Мы золото мыли, очерк

   


     Анны Николаевны Варфаломеевой и ее мужа Михаила Ивановича уже нет на Свете. Но то, что она рассказывала о своём военном детстве,  вызывает интерес, поскольку дает штрихи о жизни в тех местах, которые были значительно удалены от районов боевых действий. Она родилась в октябре 1933 года в посёлке Газимурский Завод. Но здесь с семьей оставалась совсем не долго. Отца, военнослужащего, переводили от одного места службы к другому. Перед самой войной оказались в Слюдянке, но там остался отец, а жену и восемь их детей отправил в деревеньку Большие Коты. Николая Николаевича Черкасова, в звании капитана, на фронт не взяли, отправили с «боевым заданием» заниматься в Байкальских поселках призывной работой. Набрав очередную группу подростков шестнадцати-семнадцати лет, он готовил их к боевым действиям. Парнишки обучались выполнять приказы, ходить в строю, передвигаться «по-пластунски», изучали винтовку Мосина, стреляли по мишеням, рыли окопы, во время передышек разучивали военные песни и марши, и особенно с задором пели: «Артиллеристы, Сталин дал приказ!».
 
     Пока капитан Черкасов объезжал поселки,  набирая и обучая группу за группой, семья проживала в деревне Большие Коты, что почти в 20 километрах от посёлка Листвянка. Вокруг деревни, раскинувшейся в распадке гор и окруженной  несколькими золотоносными речками, – сплошная тайга с ягодами и грибами, полянами, сплошь покрытыми разнотравьем и цветами. Место, достойное кисти художника! Вся большая семья Черкасовых помещалась в небольшом доме, оставленном когда-то хозяевами, видимо, перебравшись «на большую землю». Добраться в деревню или выбраться оттуда можно было или зимой, когда по берегу озера  прокладывали дорогу, или летом – по воде. Ну а весной и осенью её жители оказывались в полной изоляции от внешнего мира.

     Анна Николаевна вспоминала: «Ехали мы до места сначала по Кругобайкальской железной дороге. Поезд шёл по узкоколейке, которая ныряла в многочисленные туннели, проложенные в скалах. В порту Байкал, на берегу, у истока Ангары, дожидались парохода. С берега был виден Шаман – камень. И нам кто-то из местных рассказал легенду, будто отец Байкал вдогонку непослушной «убегающей» дочери Ангаре кинул камень. Мы все, братья и сёстры, конечно, были поражены красотой тех мест, и когда добрались до  Больших Кот, в первые же дни облазили все горы, искупались в Байкале. Бегали на местную биологическую станцию, чтобы узнать, кто и как там работает, побывали и на прииске».

     Аня, старшая из сестёр, поступила в первый класс, когда уже шла война. Под руководством совсем молоденькой учительницы Анны Николаевны, которая сразу всем полюбилась, в одной классной комнате обучались одновременно несколько классов. Так же как и в мирной школьной жизни, учились читать, считать, решать первые математические задачи. Только вот писали в необычных тетрадях. Анна Николаевна выдала всем листки оберточной коричневатой бумаги, и в сшитых из нее тетрадях дети записывали упражнения или задачи. У кого-то были чернила в стеклянных пузырьках, а у кого - то в чернильницах «непроливашках», кто-то писал химическим карандашом. Были и чтение художественных книг вслух, и рассказы о природе. Тогда все с жадностью слушали любимую учительницу.

     Питание было не таким, как в мирное время. Всегда не хватало хлеба. «Когда появлялся хлеб, мы его сначала нюхали, потом отламывали маленькими кусочками и каждый кусочек, смакуя, долго жевали, а со стола собирали до мельчайшей крошки», – вспоминала Анна Николаевна. Она помнила, что выдавали муку, а её экономили, добавляя в стряпню измельченные травы, ягоды, готовили что-то, похожее на галушки. Как только появлялись молодые травы, собирали их, тут же жевали, высасывая целебный сок, сушили и их. Особенно почитались черемша, крапива, дикий чеснок. Чай заваривали из вереска, кипрея, листьев земляники, смородины. Ждали, когда можно в лесу заготовить ягоды: шиповник, бруснику; а по первым заморозкам собирали клюкву. Наступала грибная пора – отправлялись в лес, чтобы потом собранные грибы засушить или насолить в бочке. Удавалось купить у рыбаков свежего омуля на уху, а то и солённого с душком, а соседи иногда предлагали купить козьего молока. Черкасовских детей называли «голью военной». Младшие носили достаточно уже потрепанную одежду старших. Мама, Мария Фёдоровна, бесконечно чинила, штопала, на ручной швейной машинке шила и перешивала.

     Вскоре Аню с братом Володей на лето устроили в старательскую артель мыть золото.  Там, на речке Большая Сенная, работали и соседские ребята Вологдины. Вообще на промывке  золота с  перелопачиванием песка, с использованием деревянных желобов трудились и женщины, и старики, и  дети. Приёмщиком был молодой парень Кеша, видимо, увернувшийся от службы в армии. Когда сдавали намытый золотой песок, он своими толстыми губами как-то ловко сдувал мелкие частички на чистый лоток, и при взвешивании оказывалось меньше того, что дети принесли. Поэтому и плата им была нечестная. Дети, что постарше, пытались вступать в спор, но получали только подзатыльники. Этот мошенник Кеша умел изворачиваться, когда взрослые уличали его во лжи, говорил, мол, нечаянно так получилось.
     Был случай, не украсивший одного фронтовика, вернувшегося домой. Война подходила к концу, и в затерявшуюся в тайге деревеньку стали приходить посылки от родственников-фронтовиков из Европейских стран. Как-то одной из сельчанок доставили ящик, полностью заполненный кусками хозяйственного мыла. Оставив себе часть, она несколько кусков продала, а оставшиеся обменяла на рыбу. Только после на дне ящика обнаружила  записку. Муж писал, чтобы мыло до его приезда не трогала и не вздумала бы никому «сплавить ни единого куска»! Когда же вернулся фронтовик- победитель домой, оказалось, что в каждом куске внутри были спрятаны  мужские и женские ручные часы. И этот «победитель» отправился по домам требовать вернуть мыло. Только от возвращавшихся домой фронтовиков деревенские узнавали о Победе: в мае, как всегда, была «беспутица», все сообщения как всегда запаздывали.