Мой день

     Долго гнавший свой велосипед Брык прикатил - таки в легендарную, не отмеченную на фронтовых семиверстках Пауковку, по методу пана Копычинского входя в избу назначенного гауляйтером Вильгельмом Кубе бурмистра, незамысловатого мужичка с неопрятной бороденкой и выросшей уже дочкой Машей, конечно, которой, помнится, подгонялась карусельная сказочка в бытность той маленькой и вкусной для любого ценителя творчества Кэрролла и студии  " L - S Models", разумеется, тоже, с ноги и тут же расставляя приоритеты :
    - Астрелина твоя говно ! Песни говно, пляски говно. Слушай лучше хит, дарю.
    Брык горделиво топырился посреди нарядной горенки бурмистра, раскидывая загребущие руки, придурковато закатывая глаза и ритмично набарматывая очередной шедевр вербальности, что ужо, ужо, суки рваные, свихнет Бритней Спирсов и Бутмана до кучи :
    - Мы пили зубровку на вилле Боргезе,
    Нембутал запивая в честь Алекса Керви,
    Нет рифмы, будет тогда буква  " зе ",
    Как символ фашизма и глупости нервов,
    Как бомбы, ракеты на бошки хохлов,
    Как память о крысе поганой рунета.
    Сергей Евгенич ! Много слов,
    А смысла не было и нету.
    Бурмистр кипешевал маленько, указывая на явную недостаточность финансирования, совал какие - то облигации советских еще займов с вензелем Маленкова, визжал и падал в конце концов на осиновый из дубовых плашек пол горенки, трясясь в падучей. Брык тревожил его туловище патриота нескромными и двусмысленными намеками в лице Кевина Бейкона, находящего во всяком чурке бешеном не только потенциальную угрозу демократии, но и вполне объяснимую предрасположенность оставаться нечеловеком - видимкой, где, кажется, тот же Бейкон тоже поучаствовал маленько. Бурмистр от таких объяснений вконец запутывался и, восстав, спрашивал прямо :
    - Ты пой кой хер именно в эту дату прикатился - то ?
    Брык, зная способность коал пояснять для понимающих одним наименованием сказочки, дико хохотал, требуя от бурмистра баб голых и чарующих перезвонов семиструнной, унесенной с концами еще Чиверсом и давно. Бурмистр взгайкивал и предоставлял шоу. Мертвый Шкет вылетал нагим в студию старорежимных Ханги и Шустера, выводя за собой Витухновскую с Епифанцевым, а уж дальше - само.
    - Ширится движенье, хайль Масква и Киев,
    Том Арайя пензионный да Иван Турист
    Раз поперли в женску баню
    Посмотреть Малахову в глаза.
    - А тот с бабушкой своей моется, - поддерживал бурмистра Брык, угощаясь клюквенным морсом, - в цинковом тазу.
    - В гробу, - противоречил бурмистр, зная собственные тексты много лучше каких - то там приблудных Брыков, - уризал седастый и вонючий Познер свинорезом шею так и нерожденного младенца свободы слова в России, угодничеством и холуйством уризал, зато народ ржот.
     С улицы раздавался конский топот и ржанье, потому какая история без лошадя ? Смешно и говорить. Поэтому Брык и бурмистр пели, будто баварцы обнявшись за плечи и кружась в несколько гомосексуальном пасадобле :
     - Горит и кружится планета ...
     Вбегала мордастая дочь бурмистра, утирая с прически плевки Ильича в сторону мелкобуржуазной Финляндии ( см. предыдущую сказочку, курсив мой ),  и вышибала оглоблей и папку, и гостя, и Астрелину, просто тихо и покойно кочумавшую под лавкой с устатку, на улицу. По улице мчала легендарная Первая Конная. Брык, помня пророчества продавшего Бессарабию Стынчи, обещал скорую помощь рабочим Букарешти, бурмистр спорил и не соглашался, а Астрелина, задирая подол, показывала лихим конникам кружевные белые трусики фабрикации Парижа. Или Милана. Не суть, важно европейское качество. Против них останавливал коня Буденный и хвастался усами, например. Или еще чем, тоже не суть.
     - А в чем же тогда суть ? - вскричит какой потенциальный читатель этой очередной никчемушной сказочки. Да ни в чем. Просто и напросто, читатель, день такой.