Первая охота

В тот год мне исполнилось двенадцать лет. Не в том смысле, что это много или мало, или почему вся мировая прогрессивная общественность с помпой не отметила столь знаменательную дату, - а в том смысле, что в лето этого года, впервые в моей жизни, мужики взяли меня на охоту. Конечно же, не медведя валить, или там волка бить, а на обыкновенного дикого лесного козла (не путать с теми, что по жизни реально существуют и являются крайне необыкновенными «козлами»). Дополнительно, для правильной ориентации во времени и пространстве, думаю, не лишним будет напомнить, что в тот год на экраны страны вышел культовый фильм Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни».
          Дело было в красивейших и богатейших лесах, близ деревни Актай. Шикарные широколиственные леса, вперемешку с частыми дубравами и хвойными массивами стройных сосен и могучих кедров, наличие зарослей орешника, шиповника, дикой малины, обилие  самых разных грибов и прочее, и прочее…,- создавали благоприятные условия сытного существования всяческого зверья и птицы. Тем более, что места сии, были в дали даже от небольших населённых пунктов (не то чтобы, даже от небольших городков), и относились к приграничным территориям. Попасть сюда посторонним, кроме гостей небольшого числа местных жителей, было просто невозможно (в советские времена, лозунг «Граница на замке!», а значит и всё приграничье был очень даже реальным).
         Так вот, в то лето, подошёл срок и мужики актайские, как обычно, со своими сыновьями отправились на заготовку сена. Традиционно, у каждой семьи были в лесу свои участки, деляны под сенокосы, но в большинстве своём, все, в основном, были вдоль берегов одноимённой речки Актай. Речка была не широкая, даже при половодье, но, по местным меркам, глубокая до двух-трёх метров, а местами или на омутах, и более пяти. Вода в ней была чистейшая, но холодная, даже жарким местным летом, со множеством ключей и родников. Обильно ловился в ней хариус, ленок и даже таймешка.
         До сенокосов добирались почти целый день. Рано, по утру, запрягали в телеги лошадей, укладывали загодя приготовленный скарб и ещё, какое необходимое имущество (без косы косить не будешь, обязательно ружьишко, а то и не одно, снасти рыболовные и так далее…), нехитрую снедь на несколько дней и не спеша отправлялись  в дорогу.  Пацаны деревенские ждали этого дня с нетерпением.  Ну, во-первых, не всех брали (кто по малолетке, а кто и в чём провинился, например, не важно учился), а во вторых, и на домашнем хозяйстве дел хватало, и каждая пара рук была на счету (огороды  не малые, скотина и прочее...). А стремились просто потому, что природа, свобода, ты нужен, то есть, без тебя ни как, и, конечно же, будет обязательно и рыбалка, и охота. 
         Уезжали на несколько дней, практически на неделю, а если, вдруг, с погодой были не лады, то и больше, - пока дело не будет сделано (хотя, всегда старались управиться побыстрее, переживали, - в деревне то оставались в основном бабы, да ребятишки). Добравшись до места, ставили просторный шалаш, обустраивали табор, осматривали сенокосы, благо солнце в это время года заходит поздно, готовили ужин, сами вечеряли, кормили лошадей и собак (этих преданных и умнейших созданий, всегда обязательно брали с собой), и, как говорится, на боковую, то есть спать.
         Не буду описывать сам процесс сенокоса, это отдельная, весьма интересная, и поучительная тема! Но, смею заметить, что тот, кому не повезло, и он ни разу не участвовал в этом тяжёлом, но волшебном действе, - вряд ли когда прочувствует всю радость и глубину слияния человека и матушки природы! А мы теперь продолжим, собственно об охоте.
          В один из дней, когда взятые из дома запасы еды уже несколько поистощились, а скошено было уже прилично, и надобно было, чтобы солнышко и ветерок подсушили заготовленное, - мужики, сразу с нескольких соседних делян, договорились к ужину организовать долгожданную нами охоту. Охоту проводили, на первый взгляд, просто. Часть людей выделялась на
загон. Они выстаивались в не очень редкую длинную цепь, так, чтобы каждый видел своего соседа справа и слева, и чтобы ветер дул бы им в спину. Среди них, три - четыре человека были с ружьями, - мало ли какая зверюга выскочит на встречу (хотя считалось, что все нормальные должны дать дёру, и так оно и было на деле). А остальные, к которым относился и я, просто держали линию и, имея в руках только прочную палку, создавали шумовой эффект, проходя сквозь кустарник и прочие заросли. Однако, в этот раз, без ружья на линии загона оказался только я. Вторая, меньшая, часть мужиков (наиболее опытных, и с хорошим, главное надёжным, оружием), укрывалась в заранее оговоренных местам (по номерам), далеко впереди от начала загона. С номеров каждый мог стрелять только в определённом секторе, чтобы не подстрелить соседа, и, ни в коем случае, нельзя было стрелять в сторону линии загоняющих.
           Линия загона, не спеша, перемещалась по широкому, неглубокому, густо заросшему кустарником, распадку. Справа от меня шёл дядя Вася. Это был младший сын, родного брата деда моего отца, то есть его двоюродный брат. Деда Георгия, отца моего отца Валентина, я ни разу не видел. Он умер уже давно, кстати, после случайного тяжёлого ранения на зимней охоте. А вот дед Иван (деда Ваня), брат моего покойного деда, меня на сенокос и вывез. В его огромном доме, мы всей семьёй этим летом и жили, почти два месяца (причём, на сенокос, из всей мужской части нашей семьи, взяли только меня, - отец и младший на год брат Володька, остались в деревне).
          Дядя Вася был уникальный для своей деревни человек. Во первых, он был женат на тёте Вере, - единственной учительнице (она же директор) маленькой начальной школы (до четвёртого класса включительно), тогда на тринадцать детей.  Более,  старших  детей,  до  восьмого  класса,  возили  за  тридцать километров в соседнее село Григорьевка (там была действующая церковь). А, чтобы закончить среднюю школу (десятилетку), детей отправляли уже в специальный интернат, где они постоянно жили и учились, в город Шимановск. Во вторых, - дядя Вася, был единственным в деревне, кто отслужил срочную службу в советском военно-морском флоте, причём пять лет! А красавица тётя Вера, как будущая  жена, все эти пять лет ждала его возвращения. Он ходил всегда в тельняшке, и, как бывший электрик-моторист, отвечал за работу двух деревенских дизель-генераторов (основного и резервного). А значит, от него напрямую зависело, чтобы в деревне был бы свет, была бы телефонная и радиосвязь, крутили бы в местном клубе кино, и работало бы всё, что связано с электричеством.  И вообще, - он был очень крепким и здоровым мужчиной (как сказал бы Карлсон, который живёт на крыше, - «Ну, в полном расцвете сил!»). А ещё, он играл на гитаре и гармошке, хорошо пел и  постоянно юморил. Я не
помню его в плохом настроении, и он очень любил свою жену и детей, - Таню и Ваню (они ещё в школу не ходили), и ещё, - он был заядлым охотником.
          Слева от меня, в линии загона шёл Лёнька. Ему уже исполнилось четырнадцать лет, и у него было своё ружьё и даже мотоцикл Кавровец, на котором он нас с братом, не жадничая, катал и учил самостоятельно ездить (правда, не очень получалось, силёнок ещё было маловато). Он был сыном дяди Коли (то есть, ещё одного двоюродного брата моего отца), старшего сына деда Вани. На правах старшего сына, дядя Коля жил в соседнем с дедом Ваней доме (таком же большом, только поновее), и у них был огромный общий двор. Кроме Лёньки, у деда Коли были две старшие дочери. Одна уже была замужем, - тётя Вера, которая жила в Шимановске, и шестнадцатилетняя Людмила, которая училась в интернате и на всё лето приезжала домой помочь по хозяйству матери, - тёте Наташе, а во все остальные каникулы она жила у своей сестры в
Шимановске. Там же, со своей семьёй, жил и старшин сын дяди Коли, - Виталий и его жена Татьяна.
          Солнце катилось к закату, жара несколько спала, распадок стал полого подниматься к верху, а по его сторонам потянулись дубовые рощицы. Светло зелёный кустарник, переплетённый обильными, более тёмными, зрелыми травами, со множеством мелких цветков, стал более густой, но, значительно ниже, - по колено (не путать с общеизвестной фразой, - «Вам по колено будет!»). Периодически перекликаясь и оглядываясь по сторонам, чтобы не нарушить линию загона, я увидел явно выступившую передо мной тропу. Она была пробита до самой земли, сквозь плотную траву и кустарник.  Множество мелких и более крупных следов от копыт местных диких обитателей, очевидно, показывали, что тропою часто пользуются. Зачем, спрашивается, продираться, сквозь кустарник, - когда можно спокойно топать по уже протоптанной дикой лесной дорожке. 
          Видимо, из-за этого, явного облегчения в моём перемещении в окружающей среде (во загнул!), я и вырвался несколько вперёд. Я шёл, и был абсолютно уверен, что именно благодаря мне, стада всех этих коз и козлов будут прогнаны с их тропы, они кинуться от меня удирать и выскочат на номера. Охота, конечно же, будет для всех удачной. Все наварят с местными душистыми травами много мяса и будут меня благодарить, а отец, дед, брат, и вся прочая, многочисленная родня, - будут мной гордится!
         Распадок стал подниматься ещё выше, переходя в косогор, тропа стала шире, а метров через сто (это более или менее я мог сказать точно, стометровку в школе бегали часто), опять начиналась стена высокого плотного орешника. Далеко впереди, стали раздаваться ружейные выстрелы. Ну, вот и  началось, подумал я.  В этот момент я услышал громкий треск, исходящий из впереди расположенного орешника, и в следующее момент из него на тропу выскочил дикий кабан. Я бы даже сказал не кабан, а кабанище. Он был ростом не меньше меня! Огромный, чёрная, ощетинившаяся шерсть, с которой слетали куски грязи. Глаз не видно. Большая голова наклонена почти до земли, а два белых, угрожающе торчащих вверх клыка, ничего хорошего не предвещали. Не останавливаясь, эта туша, со скоростью паровоза, что-то громко ворча и хрюкая, понеслась по тропе в мою сторону, как будто меня вообще не замечая (скорее всего так и было). Я, выставил вперёд свою палку (полагаю, для него она выглядела не более чем спичка), и замер, как вкопанный (точнее, как меня учил дядя Вася), закрыв глаза (почти закрыв, маленькую щёлку всё таки оставил, - любопытство взяло верх). Дикий зверь, со всей мощи летел на меня, обильно разбрасывая куски земли из-под копыт в разные стороны.
          Особого страха у меня не было. Я почему-то был уверен, что кабан как-то меня всё равно обойдёт. Во-первых, потому, что я сделал всё так, как меня учили, а во-вторых (и я думаю это главное), - мал ещё был, и не понимал всю серьёзность моего незавидного положения.
          Кабан, как прыжками, стремительно приближался ко мне. Он всё ближе и ближе, и кажется уже выше меня. Ещё совсем немного и он уткнётся в мою палку, а там и я… Ничего и никого, кроме него я не вижу, а всё тело моё как литая статуя. Когда он буквально, был уже в нескольких метрах от меня, справа
раздался выстрел (стреляли, кажется, прямо возле уха). Я буквально почти оглох, а кабанище мощно и с треском рванул от меня влево. Ещё один выстрел, теперь уже со стороны Лёньки и треск разлетающихся в клочья кустов быстро удаляется  у меня уже за спиной.
          Фууууу! Можно выдохнуть. Трясу головой, чтобы  восстановить слух, ещё ясно не сознавая, что собственно произошло. В следующее мгновение, ко мне буквально подлетает дядя Вася, сгребает меня своими огромными ручищами и ощупывает как булку свежего хлеба. Каждое утро, баба Груня, жена деда Вани, пекла свежий белый хлеб большими буханками на всю родню, а когда приходил дядя Вася, чтобы забрать свою долю на свою семью, он всегда вот так, как меня тогда, ощупывал ещё горячий хлеб.
         Тут же подскочил и Леонид, и ехидно так смеётся, - говорит, мол не намочил ли?! Я даже сразу и не сообразил, что он имеет в виду! А когда дошло, - фиг тебе, говорю, сам не намочи! В общем, всё обошлось, а мяса и вправду набили прилично (завалили четырёх козлов и двух трёхгодовалых кабанов), часть даже передали домой в деревню. У одного мужика с соседнего участка зуб разболелся, он сыновей то оставил, а сам отправился до фельдшера, с ним и передали.
         Когда деду Ивану пересказали, как на охоте дело было (он в таборе оставался), то дяде Васе от него дрыном  досталося, да не один раз, а у Лёньки ружьё забрали. С меня же, было взято слово, что я никогда на это дело жаловаться не буду (я собственно и не собирался), да и трепать особо тоже (хотя в деревне скрыть ничего невозможно, мы же на охоте не одни были). Когда, наконец-то, про всё это (или почти про всё), прознала вся женская половина нашей родни, дяде Васе досталось, как говорится, - на всю катушку, по горячке, чуть ли не до развода! Да, любезная матушка, моя Валентина Ивановна, за него стала искренне и сильно заступаться. Ну, а уж коли сама мать, дитя своего родного, так себя повела, да ещё и без каких бы то ни было упрёков, - то на этом всё и утихло!
         Зато, потом, до самого последнего дня окончания нашего пребывания в Актае тем летом, каждый вечер, когда мы все вместе с местной ребятнёй собирались на заднем дворе, меня уговаривали, чтобы я вновь и вновь рассказывал бы об этом невероятном случае. Не скрою, не отказывал, и каждый раз, мой эмоциональный рассказ обрастал всё новыми и новыми, самыми невероятными  подробностями. Но, это уже совсем другая история!

Михаил Флот, - Октябрь, 2022 г.