Охотник

Отец Киры как-то по случаю купил в деревне дом. Рус-
ская деревня вымирала, в ней оставались лишь старики да пу-
стые крепкие ещё избы, покинутые хозяевами. Дом он купил
задёшево и радовался, радовался больше не дому, дом он что,
он и есть дом, а тому, что вокруг шумели грибные да ягодные
леса, пока ещё богатые дичью. Не всю дичь побили, малость
осталась и на его век.
Был Кирин отец заядлым охотником, грибником и в сбо-
ре ягод мало кому уступал. Мать Киры, человек серьёзный и
деловой, по горло занятая своей научной деятельностью, так и
не сумела выбраться в деревню для осмотра мужниного при-
обретения, но с той поры, случайно или нет, стала в соседней
«Пятёрочке» постоянно покупать активно рекламируемый
«Домик в деревне». Зато Кира радовалась вовсю. Конечно,
домик был маленький, тесный, слегка кривоватый, будто не
домик вовсе, а избушка на курьих ножках, но в домике была
печка, а за печкой уголок, в котором стояла оставшаяся от ста-
рых хозяев железная кровать. Тут Кира и обосновалась. Печку
попробовали затопить, она безбожно задымила, но так и оста-
лась холодной. Отец махнул рукой.
— Ничего, не замёрзнем, не зима ведь…
В деревню, в свой домик, они приезжали обычно в авгу-
сте к началу охоты. Отец приезжал и по весне, но Киру с собой
не брал: школа, экзамены. А август был и её месяцем.
По приезде Кира сразу же включалась в привычный рас-
порядок дня. Самой главной и счастливой была для неё воз-
можность спать до полудня. Дома, в городе, мать поднимала
Киру чуть свет, приучала к трудовой жизни, а здесь предостав-
ленная самой себе, она полностью отдавалась долгому утрен-
нему сну, ощущая его сладкую благодатную мягкость.
Отец вставал рано, сквозь сон она слышала иной раз его
осторожные шаги, хлопок дверцы холодильника, когда он на-
ливал в кружку молока, и щелчок замка закрываемой двери.
Когда Кира вставала, солнце уже было высоко, и тени от ста-
рых яблонь в огороде свёртывались и узкими кружками ло-
жились вокруг их корявых искривлённых стволов. Огородом
отец не интересовался. К августу он зарастал бурьяном, среди
которого, развернув свои, похожие на лопаты темно-зелёные
листья, царственно высился лопух.
Постояв в узенькой тени от дома, Кира, позёвывая, шла
обратно, ставила чайник и начинала ждать отца. Он всегда
что-нибудь приносил из леса. Земляника уже отошла, но было
много малины по старым вырубкам, и другой раз среди её алых
ягод попадались сладкие перезревшие ягоды черники. Ягоды
высыпали в тарелки и ели с молоком. Иногда отец приносил
утку, довольный показывал её Кире. А Кира отводила взгляд
от маленького жалкого её тельца, от головы, болтающейся на
тонкой шее, и жалостливо, обиженно раскрытого клюва. Отец
ставил чайник на плиту, утку клал в старый алюминиевый таз
и обдавал её кипятком. Потом, примостившись где-нибудь в
тенёчке, щипал её. Сваренная утка нравилась Кире.
Так проходили дни: спокойно и привычно. Но вот однаж-
ды Киру разбудил громкий разговор. Она прислушалась.
— Как же ты это решился идти пешком? И не позвонил
даже. Я бы тебя встретил. Машина всё равно без дела стоит.
Говорил отец, и по его радостному голосу Кира поняла,
что он рад неожиданному гостю.
— Ну а чего звонить-то… Дорогу я ещё с весны запом-
нил. Зато красота-то какая… В одном месте заяц дорогу пере-
бежал, юркнул и нет его…
Ответил отцу приезжий. И голос у него был тоже ра-
достный.
— Надолго?
— Если не прогоните, побольше побуду.
— Вот и хорошо… поохотимся значит.
«Кто же это приехал? — подумала Кира, — голос моло-
дой и незнакомый. Всех вроде она знала, кто раньше приез-
жал, а этого нет… Кто же это?»
Привстав, она осторожно отодвинула край занавески.
Приезжий стоял к ней спиной, и она из-за его плеча увидела
уголок рыжеватой бороды: «Бородач. А голос вроде бы мо-
лодой».
Она накинула сарафан и вышла. Гость обернулся. Она
увидела его лицо, заросшее, обветренное, лицо бывало охот-
ника, и — глаза спокойные, ясные, с каким-то безразличием
скользнувшие по её лицу и тут же отведённые в сторону.
— Моя дочь Кира, — сказал отец, и в этих его словах
чётко прозвучала нотка гордости, которую он не мог скрыть.
— А-а, — сказал гость и тут же заговорил о предстоящей
охоте.
Об охоте теперь говорили с утра до позднего вечера: ру-
жья одноствольные, двуствольные, нарезные, кому какое по
душе, патроны разных загадочных калибров. Говорили ещё и
о многом, что было Кире не интересно и что она обычно про-
пускала мимо ушей.
Вечером, собираясь на охоту, отец непременно спраши-
вал гостя, называя его по имени отчеству.
— Ну как ты думаешь, Дмитрий Иваныч, будет у нас с
тобой охота?
А тот, тоже называя отца по имени отчеству, неизменно
отвечал:
— Это уж, как госпожа удача. Всё в её руках.
Но иногда разговоры становились интересными и для
Киры. Тогда она вылезала из своего укрытия, садилась на от-
цовскую раскладушку и слушала. Чаще всего говорили о тете-
ревиной охоте, говорили с каким-то особым горением в глазах
и лицах, и, слушая их, Кира невольно и сама заражалась этой
охотничьей страстью.
— Понимаешь, — рассказывал отец, — нашли как-то
токовище, тут уж нам сразу понятно стало, по всем призна-
кам косачи здесь и дрались. Построили шалаш, оплели его,
как и положено еловым лапником, шалаш что надо, только
крышу на этот раз решили не делать, сам знаешь, так стре-
лять удобнее. Сидим, ждём, холод собачий, замёрзли, конец
марта, откуда тепло-то. А тут «чуфырканье» началось. И что
ты думаешь? Тетёрка на наш шалаш и села. Не разобралась,
видно. Сама испугалась бедняжка и нас напугала. Крыши-то
у нас не было…
— Да-а. Такое бывает. А вот ко мне однажды лиса на ток
пожаловала, — в свою очередь начал рассказывать Дмитрий
Иванович, — в тот раз я долго в шалаше сидел, всё ждал, тоже
промёрз до костей, ну а как просветлело, выглянул, а по ту сто-
рону поляны, на выходе из лесочка, хвост белеет, лиса, значит,
пришла, добычу ждёт рыжая. Тут и «чуфырканье» началось,
забурлил ток. Совсем уж светло стало, смотрю, а ток смещать-
ся стал, до ближнего тетерева метров 80, не меньше. Хотелось,
ой как хотелось выстрелить, но сдержался. Бить надо навер-
няка, а так тетерев лишь на обед рыжей достанется и только.
Не стал стрелять, но, ой как хотелось.
Кира как-то спросила, а как это «чуфыркают». Отец вы-
тянул губы трубочкой и издал звук, похожий на шипение, но
тут же махнул рукой и рассмеялся.
— Да нет, не похоже…
Гость всё больше и больше начинал нравиться Кире. Был
он совсем не похож на всех ранее приезжавших сюда охотни-
ков, друзей отца. Да и сам Кирин отец казался против него не-
мощным и слабым: худой, узкоплечий интеллигент в очках с
белым, чисто выбритым лицом. Даже то, что гость мало гово-
рит, а больше молчит, тоже нравилось Кире. Было в этом что-
то необъяснимо притягательное для неё, но что Кира и сама не
могла понять.
Как-то к их возвращению из леса она сварила щи. Щи,
как щи, главное густые и наваристые. Отец заканителился с
ружьём, а Дмитрий Иванович сразу сел к столу. Кира налила
ему тарелку верхом. Он ел жадно, торопливо, как и полагает-
ся есть большому, уставшему с дороги, голодному человеку.
Кира ушла в свой угол, села на краешек кровати и, слегка
отодвинув занавеску, стала смотреть, как он ест. Большая
длинная капустина сорвалась с ложки и повисла у него на
бороде. Он не заметил и не убрал её. И ей почему-то радост-
но было увидеть это. Словно за столом сидел и ел большой
неразумный ребёнок. И её объяло какое-то удивительное чув-
ство нежности к этому сильному, но в чём-то ещё по-детски
неумелому человеку.
Ей так хотелось, чтоб он заметил её, а он, выходя из-за
стола, мог лишь буркнуть в её сторону нечто похожее на «спа-
сибо» и пройти мимо. Однажды она встала перед зеркалом и
оглядела себя всю: выгоревшие до бела волосы клоками тор-
чат на голове, длинные тонкие ноги подростка и сквозь сара-
фан, надетый на голое тело, проступают едва наметившиеся
бугорки грудей. И чего на такую смотреть?
Но однажды он неожиданно со вниманием посмотрел на
неё, посмотрел, увидел и словно бы удивился. В тот день она
ещё спала, когда они с отцом вернулись с охоты. Отец отдёр-
нул занавеску, заглянул к ней и рассмеялся.
— А ну вставай, соня, ставь чайник… мы сегодня с до-
бычей.
Она вышла из темноты на свет, сощурилась. В доме было
жарко, полуденное солнце успело нагреть его. Дмитрий Ива-
нович стоял, нагнувшись над раскрытым рюкзаком. Он повер-
нул голову, посмотрел в сторону Киры, и она вдруг впервые
поняла, что он видит её. Сказал с явным осуждением:
— Что ж ты самую красоту-то проспала?
Завязал рюкзак, помолчал, спросил:
— Ты хоть разок на восходе-то вставала?
Кира отрицательно покачала головой.
— А ты встань… увидишь чудо.
Больше он ничего не сказал. На следующий день Дми-
трий Иванович уехал. Отец хотел подвезти его до станции на
машине, но он отказался. Встал утром чуть свет, вскинул по-
лупустой рюкзачок на спину, ружье повесил на плечо и ушёл в
солнечную синеву распускающегося восхода.
Кира поначалу засомневалась: вставать ей или не вста-
вать на рассвете. Но каникулы подходили к концу, а там опять
ранние подъёмы и мать, которая вряд ли даст ей когда-нибудь
сладко поспать. И много было непрочитанных книг из обяза-
тельной школьной программы. Не до восхода, пусть он будет
хоть самым невероятным чудом на Земле.
На следующий год в свой охотничий домик они приеха-
ли, как всегда, к середине августа. Устроились, разобрали при-
везённые вещи, и жизнь двинулась по привычной колее. Отец
с головой ушёл в свою охоту, а Кира отдыхала от города, спала
до полудня, потом вставала, сонная бродила по дому, ставила
чайник и начинала ждать отца.
Ей всё хотелось спросить у него, скоро ли приедет к ним
тот знакомый его охотник Дмитрий Иванович, и почему-то
стеснялась спросить, что-то мешало ей, будто это ожидание его
приезда сюда было личной её тайной, и она никому не хотела её
открывать. Но всё-таки не выдержала, спросила. Они обедали.
Отец отложил ложку, встал, подошёл к окну. Он долго и тревож-
но молчал. Потом сказал глухим чужим голосом:
— Светлая ему память. Автомобильная катастрофа…
Вот так по-дурацки, дочка, погибают хорошие люди.
Она задохнулась, не хватило воздуха. Вскочила на ноги.
От резкого толчка выплеснулся из тарелки суп. В своём углу
она упала на кровать лицом в подушку, плечи её задёргались.
«Как же так, не может быть, он должен был приехать». Отец
подошёл, тронул её за плечо. Она поднялась, села. У неё было
заплаканное лицо.
На следующее утро она проснулась, когда за окнами
было ещё темно, встала, накинула на плечи кофту и вышла из
дома. Небо было ещё ночное, но утро уже готовилось прийти
на Землю. Начинало светать. Она прислонилась к холодящей
спину бревенчатой стене дома и стала ждать. Густая синева
ночи медленно таяла, незаметно для глаза уступая место дру-
гому цвету более мягкому и призрачному, насыщенному голу-
бизной. И небо вместе с тем начало шириться, становиться не-
охватным, необъёмным, огромным. Потом в прояснившуюся
голубизну небосвода кто-то подмешал нежную розовую лёг-
кость. Небо расцвело, и розовый цвет пополз по земле, изго-
няя остатки ночной темноты. И вот уже всё вокруг сделалось
розовым, праздничным, светящимся. И заросший бурьяном
огород, и чёрные покривившиеся стволы яблонь, даже старый
покосившийся забор. Всё менялось на глазах, менялось мед-
ленно, неторопливо, и в этой неторопливости была какая-то
особая, неведомая человеку торжественность. Кира замерла и
затаила дыхание. И всё вокруг замерло и затаило дыхание в
ожидании какого-то приближающегося праздника, о котором
все уже давно знали и всё равно в нетерпеливом ожидании за-
таили дыхание, потому что сколько бы раз не повторялся этот
праздник на Земле, столетия, тысячелетия, он всё равно таил в
себе счастливую неожиданность. Всё замерло, затихло, затаи-
ло дыхание. Сейчас, сейчас, сейчас оно будет, сейчас начнёт-
ся. И вдруг из-за горизонта брызнули первые солнечные лучи
и радостно побежали по небосводу. Медленно и неторопливо
поднималось солнце над землёй. Поначалу оно было вовсе не
ярким и не горячим, его можно было взять в руки и подержать
в ладонях. Но вот оно оторвалось от горизонта, налилось ог-
ненным жаром и стремительно понеслось в высоту. И теперь в
своих небесных владениях оно сделалось царственно велико-
лепным и не позволяло более смотреть на себя.
Кира закрыла лицо руками. Она долго ещё стояла так, не
отрывая рук от лица, словно боялась увидеть всё вокруг при-
вычным и знакомым, словно боялась узнать, что только что
развернувшееся перед её глазами чудесное представление за-
кончилось.