Московские мосты. Глава XV. Пари

Пари.

   Катя многому научилась у Валента. Она начала смотреть на мир под другим углом — светофоры больше не раздражали её, они были своеобразной паузой, останавливавшей её, дававшей время на размышления; машины, их гул и шум, стали лишь продолжением реальности — кто-то спешит или опаздывает, кто-то попросту тратит свои и чужие нервы; жизнь есть везде, и она идёт очень по-разному. Погрузившись в омут бытия, Катя начала учиться находить новое и лучшее в самых простых вещах. Во время глажки она представляла себя ветром, затихающим и разглаживающим поверхность волнующегося моря. Во время завтрака она не проматывала в голове случившееся с ней вчера, не ожидала сегодня, Катя позволяла себе побыть в тишине или послушать музыку, настроиться на что-то новое. Дать голове отдохнуть. А ведь голова так часто нуждается даже в самом минимальном отдыхе. Катя по-другому стала смотреть не только на себя, но и на людей вокруг. Она стала чаще шутить и откликаться на шутки. Чаще улыбалась. Не просто так, не на пустом месте. Улыбка без причины — это не то, чему научил её Хауслер. Он научил её улыбаться тогда, когда это действительно хочется и просто необходимо. Улыбаться, когда радуешься. Улыбаться, когда удивлён, и сердце наполняет бесконечное веселье. И грустить тогда, когда радоваться невозможно.

   Хауслер и его цилиндр стали для Самойловой символом новой жизни — свободной и интересной. Для того, чтобы жить эту жизнь не требовалось много каких-то ресурсов. Даже цилиндр был не нужен, он выступал лишь в роли аксессуара. Проходя куда-то, спеша или суетясь, Катя чаще обращала внимание на то, где находится. Вот она бежит по тротуару, почти что бежит, очень быстро шагает вперёд, а вокруг неё громоздятся здание. Одно зелёное, другое жёлтое, третье оранжевое, а на четвёртом какие-то львы или драконы. Пятое уже более новое — стеклянное. И все они стоят вместе. Интересный контраст между эпохами, который одновременно объединяет их и разделяет. Под ноги тоже стоило смотреть — новые сапоги на небольшой каблуке так громко и грозно стучат по мостовой, что не обратить на них внимание невозможно. Где-то камешек, где-то недокуренный окурок. Иногда голуби. Иногда брошенная листовка.

   Переводя взгляд с объекта на объект, Катя научилась видеть мир. И хотеть видеть его. Хотеть изучать. Пробовать на ощупь, вдыхать его и чувствовать со всех сторон.

   Валент научил её не бояться быть собой — смеяться или плакать так, как смеётся или плачется, а не так, чтобы это не было заметно. А потом в один прекрасный день исчез. Сначала стал мрачнеть день ото дня, а потом испарился.

   Катя поняла, что даже не знает, где её друг живёт.

   Она объездила несколько веток метро, пытаясь обнаружить его на случайных станциях, но ни на одной не нашла его. Даже тени, даже намёка на него — ничего.

   А если он заболел?

   Вдруг ему нужна помощь?

   Или он — лишь часть её воображения?

   Куда же он запропастился?

   Ответ на эти и многие другие вопросы можно было узнать только у одного человека — у Ивана Чашина.

   Чашин, стоит сказать, резко изменил свои привычки. Вместо ультиматумов он начал читать Катеньке стихи. Глупые и надменные, но всё же стихи. Рифма в них страдала, да и толку в них почти не было, но Самойловой они нравились больше ультиматумов.

   Что со всеми произошло?

   Или это с Катей что-то произошло? Или с миром в целом?

   Складывалось ощущение, что произошла чудовищная случайность — кто-то где-то что-то сделал, и всё пошло наперекосяк.

   Но разве могут быть в мире, в котором чудеса подстерегают на каждом шагу, случайности? Значит это было сделано нарочно. Но что именно? И как понять, что произошло, если спросить не у кого?

   Катя спокойно сняла с себя пальто и молча повесила его, несмотря на попытки Ивана помочь ей. В этом ресторане, в который они пришли, было как-то непривычно мрачно. Атмосфера была достаточно торжественная, богатая, но толку от неё не было. Здесь не было настолько дорого и богато, что сбивалось дыхание, да и душевности и какого-то особого уюта Катя не заметила. Глупое место, если вдуматься — абсолютно нейтральное. Не имеющее своего, даже самого противного, вкуса.

- Катя, я обнаружил ещё одно замечательное открытие, что не было сделано мною ранее, - Чашин расположился на диване. В этом интерьере его лохматый вид делал лицо похожим на звериную морду. - Случайности и закономерности! Вот, что я обнаружил…

   Самойлова скучала. Тот феномен, что она так и не обсудила с Хауслером, не давал ей покоя. Быть может, это был не феномен, а простые человеческие чувства, но уверенности в этом Катя пока не имела. Или имела, но не хотела признавать. Да и толк признавать что-то, если человека, с которым это связано, нет не то что рядом, а в зоне досягаемости.

- ...и это сделает отличный шаг в нашей общей работе с профессором, я убеждён в этом! - слова Ивана звучали одинаковым по громкости и интонации шумом, поэтому часть Катя вовсе не слышала. - Вас нужно обязательно познакомить, ты ему понравишься!

- Хауслеру? - Самойлова вынырнула из-за меню. - А мы же знакомы.

- Почему сразу ему? Он даже профессор-то не настоящий, - Чашин нахмурился. - И почему вспоминать о нём, если…

- Что «если»? - Катя начинала негодовать. - Человек пропал на пустом месте, а ты даже вид делаешь такой, словно ничего не случилось. Я даже начинаю сомневаться, существовал он, или мне всё это привиделось, а ты…

- Просто некоторые темы не нуждаются в обсуждении, только и всего, - Чашин звучал озадаченным, словно правда не понимал недовольства, обращённого в его сторону. - Ты так говоришь, словно от него зависят наши с тобой отношения.

- А может и зависят, это ведь он нас познакомил.

- И что с того?

- Если бы он не послал меня с куклами к госпоже Советской, я бы никогда не опоздала на собеседование, получила бы дурную работу, и никогда бы не встретила тебя!

- Звучит так, словно тебя это устроило бы.

- Устроило бы? Меня всё не устроило бы, кроме отсутствия тебя.

- Новые новости! А что не так?

   Была в семействе Чашиных одна интересная, общая черта — непоколебимая ничем и никем способность не понимать простых, человеческих вещей.

- Что не так? - Катя опустила меню на стол очень спокойно и плавно, но весь вид её говорил совершенно обратное. - Куда делся Хауслер, скажи мне на милость!

- А какая разница? - Иван ухмыльнулся ужасно мерзкой ухмылкой. - Он тебе важнее, чем я что-ли?

- Да важнее.

- Так ты ведь со мной встречаешься, а не с ним? Или я что-то пропустил?

- Я с тобой больше общаться вообще не собираюсь. Я пришла только потому, что ты единственный человек, который может знать, где Хауслер находится. Потому что я не знаю, и не могу узнать сама. Я попробовала его найти, но не смогла.

- То есть он тебе оказался интересней меня?

- Именно так.

- И так оказался важнее, потому что он… Лучше меня?

- Да. Я же сказала, что…

- Ты в него влюбилась, да?

   Чашин стал похож на хищника, который находится в минуте от рокового прыжка.

- Я!? - Самойлова встала, упираясь в стол руками. - С чего ты взял, что я…

- А как иначе объяснить такое поведение? - Иван развёл руками. - Химическая реакция, вот и…

- Сам ты химическая реакция, токсичная и кислотная! А я просто умею испытывать привязанность к людям. И к друзьям тоже. Вот если завтра Белла, наш кондитер, не выйдет на работу или пропадёт без предупреждения, я позвоню ей и спрошу…

- Так позвони Хауслеру!

- У меня нет его номера…

- Как же вы так близко общались, если даже номера его у тебя нет?

- Не знаю. Я не знаю! Просто так получилось, вот и всё. И если ты не хочешь помогать, а решил обвинить меня в… Подожди-ка… А что за профессор, о котором ты начал говорить?

   Чашин заёрзал на месте.

- А смысл мне тебе говорить, если ты всё равно уходишь? - он стал несговорчивым, как и всегда, но теперь очевидно скрывал что-то.

- А вдруг он лучше, чем ты и Хауслер вместе взятые? - Самойлова взяла себя в руки и села обратно на место. - Ты же не сказал мне.

- Какая смена настроений, - Иван подозревал её в специальной подмене понятий, но не мог лишить себя удовольствия рассказать о своём кумире. - Впрочем… Брумову такое нравится.

- Брумову? - услышав эту фамилию, Катя снова встала.

- Конечно, Терентию Брумову. Это ведь он меня натравил на Хауслера. Вернее, Хауслера на меня. Он рассказал мне, как себя вести, как подавать себя, чтобы этот глупый манипулятор осёкся и бросился меня «спасать».

- Манипулятор!?

- И обманщик. У него нет совести, у этого Хауслера. Вторгается туда и сюда…

- Вторгается!? Что ты такое говоришь! Он просто… Он…

- И, конечно, после того, как мы его разоблачили, он исчез. Не вынес горя, видимо. Ожидал, что я стану паинькой или опомнюсь, видно. А в итоге получил, что заслужил. Осуждение со стороны сообщества…

- Какого сообщества, мы не в 18 веке! Никакое осуждение не вынудит человека уйти в… Вернее… Это же раньше на балах тебя высмеивали, потом ты терял всё. Разве сейчас такое возможно?

- Как видишь.

- А я не вижу.

- Катенька, приди в себя! Хауслер ушёл в подполье, а лучше прямо сразу на покой, хотя я сомневаюсь в этом. Но если тебе так хочется в этом убедиться самостоятельно, сходи к его доктору. Этот доктор тебе всё и расскажет.

- И где же этот доктор находится?

- Я сейчас дам тебе адрес… Я хорошо запомнил это место, он мне руку лечил, как раз после того, как я её о стол ушиб… Вот, у меня даже сохранилась его дурацкая визитка. Всё ношу с собой, не могу выложить никак… Эй, ты куда!

   Получив визитку и увидев на ней более-менее знакомую фамилию, а так же адрес, Катя ринулась к вешалке.

- А как же… Свидание! - Чашин недоумевал.

- Ты серьёзно? - поразилась Самойлова. - Я тебя бросаю, потому что вы с братом два одинаковых придурка!

- С братом!?

- Да, с Михаилом. Дураки! И я тоже. Нашла с кем общаться… С двумя занудами, один другого нуднее!

- Но… Постой!

- Ухожу от тебя! В лучшую жизнь, в которой мне будет хорошо! А не где будут нести чушь, ультиматумы и читать ужасные стихи! Всё! Хватит с меня!

   Катя вырвалась на улицу, даже не успев надеть на себя пальто. Она двигалась стремительно, без особого плана, просто уходила подальше от Чашина и того места, где он остался в полном шоке и абсолютном непонимании.

   Некоторые люди не могут принять чужое мнение, а кто-то и вовсе не знает о его существовании, поэтому, столкнувшись с ним, застывает в недоумении.

   Самойлова юркнула в первый попавшийся автобус, даже не посмотрев, куда он поедет.

   Внутри было достаточно спокойно и не многолюдно.

   На одном из сидений сидела небольшого вида старушка, одетая в скромный и аккуратный наряд. Она улыбнулась, глядя на Самойлову.

- Я в молодости тоже по любви много глупостей делала, - сказала старушка. - Не надо мёрзнуть попусту. Это я всем говорю.

- А глупости — это не всегда плохо, - надевая пальто, сказала Катя. - Иногда это может быть полезно.

- Может быть, - согласилась старушка.

- И почему вы решили, что я влюблена? - опомнилась девушка, оплатив за проезд. - Разве по мне видно?

- Конечно. Щёки горят, глаза бегают… Неужто твой возлюбленный в беду попал, а ты бегаешь теперь, не знаешь чем помочь? Али заболел?

- Да всё с ним в порядке!

   Катя осеклась.

- Вот, - закивала старушка. - Точно влюблена.

- Ничего подобного!

   Самойлова вышла из автобуса почти сразу, потому что даже не знала куда он едет. Ей нужно было добраться домой, чтобы разложить по полочкам всё произошедшее, но слова старушки надолго засели в её голове. Феномен, который она не могла разгадать, мог оказаться проще, чем ей казалось. «Иногда улыбка — это просто улыбка...» - бормотала Катя, вызывая такси.

   Она настолько спешила разобраться во всём, что не заметила, как очутилась в знакомом подъезде. Ступенька за ступенькой… Катя уже почти дошла до двери своей квартиры, как вдруг услышала чей-то громкий кашель.

- Насыпали тут… - голос не был ей знаком. - Чихаю, кашляю…

   Самойлова насторожилась — Брумова в лицо она не знала, и встретиться с ним буквально у себя дома желания не имела. Она чуть замедлилась.

- Апчхи! - незнакомец явно испытывал проблемы.

   Недавно соседи сверху начали таскать в квартиру мешки с чем-то сыпучим, строительным и очень летучим, поэтому по всему подъезду в воздухе витало это нечто. Видимо именно из-за этого нечто и чихал неизвестный. В любом случае, до квартиры оставалось всего ничего, поэтому девушка решила ускориться и как можно быстрее оказаться дома.

- Будьте здоровы, - сказала Катя, к своему удивлению обнаружив, что незнакомец стоит прямо напротив её двери.

- Спа-а-сибо! - выглядел он прилично, но как-то взъерошено. - Скажите, а тут случайно не живёт некая Екатерина?

- Некая может и живёт, - Самойлова напряглась.

- Я… Я вообще по профессии врач, но наш общий зна-а… Как у вас пыльно в подъезде! Подумать то-о… Апчхи! Наш общий знакомый заболел, можно так сказать, и я…

- Доктор Ветрушин?

- А вы меня зна… А… А-е… Апчхи!

- А я вас и ищу!

- Меня?

   Ветрушин взволнованно почесал затылок.

- Это как это? - спросил он после недолгого молчания.

- Я — Катя Самойлова, я здесь живу, - оживилась Катя. - А вы — мой путь к Валенту Хауслеру! Куда же запропастился наш Валентин?

- О! Как удачно! - доктор улыбнулся. - А я-то уже… Апчхи!

   Самойлова вставила ключи в замочную скважину, и внезапно в её голову пришла новая мысль.

- То есть… - думала Катя вслух. - Вы всё равно пришли бы, даже если бы я не узнала ваш адрес… Чудо! Никакая это не случайность!

- О чём вы? - Ветрушин весь трясся от волнения. - Ах, чудо… Чудо, что я вас нашёл, это правда. Я уж начал сомневаться, не ошибся ли. Хотя… Нет, я ошибся. Но не адресом.

- А как вы ошиблись? - девушка вынырнула из своих мыслей.

- Я очень виноват перед нашим общим другом, - признался доктор. - Я вам всё расскажу… Апчхи! Только не в этом подъезде.

- А заходите ко мне в гости, там пыли нет.

- О, вы так любезны!

   Разговаривать разговоры решили на кухне — Катя заварила чай и была готова слушать всё, что скажет ей этот Ветрушин. Даже ватрушки предложила в качестве добавления к чаю, но доктор почему-то сначала отказался. Затем согласился, и очень долго и задумчиво жевал ватрушку перед тем, как перейти к сути вопроса.

- Так что же случилось с Хауслером? - не выдержала Катя, и доктор дрогнул от внезапности её вопроса. Сам вопрос был ожидаем, но момент, когда он был задан, оказался крайне неожиданным.

- Сейчас я дожую ватрушку… - Ветрушин колебался, хотя до того момента, как он вошёл в квартиру, Кате показалось, что он, хоть и слегка растрёпан, но собран с силами и мыслями.

- Не понимаю куда он запропастился! Иван сказал, что дело в Брумове…

   На последнем слове Кати, доктор подавился, но быстро исправил ситуацию глотком чая.

- Д-да, эта фамилия мне известна очень хорошо, - сказал Ветрушин. - Когда-то я и Брумов… Когда-то я был его врачом. Но потом всё поменялось.

- Вы лечили его? От чего? - Самойлова прищурилась. - Значит, он был по-настоящему больной человек, так ведь?

- Не могу разглашать из-за конфиденциальности, но да. Вернее нет.

- У него было что-то не так с головой?

- Кроме большого самомнения и… Я не должен говорить!

- Но зачем же вы тогда пришли? Помолчать и потрескать мои ватрушки?

- Вы сами мне предложили. Я не за этим пришёл, хотя, не против и… За этим тут посидеть.

- Что такое доктор, почему вы так… Волнуетесь?

- Я переживаю. Брумов — человек… Безумный. Он много нервов мне потрепал, потом исчез, но затем снова вернулся. И набрал себе единомышленников…

   Ветрушин расстроенно вздохнул.

- И, понимаете, эта брумовщина — она так и продолжает торжествовать, - доктор пожал плечами. - Что бы мы не делали… Только Хауслер мог противостоять ему… Но он… Да и сам этот Брумов не так прост, как кажется. Вернее… Ух… Дайте мне собраться с мыслями.

   Катя замерла. «Брумовщина… Слово-то какое...» - пронеслось у неё в голове.

- Я вам всё расскажу, и про тот случай, и как я всё понял и… - Ветрушин резко замолчал.

- Вы так и не сказали, что случилось с Хауслером, - заметила Самойлова. - Но очень много рассказали о другом. И то невнятно.

- Это из-за чувства вины, - признался доктор. - Это же я! Это я виноват в том, что Чашин…

   Ветрушин схватился за голову, уронив оставшуюся часть ватрушки на блюдце.

- Это из-за меня Брумов смог обмануть Хауслера! Он подослал ему Чашина, потому что знал, как глубоко ранен Валент! Он знал, что тот не может перестать думать о том, как могла бы сложиться его судьба, самого Брумова. И что хотел бы исправить другого человека. Судьбу его спасти и… Тогда он отправил Чашина в бой. Подготовил, обучил и… - доктор начал качать головой. - И всё. А я ещё вас в это впутал. Это я Хауслеру сказал, чтобы он… А он… Я просил его сотворить чудо, и он всегда творил чудеса, помогая людям. А теперь ему самому никто помочь не может!

- Что с ним случилось, почему вы мне не хотите рассказать!? - Катя начинала по-настоящему волноваться.

- Он впал в отчаяние! - Ветрушин посмотрел ей в глаза, лицо доктора искривилось от дикого ужас. - Он потерялся в… Он же такой чувствительный человек на самом деле. Он вбил себе в голову, что… Что… Я даже не знаю что! Последний раз, когда я видел его, он сказал, что, мол, разочарован в себе! Что-то вроде… «Как я мог быть таким нелепым дураком, верить в...» Он разочарован в себе из-за того, что Чашину и Брумову удалось его обхитрить. Даже не тот факт, что они оболгали его, а то, что он правда верил, что в них может быть что-то хорошее — вот что его угнетает. И как ему помочь… Я не знаю, как ему помочь!

- И поэтому вы пришли ко мне?

- Именно так, Катенька! Вы же оплот позитива среди мира… Раздрая и раздора! Сумбурность ситуации не позволяет всем многочисленным знакомым Хауслера… Да даже мне! Помочь ему не может никто — он всех отвергает. А если бы вы пришли и… Просто поговорили бы с ним…

- Но я не знаю где его искать! Я объездила столько станций метро!

- Искали его среди толпы? Понимаю, он любитель с ней смешаться, особенно в будни. Да… Если вы придёте и развеселите его, взбодрите, наполните верой в самого себя…

- Но как это сделать?

- Предложите ему работу!

- Работу?

- Ну… Не в буквальном смысле. Какое-то дело невероятной важности, он такие любит. Что-то душевное и искреннее. И тогда он придёт в себя, точно придёт! Я верю в это!

- Хм… Авантюру, имеете в виду?

- Отчасти. Так как он потерял своё место, где был востребован, возможно, стоит найти ему другое или посоветовать… Даже Августина Советская, его бывшая однокурсница… Все мы, все мы! Мы все хотели помочь, но он отнекивается.

   Катя отодвинула от себя пустую чашку.

- Вот как. Значит дело действительно очень серьёзное, настолько серьёзное, что поможет только… Чудо! - говорила она, задумчиво глядя на доктора. - Да, чудо! Пари, быть может… Он же вам обещал что-то сделать, так? Я могу предложить ему что-то, а взамен попросить другое.

- Гениальная идея! Но что? - Ветрушин перестал выглядеть напуганным, но счастья на его лице всё ещё не появилось. - Это должно быть нечто… Особенное.

- Дайте мне его адрес, а всё остальное я придумаю.

- Сейчас… Вот, я записал для вас заранее, думал сунуть в дверь или под, если бы мы не пересеклись…

- Ага! У вас такой разборчивый почерк для врача!

- Я старался. Но не тяните, Хауслер пропадает, и времени у нас… Немного. Второй Брумов нам не нужен.

- Боже упаси не нужен!

- Вот… Я доем ватрушку и пойду. Вроде бы всё рассказал?

   Катя посмотрела на доктора. Отчего-то ей стало немного смешно.

- Вы людоедством занимаетесь, Ветрушин. Хрумкаете ватрушки, а вы с ними — почти что родственники, - шутливо пробормотала она.

   Доктор удивлённо откашлялся.

- Я не зря к вам обратился, - сказал он погодя. - У вас есть дух и тот самый позитив… Это же Валент вас научил? Тогда всё точно получится. Должно получиться… Тогда я перед ним извинюсь за Чашина и всю прочую ерунду… Но сначала вам нужно сделать заветный шаг и…

   Катя всё прекрасно поняла с первого раза — и про доктора и его суетливую нервозность, и про Хауслера и его отчаяние. Она немного поговорила с Ветрушином про ватрушки, а потом тот ушёл, забрав собой одну в дорогу. На всякий случай, как он сам сказал.

   Самойлова сначала немного посидела на кухне в пустынных раздумьях, потом ей позвонила двоюродная сестрёнка Марина. Она жаловалась, что ей приходится переводиться, а Андрей Игоревич и вовсе увольняется. Всё из-за одного гадкого человека.

- Из-за Терентия Брумова, да? - предположила Катя и попала в яблочко.

- А откуда ты знаешь? - Марина звучала озадаченно, её тоненький голос задрожал. - Кто тебе рассказал? Как ты узнала?

- Просто знаю и всё.

- Но как?

- Чудо, Марин.

- Мама переживает, говорит, что теперь я останусь без диплома… А я просто уйду в другое место и там доучусь. И ещё у неё в культурном месте лектора не хватает. Она волосы на голове рвёт, ругается, а я говорю: «Мамочка, ну всё в своё время, ну вот...» А она: «Как же мы без вечерних лекций-то? Как же мы без лектора будем...» Я её успокаиваю, а она меня не слушает.

- Скажи маме, чтобы не переживала.

- Про меня?

- И про тебя, и про диплом, и про это рабочее место.

- Да я говорю, а она…

- Я знаю, кто может вам помочь.

- Ой, правда? Неужели! Катя, ты сегодня какая-то… Волшебница.

- Кудесница, творю чудеса.

- Здорово-то как!

- Именно. Я обо всём расскажу человеку, который вам подойдёт с вероятностью 99 и 9 в периоде!

- Ничего себе! А я маме расскажу… Как хорошо!

   Пари.

   Да, Катя уже придумала одну его часть!

   Но вторая часть оставалась не совсем понятной.

   Да, она даст Хауслеру новый смысл жизни — новые головы для исправления и новое место работы. Но что он должен будет дать ей взамен? Катя долго думала, долго сомневалась… А потом услышала настырный стук в дверь. Посреди ночи. И, конечно же, как ей сразу и показалось, за дверью был никто иной, как неповторимый Валент Хауслер.