Лиза

   — Дар не щекотливый пуссон, а не утроба Лизы, Бити, — сказала Мамушка, придвигая корзину с шерстью и берясь за карты.
 - Дар не щекотливая киска Бити, рабское время не бесплатно; но то, как Лиза однажды пошла с ней, было слишком осторожно.
   -Лиза никогда не была семенем, а только один раз почувствовала, нутер, и удар был только дальше минуты, и она ни с кем не говорила, не раздавала лепешки, но выглядела сливовой мизербул и поли. Надо быть могучим стариком, если она развратничает, а я знаю, что она есть, мех дядя. Я сказал, что это было так, что Лиза должна быть из-за своих собственных грехов, они не могут умереть, намного — Они хотят, и я знаю, что это за Лиза, и она хочет умереть, — загадочно добавила Мамушка, когда под ее манипуляциями вырос длинный мягкий валик. наклонилась над рамкой, но прежде чем снова заговорить, Мамушка высвободила рулон и положила свежую шерсть между картами.

 - А-а, законопослушный! -- этот мир ничем не лучше, чем был хит устера, но я не думаю, что лорд угадает, пусть он ударит этого ублюдка, -- он хочет заняться своими делами, и пусть У меня нет ничего в природе!

- «Расскажи нам о Лизе, мамочка!» пришли хором из одеяла.

— Ну-ну, а пока, — сказала Мамушка. -- Подождите двенадцать дней в постели, а что делать Лизе, она не годится для того, чтобы прожить несколько лет, - и мама снова вздохнула, а потом молча принялась за работу, погрузившись в глубочайшие мысли. созерцание.

Так что стегальщики рассказывали свои сказки, сначала веселые и светлые, но по мере того, как вечер клонился к вечеру, они становились призрачными и загадочными, пока последний ряд ракушек в раме не закатали, — тогда стеганое одеяло сняли, и сидр и имбирные пряники были поставлены на стол.

Свежие дрова были сложены на тлеющем заднем полене, стегальщики подтянулись к огню с нагруженными руками, и Мамушка, очнувшись от задумчивости, отложила карты и разгладила фартук, готовясь. Подготовка Мамушки всегда сопровождалась большой церемонией, поскольку ее искусство не было избито частыми повторениями, и вот что она рассказала лоскутным мастерам: Бити была единственным ребенком Рии Марса Дика, а Лизы Бити, седьмая дочь, родившаяся с фатой, к тому же появившаяся в то время, когда Бити уже давно перестала искать себе еще детей; поэтому, когда они привели ее к дяде Каспару, который был худу и был склонен к пророчеству, дядя Каспар взял ее на руки и долго и серьезно смотрел ей в лицо.

Теперь большинство младенцев, даже со дня их рождения, были бы в восторге от глаз дяди Каспара, потому что дети видят правду легче, чем взрослые люди; но, как молода была Лиза, она схватила его длинную белую бороду в кулаки и закукарекала. Затем дядя Каспар уложил ее и угрожающе покачал головой, услышав такое раннее неуважение. Некоторые осмелились утверждать, что он тут же проклял Лизу; но точно известно, что Бити похолодела, пока он говорил, потому что вместо того, чтобы благословить ребёнка, дядя Каспар беспокоился о том, как он поправил свою бороду.

«Dis chile, — сказал он, указывая своим длинным пальцем на молодую луну, сияющую над поляной, — я рожден для сильного, доброго, могущественного эбила, — но я сею эти деревья, и я боюсь». Уф её — я боюсь!

Бити была швеей Старой Мисс, а седьмая дочь пользовалась большим уважением в «Большом доме», но Бити беспокоила проклятие дяди Каспара, наложенное на ее ребенка, и по ночам она не спала, думая об этом, хотя «Лиза процветала и росла». сильна, несмотря на опасения Бити и проклятие дяди Каспара, и, вероятно, была немного прихотливой, какой когда-либо признавал Оле Марсе, и как Оле Мисс сказала Бити, когда она, всхлипывая, рассказала свой горестный рассказ.

-- Но у нее был очень скверный характер, старая мисс, -- простонала Бити, -- и я не могу с ней справиться, потому что у нее горячая вода, я родственница, двенадцать лет, пока я не иссякла. Nebber seed sech er muel uv er nigger, и, маленькая она, она видит вещи, которых я не видел, в свете и в темноте, и она кричит и разговаривает с ними, И ударь мою кровь, фарин Коул, ударь, старая мисс!

«Тише! это все вздор и вздор, Бити! сказала старая мисс; - Но не обращайте внимания на характер, все придет в норму, мало-помалу.

Но, согласно стандарту Бити, это не сработало; а когда Лизе исполнился годик, Бити не могла больше этого выносить, поэтому она посоветовалась со старым Маумером, торговавшим чарами и ядовитыми веществами, насчет снятия проклятия дяди Каспара, потому что у Лизы случился припадок, и она вспенилась перед рот. Все, даже старушка-мисс, говорили, что это «лизины зубы; но Бити знала лучше и, стоя на коленях, поклялась обменять на Маумера все ценное, что у нее было, если только Маумер поработает над проклятием.

Тогда Маумер заварила таинственный, жирный состав, чтобы натирать Лизе десны, и сделала ожерелье из маленьких веточек колючего ясеня, и, нанизав им зуб аллигатора, трижды обмотала его вокруг шеи ребенка.

У Лизы больше не было припадков, но, несмотря на обаяние, ее нрав не подавал признаков улучшения, и Маумер, хотя и сохранила все сокровища Бити, в отчаянии бросила это дело.
— Я не могу позвать дядю Каспара, — признала она, — потому что он слишком силен. Дядя Каспар — могущественный колдун, но я тоже, и я хмыкаю, и он хмыкает, и очаровательный старый Маумер хмыкает локхонами, ухмыляясь от одного прикосновения. Я не могу найти общий язык, но пока я вукс, чары дяди Каспара не могут убить ее; де касс. Так что Бити подавила свое горе и попыталась поверить Оле Мисс, и все свое свободное время она проводила за шитьем изысканной одежды для своей седьмой дочери из вещей, которые ей подарила Оле Мисс. Остальные шестеро могли быть оборванными, полуодетыми и грязными, насколько она могла судить, но ребенок под проклятием должен быть одет как «леди». День, когда Оле Мисс послала за Лизой в «Большой дом», стал событием в хижине Бити, потому что ни один из детей Бити не удостоился такой чести раньше, а Лиза уже была достаточно взрослой, чтобы играть с малышами Оле Мисс.

Круглое, чёрное лицо Лизы сияло всем блеском, какой только могли дать горячая вода и мягкое мыло; передник в синюю клетку был безукоризненно опрятен, а тугие «накидки» шерстяных волос, обрамлявшие маленькую круглую головку, на самом деле были перевязаны алой лентой там, где они соединялись.

- Мини, Лиза, что вы говорите "мэм" и "яс, сэр дем чилен", если они меньше вас, то это вы, маленький господин и госпожа, -- сказала Бити, взнуздывая важность.

Но гордость Бити была недолгой, так как «Лиза оказалась аферисткой среди детей, и менее чем через полчаса службы Бетти, вторая няня, увезла ее в кварталы. «Как милостиво, что я укротил гремучего змея и укротил Лизу Бити!»

С пикани-нинами было то же самое; смелее с ровесниками, всегда раздавался вопль, когда Лиза была рядом, и, наконец, старый Маумер надавил ей на уши и отослал из детской, так что, как ни мала она была, для Лизы ничего не оставалось. но идти в поле. Там она снова затеяла шалости, и угрозы и хлыст надзирателя были ей нипочем, потому что жабы и ящерицы выпрыгивали из ее мешка, когда приходили взвешивать хлопок, и она всегда держала кварталы начеку, чтобы не пропустить кого-нибудь из ее хлопка. более неприятные шалости. Говорили даже, что плетка надзирателя на ее спине не оставила рубца, но что она смеялась ему в лицо, пока он вспотел, потому что она была под чарами.

Шло время, и трудно было найти более миловидную негритянку, чем Лиза, и Бити, гордая, хотя и скорбящая, щедро расточала на нее все свое маленькое; но ее ребенок никому не был другом, за исключением разве что дяди Каспара и его сына. Им одним она рассказала о своих радостях и горестях, и Бити в ужасе посмотрела на утенка, над которым зависла.

«Удар был бы не таким страшным, — призналась она Маумеру, чье обаяние давно перестало даже «ссориться рогами» с дядей Каспаром, — если бы она не приняла правильное решение в отношении того, что было -- Дядя Каспар встал и сказал, что не хочет ругаться, и топор мой старичок за Лизу за его мальчика, тер зонд попал, -- сказала Бити со вздохом. -- Do sumpen, Maumer, fur de luber Gord, do sumpen, fur I des es lief dat 'Mairey wid de debil!

- Это были те слова, которые дали Бити, должно быть, и все такое, -- сказала Мамушка, подходя ближе к огню. «Она должна была откусить себе язык, прежде чем она выпустила это, мех, когда она сорвала кусс-эр-гвин, и бросила де-бид-тер-де-дебил, и «де-дебил-тук» попала, и «теперь попала в худу» джин-дебил, и 'debil 'gin hoodoo, ''Liza are debone!"

Это было примерно в то время года, по словам вдумчивых, что дьявол спустился на землю для своего ежегодного отдыха, и что касается любовных связей белых и черных и «чар страданий» в кварталах, ему было достаточно на один раз. плантация заставляла его неторопливо работать в течение шести месяцев; но он решил ускорить дело, ибо его ждали другие удовольствия.

Все это время дядя Каспар просил Лизу для своего мальчика; иногда угрожая, иногда умоляя; поэтому, когда явился дьявол и дядя Каспар не раз «вылезал из кожи», чтобы услужить ему, худу упомянул об этом деле, а также рассказал о проклятии, которое, по мнению Бити, он наложил на Лизу. Это заставило дьявола оглядеться, и когда он увидел, что «Лиза и дядя» Каспар требует от него комментария, он откашлялся и осторожно сказал: «Посмотрим».
Как раз в это время в темноте луны начался танец худу, и в свете факелов дьявол и дядя Каспар стояли, переодевшись, в дверях хижины и смотрели; и когда «Лиза» вела танец с искаженным от экстатической страсти лицом и раскачиваясь почти до земли, дядя Каспар снова требовал от дьявола комментария; но опять черт откашлялся и сказал: «Посмотрим».
В ту ночь дяде Каспару приснился сон, и в нем он увидел, что мир раскололся пополам, и его мальчик Амасия стоял с ним с одной стороны, а дьявол и Лиза с другой. Между ними была бездонная яма, и вот! во сне глаза дьявола были устремлены на него, и пламя впилось в глазницы дяди Каспара. Тут дядя Каспар напомнил ему о кладбищенском песке, который он носил в кармане, и, схватив его, швырнул его в глаза дьяволу, так что тот ослеп и корчился от боли.

Тогда дядя Каспар во сне устремил свой взор на Лизу и привлек ее взглядом; и, трижды обхватив голову руками, она наклонилась и, потянувшись через яму, выдернула три седых волоска из бороды дяди Каспара; затем, схватив обеими руками длинный конец бороды, она качнулась на другую сторону и положила руку ему на руку. Амасия посмотрел, затем трижды взвыл и ускакал прочь в образе желтой собаки.

Ну, сказала Мамушка, после сна дядя Каспар больше не говорил о свадьбе Лизы и Амасии, а сел, покрутил в ладони свою седую бороду и посмотрел на Лизу.

И Амасия настаивал на своем и убеждал Бити позволить ему жениться на Лизе; но Бити боялась обещать из-за проклятия дяди Каспара и боялась не обещать, и так похудела, думая об этом по ночам, что старая мисс дала ей тоник из уксуса и ржавые гвозди.
Темнота луны снова была близка, и это было время для теневой работы; Так дядя Каспар сел, выщипал себе бороду и, забыв о долге перед сыном, мечтал, что он женился на Лизе. Весь день ему снилось, как негры были в поле, бороновали, пахали и сеяли, ибо дядя Каспар был освобожден, и его время принадлежало ему; и дьявол, взбалтывая зеленую воду заводи, громко хохотал, что дядя Каспар передумал.

Но страсть росла и росла, и в одну темную ночь, когда ветер в болотных ивах стихал и рябь почти не ощущалась даже до середины реки, дядя Каспар отвел Лизу на берег и , поднимая туман, показал Лизе сквозь туман сокровища земли.

Из русла реки возвышался большой белый дом с массивными колоннами, кажущимися тенями, но правдивыми, и белыми занавесями, развевающимися в тумане.

Затем дядя Каспар обернул вокруг нее ткань из шелка и жемчуга; а на ее лодыжках и запястьях золотые ленты блестели даже сквозь темную ночь и туман; в ее ушах были огромные золотые кольца африканской принцессы, а вокруг ее шеи дядя Каспар намотал бусы, которые сияли, как звезды.

На мгновение колдовство остановилось, чтобы «Лиза выглядела хорошо; затем, не нарушая тишины, он стоял позади девушки, махая рукой, чтобы таинство исчезло, и большой белый дом скользнул в русло реки, перламутр и золото упали, бусы, сиявшие, как звезды, померкли, а на плечах у Лизы была только разорванная рыболовная сеть, да на запястьях обрывки речного камыша. Сквозь тьму донесся голос худу:

«Оле Каспар, богатый — старый Каспар, свободный — все это будет твоим, если ты будешь мэри Каспар».
Но Лиза вздрогнула под сырой рыболовной сетью и попросила дядю Каспара дать ей время. Долгими ночами она то смеялась, то плакала, и заламывала руки.

«Что мне делать? Который я gwine ter tek—de ole un er de young un? воскликнула она.

- Да, - сказала Мамушка, - в ней были де сперриты хорошие и злые, но она не могла назвать свое имя лордом, так что ей не нужно было "оговаривать" его.

Блеск прекрасного все еще был в памяти Лизы, но сквозь него проступало уродливое, морщинистое лицо дяди Каспара; но дядя Каспар был богат — дядя Каспар имел дома и золото. Затем из тьмы выскакивал образ юного Амасии, протягивая к ней свои большие, сильные руки, хотя между ними плыла пелена седой бороды.

Но к рассвету Лиза приняла решение, и Бити, бледная и пепельная, привязала себе ко лбу лист подорожника и запела из своей каюты песню смерти.

Весь день Оле Мисс ждала Бити, но Бити забыла о мире. Напрасно старый Маумер мазал ее мазями, чтобы разрушить чары безумия, из хижины до сих пор доносилось предсмертное пение, и Бити не желала утешаться.

Плантацию взволновало известие о предстоящей свадьбе Лизы с хулиганом, который годился ей в дедушки. Сплетники виляли им, а старики курили его в своих трубках. Даже хулиганы вовлекли его в свою игру и запели вновь придуманной тасовкой:

«Лоузи, мусси, что наделала Лиза,
Мэйред де ол мэн инстид у ю сон».
И дядя Каспар, опираясь на свою палку, поспешил Лизу на свадьбу, и для свадебной шалости выточил перламутровые раковины речной мидии и нанизал себе на бороду; и каждую ночь, чтобы сделать Лизу более уверенной в своем уме, он поднимал туман и показывал ей сокровища, которые должны были стать ее достоянием в день ее свадьбы.

Мало-помалу, под действием чар, наложенных дядей Каспаром, Бити перестала петь предсмертную песню и, поднявшись с постели, украла из шкафа Старухи Мисс рулон блестящего атласа, чтобы сшить из него чудесное платье для Лизы. и дядя Каспар снова просверливал ракушки, и Бити просидела всю ночь, обшивая ими подол свадебного платья Лизы.

В эти дни дядя Каспар тоже был занят, потому что Амасия лежал в болотных ивах в трансе, и никто не пришел ему на помощь. Он должен был находиться в трансе до окончания свадьбы, когда его разбудит танец худу; и вот дядя Каспар своими чарами рассекал все, что могло встать между ним и Лизой.

Новолуние, сказала Мамушка, вот-вот родится, а срок жизни дьявола на земле короток. Он снова сел у ленивой воды залива и помешал ее палкой, и из нее вышли мокасины, угри и жабы, выполняющие его приказы. Он низко свистнул, и с деревьев летучая мышь, сова, сойка и ворона ответили на зов своего хозяина; и там, в душе, дьявол завидовал дяде Каспару и желал Лизы.

В образе летучей мыши он слетел в дымоход дяди Каспара и, позаимствовав кожу дяди Каспара, пока тот спал, спрятал обнаженное тело в дупле дерева и вернулся в хижину худу, чтобы спать.

Когда наступило утро, он стал подле Лизы, когда она работала, и поспешил ее на свадьбу; а Лиза, глядя на морщинистое лицо и седую бороду, думала, что смотрит на дядю Каспара.

Итак, они назначили брачную ночь, и старик Бити, под чарами дьявола в шкуре дяди Каспара, украл четырех свиней и трех овец из Старого Марса и приготовил большое барбекю к свадебному ужину.

Но Лиза плакала, что время приближалось, потому что сердцем своим она любила Амасию. Тогда дьявол в коже дяди Каспара поднял более густой туман и показал ей большие сокровища, чем дядя Каспар, до тех пор, пока ее слезы не высохли, потому что «Лиза была отчасти жадной, отчасти худу, — сказала Мамушка.

Дьявол к этому времени пересидел свой предел, ожидая свадьбы. Но вот наступила ночь, и собрались издалека и из ближних, чтобы посмотреть на бракосочетание.

Бити встала, как во сне, и одела Лизу в длинное атласное платье, и слезы блестели на нем, как жемчуг, когда падали из ее глаз, потому что Бити была уверена, что что-то не так.

Снаружи голос священника звал Лизу, и Лиза прошла через дверной проем и встала с дьяволом в шкуре дяди Каспара, чтобы выйти замуж.

Собравшиеся затаили дыхание, а священник поднял руку и заговорил. Дьявол сделал вид, что готов ответить, но кожа дяди Каспара вскрикнула.

— Что случилось? — спросила Лиза, широко раскрыв глаза.

«Ничего, а маленькая птичка плачет в де-несе, моя дорогая», — прошептал дьявол.

Снова заговорил пастор, и снова дьявол сделал вид, что отвечает ему, но кожа дяди Каспара натянулась и потрескалась, и все люди это услышали.

— Что случилось? — вскричала Лиза, дрожа и в испуге схватив дьявола за руку.

-- Нуффин, но енот топает в тростниковом тормозе, -- прошептал дьявол.

 

«Кто текс в Омане?» — сказал священник, которому не терпелось продолжить, потому что он почувствовал запах барбекю и понял, что ужин готов и ждет.

- Да, - сказал дьявол, осмелев, когда кожа дяди Каспара плакала, трескалась и лопалась - и пробивались копыта и рога, и стоял дьявол, ухмыляясь "Лизе" через кожу дяди Каспара, пока огни были брошены вниз.

Потом, сказала Мамушка, все стемнело; никто не поднял руку. Крики Лизы становились все слабее и слабее, а потом все стихло.

В квартале шел мокрый снег и закидал людей, как камни, но «Лиза и черт ушли, и от брачного пира ничего не осталось, кроме жалкой кучки пепла».

В паузе зачирикал сверчок; бревно прогорело, а кувшин для сидра был пуст. Ленивые стегальщики, боясь шёпота, наконец зевнули, потому что нить оборвалась — история была закончена, и, собрав свои свитки и сложив карты в корзину, Мамушка сказала: «Спокойной ночи».