Былинные земли. Рубец дележа. Часть 8

(Продолжение)

ДВОР И СИСТЕМА

Стремясь к Лепелю, Эсса огибала Лукомльскую возвышенность и создавала уникальный уголок на повороте, что и предопределило возникновение Свядского Городка и Слободы Свядской. Двигаясь с Приднепровья, люди оставляли позади Борисов и попадали в срединную область понизовья, где раскинулась Береща.

Чтобы идти дальше – прямиком к березинскому истоку, требовалось ее преодолеть. Что такой курс существовал исстари, свидетельствуют многие факторы, и важнейший из них – свядские владения. Подспудно вертится мысль, что Свяда потому и «свяда», что вобрала в себя связующую роль двух взгорий. Но не только.

Там был древний волок. Кому он принадлежал в эпоху Полоцкой земли, пока не ясно. Возможно, никому, а относились к нему, как к общей данности - от Бога. В средние века ту сферу засвидетельствовал Василий Низовцов, который занимался изучением южных границ Полоцкого повета по велению московского князя и царя Иоанна Грозного. В 1563 году он отмечал, что примыкание к Березине – рубеж, «именно не писан», то есть не назывались владельцы. С Березины он сворачивал на север и рисовал, что «до Берещи оз. (озера, - авт.) мхом и болотом 15 вер. (верст, - авт.)»

Мхи и болота отталкивали широкое воздействие. На протяжении веков та область оставалась «нецивилизованной», малодоступной, иными словами, девственной. И недаром теперь часть Берещи - это Березинский биосферный заповедник.

Ни погостов, ни каких-либо заимок Низовцов не фиксировал, а называл только крайние точки между «мхами и болотами» – Домжерицы и Свяду. В каком виде они тогда существовали, неизвестно, но «с. (село, - авт.) Свяда» он безоговорочно относил к Виленскому повету и указывал его «направо за Берещицею речкою», которая вытекала из «Берещи оз. (озера, - авт.)» Почему так, его не спросишь, но на самом деле Свяда не за «Берещицею», а за Эссой (в то время «Ясой»), омывавшей Лукомльскую возвышенность, где устроились «боленские паны».

За время после низовцовского обследования картина, ясное дело, изменилась, и следующий документ отобразил наступательный порыв собственников-вельмож. В инвентаре Свядского поместья за 1720 год отмечено селение, которое появилось, по всей вероятности, в результате экспансии "боленских панов" - как результат поволочной померы. Это «деревня Ohonna» - Оконо. Она есть и сейчас – на подступах к пышнянскому плато, в дефиле между озером Береща и озером Оконо. Соединены они короткой, но глубокой, протокой. Помню, в детстве мы вылавливали в ней рыбу «крыгой» - сеточным устройством для троих человек. Неширокая водотечь была удобной для такого промысла, и наш улов превзошел все ожидания.

Вспоминается случай, описанный в документе великокняжеского времени, когда матушка Тереза – настоятельница лепельских богомолок, жаловалась в верховный суд на бесправные действия свядского шляхтича. Владения Теодора Жабы межевали с монашескими землями как раз на связующей протоке. Это было в конце XYIII века, накануне краха Речи Посполитой. Вельможа, указывала матушка, «нелегально внедрялся в границы озера Оконо».

Береща становилась объектом корыстолюбивого натиска, прагматического напора. Землевладелец не считался с нравственными устоями, с благочестивыми помыслами, хотя виленских богомолок нельзя отнести к родоначальному сообществу, титульной общине.

Послушницы Святомихальского бернардинского монастыря объявились благодаря покровительству канцлера и гетмана Великого княжества Литовского магната Сапеги. Обретя лепельскую собственность, он завещал ее духовной обители, где приняла постриг его дочь. В 1633 году завещание исполнилось.

Вся южная нива богомолок смыкалась со свядскими землями, а в Береще были две крайние номинации. По данным за 1641 год, они назывались слободками. Одна - это «Оконница», где проживали «Хрол Кременевич, Свирид Кулеша, Хома Кременевич, Моисей, Михал». А вторая – «Береща», и в ней обосновались «Майсей Золотуха, Микула Майтуш, Гришко Лопата, Никипор Мацюхович Коза, Арцем Майрус, Семен Мергель, Кондрат Бык».

Что с ними стало впоследствии, не скажешь. Судя по данным Лепельской парафии за 1775 год, два поселенческих объекта сохраняли первоначальную «прописку», но их статус был иным: назывались весями, и даже обозначались по-новому - Оконо и Веребки. В каждой было по 4 дыма. Значит, жители либо переселились - перебрались на более удобные места, либо названия трансформировались.

Поместная граница оставалась прежней. С протоки она спускалась вниз, и по речке Береща «сплавлялась» в Эссу, создавая южный предел Лепельского ареала.

Разобщенность – подчинение не только разным владельцам, но и разным поветам, довлела, и паны использовали шанс, чтобы утвердиться в западной части ареала, укрепить свои бастионы. Они владели в Береще не только деревней Оконо, а и частью Веребок – застенком на правостороннем берегу реки Береща, в стык с богомольческим уделом.

Более весомым был кусок, примыкавший к озеру Береща с южной стороны. Там со свядскими землями межевали домжерицкие, и два поместья делили между собой хребет водораздела - наиважнейший участок суши, где перетаскивались торговые суда еще в варяжские времена. Там был переход из одного водного бассейна в другой – бесценная твердь. За перевалом лежало озеро Плавно (на карте 1800 года Сплавье и Манецъ), повязанное истоком Сергуча (Сергути), который впадал в Березину.

Длина волока составляла менее 10 верст, и он притягивал соискателей выгоды. Туда прокладывали маршруты путные слуги в бытность князей. Береща, с ее связующим потенциалом, была частью речного извоза при Соколинских. Это доказывает обвод Стародавнего места Лепельского, составленный вскоре после выдворения иноземных претендентов – в 1580 году. Его оформил наследник былинного княжеского рода – подкоморий витебский Юрий Друцкий Соколинский. Ограничение имело не только общую межу со Свядским имением, но и упиралось в Берещу, где отмечался конечный пункт - «Берещицкий остров». А имя «вельможной Барбары из Сокольников» - супруги ковенского хорунжего, который владел Свядским поместьем на рубеже XVII и XVIII веков – как следствие послекняжья, перемен.

Конечно, волок занимал умы влиятельных особ, его преобразование. Но мешала разобщенность. И требовались большие деньги. А короли не тратились. Реализация началась в эпоху империй, после раздела Речи Посполитой, в послекоролевское время. Идею «моста» вынашивала российская императрица, а ее наследник начал работы. Уже в 1796 году был составлен план местности «между Березиной, Сергучем, Окалянкой (думается, что это протока Оконница, - авт.), Берештой и Ессой» (так в документах того времени). А 23 февраля 1797 года вышел указ «д.т.сов. Сиверса» о «соединении Днепра с Двиною». 28 февраля 1798 года был образован департамент водяных коммуникаций, и заключены контракты со шлюзовыми мастерами-иностранцами, выделены первые кредиты. Маршрут слияния пролег по волоку.

В 1816 году уже приобретались жилые помещения для обслуживающего персонала. У титулярного советника Колосовского были выкуплены дома на Лепельском полуострове. А еще раньше, в 1810 году, надворный советник Руссау «выкупал в казну» постройки «при Березинском канале».

Конечно, решение российской власти было разумным, но в большей степени отвечало политическим реалиям - способствовало «диалогу» двух империй. По большому счету, с экономической точки зрения, создание речной Системы было запоздалым. Маячили новые средства передвижения, и вскоре железные дороги взяли на себя груз перевозок. Уже в 1835 году рассматривалось «дело по письму австрийского подданного Антона Герстнера об изысканиях линии «чугунной» (железной) дороги между Петербургом и Москвой», а в мае 1836 года в министерство путей сообщения поступило «сочинение иностранных авторов о железных дорогах в Америке», заставившее задуматься о целесообразности сооружения.

Были затрачены огромные средства и проведены колоссальные работы. Соединить две части света, сблизить моря – дело непростое. Это повлекло развитие судоходства и инженерной мысли. Перенимая опыт, российские инженеры ездили по всему миру, участвовали в международных конференциях, набирались опыта. А Систему бороздили пароходы. В конце XIX столетия в Ковенском округе, куда входило Лепельское отделение, числились суда «Бобруйск», «Брест», «Валия», «Витебск», «Двинск», «Ковно», «Неман», «Пина», «Туров», «Щара». И даже «Лепель». Они бороздили речные просторы, способствуя провозу товаров и наращиванию капитала.

Но крестьяне ничего не выиграли. Их использовали как бесправную рабочую силу при сооружении водотоков, и после того они оставались закрепощенными, безудельными. Даже представительницам богомольческой среды не нашлось в Системе места. Земли монахинь использовали, но их сместили, и они больше не доминировали в крае. Коллективная, церковная форма хозяйствования была заменена помещичьей, магнатской. Деревню «приструнили». Система вспахала междуреченскую ниву, но ее пристегнули. Крестьяне отрабатывали на пана барщину и выплачивали чинш, а произведенный продукт уплывал по каналам в мегаполисы. Зарабатывал посредник, продавая товар за границу. Крестьян называли «деревенцами», используя их заботу о земле – выращивание хлеба. Взамен предлагались чаши, наполненные вином. Каждый землевладелец-магнат считал необходимым иметь собственный заводик - винокурню, а система обросла увеселительными заведениями: корчмами.

Чрез помещичьи дворы доходы стекались в верховные дворцы, где распределялись по сановному слою, шли на производство оружия и защиту капитала. Расширялись города, становясь образцом для подражания. Крестьянская жизнь превращалась в индустриальную, меняя структуру поселений. Так в области волока, на связующем участке двух морей, возник Городок.

(Продолжение следует).

На снимке из интернета: Березинский биосферный заповедник.


02.04/23