Воскресение - 6

Князь Нехлюдов проснулся в обычный день, как обычно, в своём дворце в центре Москвы. За окном стоял совершенно обычный 18… год. Этот молодой человек был очень богат (огромные поместья в центре России!) и хорошо образован, аристократ. С военной службы в престижном гвардейском полку он недавно уволился. Надо было жениться на юной аристократке, но всё казалось князю, что он ещё не «нагулялся», казалось, что что-то из наслаждений к своим двадцати семи годам он ещё не испытал. Поэтому наш аристократ с неизбежной женитьбой на юной красавице-аристократке с огромным состоянием всё тянул и тянул.
Нехлюдов потянулся. Позвонил камердинеру. Всё шло как обычно. И к завтраку он вышел тоже как обычно. Слуга после завтрака принёс ему почту.
Князь скользнул взглядом на письма. Всё как обычно. Никаких необычных писем. Совсем никаких.
В это время на другом конце Москвы Екатерина Александровна Маслова, молодая, очень красивая девушка, недавно получившая огромное наследство и живущая сейчас богато, на широкую ногу, в собственном красивом доме со слугами, после утреннего чая читала в своей хорошо подобранной библиотеке стихи великого нашего поэта Николая Александровича Некрасова: «Да не робей за Отчизну любезную, вынес достаточно русский народ!».
Катя оторвалась от книги и подумала: «А не написать ли мне князю Нехлюдову, у тётушек которого я так счастливо жила ещё так недавно?».
Подумала-подумала она … и не стала писать князю. Ну, зачем ей, богачке и революционной демократке по убеждению, какой-то князь! Вот будет в России революция, и тот князь превратится в плотника. Или в слесаря. Или во французского безработного. И не будет никакого князя. И Катюша вернулась к чтению Некрасова.
А ведь так она и не написала Нехлюдову! Я, автор, признаюсь, хотел было поехать к ней, уговорить написать, поддержать мой сюжет. Совсем было я собрался ехать, а потом передумал. Ну, что я ей скажу? Что вот, мол, я, автор, желаю вас ещё раз, в который уже раз, свести с богатым, молодым князем?
Спасибо, скажет мне гордо богачка Маслова. Спасибо, скажет, вы, конечно, много для меня сделали, извлекли меня из неприличных девиц, в которых я жила у графа Толстого, наделили меня богатством, но всему же есть пределы! Ну, не желаю я, разумная, свободная, критически мыслящая личность, писать какому-то, между нами говоря, совершенно ничтожному князю. И так уже я у вас и в вашем «Воскресении», и в ваших прочих «Воскресениях – 2, 3, 4, 5» нажилась! И алкоголичкой-то вы меня представляли, и женой старика Некрасова, и нимфоманкой, гоняющейся за князем! Хватит. Всякому терпению конец бывает. Не напишу.
И выставит меня из своего богатого дома! Меня! Автора! Характер у неё твёрдый, потому прошла она уже в этой жизни огонь, воду и медные трубы!
Обдумал я всё это дело и понял, что, действительно, ничего я не могу сделать с этой благополучной демократкой, нигилисткой и девушкой передовых взглядов Екатериной Александровной Масловой. Окончательно она отбилась от моих рук, делает, что хочет. Махнул я на это всё рукой да притопнул ногой. К дьяволу этого графа Толстого! Пойду переделывать роман Достоевского во что-нибудь более нравственное. Авось Сонечка наша Мармеладова не будет такой строптивой! А если и Сонька свой характер начнёт показывать, то ведь есть ещё и Настасья Филипповна из «Идиота» того же Достоевского, и Грушенька из «Братьев Карамазовых» того же Федьки-каторжника!
А князь Нехлюдов всё ещё сидит задумчиво и перебирает свою почту – письма всё обычные, никаких необычных писем нет …