Ускользание из общего тяготения

Поэтическая встреча с Валерией Исмиевой в
литературном клубе «Стихотворный бегемот»
 (г. Малаховка, Московской области).


Поэт, прозаик, культуролог, автор поэтических переводов с
английского и немецкого языков, искусствовед, кандидат
философских наук - была представлена Николаем Милешкиным,
организатором встречи, очень лаконично: «Сегодняшнего автора
особо представлять не надо, поскольку большинство присутствующих
хорошо знают этого человека, давайте поприветствуем Валерию Исмиеву!»
И попросил готовить свои вопросы, чтобы задать их в конце.

- Все мои стихотворения, которые я буду читать сейчас, написаны
недавно, сказала Валерия, – в последние 2-3 года. Первое
стихотворение без названия.

«…Улыбнись, ведь ты мне сестра, Урания,
Беглянки обе в потустороннее.
На двигателе внутреннего сгорания
Агон мой – сердечный огонь – агония
Повседневного,  шатание в невесомости,
Ускользанье из общего тяготения,
До безмирности от бездомности…»

На первый взгляд, мы видим состояние автора, его поиск, «шатание
в невесомости», который связан нескончаемыми нитями, идущим из
древних мифов до наших дней «общего тяготения», от чего авторесса
хочет стать беглянкой вместе с героиней мифов - в «потустороннее».
Но, в то же время, ощущается стремление к пульсу жизни, взмаху её
крыльев вверх, в высшее пространство:

«…Во тьме, мелькает иллюзией светотени
Очерк крыл с отблеском салок Феба,
Что, дразня, Икара поднимал всё выше,
К вспыхнувшим узорам вееров вселенных...
Разве жизнь – не малая плата: слышать
Их взмах в распластанных гемолимфой венах».

Поэзия Валерии непроста - не строго академическая и тем более не
школьная, на уровне «правильного транспортира», я уж не говорю о
«вышешкольной» линейке, которой так любят бить по рукам некоторые
критики, считающие себя учителями-филотехнологами со 100%-й
уверенностью.

О поэзии Валерии многие спорят, пытаясь мерить всяк на свой аршин.
И это хорошо, что она не оставляет равнодушными многих читателей.
Кто-то из них отмечает чувственность и тонкий «научный» эротизм в
преподнесении ритмичного дыхания строчек и смыслов, как скрытых,
так и вырывающихся в отдельных стихотворениях предельной
откровенностью, но сохраняющей свою сокровенность. А кому-то
видна чисто-ясная кристальность огранённого философского камня,
запущенного из небесной пращи. И каждая его грань выхватывает и
отражает те частицы нашего бытия в устремлении к Верху, о которых
говорит Валерия. А мы можем подсмотреть сквозь эти грани. Теперь
этот кристалл  уютно устроился на открытой ладони перед
внимательным вектором взгляда… И вектор становится веером,
сгоняющим неуловимое облако в обволакивающую оболочку…

- Здесь упоминается Урания, - поясняет Валерия, – это не только
муза астрономии, космическое понятие, но и название бабочки:
прозрачной, стеклянной, хрупкой и... живой…

И мне видится в глубине этого «застеколья» иной мир. И бабочка
вылетает из своего Кокона на свет Поднебесный... А может, это
и не бабочка вовсе, а тот огненный дракон, что взлетает в
одном рассказе Валерии:

 «Потом точно тысяча зеркал завращалась с бешеной скоростью,
и ослепительный столп пламени взметнул в небо громадного,
золотого, в красно-огненном ореоле дракона. Расправив
полыхающие крылья и балансируя длинным переливчатым хвостом,
прекрасное чудовище огненной розой парило над полем. Это
длилось с минуту, а может, всего пару секунд или полчаса…
А потом длинное гибкое тело,  сверкая и бряцая чешуёй, как
ракета на взлёте, вытянулось вверх, взметнуло
радуги брызг, прянуло в синеву и исчезло».

Именно в этом появлении дракона Валерии я увидел рождение
писательницы. Понятно, что она была ею и раньше – вызревала
ли в своём коконе, давала ли понять это другим, более
внимательным, чем я, что не замечал этой грани до поры до
времени… Я всегда видел её чёрным и стильным призраком на
творческих мероприятиях, где она читала свои стихи, но для
меня они были окутаны какой-то оболочкой, которая скрывала
суть, прорывавшуюся на не совсем непонятном языке, хотя все
слова вроде бы были понятны… Но я их почти не понимал, они
были как молитва или заговор матери над своим запелёнанным
в многочисленные оболочки дитя… Или она сама была дитя
вселенной, пробивая свою скорлупу… И вырвалась однажды
огненным смерчем, ракетой ввысь в этой своей сильнейшей
прозаической вещи – «Поездка на кладбище». В какой-то
степени этот текст сравним для меня с «Чакрой кентавра»
Ольги Ларионовой - по своему редчайшему почерку. Хотя
никаких заимствований стиля не могло быть - роман этот
малоизвестен.

А сейчас звучали её стихи. Хотя и прозу её я отнёс бы к
поэзии нового типа: проэзии. К тому же Валерия ещё и
искусствовед, сама владеет живописью, и представленное
следующим её стихотворение родилось после посещения одной
из выставок современного коллекционера живописи, который
по основной своей профессии кардиохирург, профессор:

« Алшибай рисует:
сначала ветви,
потом стволы;
спускается к корню,
кокону сердца:
хирургия клапана, рассказывает,
это бабочка.
и всю жизнь собирает картины.
тысячи клапанов,
неуловимые хирургические бабочки,
на малых и больших орбитах.
чтобы оно продолжало биться
за эти орбиты »

Я слышу вновь: кокон… бабочка… Это очень близко касается
одной моей режиссёрской работы под названием «Кокон».
Теперь у меня появились новые недостающие ассоциации.

Стихов было много, обо всех не расскажешь в короткой статье,
каждое стихотворение как новый цветок лотоса или астры, а
то и древнего мифологического папоротника или современной
голограммы невиданного космического соцветия траекторий.

И подытожить поэтическое выступление Валерии Исмиевой на
этой встрече мне хотелось бы вот этими её строчками:

«…я вам на дудочке сыграю пастораль:
для менуэтов надо б кринолины
и шёлк; а так, чтобы душой резвясь –
семь нот, одиннадцать отверстий, даль,
дыханье, пальцы – всё на именины
для сердца и на танца жизни вязь…»

«И … танца жизни вязь»… - на этой оптимистической ноте можно
было бы закончить обозрение смыслов поэзии Валерии, но она
ещё и переводчик.

- Я перевожу с английского и немецкого. И, пожалуй, наверное,
из моих любимых поэтов - Дилан Томас. Он вошёл в поэзию, когда
реконструкция европейского стиха произошла, и вот этот
атомизированный космос надо собирать заново. И он творит
свою космогонию, синтезирует новое начало. Когда я перевожу,
я стараюсь сохранить ритм, хотя у Дилана Томаса рифмы гуляют,
я этот рисунок тоже сохраняю, стараюсь удержать звукопись
ближе к оригиналу:

«…И слово было в начале, слово
То, что от прочной света основы
Отделило все письмена от бездны
И, облаком исходя, дыхание тверди
Словом вверх взвилось, наделяя сердце
Первыми свойствами – рождения и смерти…»
----
Как я уже сказал выше, Валерия пишет и прозу, имеющую
выраженный авторский почерк. В этот раз она представила
один из её рассказов – «Металлоискатель»:
https://www.youtube.com/watch?v=MTe9J3EYcs0&t=286s


«…Ну да, у вас на ладони моя кровь. Чья же ещё?
Конечно, красная.
Попробуйте на вкус. Солёная?
Значит, убедились? Ну да.
Не знаю почему. Но она проявляется только на чужих руках,
понимаете ли… да, всё время…»

Космос и бабочка, кровь и жизни вязь…

«…мы любим вслепую,
высасывая друг друга
до полной самоотдачи
и дрожью в небо уходим…»

Когда выступление закончилось, посыпались вопросы и мнения.

Организатор Николай Милешкин спросил:
- Когда ты начала писать, и что в тот момент повлияло?
- Ещё в школе у меня был стандартный опыт – я писала
иронические стихи, кто этим не занимался?  – улыбнулась
Валерия. – И, собственно, на этом всё закончилось. Потом
в студенческом возрасте я написала несколько стихотворений,
опять это дело забросила. Более десяти лет не писала. А всерьёз
этим – по-настоящему – начала заниматься лет пять назад.

Кто повлиял на моё творчество? Однозначно ответить трудно. Нет
у меня жадно любимых образцов. Мне нравятся разные авторы, в
том числе на других языках. Я люблю, например, Готфрида Бенна,
мне нравятся немецкие экспрессионисты, но это не удивительно,
к ним вообще сейчас тяга велика. Мне интересен очень Пауль
Целан – насколько он серьёзно и глубоко относится к
стихосложению.

Если говорить об отечественных поэтах, то диапазон очень большой.
Мне очень близки многие поэты Серебряного века. Нравился с самой
юности Николай Гумилёв. Как это ни покажется странным, ценю два
ранних балладных цикла стихов Николая Тихонова; правда, потом он
писал всё хуже и хуже...
Иосиф Бродский был важен своим серьёзным отношением к поэзии,
работой со стихотворными формами, аналитическим подходом. Люблю
Виктора Соснору, Виталия Кальпиди, неуловимую воздушность Аронзона.
Очень важен для меня Алексей Парщиков. Можно продолжать перечислять
долго… Кстати, Владимир Ковенацкий мне тоже близок…


Филолог и поэтесса Надежда Антонова:

- У вас стихотворения, я каждый раз замечаю свою реакцию, это
примерно так же, как открываешь некую шкатулку – и там очень
много камней-самоцветов. Именно самоцветы – мне не нравятся
общепризнанные драгоценные камни… И все ваши интонации
высвечиваются тем или иным цветом…

Аркадий Ровнер:
- Мне удивительно близки и приятны интонации этих стихов. У
меня ощущение, что поэзия должна так звучать – она должна
быть не более причёсанная и не менее причёсанная. Сегодня
слишком разные вещи называют стихами. Но здесь мы видим
какой-то триумф улыбки, жизни, теплоты, цветка, поцелуя… -
всего этого над механикой технологического мира. И встаёт
вопрос: пробует ли поэт представить биение крыльев бабочки,
души, разбросать улыбки, тепло, ум… Конечно, очень много
тянется из других поэтов или же это стремление отыскать
свою землю. И у меня нет чувства, что это сложившаяся
поэзия. Хотя нет небрежности, нет случайности. Поэтому
у меня возникло ощущение, что сверхзадача заключается
в поиске своего мира, своего языка. Это напряжённая,
радостная, трудная работа по поиску лица Валерии Исмиевой,
она не закончена, эта работа. Вот сейчас я узнаю, что автор
начала писать три года назад. И я хочу спросить: действительно
ли справедливо моё ощущение, что главное не найдено? Мне кажется,
что нужно ещё усилие, чтобы серебро стало золотом.  Хотя мне
серебро больше нравится.

На что Валерия ответила:
- Да, конечно, я в становлении, даже никаких сомнений. Мне очень
важно донести в стихе его смысл, который определяет форму.
Мировоззрение у меня сложилось, но когда поэт, любой, начинает
что-то делать, он оказывается на перекрёстке стольких измерений,
дорог… И честный поиск формы – это то, что, наверное, мне самой
себе хотелось бы пожелать. Интонация моя, наверное, останется.
Базовые, для меня, ценности, категории бытия, – они останутся
неизменными. Но я ищу ракурс, мне неинтересно писать в одной
и той же манере. В этом смысле я не успокаиваюсь. Пока же мне
интересно развиваться и искать.   

- Мне кажутся очень опасными слова: мировоззрение у меня
сложилось, - возразил Аркадий Ровнер, - ведь поиски формы –
это всегда поиски мировоззрения.

Однако я, как автор этой статьи, не согласился бы с этим
замечанием - мне кажется, что нет абсолютно никакой опасности
в поиске поэтических форм, если форма мировоззрения давно
найдена. Например,  философски-чувственная форма мировоззрения,
основанная на базе определённых ценностей, - она  будет сохраняться
именно такою. И без разницы, мы ли нашли своё мировоззрение или
оно нас. И поиск форм преподнесения ракурсов в рамках своего
мировоззрения может продолжаться бесконечно, всё более
отшлифовывая грани кристалла, получившегося из заготовки
«философского камня», несущего новые интеллектуально-чувственные
формы.  Именно это – чувственность её философии – важно в
творчестве Валерии.

И в своём коротком комментарии на этой встрече я добавил:
- По некоторым стихам Валерии я мог бы, как оператор, идти вслед
за Сталкером, а Сталкер этот - Валерия. Особенно это касается
стихотворения «Закладка»: автор показывают загадочные лабиринты,
причем ракурсы настолько необычны, что некоторые вещи я не мог
поначалу определить, понять. Я могу назвать это и стихами, и
прозой, но больше я вижу в этих текстах драматургию.

---

(на фото - Валерия Исмиева, я - автор работы)


Валерия Исмиева на Прозе:  http://proza.ru/avtor/longway100
на Стихире: https://stihi.ru/avtor/ismieva