***
Веко подергивается.Изо рта
вырывается тишина.Европейские города
настигают друг друга на станциях.
Запах мыла выдаёт обитателю джунглей
приближающего врага.
Там, где ступила твоя нога
возникают белые пятна на карте мира.
В горле першит.Путешесвенник просит пить.
Дети, которых надо бить,
оглашают воздух пронзительным криком.Веко
подергивается. Что до колонн, из- за них
всегда появляется кто-нибудь. Даже прикрыв глаза,
даже во сне вы видите человека.
И накапливается , как плевок в груди :
« дай мне чернил и бумаги, а сам уйди прочь! “ И веко подергивается.
Невнятные причитаниях за стеной( будто молются ) увеличивают тоску.
Чудовищность творящегося в мозгу
придаёт незнакомой комнате знакомые очертания.
Иногда в пустыне ты слышишь голос.Ты
вытаскиваешь фотоаппарат запечатлеть черты.
Но - темнеет. Присядь , перекинься шуткой
с говорящей по— южному нараспев,
обезьянкой, что спрыгнула с пальмы и, не успев
стать человеком, сделалась проституткой.
Лучше плыть пароходом, качающимся на волне,
участвуя вгеографии, в голубизне, а не
только в истории — этой коросте суши.
Лучше Гренландию пересекать, скрипя лыжами,
оставляя после себя айсберги и тюленьи туши.
Тридцать семь лет я смотрю в огонь.
Веко подергивается. Ладонь
покрывается потом.Полицейский , взяв документы,
выходит в другую комнату. Воздвигнутый впопыхах
Обелиск кончается нехотя в облаках
как удар по Эвклиду, как след кометы .
Ночь; дожив до седин,ужинаешьодин,
сам себе быдло,сам себе господин.
Вобла лежит поперёк крупно набранного Сообщения
об извержении вулкана черт знает где,
иными словами, в чужой среде,
упираясь хвостом в «Последние Запрещенья».
Я понимаю только жужжание мух
на восточных базарах! На. Тротуаре в двух шагах
От гостиницы, рыбой, попавшей в сети
путешесвенник ловит воздух раскрытым ртом:
сильная боль, на этом убив, на том
продолжается свете.
«где это?»— спрашивает, приглаживая вихор
племянник. И, пальцем блуждая по складкам гор,
«здесь» — говорит племянница.
Поскрипывают качели в старом саду.На столе букет фиалок.
Солнце слепит паркет.
Из гостиной доносятся пассажи виолончели.
Ночью над плоскогорьем висит луна.
От валуна отделяется тень слона.В серебре ручья нет никакой корысти.
В одинокой комнате простыню
комкает белое - смуглое просто ню—
живопись неизвестной кисти.
Было ли сказано слово? И если да,—
на каком языке? Был ли мальчик?
И сколько льда нужно бросить в стакан,
чтоб остановить Титаник мысли ?
Помнит ли целое роль частиц?
Теперь представим себе абсолютную пустоту.
Место без времени. Собственно воздух.
В ту, и в другую , и в третью сторону.Прсто Мекка
воздуха. Кислород ,водород. И в нем
мелко подергивается день за днём одинокое веко.
Это— записки натуралиста. Записки натуралиста.
Капающая слеза падает в вакууме без всякого ускорения.
Вечнозеленое неврастеник, слыша жду цеце будущего,
я дрожу
вцепившись ногтями в свои коренья.
Иосиф Бродский , 1977
Вечная память Левону..
Свидетельство о публикации №223040101597