась бы мгновенно, так как выбора у неё не было. После чего предполагался обед с обсуждением выполнения всех частей их договоренностей. А потом Чашин бы пришёл и…

   Но всё пошло не так, как планировалось. С самого начала.

   Катя открыла дверь не сразу, сначала немного пошумела в замке, а затем, почти сразу, только успев предстать перед Валентом заявила:

- Мы пойдём гулять в парк.

- В парк?

- Предлагаю ВДНХ.

- Но отсюда же далеко?

- А мы возьмём и устроим с вами большую прогулку.

- А…

- Вы же не против?

- Нет, что вы…

  Хауслер слегка оторопел — от вчерашних Катиных сомнений не осталось и следа. Вот только что заняло их место? Непонятно.

   Вышли из дома они примерно в 12 часов дня. Самойлова нарядилась в красивое платье, почти летнее, но достаточно плотное, накинула сверху кардиган… Валент был всё так же в пальто и цилиндре, правда уже без зонтика.

- Вот скажите, профессор, - начала Катя. - А вас когда-нибудь называли…

   В голове вертелось слово «пижон», но девушка не хотела идти в атаку сразу.

- Ну… Не очень хорошим человеком? - смягчила она формулировку, заметив, как на лице Хауслера загуляла ухмылка.

- Не верите в мои экстраординарные способности? - ответил вопросом на вопрос он. - Не переживайте, этой ночью я сочинил целую программу. И в ней расписано всё по пунктикам. С чего начнём?

- Да вот например с той же Августины Советской, - Катя чувствовала, что инициатива стремительно уходит от неё. Разговор начинал вести другой, в ту сторону, в которую хотел его вести. Нужно было срочно что-то делать. - Как вы додумались попросить меня отнести ей этих кукол? Почему меня? И знали ли, что она болтлива, как…

- Знал, конечно, - Хауслер пытался построить ритм своей ходьбы в ритм Самойловой, но она всячески сопротивлялась. Шаги её то ускорялись, то замедлялись. Нарочно что-ли? Он всё не мог понять делает она это специально или механически. - После той истории с… А знаете, я на самом деле не думал, что вы опоздаете из-за неё на встречу. Неужели она взялась вам свою душу раскрывать? Днём? На неё это не похоже. Она обычно более сдержана с незнакомыми…

- Мужчинами, - поправила его Катя. - А со мной она была очень даже… А вообще я не об этом. И на мой вопрос вы не ответили. Вернее, ответили, но не до конца.

- Я знал, что если появлюсь перед ней, кончится это… Гнусно. Мы с ней дружим, но ровно до момента душевных разговоров. А когда говорим о чём-то серьёзно, постоянно ссоримся. Очередного скандала мне было не нужно, - Валент прищурился. - Вот я и послал вас.

- А кто вам рассказал обо мне?

- Кто? Интересные у вас вопросы…

   Катя продолжала то ускоряться, то замедляться, отчего Хауслер то отставал от неё, то слегка перегонял.

- А я просто хочу понять, зачем вам было нужно… - Самойлова слегка сердилась. - Именно мне испортить день?

- Откуда я мог знать, что всё так обернётся? - Валентин пожал плечами. - Я творю чудеса, а не предсказания по их исполнению.

- Чудеса!? - Катя закипала. - То есть, вы хотите мне сказать, что…

- Посмотрел я на вашего олигарха, которому в фирму был нужен помощник. Репутация — без пятнышка. Но…

- Что но? Будете теперь убеждать меня, что не так уж велика моя потеря?

- Именно так.

- Ну знаете что… И куда мы это идём? Метро в другой стороне?

- Вы предложили ВДНХ, я согласился. Но до этого мы с вами пообедаем.

- Какой вы хитрый! А может я уже обедала.

- Не уверен.

- А может я не хочу с вами идти обедать!

- Ну я вас и не заставляю. Просто я пойду пообедать, а вы делайте что хотите. Я нашёл вам другую должность помощника, если вам вдруг интересно.

- Другую?

- Конечно.

   Катя встала столбом.

- За ночь? - она одновременно была шокирована и совершенно не удивлена. Не то чтобы она верила Хауслеру, но…

- Нет, - Валент обернулся и сделал несколько шагов назад. - Я давно уже знал, что Екатерине, вашей тёзке кстати, Вольной-Бегой нужна помощница. Найти её она никак не может. Даже спрашивала меня…

- Вас?

- Ну не на саму должность, что вы. Какая из меня помощница? Я даже на помощника не дотяну. Так вот, она спрашивала меня… Смогу ли я помочь. Я согласился.

- И теперь хотите убить двоих зайцев одним выстрелом?

- Троих, если быть точнее.

- Троих?

- Да.

   Рассказывать о Чашине вот так просто Хауслер не собирался. Ему нужно было выждать момент. Благо, отобедать Катенька всё-таки согласилась. Долго ругалась, долго отказывалась, но в итоге, после того, как Валент заявил, что всё будет за счёт заведения, успокоилась. Всё-таки не в её положении было брыкаться — работа ей была очень нужна.

   Заведение, которое выбрал Хауслер, располагалось не так далеко от Катиного дома. Всего-лишь пройтись по Большой Лубянке, потом повернуть направо прямиком в Сретенский переулок, а затем ещё выше по Милютинскому… И вот этот прекрасный ресторан.

- Вы хорошо знаете город, - заметила Катя.

- Ничего подобного, - покачал головой Валент. - Знал бы я его хорошо, никогда бы не шлялся по таким замечательным местам. А так заглянешь куда-то, поблуждаешь… И по жизни тоже так. Никогда не знаешь где встретишь своё счастье.

- Это намёк? - Самойлова смутилась.

- Ни в коем случае…

   Хауслер придержал дверь, чтобы его спутница могла войти внутрь заведения. Снаружи его заметить было бы очень трудно — классицизм стоящих вокруг зданий хоть и не сражал наповал, но очень сильно замыливал глаз, а больших вывесок и красочных гирлянд в этом неплохом месте не было. Обошлись без них.

   Внутри было сухо и приятно сумеречно, почти что прохладно. Учитывая, что лето всё никак не сбавляло оборотов, превращая начало осени то в зной, то в жару, это было очень даже кстати. На улице было безветренно, а солнце ещё палило, портя день и тем, кто оделся легко, и тем, кто одевался по погоде — одни мёрзли, а другие парились. Оттого оказаться внутри ресторана было очень приятно.

- А вот, - Валент хотел помочь Кате снять кардиган, но она отказалась. - Видите ли какая история…

   Хауслер запутался и не понял, что хотел сказать, потому что сначала хотел побыть вежливым, потом получил отказ, а затем и вовсе заметил в заведении Екатерину Вольную-Бегую собственной персоной.

- Давайте я вас прямо сейчас устрою на работу, - сообразил он, но увидев, как Катя поморщилась, впал в лёгкий ступор. - А вы о чём вообще думаете?

- Не понимаю вас, только и того, - сказала Самойлова вполголоса. - Тут симпатично, но почему…

- Валентик! - речь Кати прервал задушевный женский возглас. - А я вас ищу по всей Москве, думала вы свинтили от меня в Питер али в Казань. В Уфу, да?

- Вы могли бы найти меня в Туле, - снимая цилиндр, произнёс Хауслер. - Там я частый гость. А вот про всё остальное… Я вам помощницу нашёл.

- Как, уже? - бизнесвумен смутилась. Она была крупная женщина, жизни и энтузиазма. Её пушистые светлые кудри, собранные в неаккуратный хвост, отчего-то делали её похожей на озорного цыплёнка. - А, это он о вас? Здравствуйте.

- Добрый день, - Катя быстро вышла из состояния раздражения и сомнений, ведь теперь перед ней стояла новая задача.

- А вы умеете решать странные задачи? - Вольная-Бегая умела находить выгодные сделки даже там, где не было людей, поэтому всегда цеплялась за любую мелочь, что показалась ей интересной. Предложение Хауслера — Катя — показалось ей крайне любопытным. - Я человек энергичный и очень спонтанный. Вот взять, например, кофе…

- Я могу рассказать вам обо всех кофейнях в зоне досягаемости моего прошлого рабочего места.

- А почему вы ушли?

- На работу приняли новую руководительницу, я ей не понравилась. Ей показалось, что я «косо смотрю на её любимого сотрудника».

- Какая мышь, Валентик, вы слышали? Смотрит она… А сотрудник-то был какой?

- Такой.

- Привлекательный?

- Я бы сказала, что да. Вот только он женат! И смотрела я на него, потому что он задерживал отчёт. Это была тактика такая.

- Ох!

   Бизнесвумен рассмеялась.

- Как складно говорите, да ещё и приятная личность… - она всё ещё немного мешкала, хотя сердце её уже давно схватилось за предложенный вариант.

- Её Катей зовут, - вмешался Валент. - Мне кажется, это судьба.

- Судьба! - согласилась Екатерина. - Я давно искала такую хорошенькую девочку нам в коллектив. Не хватает юных мозгов…

- А разве вы сильно меня старше? - поразилась Самойлова, слегка улыбнувшись.

- Ещё и вежливая, - Вольная-Бегая улыбнулась широко-широко. - Знаете, давайте обменяемся телефонами. Я вам — визитку, а вы мне напишите вот на этой салфеточке… Ага! А потом встретимся уже в офисе, обсудим… Если вдруг потеряемся, вы обратитесь к Валентику. Или я обращусь к нему. Ну кто успеет быстрее спохватиться. И попробуем эту партию сыграть… Ну а мне пора, я побежала. Увидимся! И спасибо за приятное знакомство!

   Катя бросила что-то вслед убегающей женщине, то ли это были слова прощания, то ли комплимент.

- Теперь вы мне обязаны, Катенька, - Хауслер был крайне доволен собой. Всё сработало даже лучше, чем он ожидал — любимое кафе Вольной, по совместительству ресторан, по совместительству заведение, в которое они только что вошли, дало тот самый желанный результат, на который он надеялся. - На работу я вас, можно сказать, устроил.

- Это же… - Самойлова изучала визитку, выданную ей. - Я знаю, что это за фирма! К ним на интервью не пробиться… А должность помощника руководителя…

   Сначала голос её звучал испуганно, потом стал восторженным, а затем Катя посмотрела на Валента, и тот вместо благодарности или просто радости услышал недовольный вопрос.

- Это вы специально по времени всё так подставили? Обед, обед… Вы же знали, что она здесь будет! - возмутилась она.

   Хауслер продолжал ухмыляться. Он снял пальто и повесил его себе на руку, а руку сунул в карман. Медленно он начал идти вглубь ресторана, планируя выбрать самое удачное место для посадки.

- Ничего подобного, - сказал Валент. - Я лишь рассчитывал на это. А то, как всё обернулось, это просто чудесное стечение обстоятельств. Я этому сопутствовал, но… Не каждый раз получается. А когда получается…

- Вы меня за дуру держите? - Катя никак не могла прийти в себя. Она делала один шаг за раз, чтобы не потерять Хауслера из виду. - Или как?

- Почему же, - профессор не переставал ухмыляться. - Я… Вижу в вас очень смышлёную девушку, доверчивую немного, но серьёзную.

- С чего вы решили, что я доверчивая?

- Вы согласились отнести пакет…

- Да, согласилась, но…

- И даже не посмотрели, что внутри.

- А откуда вам…

   Хауслер развернулся.

- Вы совершаете ошибки, и они ведут вас по пути неправильных выборов, Катенька, - сказал он строго. - Вы не верите в чудеса, а когда они происходят, отвергаете их. Любую случайность… Воспринимаете серьёзно. А чудеса — игнорируете.

- И что с того? Откуда мне было знать, что вы меня правда на работу устроите?

- А зачем тогда вы согласились нести пакет, если мне не доверяли? М?

   Самойлова задумалась.

- Вот именно, - Валент свободной рукой указал Кате на свободный столик. - Присядем?

- Присядем, - траурно ответила она.

- А потом на ВДНХ. И ещё, вы мне кое-чем обязаны.

- Чем это?

- Вы же обещали, что если я помогу вам, вы поможете мне.

- Пакеты с куклами больше не понесу.

- А мне и не надо.

   Стол был просторный, и Самойлова даже на мгновение почувствовала себя в полной безопасности. Правда, укоры совести и волнение души всё равно не давали ей покоя.

- Кто же вы такой? - спросила она.

- Кудесник, наверное, - ответил Хауслер. - Но погодите впадать в панику, может я ещё чем-то вас успею удивить…

   Он бросил взгляд на часы, висевшие у Кати за спиной.

- Если мы будем соблюдать график, сегодня может случиться ещё одно чудо, - сказал он шёпотом.

- Обещаете? - Самойлова колебалась, но при этом взвешивала все факты и риски на месте, отчего решения принимала достаточно быстро.

- Обещаю, - ответил Валент. - И, поверьте мне, это будут весьма и весьма интересные чудеса. Стоящие того, чтобы на них обратили внимание. И мы даже успеем на ВДНХ.


Лекарь сердца.
Глава IX.

   Катя долго пялилась в меню, закрывшись им от назойливого взгляда Хауслера. Не то чтобы он был таким неприятным или противным, просто во всех движениях его значилось торжество, что Самойлову слегка огорчало. Почему-то, при всём её желании найти работу, ей страшно ущемлял факт невероятности умений Валентина.

   Если бы он оказался мерзавцем, ей было бы легче.

   «Интересное наблюдение...» - подумала она. И правда, отчего? Она бы осталась без работы и вынуждена была бы обратиться к тётушке или даже сестре, а это было совсем не то, что она хотела. Ей была нужна независимость и собственные занятия. Так почему же тогда ей так сложно было принять факт осуществления собственных мечт?

   Быть может, дело было в самом Хауслере. Он хмурился, ухмылялся и вёл себя настолько вежливо, что вызывал подозрения. Таких людей как он всегда были единицы, а в современном мире… В современном мире он мог остаться такой один. Вовсе немыслимо! И чтобы такой человек действовал искренне, честно и от всего сердца, а не для выгоды или достижения своих личных целей — совершенно невозможно. Однако, таким был он — Валент Хауслер, сидящий напротив Кати.

- Что-то выбрали? - вежливо спросил подошедший официант.

- Выбрали ещё подумать, - ответил ему Валентин. - Мы вас позовём.

   Катя выглянула из-за меню.

- Я совсем запуталась, - прошептала она.

- Могу помочь с выбором, у них есть прекрасное рагу. - Хауслер кивнул, углубляясь в изучение списка блюд. - Вот оно...

- Нет, я не об этом, - Самойлова закачала головой. - Это я вообще ещё не брала в расчёт. Я перечитала меню целиком несколько раз, но думала совсем о другом.

- Это как? - поинтересовался Валент, оторвав взгляд от меню.

- А вот так, просто я не понимаю. Допустим, вам повезло один раз сегодня — и вы исполнили свою часть сделки, но…

- Но?

   Валентин улыбался, и эта улыбка сводила Самойлову с ума.

- Но как вы сможете… - Катя колебалась. - Устроить нечто ещё?

- Просто я умею считать — складывать и вычитать, и строю свою жизнь такой, чтобы в ней было место чуду, - начал Валентин. - Я творю глупости, помните, как я вам говорил? С моей уверенностью и удачей… Да и в целом, учитывая моё мастерство, мы можем с вами надеяться на самый лучших исход.

- Но это ведь будет зависеть только от нас? Так?

- Не совсем. Стоит верить — в добро, в искренность. И всякое прочее.

   Иван Чашин должен был появиться тут в районе трёх часов дня, не позже и точно не раньше. Когда он случайно объявился бы, то получил бы оплеуху от Валентина в качестве чудесной Екатерины Самойловой. Чудес ведь не бывает, а вот вдруг и получилось этакое чудо. И счастье.

- И поверьте мне, чудо будет! - заключил Хауслер.

- Но я уверена, что это невозможно… Или займёт очень много времени, - сказала Катя смотря Валентину в глаза.

- А мы подождём, - улыбнулся он.

   И великое счастье, как показалось Хауслеру, ждало бы всех при удачном стечении обстоятельств. А уж это чудо он сумел бы устроить.


Новый ученик.
Глава X.

   В тот день, когда счастье вдруг оборвалось, Хауслер опять плясал на кафедре. Точнее сказать, высказывал свои глубочайшие сожаления одному из студентов, к которым его приставили в качестве замены.

- Видите ли, - говорил тот студент. - У нас должен был бы-бы-ть про-о-фессор Б…

- Ни бэ, ни мэ, - отвечал ему Валентин. - Не всегда то, что должно было произойти, происходит. А чаще всего оно происходит вообще не так, как мы хотели или задумывали изначально. И что приходится делать? Выкручиваться.

   Иван Чашин продолжал вызвать негодование у своего случайно свалившегося на голову учителя. И, хоть спор, который вёл сейчас Хауслер, не имел к нему никакого отношения, но вёлся он по почти что той же причине.

- Вы сопротивляетесь даже одной мысли о том, что мир может быть неидеален, - Валент покачивался на преподавательском стуле. - И вам надо, чтобы, если в расписании это написано, вам мозги пудрил конкретный представитель психологического мира. Однако… Как мы видим, получается это не всегда.

- Но разве ВУЗ не должен, - вырвался с трибун голос, судя по внешнему виду, отличницы или даже старосты. - Предоставлять ученикам то, что…

- Должен, конечно, - Хауслер ухмыльнулся. - Но если бы в мире всё было так, как должно быть, этого разговора и вовсе не было. Как и много чего другого.

   Очень часто появление Валента вызывало фурор. Вместо скучных заучиваний терминов и повторений уже кем-то когда-то выдуманных теорий ученики получали целую пару, а то и две, живого общения и изучения предмета с жизненной точки зрения. Всё чаще, к сожалению, Хауслеру встречались Чашины и его подобия.

- То есть, вы хотите сказать, - говорил уже третий студент. - Что такое наплевательское отношение к нам — это нормально?

- Если вы так все любите правила, то перед тем, как что-либо сказать, поднимали бы руку, а не выкрикивали бы с места, - заметил Валентин. - Однако, вы этого не делаете. Как несправедлив и неидеален мир!

   По аудитории пробежал тихий смешок.

- Но разве…

- Вы сами не знаете чего хотите. Вот где тот молодой человек, который говорил про расписания? А вот же он. Скажите мне, юноша, только честно. Вот если бы этот ваш великий мозг психологии взял бы и не пришёл… Вы прогуляли бы пару?

   Трибуны зашумели. Хауслер начинал наконец-то воодушевлять стухшую молодёжь.

- Н… - выдал студент. - Ну…

- Вот именно, прогуляли бы всем курсом или потоком, - ответил за него Валент. - И никто бы и слова не сказал. А так: «Нас лишают, нас ущемляют...» Да если бы он не пришёл, вас бы ветром сдуло бы мгновенно отсюда. Но нет… Конечно, не сомневаюсь, вы были бы разочарованы, но вряд ли потратили бы то освободившееся у вас время на жалобы и походы в деканат. Или среди вас есть и такие зануды?

   Чашин продолжал всё портить себе и окружающим — в чудеса не верил, хотя общаться с Катей начал. И достаточно плотно. Впрочем, иногда Хауслеру казалось, что Самойлова сбегает от его студента на работу, а во время перерывов и вовсе страдает трудоголизмом. Хотя доказать он это не мог. Вся эта авантюра с переворачиванием чужого мировоззрения начинала ему казаться провальной. Мало того, что ничего не переворачивалось, так ещё и начинало повторять какой-то старый сюжет из прошлого. Это не дело. Куда лучше было бы заняться Катей, у неё была куда более светлая голова на плечах. И больше идей.

- Есть! - поднял руку молодой человек крайне странной наружности. Ничего особенного в нём не было, кроме крайне злого и самоуверенного взгляда. И волосы — крашенные под блонд — вызывали некоторые вопросы. Слишком неестественно они смотрелись на нём. Впрочем, быть может, дело было в не очень удачно стрижке. - И я протестую!

- Против чего? - Валент скорчил гримасу, снова вызвав одобрение публики. Порой он чувствовал себя клоуном, а не психологом. Впрочем, ни первым, ни вторым, он по-настоящему и не являлся.

- Против вас.

- Однако!

- Вы пришли вместо другого человека, которого мы ждали.

- А я не хотел, меня заставили. Что вы на это скажете?

- Я вам не верю.

- Могу показать вам бумагу про замены, меня там не числиться. Чем не доказательство, что я тут спонтанно?

- Это не случайность, это подстроенная случайность, вот что я считаю.

- А как это? Объясните. Я старый, я такое не понимаю.

- Это значит, что вы нарочно что-то задумываете, а делаете вид...

- А я всегда делаю вид. Но это так, к слову, продолжайте.

- Вы всё так подстраиваете, что кажется, будто вы кудесник какой, а на самом деле вы просто пользуетесь моментом и дурите людей!

- Батюшки! Слышал бы вас Фрейд.

- Вы даже не умеете отвечать на обвинения, а вот профессор Брумов сказал бы...

   Валент чуть не рухнул со стулом вместе вниз с выступа, на котором стояла кафедра.

- Давно не слышал эту фамилию, - признался он. - Известно ли вам, как этого мошенника выдворили вон?

- Известно, - продолжал юноша. - И ещё мне известно, что это именно из-за вас…

- А я и не скрываю, - Хауслер вновь обрёл равновесие и продолжил качаться на стуле. - Я задал ему во время его диплома такой вопрос, на который он не смог ответить. Ну а потом посыпался весь его карточный домик. А вы как бы поступили, если бы перед вами человек читал заведомо ложную работу?

- Я?

- Да, вы.

- Я…

- Просто пропустили бы этот факт и позволили бы ему врать дальше?

- Ну…

- Меня же вы пытаетесь заткнуть, так почему бы не попытались заткнуть Брумова?

   Аудитория вновь зашумела. Красиво говорить Хауслер умел. А этот студент явно и до этого вызывал некоторые противоречия в группе, отчего его, скорее всего, недолюбливали, так что удачная конфронтация была профессору только на руку.

- Смотрите, вернёмся к этим вашим случайностям… - Валент встал со стула. - Представим себе ваше расписание. Где оно? А вот, прямо тут лежит на кафедре… Эта пара сегодня — последняя. Не пришёл этот ваш Бэ-Брумов. Ну не смог. Вас отпустили. А эта пара, как я читаю, должна была быть посвящена курсовым работам. То есть основывая свои тезисы на записях, которые вы сделали бы во время этой встречи, вы могли бы написать свои курсовые. Пару отменяют — случайность или как-там… Осмысленная? Подставленная случайность. Подстава. Обман. Ну не важно. Вы расходитесь домой пораньше, счастье. Но работу писать не из чего. Вот ведь обида. А на моей ерунде можно столько всего построить… И согласие, и контраргументы, и анализ, и сопоставление… С тем же Брумовым. То есть, случилось чудо, что я здесь у вас появился. Или вы не согласны, товарищ?

- Не согласен!

- Я так и думал.

- Вы просто манипулируете информацией!

- А вы нет?

- А я… Нет!

- Гениально! Я поражён вашему уму и сообразительности, молодой человек. Да уж… Может мне тогда вообще уйти?

   Занятие выдалось непростым.

   Но, как и всё остальное, его Хауслер смог завершить в свою пользу так же, как и прочие свои дела. А потом, прогуливаясь, всё ещё по кафедре психологии, намекнул деканату, что обучать кого-то в стенах ВУЗа, где звучит фамилия Брумова, отказывается. Его поняли почти сразу, извинились, после чего Валент покинул здание.

   На улице он закурил бы, если бы курил, но таких привычек в нём не водилось уже какое-то время. Поэтому, глубоко вдохнув в лёгкие влажный осенний воздух, Валент приготовился путешествовать некоторое время под дождём. Зонтик с собой он сегодня не брал. Не подумал или не захотел.

   Этому путешествию не было дано свершиться.

   Катя Самойлова стояла под дождём, держа в руках свой большой зонт, очевидно кого-то ожидая. Только Чашина в этот день тут быть не могло.

- Какая встреча, - Хауслер вежливо улыбнулся. - А я думал, вы отправились в счастливое совместное.

- Нет, - Катя рассмеялась. - Вернее, почти что да. Но ещё нет. А вообще…

- Что-то случилось? - Валент сделал шаг под дождь, и Катя сделала шаг к нему, так что его цилиндр сразу же оказался под зонтом. - Вид у тебя, конечно, обеспокоенный.

- Почему сразу обеспокоенный? Просто я кое-что придумала, - Самойлова выглядела бодро, но слегка напряжённо. - И Ване лучше об этом не знать.

   Хауслер прокрутил в голове первые попавшие в неё сценарии того, что не следовало бы знать Чашину. Нахмурился. А затем закурил бы, если бы не бросил.

- Например? - решил спросить он, чтобы не впадать в бессмысленные фантазии.

- Я хочу у вас учиться, - огорошила его Катя.

- А я не преподаю, - ответил Валент. - Я просто… Порчу людям жизнь направо и налево, да?

- Ну… Я так уже не считаю, - дождь застучал по Катиному зонтику, под которым с трудом умещался цилиндр Хауслера. - Зачем вы так шутите?

- Но про то, что я не преподаватель — это я не шучу. Это правда. Профессор я липовый, - Валентин прищурился. - И чему я могу научить такую особу, которая нашла работу и перестала быть одинокой?

- А я и не была одинокой.

- Я про Чашина говорю.

- Да ну… Это не самое важное в жизни. Тем более, что с братом его я уже встречалась.

   Валент присвистнул.

- Вот именно, - Катя чуть приподняла зонт. - Пойдём? А то у меня рука уже устала его держать.

- Я могу помочь, - Хауслер попытался взять зонт в руку.

- Не надо. Просто давайте не будем стоять на месте.

   Они двинулись вперёд, куда-то в самый центр дождя.

   Машины проезжали мимо них медленно, стараясь не облить пешеходов. Встречались и те, кого это не волновало, но от них Хауслер научился удачно отбиваться зонтом. Это стоило тех пару-тройку секунд под дождём.

- У вас так много способностей и знаний, а вы говорите, что вам меня нечему учить, - Катя звучала задумчиво и обиженно одновременно. - А я так не думаю!

- Думать — вредно, - кивнул Валентин. - Я вот вообще почти этим не страдаю.

- А как же саморефлексия?

- Рефлексия? Ну… Дело занятное, но опасное. Учить тут нечему.

- Но разве…

- Пусть Чашин тебя учит.

- Но он же дурак!

- Дурак? А зачем же вы тогда вместе?

- Не знаю. Я вообще не уверена, что это надолго. Точнее, уверена, что не надолго.

- Даже так! И в этом тоже я виноват, правильно? Тут, чтобы искупить свою вину за ваше знакомство, я должен буду взять в ученики… Но я не преподаю.

- А чем же вы тогда занимаетесь с Чашиным?

- Вправкой мозгов.

- Неужели?

- У тебя голова более-менее на месте, мне здесь делать нечего.

   Хауслер врал.

- А я думаю, что вы… - Катя замялась.

- Что? Выбираешь самое удачное из списка ругательств? - Валент усмехнулся. - Сегодня меня назвали мошенником, радуйся.

- Почему я должна радоваться?

- Ну как… Я получил по самое… А что, ты правда не радуешься?

- А почему я должна?

- Мне казалось, я на тебя произвёл негативное впечатление.

- Сначала да, но… Вернее нет. Сначала впечатление было нормальное, но потом оно испортилось, только для того, чтобы потом снова стать… Нормальным.

- И только!

   Валентин сделал вид, что обиделся.

- Знаете, я вообще-то думала, что… - Самойлова начинала говорить, а потом замыкалась в себе, словно боялась в чём-то признаться.

- Что? - Хауслер не давил на неё, но чувствовал, что разговор у них выйдет напряжённый. Не напряжённей той конфронтации в аудитории, но всё же.

- Сейчас я вам расскажу историю, а вы её послушаете, - наконец сказала Катя после небольшой паузы. - Дело было так…

   Выбора у Хауслера не было, не то чтобы он был ему нужен. Послушать историю, которая наверняка связана с ним или хотя бы с тем фактом, что эта очаровательная девушка провела время под дождём, дожидаясь его возле стен столичного ВУЗа, такое дело Валентин считал делом чести. И совести. Но только отчасти совести. Чести в нём было куда больше, чем совести. И многие это знали.

   Дождь громко ударял о зонтик, почти никогда не попадая в ритм шагов, который этот раз Хауслеру удалось сообразить.

- Я начала работать на ту фирму, которой руководит Вольная-Бегая. И всё сразу пошло удивительно хорошо, словно я наконец-то нашла своё место. К этому претензий нет совершенно, - голос Кати изменился и стал менее монотонным, более оживлённым и заинтересованным. - Всё идёт нормально, даже хорошо, до сих пор. Вот только был один случай… Тоже неплохой, не подумайте…

- А я продолжаю не думать, - Валент поправил цилиндр. - Не надо помочь с зонтом?

- Нет!

- Ладно, рассказывай дальше свою историю тогда.

- Дело было так — обычный день, ничего такого…

- В такие дни обычно и случается самое ужасное — нечто неожиданное и вон из ряда выходящее. Я прав?

- Именно такое и случилось! Я вышла за кофе, потому что моя начальница, потому что Екатерина любит, а она в этом при вас признавалась, она любит спонтанность.

- Да-да, это я помню.

- Так вот, она предупредила меня, и каждый день я то или иное поручение выполняю. Не одно, но именно таких спонтанных не больше двух в день. Так вот, пошла я за кофе. Не за простым, это был какой-то особый вид латте. То ли тыквенный, то ли лавандовый… У богатых свои причуды. И в кафетерии, в котором я нашла нужный вид кофе, мне повстречалась девушка. Она хотела работать кондитером там, но ей отказали. Мы случайно разговорились…

- Опять это слово.

- Тыквенный латте?

- Нет, случайность.

- А разве? Впрочем, не важно. Мы разговорились, и я как раз вспомнила, как Екатерина говорила, что нам для полного счастья не хватает баристы и… Вы меня внимательно слушаете?

- Очень.

- Точно?

- Конечно.

- Так вот — баристы и кондитера! Про баристу она всегда отшучивалась, мол для этого есть кофемашина или я. Но про кондитера, я думаю, она не шутила. Я вспомнила об этом и сказала этой девушке, что…

- И она дала ей работу, я правильно понимаю?

- А как вы догадались?

   Катя остановилась, но так как они с Валентином шли шаг в шаг, он остановился вместе с ней.

- Иначе в этой истории не было бы смысла, - Хауслер глубоко вздохнул, вдыхая аромат доцветающих неподалёку цветов. - А так он есть. И смысл таков — чудо случилось. Какие вопросы ко мне?

- А вопросы как раз именно к вам, - Самойлова приподняла зонтик, чтобы посмотреть Валенту прямо в глаза. Хауслер придержал её руку своей.

- Какие? - он немного изменил позицию своей руки — поднял её и держал уже не Катину руку, а сам зонтик. - Я исключительно хочу помочь нести зонтик.

- Дело не в зонтике.

- А в чём?

- Разве… Вот вы считаете, что человек сам способен на большее, верно ведь?

- Именно так.

- Но… Вот этот случай…

- Чудо чудесное.

- Да я понимаю, что это не случайность — это уже какая-то закономерность, которая сработала. Но…

- Но?

- Разгадать я причину произошедшего не могу. Может вы поможете?

- В каком смысле? История здесь более чем понятная.

- Ну…

- Катя Самойлова вспоминает мелочь, которая полностью меняет жизнь другого человека. Почти что тоже, что и «Валент Хауслер случайно виноват в том, что Катя опоздала, но теперь она работает в хорошем месте». Чудеса.

- А разве чудо — это закономерность?

- Чудо — это чудо. И не всегда это вообще что-либо значит. Иногда это набор, как ты высказалась языком Чашина, закономерностей. Одно событие притягивается к другому, а рукой провидения является человек. Иногда это вообще просто… Человеческая история. Решил помочь кому-то, а для того это всю жизнь перевернуло. Не всегда чудеса случаются позитивные, это мы тоже знаем. Так к чему же тогда вопросы?

- К вам.

- Нет, это я уже понял…

   По лицу Валентина начинала бегать улыбка. Тот непокорный ему ум, что вероятно существовал в голове Ивана Чашина, не мог идти в сравнение с умом Кати. Она училась, она изучала, она размышляла и слишком много думала. Ей хотелось докопаться до сути… Чашину же хотелось суть исказить. И если речь начинала идти о вопросах, что множились, то чтобы ответить на них, Хауслер должен был задать ещё как минимум один.

- Какие ко мне вопросы? - спросил он.

- Как вы творите чудеса? - ответила Катя. - Такой вопрос.

- А как вы случайно спасли жизнь этой кондитерши?

- Случайно?

- А вот и не так.

- Но я ведь могла пойти в другое кафе!

- А разве там был нужный вид кофе?

- Н-нет, кажется.

- И ты это заранее знала?

- Да.

- Как и тот факт, что Вольная-Бегая ищет кондитера?

- Она обожает сладкое, а постоянно заказывать доставку не хочет. Плюс она мечтает попробовать новые сочетания… Да, я знала и это. Но что это даёт?

- Это даёт в твои руки возможность совершения чуда. Две мелочи — уже не мелочи, а два факта, которые складываются в твоей голове, когда ты идёшь искать кофе.

   Дождь начал интенсивнее стучать по зонтику. Кажется, начинался настоящий ливень. Или гроза. Хотя, до грозы было ещё далеко. Не хватало молний и грома. Хотя прочие вводные уже были на месте.

- Ты идёшь не просто куда-то, а именно туда, где сегодня работу ищет эта кондитерша…

- Но разве это не случайность?

- С твоей стороны? Нет. Уверен и для неё это место было не простой случайностью.

- Да, она сказала, что за неделю договорилась, что придёт к ним устраиваться…

- Вот видишь. То есть уже где-то за неделю до того, как всё случилось, план сотворения чуда уже существовал. Если так взглянуть, это совсем не похоже на случайность?

- Учитывая, что Екатерина сразу её взяла…

- А почему она взяла её сразу?

- У неё были с собой примеры её изделий. Кафетерий уже нашёл работника, но забыл сказать ей об этом, и она была очень огорчена…

- То есть, она пришла к Вольной не с пустыми руками, я правильно понял?

- С конфетами.

- И что было в конфетах?

- Ничего особенного, но если задуматься… Они были очень вкусные. И… О! В одной из них была комбинация… Такая…

- Не из тех ли, что хотела попробовать наша бизнесвумен?

   Катя замерла. Глаза её расширились.

- Откуда вы знаете? - спросила она, пытаясь разглядеть в Валенте хоть долю волнения, хоть как-то разгадать его секрет.

- Я не знаю, - признался Хауслер. - Я лишь предполагаю и верю. А иногда просто делаю. А получаются… Чудеса!

- Ведь это всё случилось из-за глупой ошибки…

- По чьей-то глупости, да. А я говорил, что делать глупые вещи полезно. Кто-то забыл сказать, ты пришла за кофе, вы встретились, конфеты, Вольная…

- А ещё, совсем забыла сказать, сейчас наша фирма собирается кое-что делать… А я пробовалась в другой, той, куда я опоздала на собеседование. Так вот…

- У тебя есть знания, которые на новом месте работы пригодятся? Это же замечательно.

- Но как это произошло? Это же всё не может быть простой случайностью.

   Валентин кивнул. Где-то вдалеке послышалось нарастающее громыхание.

- Знаешь, нам стоит дойти в ближайшую пекарню, например. Хоть куда. Иначе мы рискуем утонуть.

- Согласна.

   Они продолжили идти, и Катя наконец-то отпустила зонтик.

   Количество воды на улице начинало расти. Ливнёвки переставали справляться, и все прохожие, столкнувшиеся с непогодой, промочили ботинки. Хауслер и Самойлова смогли этого избежать, вовремя юркнув в милейшее кафе. В нём готовили замечательные булочки с корицей и мягкий сырный хлеб. Помимо этого — кофе был правда неплох, а салат и сендвичи достаточно свежими.

- Значит, тебе хочется погрузиться в потаённые глубины человеческого бытия, - начал Хауслер, собравшись с духом. - Я могу стать достойным проводником, но зачем?

- Как зачем? Я же сама попросила! - Катя увлечённо уткнулась в только что заказанный молочный коктейль. - Разве этого мало?

   Валентин снова улыбнулся.

- Вам идёт эта улыбка, - заметила Катя. - Вы ей сразу можете показать целый спектр эмоций — от недовольства до возмущения и так далее.

- Иногда улыбка — это просто улыбка, - Валент покачал головой. - Иногда всё простое — просто. И никаких глубоких смыслов ни в чём нет. Иногда не нужно выдумывать.

- А сейчас разве был такой случай?

- Нет, конечно. Я же в целом говорю.

- Вы такой коварный! Мне нравится.

- А звучит так, словно ты недовольна.

- Я недовольна, но мне это нравится. Это интересно. Тем более, такие горизонты открываются…

- Какие например?

   Трубочка, через которую Катя пила коктейль, громко схлопнулась от напряжения.

- Тьфу, - девушке пришлось вынуть трубочку.

- Это всё от напряжения, так и вселенная может схлопнуться.

- А? Разве?

- Да-да.

- Я в космосе плохо разбираюсь.

- А я вообще не.

- А почему тогда…

   Хауслер громко рассмеялся.

- Так что брать тебя в ученики? - спросил он, когда перестал смеяться.

- Конечно брать! - Катя ударила рукой по столу.

- Так, это мы уже видели, такое нам не надо. Не стучи по столу.

- Ладно, я не буду больше.

- Надеюсь.

- Не возьмётесь за меня из-за этого?

- Почему же? Возьмусь… Только чему я тебя буду учить?

- Жизни.

- Ладно, я согласен.

   Валент бросил взгляд на витрину, за которой прятались десерты.

- Гульнуть что-ли? - пробормотал он.

- Конечно же гульнуть! - отозвалась Катя, ещё задолго до этого приметившая там медовик.


Пропади он пропадом!
Глава XI.

   Чем чаще Самойлова натыкалась на Хауслера во время рабочих перерывов, тем бессмысленней казалась обоим фигура Ивана Чашина. Мало того, что толку от него не было — он не учился ни на своих, ни на чужих ошибках и примерах, так ещё и в новых обстоятельствах он проявил себя крайне странно.

   Стоило Кате рассказать ему, как весело и умно проходят её встречи с профессором, как Чашин побелел от злости. Так, словно сам он не искал в Хауслере опоры. Так, будто всё это время он не был студентом, следовавшим по пятам за этим удивительным человеком, и спорившим с ним обо всём на свете. Мало того, что Иван рассердился, так ещё и стал выдвигать ультиматумы. Одним из них был запрет на общение Кати и Валента.

- Дурак, - констатировал Хауслер, хотя ему это очень сильно не хотелось. - Ты была права.

- Мало того, что я просто делаю то же, что и он, так он ещё и недоволен… Неужели он меня в чём-то подозревает? И точно меня, не нас обоих, не нас по отдельности… Тебе ведь он ничего об этом не говорил, верно? Ничего похожего. Тогда как это назвать? Что это за обострение? С чего бы вдруг? Зима на носу! - Катя тараторила, сама не своя. - А даже если и осеннее обострение… Не припозднился ли он?

- Как если бы он со своими «химическими» реакциями немного сошёл с ума, не находите, Екатерина?

- Не нахожу. Смысла я в этом не нахожу! Ну что он… Может ну его, а?

- Просто так избавляться от человека тоже неправильно.

- Но что с ним делать?

- Может я его ещё выведу на чистую воду… То есть в нужное направление. А то совсем он… Забредшая абы куда душа…

   В последние дни ситуация с Чашином обострилась. Было ли дело только в нём или в ком-то ещё, что, кстати, Хауслер уже начинал подозревать, но, в любом случае, события развивались быстро и не в ту сторону, в которую планировалось.

   Взять ту же Катю.

   Екатерина Самойлова, работница месяца и верная помощница своей тёзки Вольной-Бегой. Разбивает почти в пух и прах компанию конкурентов, к которым опоздала на собеседование. Они приглашают её на другое рабочее интервью, но она отказывается. Не только нашла кондитера, которого так искала её начальница, но и самостоятельно провернула гениальнейший маркетинговый ход. Подробности хода были спрятаны от пронизывающих всё и вся взглядов всё тех же конкурентов, но факт оставался фактом — Катя рвала и метала, жила на всю катушку и работала так, как никогда не работала до этого. Ей дали место, и она начала расти, поднимая вместе с собой вверх по лестнице жизни других людей. Кого-то случайно, кого-то нарочно.

   Жизнь Самойловой перевернулась в тот момент, когда она встретила Хауслера. Тот не только всё испортил, а потом исправил, но и показал Кате, как можно жить, творя чудеса.

   Чашин же…

   А что Чашин?

   Ваня сопротивлялся Хауслеру, день ото дня повторяя, словно сломанная пластинка, одни и те же тезисы. Особых успехов в учёбе не имел, на рабочем месте замечен не был. В целом можно было сказать так — начинало казаться, что он специально саботирует свою собственную жизнь.

   Валент не собирался сдаваться просто так, тем более, что теперь он был немного обязан перед Катей — это ведь он их познакомил, а значит держать на плаву их отношения… Хотя, нет, это неверная мысль. Даже если причиной знакомства и послужил Валент, это ещё совсем не значило, что он приобретал какие-то обязанности перед теми, кого познакомил. «Если я начну иметь обязанности, связанные с отношениями, это будет значит, что я в них вступил. Но ситуация же обстоит иначе!» - твердил сам себе Хауслер, накидывая на себя пальто перед выходом.

   Каждая встреча с Ваней давалась ему сложнее предыдущей. Не только ему становилось труднее находить примеры и силы для споров, что уже само по себе говорило о многом, но и желания хоть что-то делать у него практически не осталось.

   Чашин же, словно наоборот, бодрился.

   Осенние морозы застали их обоих — профессора и студента — на Трубной. Отчего-то именно эта площадь стала их точкой встречи.

- В следующий раз пойдём в театр, - Валент укутывался в плотный шарф. - Там теплее. Или на выставку.

- На какую? - Иван звучал отстранёно. - А, или вы опять об этом вашем… «Опаздывать на выставку», интересное решение. Провальное, правда.

- Отчего же? - Хауслера уже почти не задевали высказывания Чашина. Это был ещё один звоночек.

- Да как-то глупо получается, что вы постоянно только по одним выставкам ходите. А как же другие культурные мероприятия?

- Театр, например? Опера? Балет? На такие дела я всегда прихожу вовремя.

- А почему же тогда выставка — это отправная точка для опоздания? Тоже с чудесами связано?

   Хауслер недовольно фыркнул, отчего студент начал улыбаться.

- Спектакли дают по времени, - начал Валент. - Оперы, балеты — всё это можно проверить. Более того, даже концерты. Филармонии, хоры… Человек, который дружен с искусством, а таких в моём кругу кроме вас достаточно, он сразу же спросит, поинтересуется: «А куда вы идёте сегодня вечером? Какой театр? Спектакль? Актёры?» И выяснит, что я вру. Не каждый театр даёт спектакли именно такие-то в такое-то время в конкретную дату. А если сам этот человек идёт туда же?

- А разве с выставками не то же самое? - Иван улыбался всё шире и шире. - Неужели я вас наконец-то поймал?

- Никак нет, юноша, - Хауслер выпрямился. - Выставок множество. Такое, что угадать, куда я спешу — невозможно.

- Но можно же проверить?

- Никак нет.

- А если я уточню…

- Уточните. Спросите. Давайте.

- У меня художник знакомый даёт выставку…

- Не даёт, а делает. А если это модельный показ, то представляет коллекцию.

- А почему не модный показ?

- Обязательно потом должна появиться коллекция, с выставками проще. Они проходят и уходят. Где вы в последний раз видели картину с такой-то выставки?

- Хорошо, тут вы меня подловили. Но вот куда…

- Опаздываю на выставку.

- А какую?

- Сложно сказать, пригласили по знакомству.

- Я знаю их?

- Кого?

- Тех, кто пригласил.

- Нет.

- А тех, кто устраивает?

- Даже я с ними мало знаком. Но они меня знают.

- Ну ладно, хорошо. А какой направленности выставка?

- Трудно сказать, ещё не получил билет. Но очень интересно, конечно. Вдруг новое течение в искусстве.

- Допустим, я вам поверил.

   Хауслер прищурился.

- Но потом я же обязательно спрошу у вас… - Ваня не успел договорить, как уверенный мужской голос прервал его.

- Да, был. Ничего не запомнилось, вашего внимания эта выставка не стоит. Я даже слегка разочарован. Пустая трата времени, - Валент начинал выглядеть грозно. - И, кстати, по поводу сегодняшних планов… Я давно уже хотел сказать, что они у меня изменились.

- Прямо сейчас? - Чашин чуть на месте не подпрыгнул. - На выставку побежите?

- Никак нет, у меня встреча. Деловая.

- Однако…

- Идите в тот ресторан, где мы с вами…

- Так он закрылся.

- Как закрылся?

- А вот так.

- Дикость какая. Тогда идите к чёрту, Чашин, он вас давно ждёт. А я уплываю вдаль… У меня дела.

- До скорого!

- Прощайте.

   Первый раз Хауслер не попрощался, как положено. Не начал рассказывать историю из жизни, поучительную и глубокую. Не стоял минут пять, задумавшись. Просто взял и исчез, не дав Ване одуматься. «С одной стороны, - думал Валент, - Его это взбодрит. Пусть вспомнит, что я не вечный. Скоро ветер поменяется, и я...» Он быстро шагал в сторону большого офисного здания. «А во-вторых, - продолжал думать Хауслер, - Дело у меня и правда появилось днём ранее, я не виноват, что всё так наложилось. Ресторан жалко. Кто же его закрыл? Неужели обанкротились? А я так и думал, всё хорошее когда-нибудь кончается...»

   На самом деле, встреча, на которую Валент так засуетился, изначально должна была происходить в другом месте. Совершенно в другом. Хауслер шагнул в метро, на полпути к месту встречи узнал, что всё поменялось и вышел… На Трубной. У входа в метро встретился с Чашиным, который тоже неясно что делал здесь. Разговорились. В процессе Хауслер понял, что задерживаться не может. Даже тот факт, что с Чашиным он должен был бы встретиться сегодня же, не остановил его. Очередная новость привела Валента в восторг — то офисное здание, в которое он решил показательно зайти, чтобы избежать вопросов, оказалось тем самым местом, где его ждали.

   Кто ждал? Доктор Ветрушин, тот самый, что спасал Чашина в ту самую роковую минуту, когда Валента избивали полотенцем.

- Милый вы мой, я так замучился… - доктор выглядел слегка комедийно — красный, как рак, в лёгком пальто и в нарядном блузоне. - Вот ваши… Книги…

- Что? - поразился Хауслер.

- Вот, - Ветрушин насыпал в руки Валентина несколько миниатюрных книжек. - Я полгорода объездил, чтобы поймать этого дурацкого… Очень талантливого! Человека…

- И всё, что от него осталось — это книги?

- Нет, что вы… Ваши шутки, друг… Ох… Ты, извини, что я так… Мне ещё в театр нужно успеть. А я… А вот… Книги ещё эти…

- Но хорошие, скажи же?

- Высшего качества.

   Книжонки и правда были отменные — маленькие, аккуратненькие, один в один как большие, даже текст в них был в натуральном книжном объеме.

- А зачем нужно было тащиться в офис на седьмой этаж? - уточнил Хауслер, пытаясь понять, была ли за ними слежка.

- Да я спасался бегством от… Не будем об этом, - доктор подмигнул старому другу, собираясь уходить, но потом не выдержал и всё-таки всё рассказал. Выхожу возле Цирка, а там… Кот. Он ко мне фотографироваться, я ничего не понял, а когда понял…

- Ясно, - усмехнулся Валент.

   Он проводил друга до лифта, а сам решил пройтись по этажу, немного развеявшись.

   Иногда он так делал. Хауслер не только умудрялся вторгаться в чужие судьбы, дабы вдохнуть в них и в себя свежего воздуха, но и с зданиями такое проворачивал. Не всегда это удавалось. Порой и вовсе приходилось, как Ветрушину, спасаться бегством. Впрочем, это было привычное дело, и Валент был готов ко всему.

   Ко всему! Кроме того, что случилось с ним через мгновение. Как это обычно и бывает.

   Из случайного кабинета вынырнул человек паназиатской наружности — точно сказать кто он Хауслер не мог. Выглядел он серьёзно, сурово и как-то взволнованно. Вслед за ним из кабинета вырвались слова, оборванная фраза, упоминание имени и какой-то невнятный приказ. Неизвестный был разгорячён.

- Знаете, - обратился он к Валенту. - Я считаю, что вы…

   А потом одумался, но Хауслер уже не позволил ему просто так уйти. Он поплёлся вслед за незнакомцем, а потом, уже в лифте, устроил допрос.

- Говорю, я просто сдурил, - этот человек не собирался разговаривать с Валентом. Отказывался наотрез. Но почему-то продолжал говорить. - Хотел вслух сказать то, что не сказал нанимателю. А тут вы заявились!

- А я был тут и до этого, - продолжал настаивать Валент. - И вообще, я как психолог считаю, что высказывать своё мнение — крайне ценно. Нельзя всё держать в себе. Это вредно.

- А получать в морду за это мнение — не вредно, хотите сказать?

- Смотря как всё обернуть… Как сказать...

- Вот именно — КАК сказать? Как я скажу этому Чашину, что он...

- Чашину? Какому Чашину?

   Случайная встреча становилась всё интереснее. Хауслер прижался к стене лифта, чтобы незаметно нажать несколько кнопок.

- К Михаилу Чашину я устроился, мне наплели, что это будет… Вы психолог ведь, да? Значит, если я вам что-то скажу, вы никому не расскажете? - незнакомцу явно было нужно высказаться. - Так ведь у вас написано в уставе?

- Именно, - Валент достал из кармана пальто одну из книжонок. - Тут так и написано в уставе по эксплуатированию меня...

- Тогда слушайте. Я раз ему говорил, два… А Чашин этот… Ну дурак дураком.

- Вынужден согласиться.

- Вы что, знакомы?

- Никак нет. Просто я оказываю вам моральную поддержку.

   Лифт получил загадочную программу от Хауслера, после чего начал ехать в обратную сторону.

- Вот оно что… Я детектив из агентства русских детективов. Меня зовут Миа-Верд. Евгеньевич. Это псевдоним. Так-то я Витя. Евгеньевич. Так вот… - детектив положил руку Валенту на плечо. - Скажи мне честно, психолог, богачи все такие дураки, или мне так везёт на клиентов?

- Зависит от конкретной ситуации, - профессор принял крайне возвышенную позу, будто собирался декламировать стихи с античной стены. - А что случилось?

- Он влюблён в Екатерину Самойлову, всё ещё. Она его бросила, а он не понимает почему.

- А почему?

- А я не могу понять.

- Миа-Верд...

- Да зовите меня просто Витей, ну это… Официоз этот. Дурацкий… Ну какой дурак будет бывшую возвращать с помощью частного детектива, я понять не могу…

   Хауслер повторил движения за спиной, чтобы лифт не прекращал своё движение.

- Может вы мне подскажете про неё? - детектив Евгеньевич выглядел крайне растерянным. - Я про него всё понял. И так объяснял, и так… Ну обычная девушка. Живёт обычной жизнью. Работу нашла. Ничего криминального. Нет, он хочет, чтобы я ему причину на стол, а её обратно в постель… Ну я же не кудесник какой-то!

- Понимаю, - Валентом начинало овладевать какое-то безумное чувство. Он называл бы это ревностью, но какой смысл был ему ревновать Катю к какому-то очередному Чашину, если она ему являлась просто хорошей знакомой? - Непростая ситуация.

- А вы что как психолог думаете на этот счёт?

- Она… Эта Катя… Эта женщина. Внутри неё появилась внутренняя уверенность — она нашла работу, нашла своё признание… Ваш шеф просто не её типаж. Она устала от этого, она поняла, что не подходит он ей. И ушла в новую светлую жизнь.

- Ну… То есть в закат? Женщины же всегда уходят в закат?

- Все всегда уходят в закат.

   Валент настолько погрузился в свои размышления насчёт пригодности Вити на должность частного детектива, что забыл нажать заветные кнопки, и лифт приехал на первый этаж.

- Спасибо вам, - детектив пожал обе руки Валента. - Как камень с души… Уйду я от этого идиота, а теперь и мораль жизни прочту. Спасибо!

- Да что вы… Пожалуйста… - профессор пытался вырваться, но это не удавалось. - Обращайтесь. Я хороший… Специалист!

- Лишь бы брат его справился с этим… А… Да ну. Ваня же умнее братца своего. Ладно, пойду я…

- Да и мне пора.

   Хауслер покинул здание озадаченный до неприличия. Мало того, что он чуть не выронил драгоценные книжонки — Ветрушин ему бы этого не простил — так ещё и узнал обрывочек какой-то тайны, ценность которой ему ещё предстояло узнать. «Чашин, - подумал он, - ну погоди, я тебя ещё разгадаю!»


Переулки.
Глава XII.

   Москва была для Хауслера когда-то большим и безумным лабиринтом переулков. Он путался в них, спотыкаясь на каждом шагу. На самом деле, Москва была лишь декорацией — истинный лабиринт располагался внутри Валента.

   Каждый раз возвращаясь домой он думал — и мысли его пугали. Каждый раз думая, он пугался — и страх долго не пускал его вперёд. Каждый раз пугаясь, он пытался пересилить себя. И в какой-то момент получилось.

   Лабиринт понятней не стал, переулки всё ещё казались бесконечными, нескончаемыми и абсурдными, но Хауслер научился по ним ходить.

   И где-то в середине своего молодого, только начинающегося пути, он встретил в этом лабиринте другого человека. Не то чтобы он был первым странником, забредшим в эти переулки, но он точно стал первым прохожим, на которого Валент обратил своё внимание. Своё чуткое и глубокое внимание.

- Брумовщина восторжествовала! - кричала девушка с кафедры. - Я так и знала! Так и знала!

   Этот раздражающий голос преследовал Валентина с самого утра, и вот вновь возопил.

- Заткнись, староста! - грубый юноша, внешность которого была противоположна поступкам, стоял подле неё, весь красный от злости. - Верни тетрадь!

- То, что ты красивый, ещё не даёт тебе права… О немец! Посмотри, немец, какая ситуация! Меня обижают! - студентка размахивала чужой тетрадью и смеялась. - Что, немец, язык от страха проглотил?

   Юноша посмотрел на Валента. Они виделись впервые, хотя оба подумали, что уже где-то когда-то встречались. В прошлой ли жизни?

- Ой-ой, - староста смеялась, словно скрипела. - Что же будет, что же будет? Один верит в чудеса, а другой в случайности! Какая встреча! Ах-ах-ах!

- Советская, будешь вести себя так, я тебе… - Хауслер на секунду задумался. - Куклу не подарю.

   Августина стала смеяться пуще прежнего.

- Какую куклу!? Ты спятил, да? Немец!

- Раритетную. Хотя, смысл говорить…

- Так, погоди!

   Девушке стало не до смеха.

- Ты не похож на коллекционера, но знаешь много слов, которые меня привлекают, - она прищурилась, но её глаза не стали сильно меньше, в очках они всегда были огромными. - Колись, что ты знаешь?

- А смысл? - Валент пожал плечами.

- Хорошо, я верну товарищу Брумову тетрадь, но тогда… - староста задумалась. - Обманываешь, да?

- Нет, - Хауслер прищурился тоже. - Просто жаль, что у меня есть коллекция немецких кукол 19 века, а ты её даже не увидишь.

- ОТКУДА!?

- Не скажу. Отдавай тетрадь.

- Ну ладно! Но ты ведь всё равно мне ничего не подаришь… Хам!

   Заносчивая староста ринулась куда-то, но тетрадь перед этим отдала.

- Дура какая, - сказал Брумов, после чего получил оплеуху своей же тетрадью. - Ты что творишь, сумасшедший!?

- Муха, - вручая Брумову тетрадь сказал Хауслер и пошёл вон из аудитории. Муха не стала дожидаться, пока он уйдёт, и сразу же вылетела из-за кафедры, громко жужжа.

- Ты откуда муху взял? - его оппонента этот фокус хоть и впечатлил, но совершенно не устроил.

- Ничего не знаю. Мне пора.

- Какой пора? Вернись!

- Я опаздываю на… Выставку.

- Какую выставку, а как же пары? ЭЙ!

- Меня попросили её посетить, а я не могу отказывать вышестоящим… От этого зависит моё исключение.

- Ну ты даёшь! А ещё так прилично выглядит.

   Юноша наконец-то перестал преследовать Хауслера.

   Но это преследование продолжилось уже на следующий день, когда Валент вынужден был объясниться.

- Так что по поводу выставки? - молодой человек настаивал. - Как там было?

- Ничего стоящего вашего внимания, - Хауслер внимательно изучал свои конспекты.

- Думаешь, я дурак? - Брумов нахмурился. - Я пойму, если скажешь.

- Нет, и именно поэтому я не скажу вам. Пустая трата времени эта выставка. Ерунда.

   Брумов усмехнулся.

- Меня Терентий зовут, - сказал он, протягивая руку. - А ты — Валентин?

- Валент, - поправил его Хауслер, пожимая ему руку.

- Немец?

- Допустим.

- Из пленных?

- Из петровских.

- Аа… Не верю.

- Как хочешь.

   Хауслер оттолкнул голову Брумова, и тот оскорбился. Лицо у него было, и правда, красивое — светлые глаза, русые прямые волосы чуть длиннее положенного. Однако, идеальные черты лица не могли скрасить чудовищного наполнения этого человека. Пустой, злой беспредельщик.

   Переулки начинали срастаться в голове Валента в площади, в новые города, и все они звали его, звали с собой, звали…

- Я тебе врежу, хочешь? - Терентий напрягся. - Я читал твою работу про чудеса. Как тебя партия только терпит…

- Терентий, - голос Хауслера стал звучать максимально серьёзно. - Товарищ. Друг! Будьте снисходительны — я только что выходил километр выставок и…

- И всё для нашего общего блага? Не верю я тебе, немец.

- А я тебе, римлянин.

- Но, постой, я не…

- Тогда византиец. Извини, я должен учиться.

   Брумов рассердился по-настоящему и ударил рукой по столу.

- Ай, - рука предательски хрустнула. - Ох… Всё из-за тебя…

- Будем знакомы, - сказал Хауслер. - Я не только безобразник, но и телепат — ломаю руки людям одним только взглядом.

- А муху… Откуда взял? Или хочешь сказать… Случайность?

- Для одного случайность, для другого — чудо.

- А почему византиец?

- Потому что римское имя «Терентий» пришло к нам из Византии. Ещё вопросы?

- А где здесь врач, не знаешь?

- Что, правда, руку сломал?

- Я шутить не умею… И не имею желания. Ай-ай…

- Не бойтесь, товарищ, я вас спасу.

   Медсестра была удивлена, увидев Хауслера вместе с отличником Брумовым.

- Подрались? - устало спросила она.

- Это были дебаты, - сообщил Валент. - Я просто на него неудачно посмотрел.

- Врун, наглец, подлец… - ругался Брумов.

- Перебинтуйте его, хорошо? А я пойду обратно на философию…

- Обманщик!

- Не обманщик, а кудесник.

- Предатель ро…

   Медсестра начала изучать повреждённую руку, и Терентий не смог договорить последнее своё оскорбление.

- Византиец, пиши письма из больницы, я буду скучать, - бросил Хауслер, прощаясь.

- И не подума-ай-ай-ю… Да перестаньте, мне же больно!

   Первая встреча с Терентием, вторая и даже третья — все проходили примерно одинаково. Никакой симпатии или душевной связи между Валентом и этим человеком не было. Никаких общих интересов, никаких общих тем для разговоров. Их мировоззрения сталкивались. Их споры порой длились часами. Иногда у них были дуэли.

   Один раз, как раз в тот день, когда староста крутила в руках принесённую Хауслером куклу, Терентий принёс шахматы.

- Уйди, Брумовщина, мы заняты, - Советская сразу же заверещала. - Иначе я на тебя пожалуюсь!

- Я предлагаю пари, - Брумов старался не отвлекаться на лишний шум. - Ты меня убедишь в своём мировоззрении или…

- Я не играю на деньги, товарищ, - Хауслер покачал головой. - Где ваша совесть? А? Осталась там же, где и Византийская империя?

- Тогда партию в шахматы.

- Ну уж нет.

   Несмотря на то, что молодой Валент постоянно оказывал сопротивление Брумову, идея о смене мировоззрения другого человека поселилась в его лабиринтах из переулков.

   Сначала она просто появлялась, невпопад, и сразу же скрывалась в коридорах из бесконечного повторения одних и тех же переулков. Затем проявлялась надписью на стенах. Следом и вовсе возникала как настоящее стремление.

   Не сразу, лишь через год, Хауслер решился взяться за Брумова. Такого безумца нужно было перевоспитать ради его и общего блага.

   Терентий так не считал, конечно.

   И дружеских отношений строить не собирался. Отнюдь.

   Брумов с самого начала заявил:

- Мы соперники, немец, и я одержу над тобой триумфальную победу.

   Хауслер не считал себя немцем и очень обижался на подобные обращения к себе. Он был русским немцем, а это не одно и то же.

   Да и мнение Брумова его слегка смешило.

   Впрочем, дух соперничества правда преследовал обоих все студенческие годы.

   Переулки становились шире, превращались в улицы и даже проспекты. Шоссе или трассы. Внутри Хауслера рождались и умирали идеи, переворачивались теории и гипотезы, но единственное оставалось неизменным — его вера в чудо.

   Если бы Терентий взял бы и переменился…

   Было бы это чудом?

   И зачем Хауслер так вцепился в этого…

   Он остановился и задумался.

   Сегодняшняя Москва отличалась от той, по которой он и Брумов ходили, обсуждая свои так называемые «мировоззрения». Завтрашняя будет отличаться от неё примерно на столько же.

   Машины гудели, где-то вдали слышалась музыка.

   Валент нахмурился и поправил шарф.

- Каков смысл думать о том, что было много лет назад? - пробормотал он задумчиво. - О том, что не в твоей власти…

   Терентий Брумов оказался не тем человеком, которого видел в нём Хауслер. Далеко не тем. Даже близко не тем. И поэтому так пугало его сходство Чашина с этим человеком. Сначала лишь подсознательно, а потом уже и наяву Валент понял, что связался с плохой копией своего неудавшегося врага. Они с Брумовым уже много лет не виделись. Изменить его Хауслер так и не смог.

   Мало того, что Терентий оказался неисправимым дураком, так ещё и мерзавцем. Настоящим, жестоким мерзавцем.

- Я просто внушу всем, что мир — есть одна лишь случайность, - делился он с Хауслером, не теряя надежды сломать его. - И всё.

- Что всё? - Валент продолжал жевать свой обед. Гуляш был вкусный.

- Когда я ем, я что? - Терентий неприятно улыбнулся.

- Плююсь в людей с другим мнением? Откуда мне знать, чем вы занимаетесь во время еды, товарищ византиец?

   Брумов закатил глаза.

- Как жаль, что ты не на моей стороне, - простонал он. - Ты такой… Такой… Бесишь меня своим упрямством! А могли бы вместе…

- Я не собираюсь людей обманывать, - Хауслер неприлично чавкнул. - Если в жизни ничто ни от чего не зависит, это значит, что это не жизнь, а…

- А что?

- А ерунда.

- Какой аргумент! Я поражён.

- Это просто перекладывание ответственности и обман. В твоей теории есть дыра, византиец.

- И что?

- И то — в твоей стене дыра. Ты - Византия, а я турок.

- Мне казалось, что ты из петровских немцев, а?

- Я же фигурально выражаясь…

- Я защищу диплом на эту тему, и тогда-то…

- Не.

- Что?

- Не выйдет.

- Отчего же? Ты мне помешаешь?

- Ты сам себе всё испортишь, уверяю тебя.

- Хватит хлюпать этой… Жижей!

- Это не жижа, это гуляш с пюре.

- Гадость.

- Сам ты гадость, наследие империалистов.

- Сам ты… Наследие империалистов! Кто бы говорил! Таскаешь кукол туда-сюда.

- Это культурное наследие, вообще-то.

- Ах… И по выставкам расходился.

- Я — культурный человек. А вы?

- Словно я… Ты ко мне относишься как к… А я человек! Человек!

- Сомневаюсь в этом.

- Неужели?

- Если бы ты был человеком, то вёл бы себя по-человечески.

- А я что?

- А ты ведёшь себя как… Свинья.

   Терентий стукнул кулаком по столу.

- Я же говорю, - закивал Хауслер. - Культурный человек сказал бы: «Товарищ, что вы такое говорите...» А ты? Бьёшься всё и бьёшься над своей теорией. А так и не понял самого главного — счастье человека не в… Случайностях. А в том, что он сам строит мир вокруг себя. Зови это как хочешь, но я считаю, я думаю, что это… Чудо! Обыкновенное чудо. Обыкновенное бытовое… Человеческое чудо. Часть жизни. Сделать что-то, чтобы потом… Ахнуть!

- Случайности правят миром, - Брумов потирал ушибленную руку. - Ничего ты не понимаешь.

- Взаимная неприязнь — это тоже чудаковатая вещь…

- Перестань, немец.

- Я турок-осман, а у тебя дыра в…

- Сам ты дыра!

- Нет, я тебя побеждаю. И теперь вместо Константинополя у нас Стамбу…

- Замолчи я сказал!

- Не кричите на меня, товарищ, вас больше не существует! Теперь только Османская…

- Да замолчи ты!

   В тот день, когда Брумов защищал диплом, Хауслер очень долго держался, дабы не вставить один-другой лишний комментарий. Так получилось, что для защиты в том году попробовали ввести особую систему — студенты сидели во время защиты дипломов друг-друга и задавали вопросы. Валент не собирался ничего портить Терентию, тем более, что сам уже защитился. Очень даже успешно.

- Чудо, вы говорите? - женщина в строгих очках смотрела на него так, словно он предлагал ей устроить революцию для возвращение монархизма.

- Это можно назвать как угодно. Но чудо — короче всего. Это такой феномен улучшения человеческой жизни через взаимодействие человека с миром. Вот мы с вами возьмём и построим… Город. А для простого человека, что окажется там жителем, это будет чудом — иметь место жительства, труда и… - Валент не терял хватку, даже когда его охватывало волнение он продолжал говорить.

- Но всё-таки, в каком веке мы живём? - женщина скептически усмехнулась.

- В веке чудес, творящихся руками человека.

- Вы так уверены, Валентин?

- Валент.

- Что?

- Амбивалентность этого вопроса…

   Говорить Хауслер мог. И умел хорошо.

- Но всё-таки… - экзаменатор не сдавалась. - Что вы имеете в виду, когда говорите, что…

- Я говорю о том, что нашими руками творится будущее.

- Только и всего?

- И весь мир лежит перед нами, и мы, если захотим, такое можем… Всё, что угодно! И космос, и Земля, и всё-всё-всё в наших руках!

   Так или наперекосяк, Хауслер защитился. С отличием. Его изречения о построении нового мира устроили большинство экзаменаторов.

   А настырная женщина продолжала задавать вопросы, но уже Брумову.

- То есть вы считаете, - она хмурилась. - Что мир полон случайностей…

- Именно так, - улыбался Брумов. - Случайны и мимолётны человеческие минуты. А часы — ещё более… Ничего ни от кого не зависит, мы можем лишь подчиняться воле случайностей.

   Хауслер закипал.

- Значит ли это, что каждый человек может делать то, что ему вздумается, и не нести за это ответственность? - спрашивали у Брумова, и он отвечал.

- Вовсе нет, я имел в виду, что…

   Он не должен был спрашивать. Не хотел, но просто не смог удержаться.

- Вы правда верите, что пустосердие и вера в ничтожность человеческих усилий, вера в случайности и глупые закономерности — это то, что поведёт нас всех вперёд?

- Да. Вернее, нет, я…

- Вы видите мир чёрным и безрадостным, если говорите, что всё зависит от случайности. А как же любовь?

- Любовь — это просто химическая реакция.

- А как же преданность? Как же вера в будущее и в себя?

- Я…

- Порядочность человека — это тоже случайность? А если он предаст Родину, это тоже случайно? Я так не думаю.

- Мне кажется, что вы… Преувеличиваете.

- А правда, поговорим о порядочности, - женщина в очках стала выглядеть ещё строже, чем когда говорила с Хауслером. - О стране. О коммунизме…

- Зачем вообще говорить о коммунизме!?

- Как это зачем?

   Конечно, можно назвать случайностью произошедшее — Терентий случайно начал проявлять истинную свою личность. Злую, самовлюблённую, слепо самовлюблённую и упёртую. И чем больше он говорил, тем лучше это было видно окружающим.

- И вы хотите пойти на обман? - экзаменатор то краснела, то белела. - Ради собственной выгоды?

- Я готов убить ради… - Терентий оступился. - Я немного… Кхм… Заговорился… Вы меня не совсем поняли, я...

   Брумова вышвырнули из университета.

   И это он Хауслеру не простил.


Обед.
Глава XIII.

   Катя пригласила Валента в пекарню, которую очень любила, на обед. Дело было исключительной важности — она обнаружила в своей жизни новый феномен, который страшно хотела обсудить с Хауслером. Он ведь бы специалист, а ещё этот феномен напрямую был связан с ним. Разве можно было обсуждать это с кем-то другим? Тем более, что Иван Чашин, а иначе Катя его уже не называла, продолжал ставить ей ультиматумы. И она продолжала их нарушать.

   Пекарня была небольшая, но настолько очаровательная, что размер её переставал иметь хоть какое-то значение.

- Нам просто удалось, - Самойлова тараторила. - Попасть в прекрасное время сюда. Тут бывает не протолкнуться, а сейчас… Такое особое настроение! Пусто! И так… Душевно!

- Я чувствовал, что есть в этом нечто… Особое, ты права, - Хауслер гнал от себя гнетущие его последнее время воспоминание. - В этом месте всё не так, как... И так и есть, я не ошибся. Видишь вон ту табличку?

- А? - Катя пыталась понять, куда клонит Валент.

- Тут написано: «Здесь обитает любовь».

- А, да!

- Любовь, какая именно? Любовь Павловна, Любовь Михайловна… И давно ли?

- Опять шутишь!

- А что мне ещё остаётся делать? Глупости — залог человеческого счастья. И дальнейшего существования.

   Хауслер не выглядел счастливым. Он погрузился в себя, что немного расстроило и Катю.

- Сегодня неудачный день? - спросила она боязливо.

- Нет, сегодня на мне неудачная голова, - Валент пытался выдавить из себя улыбку, но не смог. - Давай просто пообедаем, не будем вдаваться в… Или может…

- Что-то случилось? - Самойлова взяла себя в руки. Она была настроена решительно до этого, и сдаваться не собиралась. - Ты мне всё можешь рассказать!

- Случилось, - Хауслер не имел сил сопротивляться.

- Когда?

- Давно.

- Как давно? Сегодня или…

- Много лет тому назад.

- И ты вспомнил и…

- А мог бы и не вспоминать! Однако, однако… Чашин — это прямая копия… Нет, тень!

- В каком смысле?

- Оба они… Ну то есть…

- Оба?

   Хауслер замялся.

- Ты расскажешь или нет? - Самойлова использовала методы, которым он её научил.

- Но это долгая история, - Валент хотел собраться с силами, но не мог. Решил уйти в полный отказ. Хотя, поделиться с Катей своим прошлым было бы более чем уместно — очередной урок, пример и… Но желания не было. Уныние охватило Хауслера.

- А у меня сегодня выходной, я свободна.

- А Чашин?

- Он же тень, тоже может подождать.

- Ну…

- А тень чего?

- Не чего, а кого.

- Чья тень?

- Брумова.

- Кого?

- Я же говорил, это долгая история. Безумно долгая и скучная. И трагичная немного.

- Трагичная! О, это звучит… Ужасно.

- Так и было.

- Ты совсем не в настроении да?

   Катя сначала решила отложить свой план рассказа о феноменах на потом, но Хауслер всё-таки начал говорить.

- Терентий был… Как ты, только чуть более… - он задумчиво закрыл глаза. - Знаешь, волосы у него были чуть темнее, а лицо более злое. Не знаю, как объяснить. Вроде бы на вид приятный человек, а внутри…

   «Значит, он думает — что я приятный человек!» - обрадовалась Катя. И снова начала собираться с духом.

- Мы учились вместе, так получилось. Этот Брумов несколько раз меня чуть не убил… - в детали Валентин не вдавался, но рассказывал достаточно многое. - Иногда мне казалось, что я всё это зря затеял. Но выбора у меня не было — он хотел меня уничтожить. А я просто хотел его разубедить.

  «Что же такая не романтическая история попалась...» - думала Катя, слушая длинную историю двух соперников. Её феномен заключался в сумасшедшей привязанности к Валенту. Странный феномен. Необъяснимый. Было ли это просто желание восхищаться наставником или поиск какой-то значимой для себя фигуры, она понять не могла. Но и расспросить об этом Хауслера было как-то неловко.

- Всё это осталось позади, в 20-ом веке, - голос профессора звучал необычно взволнованно и плаксиво. - А я всё никак не мог понять, отчего мне кажется знакомым… И потом, на днях, когда я начал вспоминать… В итоге я вспомнил — он говорил так… Брумов, я имею в виду…

- Уже после сломанной руки? - Самойлова хотела отвлечься, задавая вопросы по ходу истории, но только загоняла себя всё дальше и дальше в тупик. - Или…

- Ты что-то от меня хочешь, да? - спросил Валент. - Но не говоришь.

- Я хочу всё узнать!

- Так значит? А какая для тебя разница — говорил он это до или после, если я даже не успел тебе сказать, что именно он говорил?

- Я… Ну…

- Вот именно. А говорил он вот что: «Любовь — это химическая реакция.»

- Прямо как Иван Чашин!

- Вот-вот. И я начал задаваться вопросом… Мы с тобой пришли к выводу, что наш Иван — дурачок. Но такой ли он дурачок на самом деле, или за ним стоит куда больший дурак?

   Девушка задумалась.

- Это я наткнулся на эту мысль после того как… Помнишь историю про миниатюры и крохотные книжки? Так вот…

   Хауслер говорил, и чем больше он говорил, тем веселее казался.

   Он рассказывал одну историю за другой, одну за другой, и Кате почудилось вдруг, что он начинал выглядеть всё моложе и моложе. Морщинки сглаживались, седина и лысина перевоплощались в тёмные волнистые волосы. Могло ли это происходить на самом деле? Или Хауслер всегда был таким, всегда ощущал себя молодым, просто видел это не каждый?

   «А он… - начала думать Катя, но сразу же остановила себя, - Надо поговорить про феномен, а я глупостями занимаюсь… Хотя глупости нужно делать, но не столько же сразу!» Её напрягала история про Брумова — в Терентии правда было много знакомых ей деталей. Персона Чашина повторяла их практически идентично, с той только разницей, что мировоззрения, построенного на тезисах, у Ивана не было. Он мог сколько угодно считать, что у него оно было, но и Катя, и Валент, пришли к выводу, что Чашин пока не сформировался как личность до конца. Он колебался. Он врал. Он выдумывал. Возможно, он даже шёл по чьим-то шагам. Однако, истинной позиции так и не возымел. Или притворялся, что не имел, а на самом деле… Что-то во всём этом казалось Кате нечистым. Слишком подозрительным. Но откуда мог взяться этот Терентий Брумов? И с какой целью натравил Чашина на Хауслера? От него же совершенно нет урона. Или не было, по-крайней мере до того момента как Валент стал замечать детали, заблудившиеся в потоке воспоминаний и отошедшие на задний план.

- И я внезапно погрузился в прошлое, - Хауслер вновь стал выглядеть, как обычно. - А там — Брумов. Такая гадина…

- Но вы же одержали над ним победу! - не выдержала Катя и почти что вскочила с места. - Откуда он мог снова объявиться?

- Он же не умер, Катенька. Хотя, этот тип и воскреснуть мог бы. С его-то характером и жаждой мести… Я удивлён, что до сих пор этого не случилось.

- Может быть, он всё-таки…

- Нет, такие просто так не умирают. Умирают добрые и порядочные люди, а такие как он живут себе припеваючи. Кстати, о нём же.

- Студенты говорили о нём, кажется, я вспоминаю, что слышала что-то такое!

- Именно.

- Беспокойная история. Непонятная.

- Тоже так думаю.

- И что вы предполагаете делать?

- Ничего.

- Как ничего?

- Брумов — это не такая уж и большая угроза. По-крайней мере тот Брумов, которого я помню. И даже если он что-то и сделает… Разве это меня так сильно заденет? Да никогда!

- Никогда не говори никогда…

   Катя заёрзала на месте.

- А зачем ты, собственно, меня пригласила в пекарню?

- А?

   Вопрос застал Катю врасплох.

- Ты же что-то такое сенсационное…

- А, это! Феномен.

- Феномен?

- Но он глупый…

   Самойлова боялась отказа, хотя ничего не собиралась предлагать. Словно, если бы, допустим, Хауслер отказал бы ей… Но она же ни в чём не признавалась! Она лишь хотела обсудить феномен! Откуда-то издалека ей на плечи, впрочем, не только ей, насыпали по три тонны камней. На душе стало неспокойно, и везде стал мерещиться обман. Про феномен Катя так и не сказала в тот день. Решила выбрать более удачный.


Предложение.
Глава XIV.

   Хауслер почти сразу понял, что пришёл в ловушку. Его привели в неё дружеские руки Ивана Чашина. Они открыли дверь в аудиторию, придержали её, а затем захлопнули.

- Познакомьтесь с моим наставником, Валент! Или вы уже знакомы с ним? - Чашин трепетал перед чем-то великим. Валентин не разделял его энтузиазма.

- Немец, - с восторгом прошипел Брумов. - Это византийцы пришли!

   И рассмеялся.

   Как он постарел! Подумать только. Неужели Валент тоже выглядел так же плохо? Нет, Валент выглядел старше, но не настолько ужасно. Или настолько?

   Поверить в происходящее было немного сложно. Всё казалось безумным сном. Будто мгновение назад они с Катей… А Катя! Катя ведь верит этому мерзавцу, а он выдумал целую личность только лишь для того, чтобы потакать желаниям безумного, старого Брумова! Или не верит? Мгновения пролетают слишком быстро, а события сменяют одно другое так болезненно, что невозможно уловить момент, чтобы отдышаться.

- Предлагаю сдаться без боя и предъявления обвинений, - Терентий почти что ликовал.

- Русские не сдаются, - Хауслер натянул на лицо самоуверенную ухмылку, хотя понимал, что не может быть уверен наверняка, кто выйдет из этой драки победителем.

- Что же, русский Валент Хауслер...

- Попрошу без перехода на личности, это я не выношу.

- Я помню.

- Тогда отчего же...

- Мой друг много о вас рассказал мне. Я внедрил его в вашу жизнь под видом несчастного, глупого, обманутого… И вы повелись, профессор! Вы клюнули на наживку, как жирный сом на… - Брумов взял паузу, чтобы отдышаться.

- Это было просто, - Чашин улыбнулся. Кажется, он начал улыбаться сильно до того, как это заметил Валент. - Я сделал вид, что я — это очередной Брумов. А Хауслер не может пройти мимо очередного несчастного, который не соответствует его ожиданиям от жизни и… Вот так всё и получилось.

   Послушная собачонка выполнила все команды и ждала похвалы. Брумов жестом показал Чашину место, на которое ему стоило сесть. Он решил сделать его зрителем. Но кто же тогда должен был выступать? Валента звали на выступление. А привели сюда… Неужто он был его частью?

- Вы игнорируете часть моих слов, товарищ византиец, - Хауслер перестал ухмыляться и прищурился. - Так принято в Византии? Я был уверен, что...

- Не вы ведёте эту игру, а я, - Терентий сделал несколько шагов к Валенту, и тому показалось, что он сейчас в него выстрелит.

- Ведите.

- Веду.

- Только как-то неуверенно что-ли.

- Обойдёмся без личных претензий. Поговорим честно и без глупостей.

- Я не могу без глупостей.

- Я знаю.

- Ничего ты не знаешь, Валент. Шли годы, а ты всё не менялся. Так и не понял, что манипулировать людьми просто так безнаказанно не удастся. Зря. Расслабился. Постарел… И избежал наказания. Словно избежал. Но не тут-то было! Конец манипуляциям и обману!

- Я никогда не… Даже если я и манипулировал кем-то, я никогда не хотел никому зла.

- Ах, и мы поверим ему! Без доказательств и даже следствия… Конечно же, это ведь великолепный Валент Хауслер! Ах-ах! Пришло время узнать правду, затмить ложь и прекратить это безумие, - Терентий поднял руки в воздух. - Ты чёртов экспериментатор, конец твоим испытаниям теорий на людях!

- Эксперименты с человеческой душой я не приемлю! - закричал Валент.

   Брумов будто бы обмяк, но потом сразу же сообразил, что пустые крики не помогут его противнику. Не в этот раз. Не сегодня.

- Я приведу факты, - начал он, делая вид, что не расслышал этого отчаянного крика. - И вы, дорогие зрители, примете решение. Мы сегодня в суде. Выносится решение о целесообразности нахождения в нашем сообществе… Этого… Типа.

   Хауслер дрогнул.

- Сожжёте меня на костре? - спросил он то ли серьёзно, то ли всё-таки шутливо.

- Как попросите, так и казним вас, но казнь неизбежна! - глаза Брумова горели, а трясущиеся от злобы руки сжимали и разжимали кулаки. - Господа заседатели, присяжные… Я буду судьёй. И адвокатом в одном лице.

- А прокурором кто будет?

- Можешь взять на себя роль адвоката, разрешаю. Но тогда за прокурора возьмусь я.

- Отлично. Договорились. Так о чём…

- Сегодня я предоставлю интересную информацию. Начнём с первого вопроса.

- Не со второго же, конечно.

   Брумов усмехнулся. Нет, ему не казались выпады его соперника смешными. Вовсе нет. Он смеялся над его уверенностью в себе, хотя от неё не осталось и следа.

- Скажите, уважаемый, - Терентий пытался повторить выражение лица женщины-экзаменатора. Получалось весьма недурно. - Что вы можете назвать чудом? Дайте нам точное определение. От этого зависит ваше исключение.

- Чудо — это то, что каждый определяет для себя сам.

- А поточнее?

   Поточнее Хауслер мог бы сказать тому, кто по-настоящему хотел бы это услышать. Но, увы, среди присутствующих таких людей не было.

- Чудо — это то, что происходит внезапно. Бабочка среди зимы. Очнувшаяся, выбравшаяся из под снега, удивляющая своей красотой прохожего, - Валент понимал всю тяжесть своего положения, но не принимал этот факт. Если принимать всё близко к сердцу, можно и жизни лишиться. - Безумное стечение обстоятельств, ставшее возможным только благодаря чьему-то самому маленькому поступку… Доброта. Честность. Любовь.

- То есть точной формулировки вы дать не можете? - Брумов закачал головой. - Как это… Неприятно.

- Я сильно сомневаюсь, что вы сможете дать определение термину «случайность», уважаемый Брумов.

- Я смогу. Но не имею желания говорить с вами о том, что не имеет отношения к вашему нынешнему положению.

   Валентин должен был проиграть. Другого варианта для Брумова не существовала, и он был готов добиться своей нечестной победы любым способом. Всё-таки, конечно, где-то внутри себя он понимал, что сам виноват в том, что случилось. Будь он немного умней или сдержаннее, ничего из того, что произошло, не случилось бы. Но, увы, признать это Терентий не мог. Слишком сильно погряз в болоте самолюбования и ненависти.

- Первый вопрос так и остался без ответа, - продолжал Брумов. - Второй вопрос...

- А будут ли свидетели? - Валент осмотрелся. Ни одного знакомого лица. Целая аудитория людей, и все против него лишь из-за того, что они за его врага.

- Свидетели? - Терентия раздражало, когда его перебивали. - Какие свидетели?

- Ну как же! Адвокат, свидетели...

- Свидетели — это факты.

- Нет, это доказательства. А свидетели это те, кто либо подтверждают, либо опровергают...

- Хватит! Объяснение чуду вы не дали, зато взялись за свидетелей! Смешно!

   Аудитория заахала в одобрении.

- Третий… Нет, четвёртый вопрос!

   Один за другим, один за другим.

   Валент снял с головы цилиндр, чтобы иметь возможность крутить его в руках или смотреть на него, собираясь с мыслями. Отвлечься от происходящего — вот что ему хотелось. Утонуть в этом чёрном блеске, что всегда носит на голове. Забраться в лабиринты переулков, дорог и равнин, что разбросаны в его голове, остаться в них совершенно одному…

   Но вопросы так и сыпались на него, вводя в ступор. Ответить на них правильно было невозможно. Каждый вопрос, даже не имевший в себе подвоха на первый взгляд, был лишь обманом, фикцией. Очередной попыткой вывести из себя, очернить, опозорить.

- А вы любили когда-нибудь? - Терентий корчил ужасающие лица. Старость не шла ему к лицу. И пусть оба они лишь недавно перешли черту в 50 лет, но на пропитанном злобой скелете, у которого всю жизнь единственной ценностью числилась красота, старость смотрелась особенно уродливо. Хотя, назвать это старостью было бы слишком грубо. Взросление. Но в случае Брумова всё-таки старость, ибо он так и не повзрослел. - Вы понимаете значение слова любовь?

- Я любил, меня предавали, я снова любил, меня обманывали, - Хауслер уставал менять тактики, но вводить своего соперника в ступор было необходимо. Даже проигрывать нужно уметь — красиво, унижая врага настолько, насколько это возможно, чтобы победа не принесла ему желанного удовольствия. - Я люблю жизнь.

- И чудеса, ну что за кудесник!

- Кудесник… Хм.

- Что такое? Я вас смутил?

- А назовёте мне значение этого слова?

- Кудесник это тот, кто слепо верит в то, что творит чудеса.

- А чудеса — это...

- Случайности.

- Но разве случайности — это не...

- Случайности — это совсем другая тема. А мы говорим не об этом. Следующий вопрос...

   Бессмысленный разговор.

   Бессмысленный день.

   Бессмысленная борьба.

- Вы просто замкнулись в своём собственном мире! Вы научились обманывать людей, влезать в их жизни ради своего блага. И придумали теорию. Чтобы оправдаться, - Чашин кривил душой и лицом, впрочем, не факт, что первое у него было. - И почему же мы должны поверить в вашу искренность? Зачем вы творите всё это? Почему? Не можете сказать, а? Не сможете! Вы не сможете, потому что вы… Мы все вас выведем на чистую воду, потому что вы… А, к слову, ответьте сами! Почему вы такой человек!?

- Потому что я нахожу в жизни место для чуда! - последний свои слова Хауслер говорил не так, как должен бы был. Ему нужно было стать холодным, пустым, но вместо этого он решил дать разрешение говорить своему сердцу, открыв его для всевозможным ударам. - Я дарю знакомым подарки, я верю в любовь! Чёрт побери, эту вашу химическую реакцию, Чашин! Я злюсь, я ругаюсь, я расстаюсь с прошлым… А вы! Вы! Последний мерзавец! Даже имени своего не имеете, пытаетесь забраться на пьедестал стыда вслед за этим… Слов не подобрать. Каждый из нас, вы слышите, каждый из тех, что находится в этой аудитории — каждый способен на большее! На мелкие или большие чудеса. Но каждый делает ровно столько, сколько позволяет самому себе. Ни больше, ни меньше. А вы не позволяете себе даже подумать о том, что…

   Речь Хауслера прервал хохот Брумова.

- Сумасшедший, скажите, а? - сказал он. И все вокруг громко с ним согласились.

   Брумов затрясся, предчувствуя свою победу. Аудитория определённо была на его стороне. Пока длилось короткое обсуждение, он решил обратиться к своему врагу лично.

- Ты хотел уничтожить меня, а теперь я сделаю то же самое! - торжествовал Терентий, впиваясь своими суженными зрачками в лицо Хауслера.

- Ты сам себя уничтожил, - отвечал Валент, чувствуя, как стареет и теряет самого себя. - Я хотел спасти тебя. И я не смог тебя спасти. За это ли поплатился?

- Спасти? О, профессор, откуда в вас столько человеколюбия? Не случайность ли то, как вы…

- Я верил в тебя. И в него тоже. Как глупо…

   В аудитории стало заметно тише, кажется решение было принято. Его передал Терентию Чашин — шёпотом. Восторженный злодей чуть не позеленел от удовольствия, сжимая в руках бумагу с одним единственным словом на ней.

   «Виновен».

- Предлагаю вам пойти отсюда, - гордо выдал Брумов. - А мы посмеёмся. Правда ведь? Приносите доказательства своей честности и невиновности к нам в деканат… Числа так… Одиннадцатого. А мы полюбуемся. Если сможете!

   Смех наполнил аудиторию, и почти никто не заметил, как тень Хауслера выскользнула через дверь.


Пари.
Глава XV.

   Катя многому научилась у Валента. Она начала смотреть на мир под другим углом — светофоры больше не раздражали её, они были своеобразной паузой, останавливавшей её, дававшей время на размышления; машины, их гул и шум, стали лишь продолжением реальности — кто-то спешит или опаздывает, кто-то попросту тратит свои и чужие нервы; жизнь есть везде, и она идёт очень по-разному. Погрузившись в омут бытия, Катя начала учиться находить новое и лучшее в самых простых вещах. Во время глажки она представляла себя ветром, затихающим и разглаживающим поверхность волнующегося моря. Во время завтрака она не проматывала в голове случившееся с ней вчера, не ожидала сегодня, Катя позволяла себе побыть в тишине или послушать музыку, настроиться на что-то новое. Дать голове отдохнуть. А ведь голова так часто нуждается даже в самом минимальном отдыхе. Катя по-другому стала смотреть не только на себя, но и на людей вокруг. Она стала чаще шутить и откликаться на шутки. Чаще улыбалась. Не просто так, не на пустом месте. Улыбка без причины — это не то, чему научил её Хауслер. Он научил её улыбаться тогда, когда это действительно хочется и просто необходимо. Улыбаться, когда радуешься. Улыбаться, когда удивлён, и сердце наполняет бесконечное веселье. И грустить тогда, когда радоваться невозможно.

   Хауслер и его цилиндр стали для Самойловой символом новой жизни — свободной и интересной. Для того, чтобы жить эту жизнь не требовалось много каких-то ресурсов. Даже цилиндр был не нужен, он выступал лишь в роли аксессуара. Проходя куда-то, спеша или суетясь, Катя чаще обращала внимание на то, где находится. Вот она бежит по тротуару, почти что бежит, очень быстро шагает вперёд, а вокруг неё громоздятся здание. Одно зелёное, другое жёлтое, третье оранжевое, а на четвёртом какие-то львы или драконы. Пятое уже более новое — стеклянное. И все они стоят вместе. Интересный контраст между эпохами, который одновременно объединяет их и разделяет. Под ноги тоже стоило смотреть — новые сапоги на небольшой каблуке так громко и грозно стучат по мостовой, что не обратить на них внимание невозможно. Где-то камешек, где-то недокуренный окурок. Иногда голуби. Иногда брошенная листовка.

   Переводя взгляд с объекта на объект, Катя научилась видеть мир. И хотеть видеть его. Хотеть изучать. Пробовать на ощупь, вдыхать его и чувствовать со всех сторон.

   Валент научил её не бояться быть собой — смеяться или плакать так, как смеётся или плачется, а не так, чтобы это не было заметно. А потом в один прекрасный день исчез. Сначала стал мрачнеть день ото дня, а потом испарился.

   Катя поняла, что даже не знает, где её друг живёт.

   Она объездила несколько веток метро, пытаясь обнаружить его на случайных станциях, но ни на одной не нашла его. Даже тени, даже намёка на него — ничего.

   А если он заболел?

   Вдруг ему нужна помощь?

   Или он — лишь часть её воображения?

   Куда же он запропастился?

   Ответ на эти и многие другие вопросы можно было узнать только у одного человека — у Ивана Чашина.

   Чашин, стоит сказать, резко изменил свои привычки. Вместо ультиматумов он начал читать Катеньке стихи. Глупые и надменные, но всё же стихи. Рифма в них страдала, да и толку в них почти не было, но Самойловой они нравились больше ультиматумов.

   Что со всеми произошло?

   Или это с Катей что-то произошло? Или с миром в целом?

   Складывалось ощущение, что произошла чудовищная случайность — кто-то где-то что-то сделал, и всё пошло наперекосяк.

   Но разве могут быть в мире, в котором чудеса подстерегают на каждом шагу, случайности? Значит это было сделано нарочно. Но что именно? И как понять, что произошло, если спросить не у кого?

   Катя спокойно сняла с себя пальто и молча повесила его, несмотря на попытки Ивана помочь ей. В этом ресторане, в который они пришли, было как-то непривычно мрачно. Атмосфера была достаточно торжественная, богатая, но толку от неё не было. Здесь не было настолько дорого и богато, что сбивалось дыхание, да и душевности и какого-то особого уюта Катя не заметила. Глупое место, если вдуматься — абсолютно нейтральное. Не имеющее своего, даже самого противного, вкуса.

- Катя, я обнаружил ещё одно замечательное открытие, что не было сделано мною ранее, - Чашин расположился на диване. В этом интерьере его лохматый вид делал лицо похожим на звериную морду. - Случайности и закономерности! Вот, что я обнаружил…

   Самойлова скучала. Тот феномен, что она так и не обсудила с Хауслером, не давал ей покоя. Быть может, это был не феномен, а простые человеческие чувства, но уверенности в этом Катя пока не имела. Или имела, но не хотела признавать. Да и толк признавать что-то, если человека, с которым это связано, нет не то что рядом, а в зоне досягаемости.

- ...и это сделает отличный шаг в нашей общей работе с профессором, я убеждён в этом! - слова Ивана звучали одинаковым по громкости и интонации шумом, поэтому часть Катя вовсе не слышала. - Вас нужно обязательно познакомить, ты ему понравишься!

- Хауслеру? - Самойлова вынырнула из-за меню. - А мы же знакомы.

- Почему сразу ему? Он даже профессор-то не настоящий, - Чашин нахмурился. - И почему вспоминать о нём, если…

- Что «если»? - Катя начинала негодовать. - Человек пропал на пустом месте, а ты даже вид делаешь такой, словно ничего не случилось. Я даже начинаю сомневаться, существовал он, или мне всё это привиделось, а ты…

- Просто некоторые темы не нуждаются в обсуждении, только и всего, - Чашин звучал озадаченным, словно правда не понимал недовольства, обращённого в его сторону. - Ты так говоришь, словно от него зависят наши с тобой отношения.

- А может и зависят, это ведь он нас познакомил.

- И что с того?

- Если бы он не послал меня с куклами к госпоже Советской, я бы никогда не опоздала на собеседование, получила бы дурную работу, и никогда бы не встретила тебя!

- Звучит так, словно тебя это устроило бы.

- Устроило бы? Меня всё не устроило бы, кроме отсутствия тебя.

- Новые новости! А что не так?

   Была в семействе Чашиных одна интересная, общая черта — непоколебимая ничем и никем способность не понимать простых, человеческих вещей.

- Что не так? - Катя опустила меню на стол очень спокойно и плавно, но весь вид её говорил совершенно обратное. - Куда делся Хауслер, скажи мне на милость!

- А какая разница? - Иван ухмыльнулся ужасно мерзкой ухмылкой. - Он тебе важнее, чем я что-ли?

- Да важнее.

- Так ты ведь со мной встречаешься, а не с ним? Или я что-то пропустил?

- Я с тобой больше общаться вообще не собираюсь. Я пришла только потому, что ты единственный человек, который может знать, где Хауслер находится. Потому что я не знаю, и не могу узнать сама. Я попробовала его найти, но не смогла.

- То есть он тебе оказался интересней меня?

- Именно так.

- И так оказался важнее, потому что он… Лучше меня?

- Да. Я же сказала, что…

- Ты в него влюбилась, да?

   Чашин стал похож на хищника, который находится в минуте от рокового прыжка.

- Я!? - Самойлова встала, упираясь в стол руками. - С чего ты взял, что я…

- А как иначе объяснить такое поведение? - Иван развёл руками. - Химическая реакция, вот и…

- Сам ты химическая реакция, токсичная и кислотная! А я просто умею испытывать привязанность к людям. И к друзьям тоже. Вот если завтра Белла, наш кондитер, не выйдет на работу или пропадёт без предупреждения, я позвоню ей и спрошу…

- Так позвони Хауслеру!

- У меня нет его номера…

- Как же вы так близко общались, если даже номера его у тебя нет?

- Не знаю. Я не знаю! Просто так получилось, вот и всё. И если ты не хочешь помогать, а решил обвинить меня в… Подожди-ка… А что за профессор, о котором ты начал говорить?

   Чашин заёрзал на месте.

- А смысл мне тебе говорить, если ты всё равно уходишь? - он стал несговорчивым, как и всегда, но теперь очевидно скрывал что-то.

- А вдруг он лучше, чем ты и Хауслер вместе взятые? - Самойлова взяла себя в руки и села обратно на место. - Ты же не сказал мне.

- Какая смена настроений, - Иван подозревал её в специальной подмене понятий, но не мог лишить себя удовольствия рассказать о своём кумире. - Впрочем… Брумову такое нравится.

- Брумову? - услышав эту фамилию, Катя снова встала.

- Конечно, Терентию Брумову. Это ведь он меня натравил на Хауслера. Вернее, Хауслера на меня. Он рассказал мне, как себя вести, как подавать себя, чтобы этот глупый манипулятор осёкся и бросился меня «спасать».

- Манипулятор!?

- И обманщик. У него нет совести, у этого Хауслера. Вторгается туда и сюда…

- Вторгается!? Что ты такое говоришь! Он просто… Он…

- И, конечно, после того, как мы его разоблачили, он исчез. Не вынес горя, видимо. Ожидал, что я стану паинькой или опомнюсь, видно. А в итоге получил, что заслужил. Осуждение со стороны сообщества…

- Какого сообщества, мы не в 18 веке! Никакое осуждение не вынудит человека уйти в… Вернее… Это же раньше на балах тебя высмеивали, потом ты терял всё. Разве сейчас такое возможно?

- Как видишь.

- А я не вижу.

- Катенька, приди в себя! Хауслер ушёл в подполье, а лучше прямо сразу на покой, хотя я сомневаюсь в этом. Но если тебе так хочется в этом убедиться самостоятельно, сходи к его доктору. Этот доктор тебе всё и расскажет.

- И где же этот доктор находится?

- Я сейчас дам тебе адрес… Я хорошо запомнил это место, он мне руку лечил, как раз после того, как я её о стол ушиб… Вот, у меня даже сохранилась его дурацкая визитка. Всё ношу с собой, не могу выложить никак… Эй, ты куда!

   Получив визитку и увидев на ней более-менее знакомую фамилию, а так же адрес, Катя ринулась к вешалке.

- А как же… Свидание! - Чашин недоумевал.

- Ты серьёзно? - поразилась Самойлова. - Я тебя бросаю, потому что вы с братом два одинаковых придурка!

- С братом!?

- Да, с Михаилом. Дураки! И я тоже. Нашла с кем общаться… С двумя занудами, один другого нуднее!

- Но… Постой!

- Ухожу от тебя! В лучшую жизнь, в которой мне будет хорошо! А не где будут нести чушь, ультиматумы и читать ужасные стихи! Всё! Хватит с меня!

   Катя вырвалась на улицу, даже не успев надеть на себя пальто. Она двигалась стремительно, без особого плана, просто уходила подальше от Чашина и того места, где он остался в полном шоке и абсолютном непонимании.

   Некоторые люди не могут принять чужое мнение, а кто-то и вовсе не знает о его существовании, поэтому, столкнувшись с ним, застывает в недоумении.

   Самойлова юркнула в первый попавшийся автобус, даже не посмотрев, куда он поедет.

   Внутри было достаточно спокойно и не многолюдно.

   На одном из сидений сидела небольшого вида старушка, одетая в скромный и аккуратный наряд. Она улыбнулась, глядя на Самойлову.

- Я в молодости тоже по любви много глупостей делала, - сказала старушка. - Не надо мёрзнуть попусту. Это я всем говорю.

- А глупости — это не всегда плохо, - надевая пальто, сказала Катя. - Иногда это может быть полезно.

- Может быть, - согласилась старушка.

- И почему вы решили, что я влюблена? - опомнилась девушка, оплатив за проезд. - Разве по мне видно?

- Конечно. Щёки горят, глаза бегают… Неужто твой возлюбленный в беду попал, а ты бегаешь теперь, не знаешь чем помочь? Али заболел?

- Да всё с ним в порядке!

   Катя осеклась.

- Вот, - закивала старушка. - Точно влюблена.

- Ничего подобного!

   Самойлова вышла из автобуса почти сразу, потому что даже не знала куда он едет. Ей нужно было добраться домой, чтобы разложить по полочкам всё произошедшее, но слова старушки надолго засели в её голове. Феномен, который она не могла разгадать, мог оказаться проще, чем ей казалось. «Иногда улыбка — это просто улыбка...» - бормотала Катя, вызывая такси.

   Она настолько спешила разобраться во всём, что не заметила, как очутилась в знакомом подъезде. Ступенька за ступенькой… Катя уже почти дошла до двери своей квартиры, как вдруг услышала чей-то громкий кашель.

- Насыпали тут… - голос не был ей знаком. - Чихаю, кашляю…

   Самойлова насторожилась — Брумова в лицо она не знала, и встретиться с ним буквально у себя дома желания не имела. Она чуть замедлилась.

- Апчхи! - незнакомец явно испытывал проблемы.

   Недавно соседи сверху начали таскать в квартиру мешки с чем-то сыпучим, строительным и очень летучим, поэтому по всему подъезду в воздухе витало это нечто. Видимо именно из-за этого нечто и чихал неизвестный. В любом случае, до квартиры оставалось всего ничего, поэтому девушка решила ускориться и как можно быстрее оказаться дома.

- Будьте здоровы, - сказала Катя, к своему удивлению обнаружив, что незнакомец стоит прямо напротив её двери.

- Спа-а-сибо! - выглядел он прилично, но как-то взъерошено. - Скажите, а тут случайно не живёт некая Екатерина?

- Некая может и живёт, - Самойлова напряглась.

- Я… Я вообще по профессии врач, но наш общий зна-а… Как у вас пыльно в подъезде! Подумать то-о… Апчхи! Наш общий знакомый заболел, можно так сказать, и я…

- Доктор Ветрушин?

- А вы меня зна… А… А-е… Апчхи!

- А я вас и ищу!

- Меня?

   Ветрушин взволнованно почесал затылок.

- Это как это? - спросил он после недолгого молчания.

- Я — Катя Самойлова, я здесь живу, - оживилась Катя. - А вы — мой путь к Валенту Хауслеру! Куда же запропастился наш Валентин?

- О! Как удачно! - доктор улыбнулся. - А я-то уже… Апчхи!

   Самойлова вставила ключи в замочную скважину, и внезапно в её голову пришла новая мысль.

- То есть… - думала Катя вслух. - Вы всё равно пришли бы, даже если бы я не узнала ваш адрес… Чудо! Никакая это не случайность!

- О чём вы? - Ветрушин весь трясся от волнения. - Ах, чудо… Чудо, что я вас нашёл, это правда. Я уж начал сомневаться, не ошибся ли. Хотя… Нет, я ошибся. Но не адресом.

- А как вы ошиблись? - девушка вынырнула из своих мыслей.

- Я очень виноват перед нашим общим другом, - признался доктор. - Я вам всё расскажу… Апчхи! Только не в этом подъезде.

- А заходите ко мне в гости, там пыли нет.

- О, вы так любезны!

   Разговаривать разговоры решили на кухне — Катя заварила чай и была готова слушать всё, что скажет ей этот Ветрушин. Даже ватрушки предложила в качестве добавления к чаю, но доктор почему-то сначала отказался. Затем согласился, и очень долго и задумчиво жевал ватрушку перед тем, как перейти к сути вопроса.

- Так что же случилось с Хауслером? - не выдержала Катя, и доктор дрогнул от внезапности её вопроса. Сам вопрос был ожидаем, но момент, когда он был задан, оказался крайне неожиданным.

- Сейчас я дожую ватрушку… - Ветрушин колебался, хотя до того момента, как он вошёл в квартиру, Кате показалось, что он, хоть и слегка растрёпан, но собран с силами и мыслями.

- Не понимаю куда он запропастился! Иван сказал, что дело в Брумове…

   На последнем слове Кати, доктор подавился, но быстро исправил ситуацию глотком чая.

- Д-да, эта фамилия мне известна очень хорошо, - сказал Ветрушин. - Когда-то я и Брумов… Когда-то я был его врачом. Но потом всё поменялось.

- Вы лечили его? От чего? - Самойлова прищурилась. - Значит, он был по-настоящему больной человек, так ведь?

- Не могу разглашать из-за конфиденциальности, но да. Вернее нет.

- У него было что-то не так с головой?

- Кроме большого самомнения и… Я не должен говорить!

- Но зачем же вы тогда пришли? Помолчать и потрескать мои ватрушки?

- Вы сами мне предложили. Я не за этим пришёл, хотя, не против и… За этим тут посидеть.

- Что такое доктор, почему вы так… Волнуетесь?

- Я переживаю. Брумов — человек… Безумный. Он много нервов мне потрепал, потом исчез, но затем снова вернулся. И набрал себе единомышленников…

   Ветрушин расстроенно вздохнул.

- И, понимаете, эта брумовщина — она так и продолжает торжествовать, - доктор пожал плечами. - Что бы мы не делали… Только Хауслер мог противостоять ему… Но он… Да и сам этот Брумов не так прост, как кажется. Вернее… Ух… Дайте мне собраться с мыслями.

   Катя замерла. «Брумовщина… Слово-то какое...» - пронеслось у неё в голове.

- Я вам всё расскажу, и про тот случай, и как я всё понял и… - Ветрушин резко замолчал.

- Вы так и не сказали, что случилось с Хауслером, - заметила Самойлова. - Но очень много рассказали о другом. И то невнятно.

- Это из-за чувства вины, - признался доктор. - Это же я! Это я виноват в том, что Чашин…

   Ветрушин схватился за голову, уронив оставшуюся часть ватрушки на блюдце.

- Это из-за меня Брумов смог обмануть Хауслера! Он подослал ему Чашина, потому что знал, как глубоко ранен Валент! Он знал, что тот не может перестать думать о том, как могла бы сложиться его судьба, самого Брумова. И что хотел бы исправить другого человека. Судьбу его спасти и… Тогда он отправил Чашина в бой. Подготовил, обучил и… - доктор начал качать головой. - И всё. А я ещё вас в это впутал. Это я Хауслеру сказал, чтобы он… А он… Я просил его сотворить чудо, и он всегда творил чудеса, помогая людям. А теперь ему самому никто помочь не может!

- Что с ним случилось, почему вы мне не хотите рассказать!? - Катя начинала по-настоящему волноваться.

- Он впал в отчаяние! - Ветрушин посмотрел ей в глаза, лицо доктора искривилось от дикого ужас. - Он потерялся в… Он же такой чувствительный человек на самом деле. Он вбил себе в голову, что… Что… Я даже не знаю что! Последний раз, когда я видел его, он сказал, что, мол, разочарован в себе! Что-то вроде… «Как я мог быть таким нелепым дураком, верить в...» Он разочарован в себе из-за того, что Чашину и Брумову удалось его обхитрить. Даже не тот факт, что они оболгали его, а то, что он правда верил, что в них может быть что-то хорошее — вот что его угнетает. И как ему помочь… Я не знаю, как ему помочь!

- И поэтому вы пришли ко мне?

- Именно так, Катенька! Вы же оплот позитива среди мира… Раздрая и раздора! Сумбурность ситуации не позволяет всем многочисленным знакомым Хауслера… Да даже мне! Помочь ему не может никто — он всех отвергает. А если бы вы пришли и… Просто поговорили бы с ним…

- Но я не знаю где его искать! Я объездила столько станций метро!

- Искали его среди толпы? Понимаю, он любитель с ней смешаться, особенно в будни. Да… Если вы придёте и развеселите его, взбодрите, наполните верой в самого себя…

- Но как это сделать?

- Предложите ему работу!

- Работу?

- Ну… Не в буквальном смысле. Какое-то дело невероятной важности, он такие любит. Что-то душевное и искреннее. И тогда он придёт в себя, точно придёт! Я верю в это!

- Хм… Авантюру, имеете в виду?

- Отчасти. Так как он потерял своё место, где был востребован, возможно, стоит найти ему другое или посоветовать… Даже Августина Советская, его бывшая однокурсница… Все мы, все мы! Мы все хотели помочь, но он отнекивается.

   Катя отодвинула от себя пустую чашку.

- Вот как. Значит дело действительно очень серьёзное, настолько серьёзное, что поможет только… Чудо! - говорила она, задумчиво глядя на доктора. - Да, чудо! Пари, быть может… Он же вам обещал что-то сделать, так? Я могу предложить ему что-то, а взамен попросить другое.

- Гениальная идея! Но что? - Ветрушин перестал выглядеть напуганным, но счастья на его лице всё ещё не появилось. - Это должно быть нечто… Особенное.

- Дайте мне его адрес, а всё остальное я придумаю.

- Сейчас… Вот, я записал для вас заранее, думал сунуть в дверь или под, если бы мы не пересеклись…

- Ага! У вас такой разборчивый почерк для врача!

- Я старался. Но не тяните, Хауслер пропадает, и времени у нас… Немного. Второй Брумов нам не нужен.

- Боже упаси не нужен!

- Вот… Я доем ватрушку и пойду. Вроде бы всё рассказал?

   Катя посмотрела на доктора. Отчего-то ей стало немного смешно.

- Вы людоедством занимаетесь, Ветрушин. Хрумкаете ватрушки, а вы с ними — почти что родственники, - шутливо пробормотала она.

   Доктор удивлённо откашлялся.

- Я не зря к вам обратился, - сказал он погодя. - У вас есть дух и тот самый позитив… Это же Валент вас научил? Тогда всё точно получится. Должно получиться… Тогда я перед ним извинюсь за Чашина и всю прочую ерунду… Но сначала вам нужно сделать заветный шаг и…

   Катя всё прекрасно поняла с первого раза — и про доктора и его суетливую нервозность, и про Хауслера и его отчаяние. Она немного поговорила с Ветрушином про ватрушки, а потом тот ушёл, забрав собой одну в дорогу. На всякий случай, как он сам сказал.

   Самойлова сначала немного посидела на кухне в пустынных раздумьях, потом ей позвонила двоюродная сестрёнка Марина. Она жаловалась, что ей приходится переводиться, а Андрей Игоревич и вовсе увольняется. Всё из-за одного гадкого человека.

- Из-за Терентия Брумова, да? - предположила Катя и попала в яблочко.

- А откуда ты знаешь? - Марина звучала озадаченно, её тоненький голос задрожал. - Кто тебе рассказал? Как ты узнала?

- Просто знаю и всё.

- Но как?

- Чудо, Марин.

- Мама переживает, говорит, что теперь я останусь без диплома… А я просто уйду в другое место и там доучусь. И ещё у неё в культурном месте лектора не хватает. Она волосы на голове рвёт, ругается, а я говорю: «Мамочка, ну всё в своё время, ну вот...» А она: «Как же мы без вечерних лекций-то? Как же мы без лектора будем...» Я её успокаиваю, а она меня не слушает.

- Скажи маме, чтобы не переживала.

- Про меня?

- И про тебя, и про диплом, и про это рабочее место.

- Да я говорю, а она…

- Я знаю, кто может вам помочь.

- Ой, правда? Неужели! Катя, ты сегодня какая-то… Волшебница.

- Кудесница, творю чудеса.

- Здорово-то как!

- Именно. Я обо всём расскажу человеку, который вам подойдёт с вероятностью 99 и 9 в периоде!

- Ничего себе! А я маме расскажу… Как хорошо!

   Пари.

   Да, Катя уже придумала одну его часть!

   Но вторая часть оставалась не совсем понятной.

   Да, она даст Хауслеру новый смысл жизни — новые головы для исправления и новое место работы. Но что он должен будет дать ей взамен? Катя долго думала, долго сомневалась… А потом услышала настырный стук в дверь. Посреди ночи. И, конечно же, как ей сразу и показалось, за дверью был никто иной, как неповторимый Валент Хауслер.


На новом месте.
Глава XVI.

   Хауслер выглядел помято и расстроено, на нём даже не было его любимого цилиндра. Он был одет в подобие пижамы или домашнего халата, а на плечи накинул своё пальто.

- Этот дурак Ватрушкин… - начал Валент, но не успел ничего рассказать, потому что Самойлова бросилась его обнимать. - Что такое? Разве ты думала, что я умер?

- Нет, но я долго тебя не видела, вот и всё! - отозвалась Катя.

- Всё, отпускай меня, - Хауслер звучал почти как обычно, но более грустно.

- Ладно… Но у меня к вам претензии!

- К вам? А меня разве много? Пускай говорю!

   Катя сделала шаг назад, предварительно отпустив Хауслера.

- Этот Ватрушкин… - начал снова Валент.

- Всё-таки он ватрушкоед! - воскликнула Самойлова, и сразу же вспомнила, что вообще-то должна приводить своего друга в сознание, а не радоваться его возвращению. Хотя, одно другому не мешало, но Катя решительно взяла себя в руки. - А ты — хулиган! Кто пропадает из виду навсегда, а потом, а я…

- Я принёс тебе номер своего телефона и визитку, - сообщил Хауслер. - Вот. Держи. Я пойду…

- Никуда ты не пойдёшь! - Катя топнула ногой.

- Надеюсь, полотенца поблизости… Нет… - пробормотал Валент. - У меня дела, я опа…

- Ты опаздываешь на чаепитие в моей кухне, прошу пожаловать!

   Одна нога Самойловой выскочила в подъезд, а другая осталась в квартире, и это позволило Катинам рукам затолкать Хауслера внутрь квартиры, а потом и вовсе запереться.

- Ладно, если вы так настаиваете… - Валент пожал плечами.

   Конечно, приходя к Кате в гости он понимал, нет, даже надеялся, что она просто так его никуда не отпустит. Доктор, который позвонил и сообщил, что обратился за помощью именно к ней, и скоро Хауслеру станет резко лучше, тоже добавил уверенности в том, что в этой квартире ему помогут.

   Валент был рад видеть Катю Самойлову — она была единственным непоколебимым доказательством того, что он хоть и дурак, но не до конца. Она была ещё и примером того, что бывает с людьми, когда они начинают жить не так, как жили до этого, а обращая внимание на мелочи и чудеса, которые порой бывают мелочами, но затем разворачиваются и переворачивают судьбы. Вот только всё равно сердце его не могло успокоиться только от факта существования Кати. Хотя, если быть честным, Хауслер надеялся, что что-то такое произойдёт. Не повезло. Придётся искать успокоение в чём-то более глубоком. В беседе.

   На кухне уже заваривали чай, это Хауслер понял сразу.

- Что пили? - решил вежливо уточнить он.

- Бергамот, чёрный, - отрывисто пояснила Катя. - А сейчас я заварю ромашку...

- А может, лучше что-то с жасмином?

- Как пожелаете.

   Катя недолго думая высыпала жасмин туда же, где до этого томился бергамот.

- Ой! - воскликнула она.

- Делаете особый купаж, - догадался Хауслер и улыбнулся, но вяло. - Такое я люблю.

- Да, но я не специально!

- В этом и заключается прелесть жизни — всё самое интересное случается с нами тогда, когда мы этого не ожидаем… Вот попробуешь повторить потом этот купаж, ничего не выйдет. Вот так судьба играется с нами…

   Самойлова залила чай кипятком, который заранее приготовила для того, чтобы погрузиться в свои размышления насчёт пари.

- Что значит не выйдет? Всё получится. Просто по-другому, - Катя решила подбодрить Хауслера, но тот уже впился в одну из оставшихся ватрушек. - И не всегда то, что получается, это то, что мы хотели изначально. Иногда это лучше или хуже… Никогда не знаешь, что получится. Даже если действуешь по инструкции. Ведь есть столько факторов влияния...

- И факторов унывания… - добавил Валент. - Ты уже слышала, наверное, про ту историю?

- Про Брумова и его безобразия?

- Да. Про это. Про Брумова и его беспощадный суд.

- Гадкое дело. Причём, что он сделал хорошего? Унизил тебя? А зачем было обижать хорошего человека, особенно учитывая тот факт, что ты ему помочь хотел?

- Он зол на меня за то, что я его вывел на чистую воду. Его из-за этого выгнали, не дали диплом защитить, презирали много лет… А потом он вернулся. И появились те, кто его полюбил и возвёл в культ...

- Ну пусть и любят друг-друга, а мы как-нибудь без них обойдёмся и без их химических реакций. Тем более, что они кислотные, вредные и…

   Хауслер ахнул.

- А Чашин? - спросил он. - Разве он...

- Я его бросила, - сообщила Катя. - Так что вы мне теперь должны.

   Валент усмехнулся.

- С чего же это вдруг я… - начал он, а потом резко замолчал.

- Потому что вы… Вы… - Катя задумалась.

   На мгновение в комнате повисла опасная тишина. Её прервало забавное бульканье в заварочном чайнике.

- Точно! Купаж! - Катя поставила чайник на стол. - И долги.

- Ну что я тебе должен? - Хауслер вновь погрузился в ватрушки, вернее, в последнюю из оставшихся. - Ватрушек, кстати, больше нет?

- Есть! - воскликнула Самойлова и достала из холодильника с десяток ватрушек. - Это всё моя тётушка.

- Тётушка? Она… Ватрушки любит?

- Нет, она их производит. В ужасных количествах. Мне просто повезло, что вы с доктором завалились ко мне в один день… Иначе моя фигура бы пострадала!

- Разве от таких ватрушек можно пострадать? Такие вкусные...

- В этом-то их коварство и заключается!

- Так что там про долги?

- Вы мне должны, потому что я вам так и не рассказала историю про феномен.

- Ах! Феномен! Точно! Феномен бесконечных ватрушек...

- Как бы ни так! Но это уже не имеет значения. Уже поздно об этом говорить…

   Катя импровизировала, но не очень удачно. Чтобы успокоить себя и начать говорить конкретные вещи, она на мгновение остановилась. Вид Хауслера на кухне, усыпанного ватрушками и чаем, наполнил её грудь чувством дикого уюта.

   Могла ли быть права та старушка из автобуса? Да ещё и этот феномен.

   Это бы объяснило ровным счётом всё — интерес Кати к Валенту, их хорошее общение, её волнение и нежелание мириться с беспределом, устроенным Чашиным. Но говорить об этом вслух не следовало. Или следовало, но не сразу. Или сразу, но не в лоб. Катя выдумывала стратегию, пока Хауслер наслаждался ватрушками.

- Поздно говорить о феноменах, - начала наконец девушка. - Но мы можем поговорить о чём-то другом. Предлагаю пари!

   Валент опешил. Ему пришлось налить себе чая и отпить, чтобы проанализировать сложившуюся ситуацию.

- Ты?

- Да.

- Предлагаешь мне?

- Да.

- Пари?

- Именно!

   Валент положил обе ладони на стол и застучал какой-то причудливый ритм.

- Я не играю на деньги, - кокетливо произнёс он. - И на раздевание тоже.

- А тут всё куда проще и интереснее, - улыбнулась Катя. - Вы мне должны чудо, так как про феномен не поговорили со мной вовремя, а я...

- Что же это за пари такое? - Валент прищурился. - Какой-то обман сплошной с вымогательством.

- А вот и нет. Спорим, что я вам устрою новую счастливую жизнь?

- Ну спорим, конечно!

- А взамен вы мне…

- Да-да, я же должен. Только что-то приличное, на неприличное у меня нет настроения.

   Катя задумалась. Эта часть плана всё никак не приходила ей в голову.

- Так что же? Ты мне — новую жизнь, а я тебе...

- Любовь!

   Хауслер приподнял левую бровь.

- От меня или от мира? - уточнил он.

- От мужчины, - конкретизировала Катя.

- То есть… Жениха?

- Вместо Чашина. Ну да.

- По рукам!

   Особой бодрости, на которую так надеялся Ветрушин, с Хауслером не случилось. Но ради интереса он согласился на Катино предложение — она назначила ему встречу. Сразу ничего не объяснила, чтобы не портить сюрприз. Валент и не пытался догадываться.

   Уныние, что поселилось в нём, было не простым, а очень сложным и глубоким. Это было обидное чувство собственного несовершенства. Ведь будь Хауслер кем-то другим… Да даже собой, но более чутким, он бы всех победил и вышел бы из воды сухим. А что в итоге? Уныло ходит в гости к Кате, которая изнемогает от запасов ватрушек. Неплохая ситуация, если думать о ватрушках. Но если смотреть на всё в целом — то не очень.

   Встреча, которую назначила Катя, не таила для Хауслера ничего. Неинтересное, унылое, скучное, бессмысленное… Он начинал походить на тех людей, которых всегда боялся. Но, так как превращение ещё прошло не целиком, у Валента была надежда, что всё ещё станет как прежде. Или не как прежде, а по-другому, но не так, как сейчас.

   В любом случае нужно было идти, не прячась от снега, не боясь надвигающегося холода, идти, укутавшись в свой шарф, куда-то в некий «Культурный центр на Петровке».

   Последние дни события в голове Хауслера сменяли одно-другое так быстро, не выходя из тумана, что запоминал он только отрывки. Ватрушки, правда, он запомнил все.

- ...ты будешь нашим лектором! - восторженно заявила низенькая женщина с удивительно широкой фигурой. - Это же прекрасно!

   Это была тётушка Елизавета Петровна, она же тётушка Элиза. Родственница Кати, владелица центра.

- Разве я вам подойду?

- А как же! Катина рекомендация…

- А вдруг я успел испортиться за то время, пока…

- Пока шёл сюда, голубчик? Не надо преувеличивать!

- Я преуменьшаю.

- Да ну!

   Эта женщина была уверена во всём, что происходило — Катя предложила ей отличного кандидата. Сам Хауслер первое время сильно сомневался в целесообразности этой затеи.

   Он приходил вовремя, занимал своё место, выбирал тему для рассказа… В «Культурный центр» приходили очень разные люди. Идея совместить ресторан с культурным местом сначала показалась Хауслеру… Слишком интересной, чтобы иметь успех. Однако, после первых проведённых вечеров, он был вынужден забрать свои несказанные слова обратно.

   Людей в центре было много - были дни-концерты, дни-мастерклассы, а были дни-лекции. Проходили они достаточно шумно, весело и увлекательно. На лекциях, правда, чаще молчали и просто вежливо задавали вопросы. Валент удивился тому, что до этого не знал о существовании этого заведения. Иногда он сам начал захаживать в «Центр» просто так. Из интереса. Примерно из такого же интереса люди приходили на лекции… Круг интересов замкнулся.

- Валент Хауслер, наш лектор… - так часто представляла его владелица. - Невероятного ума человек. Он не совсем психолог, не совсем профессор, но отличный специалист по человеческим судьбам. Рекомендую!

   Вопросы ему задавали причудливые, глупые и наивные. Настоящие! Искренние!

   Раз за разом он проводил лекции, сомневаясь в себе, но под конец оставался доволен, даже начал набирать свою популярность в кругах местных посетителей. Однажды его спросили о Брумове, но он очень хорошо отказался о нём говорить. Задавший вопрос согласился с Хауслером, сказав, что личность этого человека оставляет желать лучшего.

   Владелица, тётушка Элиза, тоже была по-своему очаровательна. Она не делала ультиматумов, не давала указов… Она просто порой смотрела на Валента таким взглядом, что тот сразу понимал, что ему нужно срочно как-то реабилитироваться.

   Катя тоже приходила на выступления Валента. Лектор из него был что надо. Да и человек он был хоть чудаковатый, но неплохой. Особенно в сравнении с Брумовым! Но, стоит отдать должное, сравнение любого человека с Брумовым почти всегда решается в пользу первого.

- Знаешь, вот мы с тобой, - сказал Хауслер как-то Кате, а потом сильно пожалел о сказанном. - Как две части одной безумной истории, не находишь?

- Мне тоже так кажется! - Самойлова улыбнулась такой улыбкой, какую Валент ещё до этого не видел на её лице. - Очень даже...

- Вот только что это за история...

- Реалистический роман, не иначе! С психологическим уклоном.

   Роман.

   Это единственное, что не давало Хауслеру покоя.

   Не мог же он…

   Но он старался не акцентировать на этих мыслях внимания, хоть и жалел о том, что высказал часть из них вслух.

   Кажется, жизнь и правда начала налаживаться.

   Валент чувствовал себя как прежде, но по-новому.

   И хоть в его голову всё равно иногда врывались воспоминания из прошлого, теперь виделись и проживались они в его мысленных переулках совершенно иначе.


Прошлое.
Глава XVII.

   Хауслер бежал, но Терентий не отставал.

- Немец! - кричал Брумов, как заведённый. - Стой, паршивец!

   Валент спрятался за широким деревом, и почти сразу рухнул на землю. Снегом он попытался смыть с раненной руки кровь, но она не останавливалась.

- Ты что, думал, я тебе позволю просто так… - Терентий был весь красный, то ли от холода, то ли от ярости. - Ты… Ты руку… Порезал…

   В руках Брумова была марля.

- Я тебе не позволю просто так взять и сдо… - Брумов пытался отдышаться. - Я тебя… Да ты… Паршивец…

   Хауслер испытал некоторое облегчение.

- Держи!

- Что держи?

- Марлю держи, Валентин!

- Валент.

- Что Валент? Будешь так себя вести, у тебя от самого себя ничего не останется. Помрёшь от кровопотери.

   Марля упала Хауслеру в руки и почти сразу же окрасилась в алый.

- Сам говорил мне не бей по столу, а сам по стеклу как… Размахнулся! - Терентий смотрел на Валента свысока, продолжая свой монотонный высокомерный монолог.

   Но отчего-то Валент, обматывающий сам себе раненную руку, продолжал надеяться, что этот бессмысленно жестокий человек сможет ещё поменяться. Ведь в его словах временами проскакивало нечто похожее на… Тепло? Заботу ли? Доброту? Вряд ли. Но Хауслер не намерен был так просто сдаваться.

- Пошли обратно. Мы без курток, - Брумов был прав, верхнюю одежду они оставили в здании. Хауслер не подумал о куртке, он слишком быстро убегал от Терентия. - А если ты выживешь сейчас, а потом подхватишь пневмонию… Я всё-таки намерен тебя победить. Потом умирай, сколько вздумается.

- А я не собираюсь умирать, - Хауслер встал на ноги. - И проигрывать не собираюсь.

- Как же ты меня одолеешь-то, одной рукой?

- Так же, как и в шахматы. Даже с закрытыми глазами.

   Валент улыбнулся и резко двинулся с места. Бегал он быстро, даже по снегу.

- Хауслер, стой!

   Обескураженный такой наглостью Брумов ещё несколько секунд простоял на месте, и лишь потом бросился вдогонку.

   Хауслера ему было не догнать.

   И, даже ударив по нему много лет спустя, Брумов так и не смог одержать окончательную победу. А прошлое… Прошлое осталось в прошлом. Настоящее же не собиралось останавливаться. Как и Валент Хауслер.


Идеальная пара.
Глава XVIII.

   Найти Кате любовь — задача простая, но если вдуматься… Почти невыполнимая. Мало того, что Хауслер сильно привязался к этой милой девушке, так ещё и прекрасно помнил, что Чашины, оба, подобранные для неё судьбой и им самим в частности, ничего хорошего в её жизнь не принесли. Кате был нужен кто-то другой. Но как найти ей идеальную пару?

   Вот Валент прекрасно знал, как проводить с Катей время — вместо обедов они загадывали и решали загадки мироздания, вечерами прогуливались в разные культурные места, а там тоже сталкивались с такими различными проявлениями жизни… Взять тот же поход в театр — ссора прямо во время антракта, перерастающая в почти что драку, а потом перемирие. Спасённый актёр благодарит Хауслера и его спутницу, обещая подарить билеты на премьеру. А премьера, кстати, выдалась замечательная. Как встроить в такой образ жизни принца на белом автомобиле?

   Порой Хауслеру начинало казаться, а было это крайне нечестно по отношению к Кате, что он сам и есть тот самый… Глупость несусветная!

   Конечно, они с Екатериной Самойловой…

   Нет, вопрос нельзя было ставить так. Вопрос вообще никак нельзя было ставить. Нужно было искать Кате принца, и всё.

   Не только Хауслер не догадывался о Катином «феномене», но ещё и о том, что всё то время, пока он мучился размышлениями, она глубоко внутри себя надеялась, что никого искать ей он не будет.


Последний план Хауслера.
Глава XIX.

   Главным конкурентом фирмы бизнесвумен Вольной-Бегой была другая похожая по назначению организация, главой которой был неплохо известный в своих кругах олигарх. Нельзя сказать, что он обладал чем-то особо значительным — деньги, кое-какая власть при нём были, без этого он не был бы олигархом. Однако, злобности в нём никакой не было. Было лошадиное здоровье и слегка чересчур наивная тупость, но без этого он не достиг бы так много. Не так важны эти подробности, как тот факт, что Катя Самойлова дважды имела шанс стать работницей в его компании. Но в первый раз опоздала, по уже много раз указанным причинам, а потом вовсе отказалась появляться.

   Этот факт совершенно не смутил Валентина Хауслера, всё чаще использовавшего своё полное имя. В том состоянии, в котором он находился — а было это состояние полного отказа принимать реальность такой, какой она была — идея изучить на предмет Катиного замужества этого типа была очень логичной.

   Чтобы провести свои авантюрные затеи в действие, Хауслеру пришлось написать стихи. Зачем? Обо всём по порядку.

   Катя уже несколько раз пыталась намекнуть, что искать любовь и жениха стоит чуть ближе. Что она имела в виду? Она смущалась, боясь отказа, но страшно хотела взаимности — ей хотелось, чтобы Валентин сам понял, что речь идёт о нём самом. Валент же… Искал. Вокруг. Самое близкое, что показалось ему вероятным и подходящем, находилось в фирме конкурентов. И этим близким оказался Алексей Темиров.

   Изучив его персону вдоль и поперёк, Хауслер понял, что такой человек, как Темиров никаких угроз не представляет. Высокий, широкоплечий, с такой же широкой улыбкой — идеал, мечта каждой столичной девушки. Но тупой, как пробка. И недальновидный. Если бы Алексей был бы боксёром, это бы многое объяснило бы, но он был олигархом, и дела его держались исключительно на чудесной силе невероятных совпадений. Так считал Хауслер, не давая случайностям врываться в его чёткие планы. Такой мужчина осчастливил бы другую простую, желающую чего-то этакого, женщину. Но была ли в списке таких Катя?

- Может, у тебя есть кто на примете? - решил спросить Хауслер, понимая, что сроки поджимают, а свою часть сделки он так и не выполнил. - Типаж… Конкретный человек… Алексей Темиров, например?

- Только не он! - Катя аж раскраснелась от ярости.

- Понял…

   Вот только Валентин ничего не понял.

   Вернее понял, но не так.

   В его голове сам собой родился план — глупый и бессмысленный. Если бы Брумов наблюдал всё это действие со стороны, то наконец-то почувствовал бы своё превосходство. Его соперник ошибался на каждом шагу,

   А всё из-за химической реакции.

   Осадочек оставался от этой реакции, такой конкретный осадок, что страшно становилось. Хауслер решил, что это дело, этот план, который он реализовывал за спиной у Кати Самойловой, станет последним в его карьере. Больше ничего делать подобного он не станет. И в этом был некоторый плюс, ведь план его был ужасен. Однако ничего из сказанного выше не было ясно Валенту в те минуты, когда он сам себя заводил в тупик. И не только себя.

   Очень быстро выяснилось, что у Темирова есть секретарша. И, что имеет отношение к делу, она была в него тайно влюблена. Всё это Хауслер выяснил за считанные секунды, и в былые времена перестроил бы свою стратегию, переделал бы план, свёл бы двух вероятно влюблённых друг в друга людей, устроил бы им счастливую свадьбу и дальнейшую семейную жизнь… Однако.

   Отрицающий всё и вся, считающий, что его чувства по отношению к Кате нечестны, подлы и коварны, Хауслер двигался совершенно в непривычном для него направлении. Каждый шаг он планировал, но каждый раз просчитывался. А потом начинал заново — план, шаг, ошибка. План, шаг, ошибка. Дошёл он далеко. Достаточно далеко, чтобы начать стихи.

   Возвращаясь к теме стихов — Юленька Викторова, секретарша, о любовной беде которой Хауслер знал, но к которой не проявил должного внимания и сострадания, поведала ему, что Темиров страшно любит стихи. Какие конкретно девушка не уточнила. А ещё сообщила крайне интересную вещь — её начальник считал, что в него тайно влюблены. И не ошибался, ведь в него была влюблена сама секретарша. Однако, Валентин воспринял всю эту информацию не так, как обычно, поэтому особых надежд у Викторовой на счастье не оставалось.

   Сложив в голове два плюс два, Валент принялся писать стихи от лица неизвестной прекрасной леди, влюблённой в Темирова.

   Получалось не очень, хотя недюжинный литературный талант в Хауслере присутствовал.

   Сопротивление происходящему мешало Валентину писать. Он сбивался с рифмы, увлекался ненужными темами, декламировал стихи в спальне неясно кому — в общем сам саботировал свою же работу. Заметив этот, скажем так, феномен, Хауслер решил поступить самым простым способом — привлечь к своим авантюрам Катю. Которая, узнав, что ему нужна помощь с рифмами, сразу же согласилась помочь.

- Это история о любви, - говорил Валент, по хозяйски гуляя по Катиной кухне. - И там лирический герой лирически читает любовный текст тому, в кого влюблён. Вернее это не он, а она.

- Запутанная лирика, - заметила Катя. - А какая рифма у тебя не получается?

- Ну, допустим… «Любовь моя к тебе опасна...»

- «Но это очень даже классно!»

- Нет! То есть, не в том смысле, что это не классно. Я имею в виду, что стих должен быть выполнен в весьма формальном виде. Такой… Ну… «И вот, сижу я, глядя в небо. Там облака, за ними не был… И я смотрю на небосклон, но в мыслях моих не только он.» Лирическое!

- Хм… Лирическое.

- Романтичное! Как признание в любви.

- Понимаю… Что там было?

- «Любовь моя к тебе опасна...»

- Ага! Так… «Любовь моя к тебе опасна, но оттого совсем не страшно…» Мне! Да, не страшно мне...

- И мне не страшно тоже.

- Да, я знаю. Я просто пытаюсь подобрать красивую рифму...

   Разговор шёл не совсем в ту сторону, куда ему следовало бы идти.

- «Любовь моя к тебе опасна, но оттого совсем не страшно…» - повторяла Катя, чувствуя, как приближается желанное для неё признание. - «Мне жизнь ведь чувства подарила, хоть и не понял я какие...» Смешно, правда!

- Очень натуралистично, - Хауслер нахмурился. - Так… А если...

- Вдруг это не взаимные чувства, а… - девушка пыталась перейти к более конкретным намёкам, но Валент пресёк эти попытки.

- «Я чувствую, как сердце колотит моё...»

- Это уже какое-то признание у врача про гипертонию.

- Согласен. А как тогда...

- Надо подойти к делу творчески!

- Именно поэтому я и пришёл к тебе.

- «Я чувствую, как сердце колотит моё, меня чувства рекою уносят, ой-йо!»

   Идея была хорошая, но реализация… Даже разговор с Катей Хауслеру не помог. Тогда, помучившись ещё с недельку, он наконец-то додумался. Решил писать стихи так, словно он пишет их Кате, но только он — женщина, обращающаяся к мужчине. Сразу всё получилось.

Томится сердце моё в клетке,
А ключ от неё далеко.
Томится и ждёт чувств терпких,
На сердцу нелегко.

Ведь рядом друг желанный мой,
Не протянуть руки…
Почти всегда идёт со мной,
Но как мы далеки!

И чувства мои меня убивают,
Я смотрю на тебя,
И сердце сбивает меня…
А мысли покоя не знают.

Любить вслух боюсь,
Напишу на бумаге.
Хотя, понять всё могли бы мы сами,
Но остались б друзьями?

Вдруг чувств роковых
Не раскроет букет
Тот друг мой, которого нет?
И не будет прочтений иных?

Я боюсь, трепещу, но хочу я сказать:
«Любовь моя вечна к тебе лишь,
И главная цель — тебя лишь обнять.»
Но почему ты молчишь?

   Конечно, стиль стихотворения пришлось искусственно занизить. Во-первых, писать их должна была девушка, которая просто записывала свои мысли, а не гналась за литературными наградами, и, во-вторых, адресат должен был смочь не только прочесть написанное, но и понять хотя бы половину из того, что там было написано.

- У меня к Темирову документы, - сказал Хаулер в тот день, когда осуществлял последнюю часть своего плана. Он представлялся работником фирмы Вольной-Бегой, а стихи спрятал среди якобы важных бумаг.

- Ожидайте, - сказала Юленька, а сама пошла в кабинет к начальству.

   Подсунув стихи через секретаршу, Валентин ожидал мгновенной реакции. Она не произошла. Тогда он сам записался на приём к Темирову. И пришёл. Через день.

- Я знаю, в вас влюблена женщина, и она написала вам стихи! - сразу сказал он. - Я врал, что я работаю на Вольную-Бегую, чтобы рассказать вам об этом!

   Алексей сидел в большом, обитом кожей кресле. Он удивился словам Хауслера, но принял их за чистую монету. Удивительно, как с таким характером он так долго продержался на плаву.

- Вы — провидец! - заявил олигарх. - Повествуйте.

   Валентина удивило то, что Алексей знал такие сложные слова.

- Я вам сейчас всё расскажу! Она молода, красива и влюблена! - говорил он, внимательно следя за реакцией цели. Цель ликовала и ничего не подозревала. - В вас!

- Как это чудесно! - Темиров привстал. - И вам известно её имя? Она талантливый писатель...

- Она почти что поэтесса, знаете, она...

- Познакомьте меня с ней!

   Всё сложилось. Пазл оказался собран.

   Валентин даже расстроился.

   Он подсознательно до конца надеялся, что всё не получится, отменится, переменится, но, увы, он был гением своего дела и делал всё очень хорошо. Чересчур хорошо.

   А Катя, узнав об олигархе, слишком не вовремя решила подыграть Хауслеру, думая, что это всё часть его игры, в конце которой они остаются вместе. А олигарх исчезает. В итоге уверенность в том, что всё идёт хорошо, а сам Валентин не имеет права решать за Самойлову кого ей любить, закрепилась в сознании Хауслера.

   Это был его последний план. Тот, после которого всё должно было прекратиться. Он сам ставил жирную точку на себе и своих авантюрах. Абсолютно добровольно и честно. Убивал себя, лишал самого дорогого — Кати… Нет, не Кати, Катя — суверенная личность. Он лишал себя возможности путать жизни людей. Брумов возликовал бы, услышав это. Но мошенником Хауслер как не был, так и не становился. Он просто запутался. И, отчасти, громкие заявления его были правдивы — но лишь отчасти. Самое интересное ждало всех участников действия впереди.


Мысли.
Глава XX.

   Неумолимый план неумолимо продвигался. И двигал в головах людей мысли. Разные.

   В чём-то Хауслер мог быть доволен, ведь страдал не один — от внезапного объявления об отношениях Темирова пострадала его секретарша. Однако, сейчас его целью было не удовольствие, и тем более не собственный комфорт — он отчаянно отвергал все лишние, как ему казалось, мысли, двигаясь по придуманному плану.

   В один из дней, он разговорился с той самой Юленькой.

- И вообще, - жаловалась она. - Если она хочет завоевать сердце олигарха… То… То… Пусть купит шубу. Или хотя бы арендует. Ни на какое нормальное мероприятие без этого не пустят. А она вряд ли сможет позволить себе… И исчезнет. Вот так вот. Я ей спуски не дам.

   Валентин в шутку передал эту рекомендацию Кате.

- Ну куда я пойду без тебя, да ещё и в шубе… - ответила на это она, смеясь. Шубы она не носила.

   В другой день Валентин совершил оплошность — завёл разговор на лекции про любовь, взаимные и не очень чувства. Мысли заполонили его голову, но он уверенно отбивался от них. Ровно до тех пор, пока ему не задали вопрос.

- А что если чувства разгорелись между двумя друзьями? - голос был молодой, скорее даже подростковый.

- Зависит от ситуации, - ответил любимой фразой Хауслер. - Дайте мне ситуацию.

- Ну… - подросток задумался. - Вот он старше, чем она, и они как бы… Как наставник и ученица.

- В каком смысле? - физиономия, которую скорчил Валент вызвала у публики лёгкий смех.

- Ну…

- Все друзья любят друг-друга, и это нормально. Это не перерастает ни в какие другие отношения. Об этом стоит помнить.

- А если перерастает?

- Тогда… Это совсем другая история. Возьмём уже сказанный пример...

- Если оба любят, но боятся сказать об этом, потому что… Не хотят быть отвергнутыми и потерять дружбу, что тогда?

- Тогда, - Валент задумался. - Тогда им обоим стоить взвесить все риски и решить, что будет для них правильным. И, желательно, всё-таки обсудить сложившуюся ситуацию.

   В очередной другой день Хауслер вышел на прогулку, а посреди гуляний договорился встретиться с Катей. Они теперь имели возможность писать друг-другу послания, ведь Валентин дал ей свой номер телефона. Мысли напали на него почти сразу после того, как Катя сообщила, что скоро подойдёт. Они твердили ему разное, но в итоге всё закончилось плачевно для телефона — он попал под горячую руку Хауслера, в которой лежал, был брошен на асфальт. Разбился. Почти что вдребезги. Катю подобные новости не устроили. Терять своего товарища она не собиралась.

- Это просто случайность… Бывает. Ничего такого, не бери в голову.

- Но тебе нужно срочно же купить новый телефон!

- Только если ты поможешь мне его выбрать. Я в этом не разбираюсь.

- Мы не должны терять связь! Я помогу.

   Катя так увлеклась помощью, что в какой-то момент начала опаздывать. И в этот самый момент держала в руках слишком много предметов. Отвлеклась, засуетилась — выронила ключи. Валентин имел в руках новую модель телефона и мог бы просто позвонить, но для этого гаджет требовалось зарядить. Следовательно, вернуть ключи, которые, как обмолвилась сама Катя до того как начала опаздывать, были запасными, сразу не получилось.

   Вопрос зачем и кому несла эти ключи Катя, в своей голове Валент оставил без ответа.

   Чуть позже, этим же днём Хауслер встретил начальницу Кати. Вольная-Бегая добавила масла в огонь — попросила кое-что передать своей любимой сотруднице, тёзке Самойловой.

   Это было удачно, ведь случайно оброненные ключи нужно было вернуть.

   Хауслер быстро проделал путь к дому Кати, хотя мысли его намекали, требовали, кричали: «Останься у неё, напросись на чай, обговори всё… Поговори с ней!»

   Валент тихо открыл дверь, чтобы быстро положить ключи и посланные вместе с ним документы, но замер в коридоре, как вкопанный. Он услышал Катин голос, разговаривавший с кем-то по телефону. И внутри него всё словно загорелось.

   Подслушивать было нехорошо, Хауслер это знал. Разговор происходил на кухне, и Кате было достаточно выйти в коридор, чтобы поймать его. Но ему страшно хотелось понять, чем живёт и дышит сейчас Катя, ради которой он переступал через себя и свои чувства. Валентин начал признавать, что они есть. Но какие — не уточнял. Не хотел. Боялся.

   О чём на самом деле говорили Катя и её мама? Диалог их выглядел примерно таким образом:

- Мама, хватит так переживать за меня!

- Как я могу перестать беспокоиться, ты же моя дочь!

- Мама, я работаю, нечего так за меня беспокоиться!

- А я не переживаю, просто думаю, что ты одна там, совсем одна...

- У меня есть тётя и сестра.

- Но я не об этом!

- Мама, каждый человек сам решает, когда ему заводить отношения.

- Но как же ты без помощи!

- Я сама справляюсь.

- Но всё-таки, я так переживаю… Ладно, согласна — переживаю за тебя!

- И вообще, у меня есть отношения!

- У тебя есть мужчина!?

- Мама, ты опять недовольна?

- А ты уверена, что это серьёзно?

- Конечно!

- А как ты это поняла?

- Я этому человеку дочь готова родить, дочь! Ты же знаешь, как выглядела моя детская мечта — дом, мужчина, дочь. Всё серьёзно. Очень серьёзно. Будь уверена в этом. И не суетись!

- Ох, и правда… А я всё опять пропустила! Жизнь идёт…

- Мама, ну хватит...

   Но услышал Хауслер куда меньше. И понял, как и всё многое другое, не так. И подумал совсем не то, что должен был бы подумать. А всё из-за простого недоразумения… Из-за недосказанности.

- Я этому человеку дочь готова родить, дочь! Всё серьёзно. Очень серьёзно.

   Услышанные неправильные отрывки фраз Валентин прокручивал в голове весь день до вечера, а когда солнце село, погрузился в тяжёлое неподвижное состояние. Не сна. Ему было совсем не до сна в эту ночь.

   Виной тому было ещё одно событие, прогремевшее днём. Где-то между встречей с Катей и покупкой телефона и случайным общением с Вольной-Бегой.

   Олигарх Темиров сообщил, что приглашает сваху, то есть Хауслера, а так же свою уже почти что любовь всей жизни, то есть Самойлову, к себе на бал. И будет это завтра. Кате он уже сообщил. А Валентина просит лишь об одном, перед тем, как ехать, довести девушку до заказанной для неё кареты.

   Ночь далась Хауслеру с трудом. Выдалась она крайне непростая. Но ещё до этого, до самой ночи, в момент вечера, увядающего дня, нервы Валентина не выдержали. Последней оборванной ниточкой стало сообщение, пришедшее на новый телефон от Кати: «Я взяла в аренду шубу, чтобы соответствовать завтрашнему маскараду.»


Утро.
Глава XXI.

   Ночь, как уже было сказано выше, у Хауслера выдалась непростая. Очередная ночь побегов, попыток и размышлений. А ведь он был уже не так молод, как когда-то. История про взятую в аренду шубу довела его до края — края, по которому проходила граница между безумием и полной апатией.

   Не то чтобы шуба была плохая, а арендаторы мошенниками, просто всё сознание Валента двигалось к крайне неприятному осознанию.

- Я проиграл, я опоздал, - думал он вслух, разгуливая по своей спальне, уставленной предметами быта разных эпох, времён и народов. - Как всё уже серьёзно у этих двоих. Она берёт в аренду шубу, чтобы соответствовать его миру… А он высылает карету…

   Правда, про карету Катя ещё не знала.

- Другой, более старый её кавалер, посылает детектива, - Хауслер не мог обойтись без собеседника сейчас, хотя разговаривал сам с собой. - А я? Чем я могу затмить двух этих… Безбожников.

   Отчего-то слово, вырвавшееся на волю, смутило Валента.

- При чём тут это вообще? - буркнул он. - Я совсем не об этом хотел поговорить…

   Утром, когда все сложные разговоры с самим собой были переговорены, а последние надежды залиты слезами, Валент наконец-то успокоился. Так ему показалось.

   Чуть не свалившись с лестничной площадки, с трудом одолев себя и свой наряд, а так же скорый завтрак, Валентин Хауслер направлялся в сторону своей казни. Самой тяжёлой и великой за всю жизнь.

   Даже Брумов, пританцовывавший в его голове, не мог бы сравниться по силе с глубиной того провала, что ожидал Валента сегодня. Он сам вёл себя, после скорого суда, на плаху.

   Хауслер долго решался, слишком долго, и размышления его привели к катастрофе. Полный провал. Абсолютный! Любовная неудача. Ну почему же он не понял раньше, как влюблён? Почему не признался?

   Мысль о нечестности и глупости сразу же посетила его, стоило ему предать себя извечному вопросу «А что если бы…?».

   Стыд, сомнения, безумное, изнемогающее от самого себя чувство… И вот всё оборвалось — вот она Катя, вот они последние минуты их доброго знакомства. А потом? Потом пустота.

- Ну как вам, хороший же день? - Катя красовалась, показывая свой наряд. - Или вы, прямо таки, настроены… Не так позитивно? Что с тобой? Валентин, не молчи!

   Разговор сложившийся между ними показался Самойловой немного странным.


Прощание.
Глава XXII.

   Валентин этот день считал траурным. Катя не понимала почему. Хотя, арендованная шуба так сильно давила ей на плечи, что она сама начинала догадываться. И, хоть первый не говорил второй причину, ощущение безвыходности и печали заполняли воздух собой ежеминутно.

- Вот и всё, - практически прощаясь говорил Хауслер. - Бал, радости и...

- Но мы же не прощаемся с вами, - Самойлова улыбалась. - Всё только начинается.

- Конечно...

- Не бросите же вы общение со мной из-за каких-то танцулек в старых костюмах...

- Нет, конечно… Просто я подумал...

- А думать вредно!

- Серьёзно так решил задуматься и...
 
- А как же глупости, которые делают счастливее аж в целых 10 раз?

- Катя…

   Валентин замер. Только что они с Катей спешили, но вот теперь он встал, словно дерево.

- Я… - он хотел было сразу всё ей рассказать, во всём признаться, не ждать этого проклятого вечера, не отдавать её в жёны этому… Жуликом он не был, но всё-таки, не был Алексей её принцем на белом коне, а она не была его принцессой. Всё пошло не так. И если сейчас будет это признание, если сейчас Хауслер понадеется на чудо… Но чуда не случилось. Вернее, Валент был слишком ранен выходкой Брумова, чтобы проверять случится чудо сейчас или нет. А если бы он спросил, то всё произошло бы быстрее. Закончилось бы, не начавшись. - Я… Да ладно. Ну это… Пошли.

- Куда пошли? - Самойлова сделала глупое лицо.

- Куда? Как куда… Мы же...

- Опаздываем на выставку?

- На вы… Нет, не в этот раз. Мы опаздываем на бал.

- И даже не на ярмарку?

- Нет, даже не на…

   Валентин готов был бы опоздать на все ярмарки и выставки мира, лишь бы удержать Катю от безумного решения, которое он сам ей подсунул в качестве подарка. Однако, сил бороться с ней у него не было.

   Самойлова же не понимала, когда её действия наконец начнут иметь эффект. Разве она не достаточно намекала?

- А, может быть, всё-таки на выставку, а не на бал? - спросила она со слабой надеждой.

- Я бы с радостью, но… - Хауслер не был идиотом, он понимал, что что-то его подруга к нему испытывает. Был ли это ребяческий восторг или какое-то другое ложное чувство, для него не имело значения. Валентин не был мерзавцем, поэтому не мог себе позволить вот так, играясь чьими-то чувствами, взять и повернуть всё в свою сторону. - Не могу я, тебя ждёт этот… Прости Господи...

- Алексей? - Катя слегка расстроилась.

- Ну да. Нелепо будет вот это всё устроить, и не прийти. Пари, в конце концов, должно быть выполнено.

- А вот тут я согласна!

- Ну вот. Пошли.

   Они снова начали идти, только теперь молча. И очень скоро сердце Хауслера защемило от невыносимого горя.

- Впервые я чувствую себя полностью обезоруженным, - сказал он честно. - Ничего не понимаю, теряюсь и паникую.

- В первый раз? - удивилась Катя. Она уже начала сомневаться в том, насколько ясна была. Или, быть может, такая неуверенность со стороны Валентина означала однозначный отказ?

- Ну да, раньше я...

- А, кстати, про раньше!

- Про раньше? Поговорить о моём прошлом хочешь? Разве я не достаточно рассказал про...

- Да нет, не про Терентия.

- Не упоминай это имя при мне!

- Простите.

- Не прощу. Теперь я обиделся и доставлю тебя на бал молча.

- Молча!?

- Да.

- А как же...

- Ну чего ты хотела? Только быстро, а то потом я обижусь и буду молчать.

   Карета, которая стояла неподалёку, очевидно ждала Катю. И Валентин не собирался мешкать, но на один-другой вопрос мог бы и ответить. Из вежливости? Нет, из принципа. И нежелания прощаться вот так просто. И навсегда.

- Ты любил кого-нибудь когда-то? - спросила Самойлова нервно, ожидая услышать что-то неприятное для себя.

- А может и до сих пор могу себе позволить, - Валентин съехал с ответа. - А теперь полезай в кузов… Ой! В карету. Здравствуйте, молодые люди. Я привёл вам принцессу. Доставляйте её на бал, но аккуратно. Прошу, мадам… Лезьте!

- Что, прямо туда?

- Именно так.

   Хауслер помог Кате забраться в карету, а сам при этом так тяжело и грустно вздохнул, что могло показаться, что он посылает её на смерть.

- Ну мы же увидимся на балу, так ведь? - с надеждой уточнила Самойлова.

- Конечно-конечно, - Валентин собрался и сделал уверенный вид. - А зачем бы я ещё тогда сегодня так наряжался...


Девушка на балу.
Глава XXIII.

   Карета, которую послал за Екатериной Темиров, подпрыгивала на каждой кочке, на каждом повороте дребезжала и дёргалась. «И как только знатные дамы разъезжали на этих… Махинах!» - Самойловой приходилось вжиматься то в один, то в другой бок старомодной кабины, чтобы удержаться на месте и не вывалиться наружу.

   Благо, кажется, усадьба неумолимо приближалось, а значит скоро можно будет сбежать из этой адской машины, встать на ноги и… Убежать!

   Катя ведь не собиралась выходить замуж за этого олигарха. Мало того, что он был скучнее камня, так ещё и улыбался так наигранно нарочито… Невыносимый тип! По-настоящему невыносимый. Самойлова слегка разочаровалась в Хауслере, потому что надеялась, что тот мгновенно поймёт её намёк, а тот мало того, что ничего не понял, так и втянул её в очередную авантюру. А Катя не любила авантюры! Впрочем, тут она лгала сама себе, любила, иначе так не билась бы за этого несчастного пенсионера. Хотя, нет, пенсионером он ещё не был.

   Наконец карета остановилась и Екатерина, забыв про все приличия, вывалилась из неё с невероятным грохотом прямиком в кусты роз, которые даже в декабре отчего-то цвели и пахли. И кололись. Катя быстро вскочила на ноги от холода и колючек. На улице её встречали двое — дворецкие в ливреях или лакеи, кем бы они ни были, вежливые до боли в зубах. Они отряхнули её, провели внутрь, изъяли арендованную шубу, повесили её в гардеробную… Катя специально одним глазком нацелилась на гардероб, ища знакомую одежду. Нашла! Хауслер, мерзавец, был уже на балу. А её зачем-то отправили товарным вагоном, не иначе, поездка была тряской и долгой.

   Вместо желанного Валентина в зале Катю встречал другой тип.

- А вот и вы, любовь моя… - Темиров растянул лицо в улыбке, но никакого приветствия в ответ не получил.

- Если позволите, мне бы воды… Дорога была… Ужасная! - Самойлова думала над предлогом, что позволит ей избавиться от скорого замужества. Всё-таки, хоть цель её и была таковой, но исполняющие роли мужчины перепутались.

- Конечно, а что бы вы хоте…

   Но Кати и след уже простыл.

   Она, путаясь в юбках, постоянно сталкиваясь с кем-то, натыкаясь то на слуг, то на гостей, то на колонны, шла всё глубже в зал. Где-то здесь должен был быть Хауслер или хотя бы уютный уголок, где он мог бы спрятаться.

- Стойте! - чей-то голос окликнул Катю. - Постойте!

   Самойлова печально вздохнула и обернулась. Перед ней возникла секретарша олигарха, такая же, как и до этого, но тоже в платье.

- Вам идёт, - сказала Катя.

- Спасибо, но я вообще-то ругаться с вами пришла, - Юленька выглядела грозно, хотя её кукольное лицо практически не изменилось. - Я вас ненавижу, так и знайте.

- За что? - удивилась Самойлова. - Я же… Я же ничего такого…

- Вы разбили мою жизнь, вот что! - Викторова чуть не плакала. - Вы… Я… Да у меня были все шансы, а теперь я останусь одна и без работы!

- А разве Алексей…

- Не смейте называть моего Лёшеньку так! Вы его не получите!

- То есть вы меня пришли убивать?

- Да! Нет.

- А что тогда?

- Ничего… Что я могу сделать? Это было бы чудо, если бы всё вдруг вязло бы и…

   Юленька поправила глуповатые очки.

- Но этого не случится, - наконец лицо её дрогнуло и исказилось. - Никогда! А всё из-за вас! Кто, ну кто вас просил вмешиваться? Опоздали на интервью и опоздали! А ещё эта Вольная-Прибойная…

- Произошла ошибка! - Кате в голову пришёл план. Сработать он не мог ни в каком случае, но делать что-то надо было. - Я… Да мне вообще не нужен ваш Темиров!

- Как не ну… Как это не нужен!? - секретарша рассвирепела. - И как это всё называется!?

- Ошибка! Это была ошибка. Просто глупость, нас перепутали.

- Как это перепутали? Вас значит на коляске, ой, катать, а вы…

- Это было ужасно, я, можно сказать, пала жертвой… Я вообще спасла вас от этого ужаса!

- От какого ужаса!?

- Я сейчас пойду и всё ему объясню!

- Не верю… Вы наглая особа! Ещё и смеётесь! Знайте, я вас никогда не прощу… Ни за что! Увольняйте меня, делайте что хотите, я не прощу! И не отдам его просто так!

   Юленька заплакала так сильно, что говорить была уже не в силах, и быстро скрылась в толпе пёстрых костюмов.

   Самойлова тяжело вздыхала и разводила руками. План её был прост — перевернуть ситуацию, признавшись Темирову уже не просто в том, что ей он отвратителен, а что на самом деле произошло недопонимание. Человек его ума на это должен был купиться, но где теперь найти этого… А вот и он! Сияет весь от счастья.

- Любимая…

- Тут такое дело…

   Катя решила не дать ему возможности говорить.

- Вы всё перепутали, Алексей, - голос её чуть дрогнул. То ли от страха, то ли от волнения. Всё-таки не просто мальчик, олигарх. А вдруг обидится и…

- Как это? - Темиров не переставал улыбаться. - Это что же это я напутал?

- Та личность, о которой вам сообщили, это не совсем я, - Катя решила не прощупывать почву, а сразу пойти в атаку. - Это ваша… Секретарша. Юленька. И стихи она написала.

- Юленька? Ничего не понимаю.

- Она в вас влюблена по уши!

- По чьи уши?

- По ваши!

   Темиров нахмурился. А потом снова озарил мир своей простецкой улыбкой.

- Как же я сразу не догадался, она обиделась наверняка… - начал говорить он довольно.

- Зато избежала толкучки в карете, - вставила Катя. - Идите скорее, ищите её. А-то вдруг она… Передумает.

- Передумает? - спешку Алексей любил больше всего на свете. - Тогда я срочно должен… А вы как же?

- А я по её просьбе притворялась, - Самойлова продолжала выдумывать. - Я вообще вас не люблю.

- Вот как, ну славно!

- На свадьбу свою пригласите! Если удастся…

   Самый завидный жених бала скрылся. Катя сразу же вздохнула с облегчением, хотя кое-что ещё тревожило её. Хоть опасность безумной любви отступила, но Хауслер так и не появился. Делся куда-то. Неужели он правда поверил, что Самойлова полюбила этого… Этого…

   Катя ходила туда-сюда, поглядывая на танцующих. Целей у неё было несколько — обнаружить своего друга сердца и, быть может, узнать как всё сложилось у двух незадачливых влюблённых. Они бы обязательно пошли танцевать, если бы всё удалось. Или не сразу, но пошли бы, и тогда Катя увидела бы и поняла...

   Валентин возник почти что на пустом месте и сразу же взволнованно затараторил.

- Ну что? Ну как? Уже виделись с ним? - выглядел он взволнованно и встревоженно. Не как обычно. - Или я всё прервал? Или…

- С кем? - ошарашенная Катя наконец-то смогла вставить два слова между его тринадцатью.

- Ну как с кем, Катенька? С… С вашим суженным, - Хауслер подмигнул. - Что, неужели сорвалось?

- Не совсем, - Самойлова улыбнулась. - Вернее, мы виделись, но ничего толком и не обсудили и… А вообще, я вот думала…

- Так обсудите, а я потом вернусь, - Валентин огляделся, словно его преследовали. - Давайте так, сделаем вид, что меня нет. А как только всё разрешится, я появлюсь, поздравлю вас, и…

- Но! Но… Но ведь мой суженный… Это…

- Не простит? Понимаю. Поэтому сделаем вид, что меня даже не было! Отличная идея, я в тебе не сомневался, Катенька! Дерзай!

   Хауслер откланялся, ещё раз попросил Катю подыграть ему, и… Исчез.


Из крайности в крайность.
Глава XXIV.

   Катя очень быстро утомилась, пытаясь соответствовать собравшемуся здесь сброду. Кто-то делал вид, что страдает, кто-то улыбался, отчего этого кого-то перекашивало. Ей определённо здесь не понравилось. И, что самое обидное, её друг в цилиндре куда-то испарился.

   Пробиваясь сквозь толпу, осторожно выставляя ногу в аккуратном каблучке вперёд, Самойлова перебирала в голове мысли, которые возникли у неё при первом знакомстве с Валентином Хауслером. Она целую ночь провела в размышлениях после того, как он почти что разрушил её жизнь. Ещё с десяток ночей думала о том, как этот назойливый, но крайне обаятельный, человек умудряется из всех ситуаций выходить сухим, абсолютно не тронутым. В итоге она пришла к простому выводу — его жизненная теория работает. Вот только куда он смел подеваться? В самый ответственный момент исчез среди этих шаркающих длиннющих платьев из атласа или чего по-дороже. А ведь именно Хауслер по-настоящему умел творить чудеса. Именно он открыл Кате новый смысл жизни. И вот так попросту исчезнуть этот гений мысли и авантюр не мог. Это было не в его стиле.

   Что и правда оказалось правдой — Хауслер не исчез. Он, молча и осторожно, спрятал самого себя на балконе, выходящем на старинный сад. В этой усадьбе, сохранившейся почти идеально с тех давших времён, когда балы имели настоящее общественное значение, были созданы практически все условия для внезапных побегов, но ни одним из них Валент не воспользовался.

- Вот вы где! Мерзавец! - услышав знакомый женский голос, Хауслер сразу же смутился. - Я ищу вас, а вы…

- Почему на вы? - голос его звучал непривычно грустно.

- А почему вы такой грустный? - Самойлова вцепилась в ограждение, на которое траурно сложив руки опёрся Хауслер.

- Вопросом на вопрос значит? Н-да. Хорошо! А почему вы, принцесса моя, до сих пор не в объятьях этого принца-олигарха Темирова? - профессор прищурился. - Неужели моя партия проиграла, разве мог он не влюбиться в такую красавицу, особенно после того, как всё выяснилось?

- Ничего не знаю про этого вашего принца, - Катя была оскорблена. - Алексея Темирова я видеть не могу, насколько он душный человек…

- Душный! - Хауслер схватился за голову, на которой, внезапно обнаружила Катя, не было цилиндра. - Так, сейчас же расскажи мне, что же я, старик, сделал не так!?

- Начнём с того, - Самойлова опустила одну из рук Хауслера обратно на мраморную плоскость. - Что вы — не старик!

- А почему меня внезапно так много? М?

- Не знаю.

- Вот именно. А я проиграл! Проиграл, и всё тут. Я-то думал, что ты… Ты будешь жить долго и счастливо с этим… Прости Господи…

- Разве это называется долго и счастливо?

- А как? Здоровый, тупой и счастливый богач… Чего ещё нужно для счастья женщине?

- Ничего подобного!

- Как это ничего подобного? Хочешь сказать, опыт мой меня подвёл? Интересных я вам тоже предлагал. Кто ж знал, что этот Иван-Дурак окажется братом вашего когда-то кавалера… Да даже сам факт того, что его интересная личность закончилась в тот момент, когда в воздухе появился Брумов… Нет, с ним в нём я решительно ошибся.

- Но дело же совершенно не в этом.

- Как не в этом? Хотите сказать… Вот — заразила меня! Что за день сегодня!

- Я сказала, что ничего подобного мне не нужно вовсе не потому, что не была бы счастлива с этим… Вообще он не идеален, но любая другая на моём месте была бы счастлива с ним. Это верно.

- Любая другая… А ты что?

- А я… Другого люблю.

   Хауслер чуть не свалился с балкона прямиком в пышные кусты роз. Он убрал от головы правую руку, поставил её на ограждение и упёрся в неё своей щекой. Выглядеть он стал смешновато, может быть оттого, что искривился, словно панцирь у улитки.

- Этого я от тебя, Катенька, не ожидал, - только и смог сказать он.

- А что, разве это было незаметно? - Самойлова носилась из крайности в крайность, из гнева в милость, из раздражение в сочувствие. - Мне казалось, что…

- Когда кажется что нужно делать?

- А? Ну я знаю, что говорят, что нужно креститься, но…

- Вот именно. И зачем я это всё...

- Это всё Ветрушин виноват!

- Ветрушин?

- Когда вы были, так сказать, в отчаянии…

- Опять на вы…

- Когда, так сказать, теряли смысл жизни…

- Ну-ну?

- Он предложил мне вас, профессор Хауслер, взбодрить с помощью пари.

- Ах, пари!

- И я согласилась, потому что и так хотела сказать, а тут ещё и повод появился… Вот только всё пошло не по моему изначальному плану. Вместо того, чтобы дать мне возможность признаться вам в любви, вы начали искать мне жениха! А что его искать?

- В любви?

- В любви! Потому что я вас… Я люблю тебя! Вот так.

- Однако… Не ожидал.

- Как-будто я не знала, что ты…

- Знала!?

- А что, это разве должно было быть мне незаметно!?

- И ты бросила этого олигарха… Ради меня?

- Никого я не бросала. Просто сказала, что его секретарша давно уже по нему сохнет, только и всего. Это же была правда! А она подумает, что случилось настоящее чудо. И все в итоге окажутся счастливы — и они, и мы… Я же не хочу замуж за Темирова! Я хочу замуж за тебя.

   Хауслер охал и качал головой. Он наконец-то выпрямился, стряхнул с рукавов пиджака случайно попавший на них снег и посмотрел на Катю серьёзно-серьёзно.

- Глупышка, - сказал Валент и улыбнулся.

- Почему глупышка?

- Это же теперь… Навсегда случится скучная, размеренная жизнь.

- Почему скучная? С тобой разве может быть скучно?

   Катя не понимала, к чему клонит Валентин. Вид, правда, у него стал весёлый и даже какой-то игривый.

- Нет, со мной не соскучишься, это правда, - продолжал Хауслер.

- Тогда почему… - Самойлова спешила всё узнать, но Валент погрозил ей указательным пальцем.

- Я думал, но я всё перепутал — и это есть настоящая скука! Стать заложником собственных мыслей… И настоящее чудо от этих оковов избавиться.

- Значит, я тоже своего рода кудесница, если…

- Конечно же да! Но замуж я всё равно за тебя не пойду.

- Но… Почему?

   Катя не знала обижаться ей или волноваться.

- Потому что это ТЫ пойдёшь за меня замуж, а я на тебе просто женюсь. И всё.

- Невыносимый пижон!

- Глупышка. Так как дочь назовём?

   Катя улыбнулась.

- Подслушивать нехорошо, - сказала она. С неба начинал сыпать снег, и очень быстро в бровях Хауслера появились две-три снежинки. - И вообще, разве мы не должны были начать опаздывать на выставку?

- Конечно, мы уже, - Валентин протянул Кате руку, и та её сразу же взяла. - Просто я подумал, стоит придумать ещё что-то кроме выставки. На всякий случай.

- На всякий случай…

   В бальном зале шумела музыка, плясали юбки и топтали пол каблуки. Виновник торжества кружился в танце со своей новой возлюбленной, гости восторженно ахали, гирлянды мерцали и кругом выстреливали конфетти. Среди всего этого безумие двое влюблённых медленно, но верно, а иначе нельзя — заметят, искали путь к выходу.

   Вежливые дворецкие ничего не спросили, хотя явно хотели, и выдали Самойловой её шубу, а Хауслеру его пальто. Валентин помог девушке накинуть на себя эту меховую тяжесть.

- Ещё возвращать её, - пожаловалась Катя. - А всё ты со своими…

- Ну-ну, - Валент опустил на голову снова взявшийся из ниоткуда цилиндр. - Если бы дело шло обо мне, я бы не брал шубу в аренду, я бы её купил.

- Ну знаете ли… Так купи!

- Так куплю. Всенепременно.

   На улице стоял настоящий мороз — розовые кусты, засыпанные снегом, стояли всё так же уверенно, хотя явно подмерзали, как и все. Вместо кареты с тремя белыми конями к усадьбе подкатило обычное хорошее такси. Валент открыл Кате дверь, та весело плюхнулась внутрь. И уже внутри, когда Хауслер сказал адрес, по которому надо ехать, наконец-то сказала:

- Агафья.

- Агафья?

   Валентин не сразу сообразил, но виду не подал.

- Замечательно, - сказал он почти сразу, а потом всё понял. - Агафья Валентиновна Хауслер!

- Самойлова.

- Ещё лучше! Агафья Валентиновна…

- А зачем ты вообще об этом спросил? - Катя стала серьёзная до невозможности.

- Как зачем? Теперь в моих планах стало на одну выставку больше!

- Только и всего?

- Да, а что ты думала? Только эта выставка не совсем обычная, да и опаздывать на неё нельзя…

- Выставка свадебных костюмов что-ли?

- А как ты догадалась?

   Самойлова рассмеялась.

- Иногда ты бываешь очень предсказуемым, - сказала она. - Но это даже хорошо. Должна же быть в жизни какая-то стабильность.


Мосты.
Глава XXV.

Московские мосты, что взять с них?
Они не разводятся, людей разделяя.
И даже в самый последний миг
Будут стоять, всех зануд забавляя.

   Катя спешила домой с работы. Добраться до метро в этот погожий майский денёк было слегка проблематично — отчего-то на улицах столпились сотни, а то может и тысячи, вяло бредущих прохожих. И, хоть до знойного июня оставались считанные дни, причина скопления такого количества людей оставалась для Самойловой не до конца понятной. Концерт или фестиваль? Быть может, праздник? Но какой праздник в конце мая?

   Пока Катя углублялась в мысли о происходящем вокруг неё, количество людей на Третьяковском мосту выросло в разы, практически остановив движение. Самойлова бросилась в сторону забора, чтобы хотя бы провести время в пробке с достаточным комфортом. Куда лучше остановиться, смотря на реку, чем оказаться в самом центре неясного движения.

- Кажется, дело в этом чёртовом празднике, - знакомый голос заставил Катю похолодеть. Именно там, куда она так стремилась, находился кто-то, кого она совершенно не хотела видеть сейчас. Ни сегодня, ни завтра никогда. - Я тебе пере… Оборвалась! Ну что ты будешь делать…

   Люди начали ускоряться, и Катю почти что прижало заборчику. Михаил Чашин, до этого говоривший с кем-то по телефону, резко замер.

- Жизнь полна случайностей, - пробормотал он. - И вот ещё одна. Катенька?

- Екатерина, - поправила его Самойлова. - И с чего ты взял, что это случайность? Это чудо, что я смогла сюда пробраться.

- Ну раз так, Екатерина, то соизвольте говорить со мной на вы.

- Как хотите, Михаил.

- И как же вы поживаете, Екатерина?

   Сквозь зубы Михаила сочились не только слова, но и приправленная желчью злоба.

- Слышал, вы решили и с братцем моим повидаться, - он слегка наклонился. - Но тоже ничего не вышло. Отчего так, не скажете?

- Оттого, что вы с вашим братом, так сказать, родственные души, - Катя покачала головой. Ссориться на мосту, где влюблённые обычно вешают замочки, скрепляющие их будущую совместную жизнь, было слегка забавно, но неприятно. - И оба… Дураки.

- Дураки, значит? А я-то думаю, отчего до сих пор понять не могу причину нашего разрыва…

- Ах не можете?

- Ах не могу. Даже нанял детектива… Тот сказал, что ты ушла из-за какой-то внутренней уверенности в том, что я тебе не подхожу...

- Частного детектива? Ты спятил, Миша?

- Позволю, я вам не Миша, я Михаил…

- Больной на голову!

- Ничего подобного! Я уверен в обратном, именно вы… Ты! Да, ты! И не смотри на меня такими глазами — это ты сумасшедшая!

- Я!?

- А кто? Бросила меня на пустом месте…

- А то, что ты спал абы с кем, это значит нормально?

- А откуда тебе было знать!?

- То есть спал, признаёшься?

- Я… Да ничего подобного и в мыслях у меня не…

- И почему это я сумасшедшая? Потому что решила не терпеть это? Про Ваню соглашусь, сдурила слегка. Но я быстро реабилитировалась.

- И его бросила… Ненадёжная вы женщина, Екатерина.

- Ничего подобного — просто я живу чудесами, а не случайностями! А вы...

    На плечо Кати упала тяжёлая рука.

- Прошу прощения, что вмешиваюсь, - Валентин Хауслер, по прежнему в цилиндре, но уже в более лёгком весеннем пальто, вежливо улыбался. - Но могу посоветовать хорошего психолога. Брумов его фамилия. Вашему брату очень даже помогло, вроде бы. Я слышал.

- А я всё ищу тебя, - Катя расстроенно надула губы. - А ты где-то бродишь! А я вот — видишь. Застряла на мосту…

- А вы, извините, кто? - Михаил был слегка ошарашен.

- Муж, будущий, - ухмыльнулся Хауслер.

- Такой старый!? - поразился Чашин.

- Зато талантливый, - Валентин поправил цилиндр. - И умею творить чудеса.

- Чудеса!? Нет на свете чудес…

- Это мы уже слышали. Ладно, нам пора. Пройдёмьте-ка на променад…

   Движение на мосту восстановилось, и Катя вместе с Валентином поплыли в сторону Третьяковской галереи.

- Предлагаю ресторан, - Хауслер шёл нога в ногу со своей избранницей и продолжал улыбаться. - Всё-таки творить чудеса вдвоём… Веселее что-ли? Есть на что опереться.

- Это ты так на меня опёрся, да? - Самойлова засмеялась. - Свадьба когда?

- Скоро.

- Детектив ещё этот…

- А я знал.

- Как знал?

- Это я его по ложному следу повёл.

- Это ещё что за новости!?

- Я ему сказал, мол, она поняла, что Чашин этот… Да и тот. Оба не её типажи. И ушла в закат искать своё счастье. Ну он и повёлся.

- Повёлся… Вот так просто?

- Да ты лицо бы его видела, этого детектива. Никакого профессионализма и уверенности в себе. Фи!

- Фи, это точно.

- Но денёк сегодня хороший.

- Хороший.

   Катя начинала чувствовать, как внутри неё начинает двигаться беззаботность. Чувство такое летучее-летучее, но приятное до невозможности.

- А знаешь, - она остановилась, и Хауслер сразу же встал столбом. - А мне нравится как это звучит! Я живу не случайностями, я живу чудесами!