Дела сердечные

               
В три часа ночи "скорая помощь" доставила Ксению Петровну до городской больницы. Дверь приёмного покоя долго не открывали. Прислонившись к стене, Ксения Петровна задыхалась - сердце колотилось с немыслимой частотой.
- Спят работнички. Самый ведь сон сейчас, - через силу улыбнувшись, произнесла она, не глядя на стоявшего рядом фельдшера "скорой". В голове же крутилась мысль об оставшейся дома Грэйси. Это был ещё маленький котёнок, кошечка, совсем недавно прибившаяся к дверям подъезда. Подобрав её, Ксения Петровна долго в интернете выискивала кличку и остановилась на "Грэйси", соотнося с именем американской актрисы Грэйс Келли. Совершенно белая, без единого пятнышка кошечка Грэйси несмотря на "дворянско-дворовое" происхождение и впрямь была грациозна: острые белорозовые ушки, длинный пушистый хвост и ярко-голубые глазки - чем не принцесса Монако!
"Надо позвонить Веронике, пусть заберёт на время, - подумала, успокаиваясь, Ксения Петровна о близкой подруге, - У неё и ключи от квартиры есть!"
Дежурный врач приёмного покоя с нескрываемым раздражением на лице - действительно помешали сладкому сну - сделал Ксении Петровне повторную электрокардиограмму сердца и приказал подниматься в кардиологическое отделение. В сопровождении медсестры Ксения Петровна поднялась в лифте на четвёртый этаж, где и была передана "с рук на руки" медсестре реанимационной палаты. Она легла на высокую больничную койку, спиной ощутив холод прорезиненной ткани матраса, едва прикрытого тонкой простынкой. Широкие двери реанимационной палаты, состоящей из трёх секций, были отворены и гуляющий по коридору сквозняк залетал в неё. Ксения Петровна обрадовалась, что сдала в гардероб только пуховик и сапоги, оставив вязаные шарф и шапку. Она успела достать их из своего узелка и "утеплиться", натянув на голову шапку и укрыв шарфом грудь до того, как медсестра принесла штатив с капельницей. Под капельницей необходимо было лежать шесть часов. Ксения Петровна попыталась было спросить, что за лекарство ей будут вводить, прокапывать, но дежурная медсестра реанимационной палаты тоже злилась за нарушенный сон и, закрепляя в вене иглу с катетером многослойным бинтом, "проигнорила" вопрос. Фиксируя повязку, она с треском рванула зубами бинт, разделив его на две части и накрепко стянула их концы. "Боже мой! Куда я попала?! - ужаснулась Ксения Петровна, - Она ведь, похоже, готова и меня так разорвать!"
Рядом с нею лежала беспрерывно кашляющая и чихающая старушка. Ксения Петровна долго терпела, потом попросила соседку надеть маску. На её слова старушка не отреагировала. "Ох, Ксюха, попала ты в переплёт! Из огня да в полымя... - горестно пронеслось в мыслях. - Ну да ладно. Теперь будь, что будет. К житью - так выживу!"
Попадать в реанимацию " с сердцем" Ксения Петровна никак не помышляла, а вот пульмонологическое отделение из дум не выбрасывала. Дело в том, что две недели провалялась она дома с высокой температурой и неуточнённым диагнозом. Вызванный врач диагностировал бронхит и Ксения Петровна, поверив "эскулапу", лечилась соответствующими препаратами. Улучшения не наступало. Она вновь вызвала врача на дом и попросила направить на компьютерную томографию. КТ показало остаточную пневмонию. Вот тебе и бронхит! Класть Ксению Петровну в отделение пульмонологии врачи сочли нецелесообразным и свою остаточную пневмонию она долечивала дома. И уже было пошла на поправку, когда случился этот непредвиденный сердечный срыв, по точному медицинскому определению - нарушение сердечного ритма с фибрилляцией предсердий. Хотя, почему непредвиденный?
Ксения Петровна лежала под многочасовой капельницей и думала о своём сердце: сколько же боли, горя и утрат перенесло оно за шесть десятков лет?! В неполные сорок она стала вдовой, оставшись с единственным сыном, дороже и роднее которого не было на земле. Но и любимый сын покинул её, уйдя из жизни сорокалетним мужчиной. Можно ли пережить это?!
Сердце, уставшее от потрясениий говорит само за себя...
По тому, что в палате становилось всё светлее и светлее, Ксения Петровна поняла: пришло утро. Зафиксированная на сгибе локтя повязка позволяла ей переворачиваться с боку на бок, присаживаться и даже вставать к поставленному рядом "стулу-туалету". Неожиданно в палате забегали, засуетились медсёстры. Через некоторое время из дальней третьей секции мимо Ксении Петровны провезли на каталке мужчину. "Срочно, срочно в Пермь!" - услышала она, приподнявшись с койки. Бедняга, лежавший на каталке, был безразличен ко всему. Меж его крупных ступней стоял узел с личными вещами. Вот этот стоявший между ног узелок нестарого ещё мужчины глубоко тронул Ксению Петровну, довёл до слёз. Она приказывала себе не расстраиваться, поберечь сердце, но ничего не могла с собой поделать.
- Что с вами? Чего вы ревёте? - грубовато спросила подошедшая медсестра и, повернув зажим на капельнице, собралась уносить штатив.
- Простите, ритм сердца восстановился? - посмела спросить Ксения Петровна.
- Он вообще может не восстановиться! - услышала резкий недовольный ответ.
- Ну спасибо на добром слове, - Ксения Петровна сглотнула ком обиды. "Зачем, зачем она здесь работает? Ведь не любит свою профессию, ненавидит больных... - отчаянно крутилось в голове Ксении Петровны. - И это происходит в реанимационном отделении, где людей должны возвращать к жизни! Может быть, эта медсестра ожесточилась среди болей и смертей? - старалась она найти ей оправдание. -  Счастье, что подобных наверняка немного..." Ксения Петровна вспомнила свою совсем не женскую профессию обмотчика электродвигателей и те переживания, когда долго не могла правильно собрать схему и мотор "молчал". Уж как она тряслась над ним! Искала межвитковое сопротивление, разглядывая каждую катушку, каждый проводок обмотки! Как говорится, разве что не облизывала - так хотелось, чтобы двигатель заработал! Так это ведь железо! А тут в больнице, в реанимации живые "моторы", живые люди! Пока живые...
После обеда врач-реаниматолог обрадовал Ксению Петровну сообщением, что ритм сердца восстановлен и её переводят в общую палату. В общую палату Ксению Петровну не перевели, а перевезли: усадили в кресло-качалку, поставив на колени большой узел с подушкой, одеялом и простынёй, сдёрнутых санитаркой с реаанимационной койки. Это очень удивило Ксению Петровну: в новую палату со старым бельём...
Все четыре койки в общей палате были пусты, и Ксения Петровна в душе порадовалась: пусть меньше будет больных людей!
Но как-бы вновь не заболеть, не простудиться здесь самой - лёгкие жалюзи на широких окнах палаты покачивались от зимнего ветерка! На правах первой вселившейся Ксения Петровна выбрала самую дальнюю от окна койку. Застелила голый матрас из плотной прорезиненной тёмно-зелёной ткани укороченной, "сбежавшейся" от бесчисленных стирок, прозрачной, как марля, простынкой из реанимационного отделения, бросив на него тощую серую комковатую подушку с половинкой когда-то целого одеяла.  "Богадельня... - грустно подумалось, - И это матушка-Россия, двадцать первый век!" В шапке и укутавшем шею шарфе, в тёплом спортивном костюме и шерстяных носках она легла на койку, едва натянув на себя обрывок клетчатого одеяла. Ощущая холодный липкий пот по всему телу, Ксения Петровна никак не могла согреться. Она лежала и убеждала себя: только не нервничать, ни о чём не думать - в конце концов это не главное! Главное,  помогли её сердцу, восстановили правильную работу её "мотора"!
И всё ж, ей думалось: только бы судьба пощадила её, ещё не совсем оправившуюся после пневмонии и не допустила, чтобы в эту же палату перевели ту кашляющую и чихающую старуху из реанимации...
Ночь она провела одна, а утром, после завтрака в палату  в больничном кресле-каталке, как королева на троне, въехала та самая  старушка. На коленях "королевы" лежал тот же узел с подушкой, ополовиненным одеялом и ветхой, до прозрачности, простынёй.
"Что и следовало ожидать! На что ты, дорогая надеялась? - грустно улыбнулась Ксения Петровна. - Действительно, ситуация на выживание. Ах, судьба моя, судьба - ненавистница!"
Старушка разбирала свой узел у кровати, стоявшей у самого окна.
 - Там же дует! - не удержалась Ксения Петровна. - А вы и так кашляете! Перейдите подальше от окна.
Старушка молча, с трудом проковыляла к койке в другом углу палаты. Ксении Петровне вдруг стало жаль эту бедную женщину; она прониклась к ней участием, поставив себя рядом с ней. А уже через минуту чуть не рассмеялась вслух: коротко стриженые волосы старухи, представившейся Анной Васильевной, слежались, и ото лба до макушки стояли дыбом. Седой хохолок на её голове вызвал у Ксении Петровны ассоциацию с бунтарской юношеской причёской. "Старушка с ирокезом" - тут же про себя окрестила она Анну Васильевну.
Радостные мысли Ксении Петровны о малочисленности больных к вечеру приняли противоположную окраску: все четыре койки палаты были укомплектованы. Третью койку заняла бабушка с далёкого закамского села. С ней случился инсульт и она упала у самой дверцы топившейся печки-буржуйки.
- Чой-но, думаю, со мною? - рассказывала Алевтина Александровна. - Лежу и лежу не могу подняться-то! Давай  тогды головой крутить, от печки отодвигаться, отползать, а ничего не получается.  Чую, жарко-то...и огонь близко... того и гляди, волосья вспыхнут..."
Алевтину Александровну спасла зашедшая соседка, вызвав "скорую помощь" из города.
- Молодцы-то робятки! Быстро приехали, подобрали меня, гнилушку-то да в ринимацию... - делилась старенькая соседка, дряблые, изморщиненные щёки которой горели огнём.
- У вас, наверное, высокое давление! - заметила Ксения Петровна. - Давайте я позову медсестру.
- Не-е, - протянула Алевтина Александровна, - Это у меня сроду так! В молодости, бывало, ревела от энтих красных щёк! Ребята-то смеялись, обзывались...
- Зато они вас так молодят! - искренне восхитилась Ксения Петровна. - И никакая вы не гнилушка! - а в мыслях уже возникло: "Бабушка - розовые щёчки"!
"Какая у нас, выходит, трагикомедийная палата: сразу две оригинальные старушки - "ирокез" и "розовые щёчки"! - улыбалась про себя Ксения Петровна. На четвёртой койке расположилась дама примерно одного возраста с Ксенией Петровной. Судя по всему, Людмила Юрьевна - так звали даму - знала о нищенском состоянии стационара и в палату прибыла со своим постельным бельём, тёплым шерстяным пледом и двумя пышными бархатными подушками. Анна Васильевна, "старушка с ирокезом" к такому заселению отнеслась равнодушно - ей было не до того и ни до чего - давило сердце. "Бабушка - розовые щёчки" с удивлением взирала на четвёртую соседку. Ксения Петровна не показывала заинтересованности, но, нет-нет, да поглядывала на восседающую в подушках  "подругу по несчастью".
- Жаль, в этом отделении нет одиночных палат! - с вызовом объяснила Людмила Юрьевна своё "богачество", заметив взгляды Алевтины Александровны и Ксении Петровны.
... Делающий каждое утро обход, лечащий доктор Иван Титович - в просторечии больных зовущийся просто "Титыч", судя по отчеству, наверняка происходил из рода уральских старообрядцев. Ксении Петровне хотелось поговорить с ним обстоятельнее, подробнее о своих сердечных проблемах, получить какие-то рекомендации, но Титыч неохотно отвечал на вопросы и даже с некоторым удивлением взирал поверх очков на любопытную больную, когда та "сыпала" медицинскими терминами. Он старался быстрее отойти от неё, направляясь к другой койке. Лёгкого, весёлого нрава Ксении Петровне становилось и смешно и грустно...
У койки Людмилы Юрьевны Титыч задерживался дольше других - куда девалось его равнодушие?!
- Ну что, наша королева, как самочувствие? Королеве не сподобилось так часто попадать в больницу! А коль попадаете, дорогая, значит, назначенные вам правила лечения, режима и диеты не соблюдаете! - незло укорял лечащий врач Людмилу Юрьевну и давал ей новые советы и рекомендации.
В добром расположении духа Титыч как-то дольше всех задержался возле Анны Васильевны.
- Вы что ж, уважаемая, потихоньку, тайком сахарок грызёте? - спросил он без тени улыбки. - У вас в крови он зашкаливает!
Анна Васильевна с трудом приподнялась, села на койке. Ответила с недоумением: - Да я вообще сахар не ем! Я уже и вкус его забыла!
- Нет, уважаемая, вы наверное прячете сахар в тумбочке! - уже улыбался лечащий врач. Серьёзным тоном, с обидой в голосе "старушка с ирокезом" выпалила: - Открывай тумбочку и ищи! Если такой Фома неверующий!
Засмеялся Титыч, засмеялись и Ксения Петровна с Людмилой Юрьевной, уверяя Анну Васильевну, что "доктор ведь шутит!" Глуховатая "бабушка - розовые щёчки" ничего не понимала, но тоже улыбалась.
Сестра-хозяйка принесла таблички с фамилиями и годом рождения больных, развесив их на спинках кроватей. Ксения Петровна с удивлением обнаружила, что "старушка с ирокезом" не такая уж и старушка! Они представительницы одного поколения; только Анна Васильевна родилась в начале пятидесятых, а Ксения Петровна в самом конце. Людмила Юрьевна оказалась истинной ровесницей Ксении Петровны - совпадали не только год рождения, но даже месяц и число! Алевтина Александровна в палате была самой старенькой - восьмидесяти пяти лет!
Ксения Петровна не удержалась и уже при выходе сестры-хозяйки из палаты, спросила о причинах такого плачевного состояния с разрезанными одеялами и ветхим постельным бельём. Довольно немолодая уже женщина остановилась в дверях и, чуть не плача, стала оправдываться:
- Не поверите! Я уж и из дома своё притаскивала! И это больничное как только не стараюсь уберечь! За столько лет, сколько тут работаю, уже и не помню, когда новое бельё получала! Не дают и всё! Ремонты всякие делают... Все деньги на эти ремонты. Посмотрите, стеклопакеты, окна чуть не панорамные!  Жалюзи понавесили... А зачем это надо в больнице? Сами, наверное, ощутили, как тянет холодом от таких широких окон! - чувствовалось, что сестра-хозяйка сердечно переживает за создавшуюся ситуацию и обращаясь, в основном, к задавшей вопрос Ксении Петровне, ищет у неё сочувствия и понимания. Ксения Петровна сочувствовала, но никак не могла понять, как можно допустить, чтобы в современной больнице за неимением половинили одеяла! Ну, не анекдот ли?!
- Какой уж тут анекдот? Глаза б мои на это всё не глядели. Вот дорабатываю эти дни и ухожу, хватит с меня... - тихо заключила сестра-хозяйка и закрыла за собою дверь.
...Три раза в день в больничном коридоре раздавался металлический грохот и скрежет - то в разбитой, видавшей виды тележке развозили завтраки, обеды и ужины. "Наша лягушонка в коробчонке едет!" - шутили больные. Кормили в стационаре относительно неплохо. Пища, понятное дело, не домашняя, но полезная и вполне съедобная, и все в палате, кроме Людмилы Юрьевны, были ею  довольны. Людмила Юрьевна ничего "больничного" не ела - каждый день родные приносили ей термоса с первым и вторым блюдами; чай она заваривала в маленьком красивом чайничке. "Наша барыня в подушках" - такое определение дала Людмиле Юрьевне уже не Ксения Петровна, любившая переименовывать, а Алевтина Александровна. Восьмидесятипятилетняя "бабушка - розовые щёчки" не теряла бодрости духа, чем восхищала Ксению Петровну. Она раньше всех вставала и будила остальных:
- Чой-но, деушки, вы спать сюды заехали? А ну-ка, давайте на зарядку! Ать-два, ать-два!
Сделав два неуклюжих маха руками, Алевтина Александровна, мелко-мелко семеня, держась за спинки коек, двигалась к умывальнику.
Людмила Юрьевна о сердечных проблемах, лечении, лекарствах, казалось, знала всё! Она рассказывала сопалатницам о  новинках медицины, называя импортные препараты, которым отдавала предпочтение и ужаснулась, узнав, что Ксения Петровна принимает "варфарин". "Да это же крысиный  яд! - испугала она бедную женщину. - В Европе уже давным давно отказались от этой отравы! Вот что надо пить!" - и поделилась несколькими капсулами германской "прадаксы". Ксения Петровна была несказанно благодарна Людмиле Юрьевне; она решила при очередном обходе Титыча просить его о замене отечественного "варфарина" на импортную "прадаксу".
 - Не знаю, не знаю, - засомневалась Людмила Юрьевна, - "Варфарин"-то наш бесплатный, а этот препарат очень дорогой и навряд ли вам его выпишут по "квоте". Я-то могу  себе позволить и в аптеке купить!
Анна Васильевна шла на поправку: выровнялся сахар в крови, перестала чихать и кашлять, боли в сердце беспокоили её теперь  редко. Свой "ирокез" она смочила водой и, причесавшись, явила палате модную стрижку нормальной семидесятилетней женщины -  куда девалась "старушка с ирокезом"?! Она поведала сопалатницам историю своей далеко не лёгкой жизни и Ксения Петровна прониклась к ней женской жалостью и даже зауважала.
... Пятнадцать лет ухаживала Анна Васильевна за парализованным мужем. Что удивительно, в её рассказе об этом тяжёлом периоде жизни было много юмора, шутки, самоиронии:
- Ревновал меня, зараза, прямо по-бешеному! Стоит где-нибудь чуток подзадержаться - всё, война! Сам же никакой! Лежит на боку и швыряет в меня то подушку, то с табуретки кружкой запустит, а однажды кинул "утку" из-под себя - стою, красавица, вся в ссаке и говне! Бревно бревном, а руки сильнющие! От злости прыгну на него, кричу: задавлю, заразу! А он и радёхонек! Так схватит да не отпускает! И бешенство его проходит. Просит меня: полежи, ну, полежи на мне подольше... О, господи, вспомнишь, и смех и грех...
... Днём в отделении стояла тишина. "Мёртвая!" - как-то проскользнуло у Ксении Петровны, но она тут же прогнала это неприятное сравнение. Вечерами же, когда основной медперсонал удалялся домой, больные выходили из своих палат. "Ожили!" - улыбалась Ксения Петровна, вслушиваясь в гомон голосов с явно старческими интонациями, с громкими, от глухоты, выкриками. В женскую голосовую гамму настойчиво вплетался мужской бас. "Гудок"! Ксению Петровну заинтересовал объёмный утробный голос и она, решив посмотреть на его обладателя, вышла из палаты.
Да-а, Ксения Петровна была тоже далеко не молода, но в коридоре кардиологического отделения она увидела людей весьма преклонного возраста. Пожилые женщины, худые и полные, с одинаково испорченными возрастом и болезнями фигурами, с иссиня-фиолетовыми от варикоза ногами медленно прогуливались по больничному коридору. Некоторые из них, с палочками в руках сидели на редких вдоль стены диванчиках и напомнили Ксении Петровне вечерние посиделки её деревенских баб на крылечках своих хат, а то и просто, на завалинках.
Держась за специальные поручни у противоположной стены, тяжело передвигался старик, подбородок и шея которого срослись в одно целое, представляя собой неприглядное, рыхлое белое ""жабо". "Старичок-боровичок" - по привычке хотелось назвать Ксении Петровне старика, но уж какой из него "боровичок"?! Был, был наверняка когда-то крепким, хорошим "грибом" этот состарившийся мужчина! "Могучий дуб становится трухлявым и та же участь человека ждёт... - сочинилось вдруг у Ксении Петровны. - И я не та уж стройная берёзка, была которой в тридцать восемь лет - подумалось о себе". Горькое воспоминание двадцатилетней давности сдавило ей горло. Тогда попала она в больницу в тяжёлом состоянии с температурой под сорок. Гинекологи подозревали гнойное воспаление яичника. Лечили медикоментозным путём и через две недели наступило улучшение. Но ведущий гинеколог настаивала на операции, пугая тридцативосьмилетнюю Ксению "затаившейся гнойной бомбой", готовую взорваться в любое время.
- Что вы жалеете свою жопу? - вопрошала она сомневающуюся больную, поднимаясь с нею в лифте в операционную, - Разрежем, посмотрим и зашьём!
Резали, смотрели и зашивали более пяти часов! В палату Ксению привезли "чёрную как головешка" - рассказывали потом её соседки. После этой операции жизнь Ксении приняла другой оборот. Прекратилась менструация и для её стимуляции молодую женщину "посадили" на гормоны. Нарушился обмен веществ, появились признаки сахарного диабета...  Ксения стала стремительно полнеть...
"А что было бы, не согласись я на ту операцию? - часто задавала себе вопрос Ксения Петровна, - Может, жизнь и здоровье были бы  намного лучше! Но не повернуть уже вспять утекающую реку!"
... "Гудком" с объёмным басом оказался мужчина лет шестидесяти с нездоровым румянцем на полных щеках. В отличие от древнего "старичка-боровичка" "Гудок" двигался мало и посиживал в окружении "милых дам", которым, в основном, было под восемьдесят. Думая о столь внушительных цифрах, Ксения Петровна поймала себя на мысли: если говорить "восемь десятков" - это совсем немного! А скажешь "восемьдесят лет" - совсем другое впечатление: много!
Взгляд тусклых глаз престарелые женщины старались осветить улыбкой, какой-нибудь шуткой или вспомнившимся забытым анекдотом "с бородой". Но, боже, всё это было таким вымученным! Действительно, старость - не радость...
Вслед за Ксенией Петровной в больничный коридор потянулись и остальные обитательницы её палаты. Людмила Юрьевна гордо, с высоко поднятой головой прошествовала к окну в дальний конец коридора и оттуда слышались громкие её приказы, распоряжения домочадцам по сотовому телефону. Анна Васильевна присоединилась к Ксении Петровне и они на пару "маршировали" по коридору. Алевтина Александровна с рулончиком туалетной бумаги в руках простучала палочкой до туалета и вскоре вернулась в палату - ей не нашлось места на диванчике, а стоять "бабушке - розовые щёчки" было невмоготу.
Подошло время вечернего измерения артериального давления. "Сердечники" потянулись к медицинскому посту, дисциплинированно выстроились в очередь к дежурной медсестре. После измерения давления каждый больной протягивал, как за подаянием, руку и в подставленную ладонь из специальных ячеек медсестра высыпала это "подаяние" - необходимые таблетки, назначенные доктором. После вечернего променада все расходились по палатам и в кардиологическом отделении городской больницы снова воцарялась тишина.
В это утро никто не услышал голоса Алевтины Александровны.
- Это пошто нас сегодня никто не будит, не зовёт на зарядку? - подражая закамскому говорку "бабушки - розовые щёчки", Ксения Петровна подошла к её койке. И, вскрикнув, в ужасе отпрянула. Алевтина Александровна лежала с открытыми глазами и открытым ртом. Лицо её посерело, на щеках не было никакого румянца.
- Что, неужто померла бабка? - спросила Анна Васильевна. Людмила Юрьевна выскочила в коридор, закричала, вызывая медсестру. Ксения Петровна, присевшая на свою койку и будто лишившаяся на время голоса, старалась не смотреть в сторону "бабушки-розовые щёчки", но взгляд её невольно обращался именно туда и в какое-то мгновение выловил торчащую из-под обрывка одеяла жёлтую ступню с большим крючковатым пальцем. В палату сбежались медсёстры, подошёл невозмутимый Титыч.
- Реанимировать нечего. Второй инсульт. - сделал доктор заключение и, выходя из палаты, добавил: - Всем бы так помереть!
Ксения Петровна вышла вслед за Титычем: она никак не могла принять соседствующую рядом смерть. Ксения Петровна понимала: Алевтина Александровна прожила длинную жизнь и природа наградила её "лёгким уходом", но перед глазами Ксении Петровны неотрывно стояла жёлтая ступня с вывернутым крючкообразным пальцем и не давала ни на чём сосредоточиться.
Прогремев железными "суставами", по коридору проехала специальная каталка-труповозка, остановившись у палаты Ксении Петровны. Минуты через три завёрнутое в чёрный полиэтилен тело весёлой старушки Алевтины Александровны увезли в морг. "Был человек - и нет человека! - философствовала Ксения Петровна. - В чём же тогда смысл жизни? В банальном "плодитесь и размножайтесь"?! Но зачем?! - вопрошала она саму себя и не находила ответа. Вернувшись в палату, Ксения Петровна  обнаружила там "вакуум": стояла такая звенящая тишина, словно в палате не было ни одной живой души. Пришла санитарка, содрала с койки бельё покойницы, заявив: - Ждите новую больную!
- Свято место не бывает пусто. - нарушила тишину Людмила Юрьевна.
- Ой, пусть бы такие места пустовали! - с болью в голосе отозвалась Ксения Петровна.
- Все там будем. - заключила Анна Васильевна. - Только не в одно время!
Постепенно напряжённость в палате спадала, женщины заговорили, каждая вспоминала какой-нибудь случай из своей жизни, избегая лишь тему смерти. Вновь пришла санитарка и удивила всех, бросив на опустевшую койку настоящий комплект постельного белья.
- Повезло же кому-то! - почти в один голос воскликнули Ксения Петровна и Людмила Юрьевна.
- Не дай бог никому такого везения, - мрачновато усмехнулась Анна Васильевна на их опрометчивость.
Уже вечером дежурная медсестра привела новую соседку, поставив на тумбочку Ксении Петровны баночку для сбора мочи. Саму Ксению Петровну медсестра попросила "подготовить пальчик" для забора крови. Стало понятно, что после десятидневного пребывания в стационаре, её готовят  к выписке. Место прокола медсестра промокнула малюсеньким, с ноготок, кусочком бинта, смахнув остаточные капли крови своим пальцем, что до глубины души задело, возмутило Ксению Петровну: - Вы что делаете?! - закричала она. - Разве это допустимо в медицинском учреждении? Я, конечно, понимаю - экономия... но не до такой же степени, чтобы кровь убирать пальцем!
- Да у меня стерильные руки! - не нашла другого ответа молоденькая растерявшаяся медсестра. Ксения Петровна призывала себя к спокойствию, боясь повторного сердечного срыва, но манипуляция с проколом пальца без необходимого дезинфицирующего средства и последующим смахиванием крови чужой рукой, долго не отпускала.
- Вот напишу, куда следует! Пусть вам всем будет позорно! - выкрикнула она вслед выходившей из палаты медсестре.
- Да не кипятитесь вы! И так девчонка перепугалась. - укорила Ксению Петровну Анна Васильевна. - Она ведь не виновата, что в нашей медицине так...
При обходе Титыч попросил Ксению Петровну зайти за выписным эпикризом. В кабинете лечащего врача она, всё ж, разговорила его и добилась ответа на некоторые свои "больные" вопросы. Более того,Титыч ввёл её в изумление, велев получить у старшей медсестры... "прадаксу"!
 - Будете принимать, как вы говорите, вместо "крысиного яда", - улыбнулся доктор.
Попрощаться со своими соседками по "делам сердечным" Ксения Петровна вошла в палату с сияющим лицом.
 - Ничего себе! - вытаращила и без того круглые глаза Людмила Юрьевна. - Это что же, вам дали бесплатно?
Она подошла к Ксении Петровне, бесцеремонно взяв из её рук упаковку с "продаксой"
- А-а-а, - протянула уже успокоенно, - у неё вот-вот срок годности закончится! То и выдали, чтобы добро не пропадало...
Говорят, чтобы больше не возвращаться в больницу, в ней ничего нельзя забывать и Ксения Петровна тщательно проверила собранный узелок, очистила тумбочку от оставшихся фруктов-продуктов. Пожелав всем здоровья, направилась из палаты.
- Постойте! - окликнула её Людмила Юрьевна, - Уж если вы получили лекарство, то верните мои капсулы!
Ксения Петровна раскрыла упаковку "продаксы", достала один из блистеров и вручила Людмиле Юрьевне: "Лечитесь!"
                02-03.2023.


Рецензии