Записная книжка 15

            (12.07.2006 г. – 22.10.2006 г.)


    Мне нравится то, что прорастает в земле. То, что вершит в темноте невидимую работу по созданию себя.

    Я думаю, тайна увлекательного текста не только в правильно подобранных и расставленных словах. В пространстве между словами в подобном случае возникает магнетизм.

    Предавать трудно, а вот не предавать – легко!

    Творчество начинается не тогда, когда ты, выведя на тетрадном листке первую строчку: «Хорошо в краю родимом…» старательно подыскиваешь ей подходящую рифму. И не тогда, когда ты сравнил солнце – с тыквой, снегиря – с яблоком, огурец – с соседом. Оно начинается тогда, когда, не застегнув сандалии, выбегаешь в огород и вдруг ошеломленно видишь, что тишина висит на паутинках между листьями смородины, и легкий ветер ее покачивает. Такие мгновения редки, но они запоминаются.

    Город, как и храм, должен быть намоленным. Не намоленный город – это скопление зданий и не более того.

    У каждого в голове свой, нарисованный воображением Бог. И Бог мирится с этим. Он приходит к нам таким, каким мы его себе представляем.

    Одномерное течение внешней жизни полно скрытых многообразий.

    Вот, допустим, через несколько столетий кто-нибудь захочет описать советский период, пользуясь для справок текстами известных соцреалистов. Понятно, что у того исследователя будут, в свою очередь, вкусы своего времени. Отражение в кривом зеркале попадет в другое кривое зеркало. Возможны два варианта: либо еще большее искажение, либо восстановление изначального вида далекой эпохи. Так что шанс на правду, пусть и маленький, но есть.

    Отправляясь в Марьевку, говорю себе: не выпендривайся, будь белым и пушистым.

    - Ты спросил, почему я вышла за него? По одной причине: когда он говорит, что все будет замечательно, ему веришь.

    Предают те, кто находится рядом.

    Я верю: если Бог захочет явить чудо – он его явит. Господи, помоги Максиму!

    Живопись наглядней литературы. Все понимают, что Шишкин и передвижники скучны, а вот передвижники от литературы никакой скуки в своих текстах не чувствуют. Знай себе талдычат о своем, о портяночном.

    Нет разницы, в какую сторону говорить – тому, кто перед тобой, или в холодное небо. В обоих случаях, скорей всего, не услышат.

    Теперь я чаще заглядываю в свое прошлое. Изменить ничего нельзя, но пережить заново – в памяти – можно.

    От Власти надо держаться подальше. Не потому, что она плохая, кровожадная или какая-то еще, а уже потому, что она – Власть.

    Можно, конечно, и в партии людоедов оставаться вегетарианцем, но даже и в этом качестве будешь служить людоедскому делу. Потому что каждый людоед вправе сказать, имея в виду и тебя: «Нас много!».

    Я всю жизнь бегаю от одиночества. Иногда удачно, но затем оно опять настигает. Друзей у меня нет. Есть знакомый, с которым, вроде как, общие интересы. Раз в месяц (иногда – чаще) мы покупаем водку и пьем. Мы ведем одни и те же разговоры – они известны наперед до отвращения. У наших посиделок единственная цель – выговориться.

    Стараюсь держаться подальше от людей, напролом идущих к цели. Они ломают чужие судьбы, да и свою тоже, и мне они противны и неприятны. Я не целеустремленный, но живу в определенном направлении.

    Почвенники в текстах своих не единожды поимели землю-кормилицу. И она измучилась, но не получила никакого удовольствия.
 
    Не так уж велико число людей, которым есть, что сказать.

    У этих напористых сорванцов, что нахально именуют себя «патриотами», никаких разумных идей. Один крик, одно выпяченное с вызовом пузцо.

    Все эти Лихоносовы вместе взятые старательно маскируют свою пустоту. Их бесит, что пустота очевидна.

    - Хоть и алкоголик, а человек веселый!

    - Осина в сухом месте (веранду, например, изнутри обшить) тыщу лет будет стоять, и ничего ей не сделается.

    Цинизм – это когда ты не способен ничему удивляться. И если рядом появляется кто-нибудь очарованный и стоит, разинув рот, в тебе закипает желчь.

    Думая, что познал жизнь, становишься кем-то вроде богатого туриста, которому показали и пирамиды, и Колизей, и Эйфелеву башню, и который уверен, что видел все.

    В жизни так много интересного. Бегать только не надо. На месте надо сидеть и смотреть внимательно.

    - Господа! – обратился Степа к присутствующим. – В башне из херовой кости не спрячешься, эрекция долгой не бывает.

    Юрий Ю. попробовал съесть слабое и больное литературное зверье, но сразу же получил от зверья по морде. А как иначе? Здоровых в стаде нет, а все слабые рискуют быть съеденными.

    Дряблый старый огурец, тоскующий о тепличной жизни. Кривой урод из магазина.

    А. Генис: «Лишив себя ограничений, мы сохнем, как медуза на пляже». Мне в этом смысле повезло. Если я захочу лишить себя ограничений, мне их тут же устроит Асинск.

    «Трикотаж» А. Гениса соткан из афоризмов, однако на удивление крепок. Язык А. Гениса – сухой и мускулистый, в нем нет жировых отложений.

    - Убежать не успел. Когда спешно одевался, влетел двумя ногами в одну гачу, и пришлось жениться.

    Природа, за вычетом нас, всегда естественна.

    Умиляет то упорство, с каким они отстаивают свое невежество.

    Был на собрании Союза писателей. У некоторых странные понятия. Они настаивают на том, чтобы «проза лилась», путая литературу с менструацией.

    Я хорошему учусь на плохом. Это с подачи матушки. Когда в пятилетнем возрасте меня изумлял чей-то дурной поступок, она внушала: «Не делай так!».

    Исключи из разговорной речи мат, и народ онемеет.

    Сегодня (в ночь с 17 на 18 августа 2006 г.) мне вручили во сне премию имени автора «Земли Кузнецкой». К чему бы это?

    Саакашвили походит на пидора, как я их себе представляю: очень вертляв.

    Когда видишь чужое – легче определить свое.

    - Жестокость необходима! Рядом с ней моя доброта сразу в глаза бросается.

    - Камни хороши, если выложить из них узор. А если спрятать камни в подвале – какая от них радость?

    - Я строил настолько совершенные дворцы, что жить в них было тягостно. Поползли слухи, что здесь не обходится без чародейства. Меня схватили и продали в рабство. Вот и все.

    То, что было восемь или десять лет назад, вспоминается, как из учебника истории.

    Понятие «дни» абстрактно. Есть только один конкретный день – сегодняшний. Его я проживаю, ему я благодарен.

    Пройдя день по кругу, я вернулся туда, где начал – в сумерки. Прощаясь с угасающим светом, говорю: «Спасибо тебе».

    Степа П. настаивает: ты возьми какой-нибудь мой рассказ и отредактируй его! Но это все равно, что прихорашивать покойника.

    Корова в совхозе «Суховский» упрекала доярку: «Что в вымени тебе моем?».

    Рассевшись за канцелярскими столами, они уверены, что высидят живое слово. Ничего они не высидят.

    Странное дело: даже кошки льнут не к женщинам, а ко мне.

    Не содержание в тексте главное, а мысль, которую пытается донести тот, кто пишет.

    Матушка вспоминала, что часть села Судженки, где кучно селились выходцы из Тамбовской губернии, называлась Тамбовка. Это косвенно подтверждает, что название «Судженка» дали переселенцы из окрестностей Суджи.

    Леля Клава рассказала: «Тамбовка – это проулок в сторону церкви. Был еще Смоленский край, т.е. – поселение крестьян Смоленской губернии. Центральная улица – Заречная».
    Клавдия Ивановна Тарадеева (29.07.2006 г.)
    Все переселенцы отметились, откуда они. Курские, как первые пришедшие сюда, не могли не отметиться. Они дали название селу.

    По поводу происхождения самого слова «Суджа» можно спорить. Но вот откуда пришло это слово в Сибирь – спорить не о чем, это совершенно ясно.

    Леля Клава: «Начало улицы Заречной – Смоленский край, а где бабка жила и дальше – Курский край». (Вспомнила и позвонила 29.07.2006 г.). Каждый привез на телегах свою родину. Но курские были первыми, они появились тогда, когда ни смоленских, ни тамбовских крестьян здесь еще не было. И название селу давали без оглядки на будущих соседей. В деревнях вокруг Суджи наверняка остались наши дальние родственники.

    Отправляясь в путешествие по другим городам, упускаешь из виду события, происходящие дома.

    Побывать в Греции? Визуально подтвердить то, что написано в учебниках истории и географии?

    Художественный текст сам себя формирует, надо только ему не мешать.

    Если в каком-нибудь из сел около Суджи на западе России обнаружатся люди с фамилией Волосов – можно предполагать, откуда уезжали переселенцы в Сибирь.

    Я девять лет отработал в здании городской администрации. Я застал еще партийную власть на самом ее излете. То, что я видел, было удручающе. Но надежда на лучшее всегда оставалась. И вот теперь это лучшее понемногу начинает воплощаться. Не слишком скоро, не слишком разумно, но – как есть. Не надо подталкивать жизнь. Она сама приведет туда, куда надо. Когда-то я определил, что через три мэра в городе будет больше порядка. Осталось полтора мэра.

    Счастлив тот, кто живет в нужном месте в нужное время.

    Это ведь только кажется, что Ивановых – Петровых – Сидоровых по России не счесть. А если обратиться к статистике: много ли их наберется?

    Исчезающее сословие: интеллигентные люди.

    - И каждому камню определено было место согласно его назначению.

    С точки зрения огурца.

    Книги интереснее людей. Зато жизнь не уступает хорошим книгам.

    У них – свой город, у меня – свой. И свой город я им не отдам. Я не хочу сливаться в одной массе с теми, с которыми нет внутреннего родства.

    Желания мои смешны. Я хочу, чтобы чувствующих и мыслящих людей было как можно больше. Петр I, чтобы вытащить бояр из невежества, брил бороды и заставлял носить европейское платье. По нынешним меркам был садист. Но своего достиг. Подскажите: что делать сейчас, если бороды мало кто носит?

    Внешнюю жизнь можно прожить по-разному. А вот внутреннюю – хотелось бы интенсивно. К этому, по крайней мере, надо стремиться.

    Полет бабочки красив и непредсказуем, но и спокойствие жука тоже впечатляет.

    Простецы – удачный термин для обозначения невежества. Взято из русского перевода текста У. Эко. Графоманы и есть простецы. Даже те, кому открывается нечто, не могут изложить это внятно.

    Любовь в литературе. Здесь все так истоптано, что вряд ли возможно что-нибудь новое.

    Писатели-борцы обязательно чему-нибудь противостоят. А у меня никаких противостояний.

    Любые политбюро – порождения партийных верхушек. А я, грешный, до сих пор не ведаю, какие там наверху политбюро.

    Характерный портрет асинца (мой – тоже): недостаток образования при избытке самомнения.

    Жириновский – очень русский человек.

    Он всю жизнь боролся. Причем, за абсолютно разное.